Боль огненными когтями рвала тело Нейла Морфи, гоня его прочь из стылой пустоты комнаты над баром в темную пустоту туманной ночи. Он спускался по лестнице, ведущей от его двери к выходу из двухэтажного кирпичного здания, и деревянные ступеньки глухим ворчанием отзывались на тяжелую поступь его ботинок.
Занесенная снегом улица казалась темной и безлюдной, даже кошек не было видно в сумеречных потемках. На последней ступеньке Нейл помедлил. Была пятница, и из бара доносился шум ночного веселья — здесь, за углом, он был еще слышнее, чем в его комнате; наверное, Торнби открыл вторые двери на улицу, чтобы впустить внутрь немного морозной свежести. Что ж, скоро помощник шерифа округа Гудинг своим появлением восстановит тишину и покой…
Нейл постоял еще, прислушиваясь к шуму. Хоть он и не хотел присоединяться к нему, но все же всерьез подумал о том, что пара добрых глотков виски, возможно, притупит его чувства, успокоит нервы и утихомирит боль. Он редко следовал таким мыслям, обычно помогала ходьба. Временами бывало так худо, что Нейл обходил все улочки городка — вверх по одной стороне и вниз по другой. Маленький Гудинг был достаточно велик, чтобы бродить по нему часа три, а то и четыре, ни разу не возвращаясь на пройденные места.
Но этим вечером Нейл решил позволить себе виски. Оно ослабит кинжальную боль и даст силы перенести ночной мороз. За угол по тротуару, а вот и заведение Торнби. Прихрамывая, Нейл вошел в бар, и тут же вокруг него все смолкло, тишина разошлась как круги по воде…
Нейл Морфи принадлежал к особой породе людей. Куда бы он ни входил, мужчины инстинктивно уступали ему дорогу. Они чувствовали, что этому человеку уже почти нечего терять в жизни, и он давно позабыл, что такое страх. Это делало Нейла в их глазах опасным и непредсказуемым, а потому лучше всего оставить его в покое, воздав должное аурой молчания и отстраненности.
Увидев вошедшего Нейла, Торнби привычно наполнил две рюмки старым добрым скотчем. Нейл бросил деньги на стойку и осушил обе рюмки — одну за другой, как микстуру. Потом повернулся и вышел — высокий худой человек с изуродованным лицом и абсолютно седой головой. Покров тайны плащом окутывал его. Когда он ушел, тишина в баре постепенно заполнилась голосами, и только смеха почти уже не было слышно…
— Проклятье!!
Эллис Гудинг никогда не ругалась, но теперь она чертыхнулась вот уже третий раз за эти бесконечные минуты. Машина не заводилась, было уже темно, холодно, и Эллис вовсе не улыбалась перспектива пройти в одиночестве несколько кварталов до своего дома. Глупейшие страхи! — сказала себе она, в очередной раз пытаясь оживить мотор. Стартер заворчал и глухо застонал, предупреждая, что она только сажает аккумулятор.
— Проклятье! — снова выругалась Эллис и уронила голову на руль. Придется идти пешком… И дело вовсе не в том, что она недостаточно тепло одета для холодной сырой ночи. Эллис прожила в Айдахо всю свою жизнь и давно привыкла к тому, что в декабре нельзя сделать и шагу из дома без соответствующей экипировки, поскольку любая непредвиденная ситуация в любую минуту может стать смертельно опасной, если живешь в местности со столь суровым климатом. Вот и сейчас на Эллис были ботинки, парка и теплые шерстяные слаксы — вполне достаточно для небольшой прогулки, тем более что ночь не слишком холодная. Она спокойно и без проблем доберется до дома…
Все так… если бы не одно обстоятельство: она просто не сможет сделать этого… И напрасно Эллис убеждала себя, что знает здесь всех и каждого, всех обитателей пятитысячного округа, напрасно твердила, что на улочках своего городка она в такой же безопасности, как в собственной постели. Ничего не помогало. Она боялась ходить одна по ночным улицам, и этот страх, выходя за все разумные пределы, граничил с настоящей фобией.
Ну что ж, продолжала рассуждать сама с собой Эллис, пытаясь казаться уверенной и энергичной, ты можешь вернуться в библиотеку и переночевать в своем кабинете. Или позвони шерифу и попроси, чтобы кто-нибудь из его людей отвез тебя домой. Фрэнк Робинсон и его подчиненные в таких случаях ведут себя безупречно, кому-кому, а им вовсе не покажется странным, что женщина боится идти одна ночью!
Но, к сожалению, Эллис страдала еще одной фобией — она не могла находиться в машине наедине с мужчиной, пусть даже с галантным и обходительным помощником шерифа округа Гудинг. Не хотелось ей и обращаться к друзьям, которых непременно позабавит то, что она не в состоянии немного прогуляться, — такие расстояния по местным меркам считались сущим пустяком.
Эллис встряхнулась и попробовала в последний раз завести мотор, прежде чем окончательно сдаться и взглянуть в лицо суровой неизбежности — хочешь не хочешь, но ей предстоит весьма неприятная ночь на полу кабинета. Необъяснимый страх так глубоко и прочно поселился в душе Эллис, что она давно оставила всякие попытки преодолеть его…
До сих пор она точно не знала, что произошло с ней на самом деле: просто однажды — она училась тогда на последнем курсе колледжа — Эллис очнулась на больничной койке. Потом ей рассказали, что она стала жертвой зверского преступления и была так жестоко изуродована, что несколько недель не выходила из комы. Она не помнила ничего о днях, непосредственно предшествовавших трагедии, и почти ничего о первых неделях после того, как пришла в сознание. Все, что у нее осталось, это безотчетный ужас перед ночными улицами и нахождением в машине наедине с мужчиной.
Однако вплоть до сегодняшнего дня эти страхи практически не причиняли ей беспокойства. Но вот теперь они подошли вплотную, окружили, стальной решеткой отрезали от мира.
Изрыгая проклятия, Эллис треснула кулаком по рулю и еще раз включила зажигание. На этот раз стартер издал горестный вопль смертельно раненной амазонки.
— Проклятье! — Эллис всхлипнула и откинулась на сиденье.
Ярость уступила место отчаянию, она чувствовала, что вот-вот разрыдается. Ведь теперь придется еще раз идти через темную парковку. Да, конечно, многолетняя практика дала свои результаты: теперь проход Эллис Гудинг по вечерней стоянке скорее напоминал бодрую поступь, чем безумное бегство. Но все-таки каждый раз этот маршрут превращался для нее в настоящую пытку, так что одного раза в день было более чем достаточно.
И вдруг — ожившим кошмаром из самого ужасного сна — темная фигура вышла из-за угла библиотеки. Эллис судорожно всхлипнула и до боли стиснула руль, так что побелели костяшки пальцев. О Господи! Фигура на мгновение остановилась и замерла, широко расставив ноги, фонарь за ее спиной высветил угольно-черный силуэт мужчины в ковбойской шляпе. Постояв, мужчина нетвердой походкой двинулся навстречу Эллис. Панический ужас ослепил ее, она судорожно рванула ручку двери. Бежать!
— Мисс Эллис? — Темная фигура замерла посреди парковки. — Мисс Эллис, это Нейл Морфи. Что-то стряслось с машиной?
Недавний ужас сменился мгновенным облегчением. Нейл Морфи. Она знала, кто это. Все знали Нейла Морфи. Старые кумушки в церкви вечно шептались и сплетничали о нем, вернее о его хромоте и изуродованном лице. Они уверяли, что он вылитый Князь тьмы. Но все хорошо знали и то, что Морфи на общественных началах сотрудничает с шерифом Робинсоном, а значит, не может быть плохим парнем. По крайней мере, слишком плохим… Ну а сейчас Эллис была совершенно уверена, что он нисколько не хуже любого стража закона в форме.
Опасность миновала, оставив Эллис разбитой и опустошенной, бессильной пошевелиться или вымолвить хоть слово. Все, на что она сейчас оказалась способной, — это сидеть в машине с полуоткрытой дверцей, трястись как овечий хвост и пытаться поверить в то, что каким-то чудом ей удалось избежать возвращения забытого кошмара.
— Мисс Эллис? — Нейл подошел чуть ближе.
Все в округе звали ее «мисс Эллис». Она уже не помнила, откуда это пошло. Возможно, с легкой руки ребятишек, бегавших к ней в библиотеку, но вот уже скоро десять лет, как библиотекаршу округа Гудинг зовут так все местные жители.
— М-мистер Морфи, — выдавила она наконец.
Она узнала его. И Нейл позволил себе приблизиться. Он подходил так медленно, совсем не страшно, спрятав руки глубоко в карманы своей черной кожаной куртки. Когда до машины осталось не более метра, он присел на корточки и заглянул в лицо Эллис. Неловкое, неуверенное движение выдавало боль, терзавшую его.
— Судя по звуку, вы посадили аккумулятор.
Эллис кивнула, пытаясь справиться с дыханием.
— Она не заводилась, а я все дергала и дергала как идиотка.
— Со мной тоже пару раз бывало такое. Выходите, я провожу вас домой.
Это простое предложение решало сразу все проблемы. Превозмогая дрожь и слабость в коленках, Эллис поднялась, взяла свой портфель и сумочку. С галантным «позвольте мне» Нейл взял портфель из ее рук и подождал, пока Эллис закроет машину.
Когда они миновали парковку и свернули за угол, свет фонаря безжалостно высветил изуродованную щеку Морфи. Казалось, что его лицо пострадало от ужасного ожога, рваный шрам тянулся от виска к подбородку. Эллис поспешно отвела глаза. Не хватало еще, чтобы человек заметил, что она разглядывает его! В конце концов, ее гораздо больше касается его хромота, а не шрамы— бедному мистеру Морфи будет нелегко провожать ее…
Похоже, воцарившееся молчание вовсе не тяготило Морфи, чего нельзя было сказать об Эллис. Она выросла в этом округе, с детства привыкла к дружелюбной болтовне с каждым встречным и не выносила молчания. Тем более что сейчас оно было бы совершенно недопустимым и неприличным по отношению к человеку, оказавшему ей такую неоценимую услугу!
И все же было в Нейле Морфи что-то устрашающее. Не страшное, нет, хотя Эллис легко могла представить его и таким. Но сейчас он был… именно устрашающим. Высокий, худой как хлыст, хромой, с обезображенным лицом… И, как всегда, в черном с головы до ног. Его мрачное пристрастие к черному цвету давно уже отметили все жители округа.
Вылитый Князь тьмы.
Однако Князь тьмы в данный момент провожает ее домой и делает это так уверенно, как будто ему не в новинку подобное джентльменство. А она может отблагодарить его только любезностью.
И Эллис заговорила:
— Я очень благодарна вам за помощь, мистер Морфи. Я понимаю, это покажется вам глупым, особенно в нашем маленьком городке, но я побаиваюсь пустынных ночных улиц.
…«Побаиваюсь пустынных ночных улиц» — пожалуй, слишком приблизительное определение ее панического ужаса.
— Не стоит благодарности, мисс Эллис, — ответил он каким-то странным дребезжащим шепотом. — Маленький город или большой, к сожалению, женщина сегодня не может чувствовать себя в безопасности в нашей стране.
— Это чересчур категоричное утверждение, — запротестовала Эллис, еще несколько минут назад думавшая то же самое.
— Это справедливое утверждение, — ответил Нейл. — Статистика свидетельствует, что каждые три из четырех женщин рано или поздно становятся жертвами сексуальных преступлений. Данные по другим видам преступлений столь же неутешительны. Нет, мэм, эта страна опасна для женщин!
Вот это да, озадаченно подумала Эллис, но вслух сказала:
— Я не знала об этом.
— Немногие знают.
На углу он помедлил, с автоматической предосторожностью оглядев перекресток, недовольным взглядом проводил машину, полную хохочущих типов. Потом галантно взял Эллис под локоть и помог перейти улицу.
— Статистика рисует весьма неутешительный портрет нашего общества, в особенности мужской его части. Вполне естественно, что большинству из нас не хочется ни знать, ни думать об этом.
Эллис украдкой посмотрела на Нейла и неожиданно поймала на себе его взгляд. Глаза их встретились, возникла странная, напряженная пауза. Наконец Эллис первая отвела взгляд… Странно, она почему-то чувствовала себя смущенной… даже слегка рассерженной.
— Простите, мисс Эллис, — прервал неловкое молчание Нейл, — конечно же, это была не самая удачная тема для обсуждения ночью с незнакомым мужчиной.
— Но вы ведь не совсем незнакомец, мистер Морфи! — снова запротестовала Эллис. — Я хотела сказать… ну, что я знаю достаточно о вас. Я знаю, что вы работаете у Фрэнка Робинсона. И я знаю, что наш шериф обладает безошибочным чутьем на людей.
…Таким же чутьем отличался ее отец, судья Гудинг. В данный момент можно проигнорировать ту простую истину, что никто на свете не застрахован от ошибок, и даже шериф Робинсон. Сейчас чудесно уже одно то, что она просто может идти по улице. Пусть она совсем не знает Нейла Морфи, но его присутствие стало сказочным щитом, разгоняющим ночную тьму, облегчающим удушливую тяжесть ночных кошмаров, позволяющим просто идти, болтать и дышать, как если бы она была обычным нормальным человеком безо всяких фобий.
Когда-то давно, задолго до того, как с ней случилось то страшное, чего она не помнит до сих пор, Эллис любила ночь, любила сумерки. Теплыми летними ночами она часто валялась в траве, глядя на сияющие звезды, мечтая о чужих мирах и представляя, что где-то там, за тысячи световых лет отсюда, другая девчонка, возможно, тоже смотрит в небо, в глубину бесконечной Вселенной, и тоже мечтает…
Воспоминания нахлынули на Эллис с такой силой, что она и не заметила, как поделилась ими с мужчиной, идущим рядом с нею, и тут же прикусила губу, подумав, что для него это прозвучало слащавой наивностью неотесанной деревенской девицы. Ведь Нейл Морфи всю свою жизнь прожил совсем не здесь и для него Гудинг, должно быть, просто невероятная дыра…
— Я тоже любил это занятие, — к ее удивлению, признался Нейл. — Но летом мне больше нравилось следить за вечерними облаками. Я даже не помню, когда стал слишком взрослым и слишком занятым для таких вещей. — Голос его был бесцветным.
— И я не помню… — задумчиво протянула Эллис, когда пауза слишком затянулась. Она поняла, что этот человек не привык делиться своими мыслями и чувствами с кем бы то ни было и вообще не склонен раскрывать душу. — Возможно, этим летом я попробую тряхнуть стариной. Только знаете, я лучше буду валяться на тележке на заднем дворике, чем на траве.
Нейл сверху вниз взглянул на нее.
— Почему? Трава гораздо лучше.
— Из-за всяких букашек, — сморщила нос Эллис. — Трава кишмя кишит всякой гадостью. Вот что делает с нами образование, мистер Морфи. Всем известно, что в траве живут злые насекомые, а в мясе ужасные паразиты. Поэтому я стараюсь есть его как можно реже.
И снова он удивил ее, хрипло рассмеявшись в ответ.
— Где же голос романтики и страсть к приключениям, мисс Эллис?
Она задумчиво наморщила лоб, потом ответила:
— Честно говоря, не думаю, что я от природы наделена такими свойствами. По крайней до сегодняшнего дня я их что-то не ощущала. — Она снова подняла глаза и отважилась на встречный вопрос: — А что заставило вас переехать в Гудинг? Большинству людей он кажется настоящим краем земли.
Они прошли почти полквартала, прежде Нейл ответил. Холодный ветер щипал щеки, и Эллис подняла воротник, недоуменная, чем мог так озадачить Морфи столь невинный вопрос. Но в конце концов он все же ответил:
— Гудинг действительно похож на край земли. Именно поэтому я здесь.
Это ровным счетом ничего не говорило Эллис.
У Эллис Гудинг имелись свои странности, например необъяснимые страхи и приступы внезапной слабости, но она никогда не была трусихой в собственном смысле слова. Жизнь преподала ей несколько жестоких уроков — так ребенок постигает опасность огня, обжегшись о плиту, — но трусость, робкая застенчивость были не в характере Эллис. Она мало чего боялась в жизни. Вот и сейчас она решила идти до конца и смело задала следующий вопрос:
— А вы знали шерифа Робинсона до того, как переехали сюда?
Нейл снова смерил ее странным взглядом.
— Ищете пищи для сплетен, мисс Эллис? — вкрадчиво спросил он. Слишком вкрадчиво. Бархатные нотки в его хриплом надтреснутом голосе заставили Эллис вздрогнуть, прозвучав как недвусмысленное предупреждение.
— Нет! — Таким резким голосом она обычно разговаривала с расшалившимися детьми в библиотеке. — Я не сплетница, мистер Морфи. Я просто пытаюсь завязать вежливый разговор с новым соседом. Поверьте, мне очень тяжело найти тему для беседы с незнакомцем!
Нейл все так же мягко поддерживал ее за локоть, но Эллис едва справилась с желанием вырваться. Конечно же, это выглядело бы просто ребячеством… То, что у этого мужчины нелегкий характер, вовсе не дает ей права вести себя как двухлетней дурочке. А кроме того, подумала Эллис, неуверенно оглядевшись, вдруг после этого он гордо удалится, а ведь они еще не подошли к ее дому…
Еще через полквартала хриплый голос привел ее в себя:
— Я знал Фрэнка до того, как переехал сюда.
…Белый голубь принес Ною оливковую ветвь как весть о долгожданной земной тверди. Так и эти слова, хоть и оставляли желать много большего, но все же несли с собой успокоение и мир. Эллис с радостью подхватила оливковую ветвь, брошенную Нейлом. Если живешь в местечке, столь редко населенном, как округ Гудинг, то поневоле приходится общаться с каждым жителем, поэтому старожилы привыкли мириться почти со всеми причудами и странностями ближнего.
— Я думаю, — признательно подхватила Эллис, — что в шерифе Робинсоне погиб блестящий дипломат. По крайней мере полдюжины наших горожан приехали сюда по его приглашению.
— Он любит это место, — согласился Нейл.
Не будь Эллис так целеустремленна и настойчива, она окончательно признала бы свое поражение после подобного замечания. Пытаться разговорить этого человека все равно что бросать камни в колодец и не слышать ответного всплеска. Это просто смешно! Но упрямая Эллис решила не сдаваться и предприняла еще одну попытку.
— Вы будете на свадьбе вашего коллеги Хейнена завтра вечером?
— А разве там кого-то не будет?
Эллис едва сдержала смех. Это была чистая правда. А ведь Джим Хейнен и Нэнси Уилсон пытались ограничиться самой скромной церемонией. Однако от священника Майера весть о готовящемся венчании в Старой пастырской церкви быстро перенеслась в кружок изучения Библии. И вот уже вскоре жених и невеста были приятно удивлены тем, что вместе с ними их скромный праздник отпразднует весь округ. Венчание, естественно, пройдет там же, где и предполагалось, но вот дальше вместо тихой вечеринки в доме шерифа за кружкой пунша и куском пирога в плане стояло пышное пиршество в спортзале высшей школы. Сразу несколько общественных организаций презентовали ящики шампанского по такому случаю.
— И что же, Хейнен не возражает? — спросила Эллис.
— Нет, — помедлив с минуту, ответил Нейл. Подумав, он решил все же немного развернуть свой ответ: — Я уверен, что и он и Нэнси весьма тронуты таким вниманием.
— Представитель шерифа Хейнен по праву заслуживает самого большого уважения нашего округа, — строго взглянула на него Эллис. — Я думаю, он прекрасно понимает это.
— Не уверен, что на свете есть хоть что-то, что люди прекрасно понимают.
Это замечание сказало Эллис очень многое о мистере Морфи. Интересно, подозревает ли он, что выдал себя этими словами? Скорее всего нет… Что-то подсказывало Эллис, что ее провожатый относится к людям, старающимся как можно глубже спрятать свои мысли и чувства.
И снова слабый ручеек беседы выдохся и иссяк. Неужели этот человек так же разговаривает и со своими друзьями? Если, впрочем, у него есть друзья…
Ну что ж, раз он так упорно предлагает ей ведущую роль в разговоре, не желая хотя бы из вежливости взять это на себя, в таком случае Эллис прекрасно справится с монологом!
— Просто не знаю, что мне делать с новогодней елкой! — пожаловалась она. Эта мысль целый день не давала ей покоя. — С тех пор как мой прадед Ролф выстроил наш дом на Первой улице, стало доброй традицией выставлять огромную елку в окне залы. Сол Грин обычно доставал для меня елку, но он внезапно заболел и слег, а я не успела договориться с кем-нибудь другим!
— И какой же высоты должна быть ваша елка?
— Обычно около четырех метров. Вы же знаете, ниши деды строили не так, как теперь. Теперешние потолки показались бы им просто карликовыми! — Эллис грустно вздохнула. — Что ж, похоже, в этом году и мне придется вставить карлика в окошке!
— Вы думаете, жители округа будут сильно разочарованы?
Озадаченная его насмешливым тоном, Эллис покосилась на своего спутника и поймала еле заметную улыбку на его лице. Великий Боже, оказывается, и этот невозможный человек может быть дружелюбным… Хотя бы самую малость.
— Наверное, — ответила Эллис, вспомнив, о чем он спросил. — Ведь это традиция. На Рождество люди стекаются со всех уголков округа, чтобы взглянуть на праздничное убранство Первой улицы и на ее елки. В сочельник церковный хор ходит вверх и вниз по улице, распевая рождественские гимны. Все двери распахнуты настежь, и всех проходящих угощают сидром и горячими пирожками. Я не знаю более прекрасного праздника в году!
Ну вот и дом, слава Создателю!
Эллис едва сдерживала шаг, так хотелось ей поскорее очутиться дома, в безопасности, за закрытыми дверями, и подальше, подальше от этого невыносимого человека! Они прошли всего около дюжины шагов, когда Эллис услышала, как Нейл глухо выругался. Она изумленно подняла голову и резко остановилась.
О Боже, да он же жестоко страдает! Лицо Нейла стало похожим на застывшую маску, губы стиснуты в полоску, узкую, как лезвие ножа. Как только Эллис остановилась, он тут же замер и устало прикрыл глаза. Она сгорала от желания узнать, что же случилось, но чувствовала, что у нее нет никакого права расспрашивать… И тогда, движимая безошибочным женским чутьем, она высвободила локоть и подхватила Нейла за руку.
— Послушайте, — мягко сказала она, — не могли бы вы пройти еще немножко? Я уверена, что у меня найдется немного бренди.
Он резко открыл глаза и уставился ей в лицо. Его взгляд прожигает насквозь, беспомощно подумала Эллис, но не отвела глаз… Князь тьмы…
— Пойдемте же, — повторила Эллис, у которой материнский инстинкт заглушил и голос разума, и даже естественное стремление бежать от опасности.
Ее рука смело обвилась вокруг пояса Нейла. Это вышло само собой, естественно и автоматически, как дыхание, срывающееся с губ. Эллис настойчиво подтолкнула Нейла вперед.
— Обопритесь на меня, может быть, вам так будет легче.
Какое-то время он оставался неподвижен, как изваяние, выточенное из древнего камня, но потом нетвердо шагнул вперед. Его рука обхватила плечи Эллис, и Нейл слегка, совсем чуть-чуть, оперся на нее.
Как сильно он хромает, гораздо заметнее, чем раньше, подумала Эллис, и губы её скривились от сострадания. Господи, неужели она могла быть так бесчувственна, что торопила больного человека, принуждала его идти быстрее! С самого начала он шел медленно, и, если бы у нее хватило ума задуматься над этим, она поняла бы, что все дело в его хромоте, а отнюдь не в любезном стремлении идти вровень с ней, слабой женщиной!
Теперь, когда Нейл слегка опирался на нее и они шли так близко, что касались друг друга бедрами, Эллис почувствовала слабый запах виски. Должно быть, он ужасно страдает, снова подумала она. Нейл Морфи не вчера появился в их округе, так что если бы он был пьяницей, то это давным-давно стало бы известно всем и каждому. Значит, алкоголь помогает ему снять боль…
— Вы сможете подняться по ступенькам? — спросила Эллис, помогая Нейлу добраться до кухонной двери. Целыми днями в большей части дома стоял адский холод, ибо уходя Эллис отключала отопление, но кухня всегда оставалась теплой благодаря колонке с горячей водой. Пожалуй, сейчас кухня была самым уютным местом во всем доме.
— Да, — проскрежетал Нейл, убирая руку с ее плеча. — Но, право…
— Ах, оставьте, пожалуйста! — нетерпеливо перебила его Эллис. — Все вы, мужчины, в душе остаетесь глупыми упрямыми мальчишками! Вы плохо себя чувствуете, Нейл Морфи, так почему бы вам не выпить стаканчик бренди и не обогреться немного у меня на кухне? А потом вы спокойно уйдете и сможете и дальше вести себя, как твердолобый болван!
Эту речь Нейл встретил гробовым молчанием, что, впрочем, было лучшим из всех возможных ответов, подумала Эллис, нащупывая в сумочке ключ и отпирая дверь. Тебе просто необходимо научиться держать язык на привязи, сердито выговорила она себе. Ты становишься похожа на тетушку Сару, еще одну старую деву в семействе Гудингов! О Боже, разве может быть что-то ужаснее!
Смущенная собственной фамильярностью, Эллис едва осмелилась поднять глаза на Нейла. Она проводила его к креслу за огромным дубовым столом и засуетилась: включила отопление, поставила кофейник и потянулась за пыльной бутылкой бренди, стоящей на самой верхней полке.
Неожиданно длинная сильная рука протянулась из-за ее плеча и вцепилась в бутылку…
Как только Эллис поняла, что попалась, что теперь она поймана в ловушку, зажата между сильным мужским телом и кухонным шкафчиком, для нее прекратился отсчет времени. Слепой панический ужас охватил ее и, движимая одним лишь животным инстинктом — бежать! — она вывернулась и отпрянула.
…Когда к ней вернулась способность видеть и соображать, Эллис поняла, что стоит в противоположном от Нейла углу кухни, а ее гость нахмурившись вопросительно смотрит нее, держа за горлышко бутылку бренди. Эллис покраснела, дыхание ее было хриплым и прерывистым, как будто кто-то выкачал весь воздух из маленькой кухни…
Несколько мгновений спустя Нейл неторопливо повернулся и достал с той же полки две рюмки. Пока Эллис растерянно смотрела на него, пытаясь справиться с дыханием, он спокойно ополоснул рюмки и разлил бренди. Потом сел за стол, пододвинул Эллис ее рюмку.
— Что ж, клаустрофобия — страшная штука, — сказал он, не поднимая глаз. — Простите, я нечаянно потеснил вас. — Он поднял свою рюмку и начал мелкими глотками потягивать бренди. — Превосходный бренди.
Клаустрофобия. Вот и все, что он подумал о ее выходке. Эллис почувствовала огромное облегчение. Раз он сам предложил объяснение, значит, слава Богу, ей не придется ничего придумывать. И опять облегчение оставило после себя слабость. Почти с минуту Эллис не могла пошевелиться, она просто стояла и собиралась с силами, впервые за много лет чувствуя себя смущенной и обескураженной.
Что же происходит? Сначала она обращалась с этим человеком как с упрямым мальчишкой в своей библиотеке, а теперь повела себя просто как сумасшедшая… А ведь он просто хотел помочь ей! О Боже, Боже!
— Вы были очень добры, пригласив меня зайти, — поблагодарил Нейл, все так же избегая смотреть на съежившуюся в своем углу Эллис. Он вытянул левую ногу и принялся постукивать по ней костяшками пальцев, как будто хотел выколотить боль. — Похоже, мне стало хуже от холода.
Сделав глубокий судорожный вдох, Эллис попыталась взять себя в руки.
— И часто у вас такие боли?
— Постоянно.
Постоянно? Она даже не думала, что это настолько ужасно. Мгновенно овладев собой, Эллис подошла к столу и села напротив Нейла… Он сказал это просто, нисколько не рисуясь, без тени готовности пускаться в дальнейшие объяснения. Он просто ответил на ее вопрос и не просил никакой жалости к себе. Да он и не потерпел бы ничьей жалости.
Эллис поняла и еще кое-что. Нейл вообще сказал ей об этом только потому, что чувствовал себя неловко, невольно узнав о ее «клаустрофобии». Он просто хотел отплатить ей ответной откровенностью. Эллис по-настоящему удивила подобная чуткость. Она и не подозревала, что мужчины способны на деликатность, ибо была весьма невысокого мнения о мужской части человечества… Теперь она просто обязана извиниться перед этим человеком.
— Простите меня, мне не следовало поучать вас, приглашая к себе в дом.
Нейл поднял голову, глаза их встретились. И тут Эллис впервые заметила, что глаза у него серо-зеленые, как небо перед жестокой бурей… Какой необычный, красивый цвет.
— Все в порядке, — ответил Нейл, и уголки его рта дрогнули в еле заметной кривой улыбке. — Я привык. Еще будучи мальчишкой, я и мечтать не смел выйти из библиотеки без хорошей нотации.
Неожиданно для самой себя Эллис снова улыбнулась ему в ответ.
— Неужели ваша библиотекарша была старой мегерой?
— Тогда мне казалось, что это так, и только много позже я понял, что в то время был сущим божьим наказанием.
— Я вообще удивляюсь, что вы знали дорогу в такое место!
Нейл покачал головой.
— Я всегда любил книги. И сейчас люблю. Никакие нотации и выговоры не убили этой любви и не отвадили меня от чтения.
И неожиданно, вспышкой внезапного озарения, Эллис увидела Нейла Морфи мальчишкой. К ней в библиотеку постоянно захаживало несколько «божьих наказаний» — все из бедных семей, они вели себя дерзко и вызывающе, но в то же время безумно жаждали внимания, доброго к себе отношения и понимания… Эллис снова подумала, что Нейл опять невольно выдал себя…
— Кофе готов, — объявила она. — Вы будете?
— Да, пожалуйста. Черный.
Он снова посмотрел на нее, но Эллис заставила себя отвернуться и полезла за чашками. В присутствии этого человека она чувствовала странное беспокойство… конечно, не такое беспокойство, которое охватывало ее в темноте, но тем не менее. Наверное, виной всему его взгляд. Цепкий. Жуткий. Жгучий. Как горящая сера. Эллис едва сдержала внезапный приступ смеха. Господи, до чего только не доведет чрезмерно развитое воображение!
…Она похожа на пламя свечи, подумал Нейл. Рыжие волосы туго стянуты на затылке, наверняка они плохо поддаются расческе. Судя по облачку легких кудряшек, выбившемуся из-под берета, без заколки эти волосы моментально превращаются в беспорядочную массу дерзких локонов, в рыжий ореол живого пламени. Наверное, всю свою жизнь Эллис проклинала и проклинает свои волосы…
Чуть выше среднего роста, крепко сбитая — отнюдь не хрупкая фарфоровая статуэтка, но сильная, здоровая женщина. Такие женщины в свое время наряду с мужчинами заселяли Дикий Запад и обживали его земли. Никто не назвал бы Эллис слабой, однако во всем ее облике проглядывало какое-то удивительное изящество. Оно таилось в белизне кожи, в тонких голубоватых жилках на руках и в робком быстром взгляде дымчато-зеленых глаз.
Что-то странное, давным-давно уснувшее шевельнулось в душе Нейла. Первым его движением было подавить это чувство, наступить на него, безжалостно растоптать как змею… Он давно уже смирился с тем, что душа его умерла. Но вот сейчас, впервые — впервые с тех пор он смотрел на женщину как на женщину и реагировал на нее как на женщину.
Это не шло ни в какое сравнение с тем, как он реагировал на Марту Ланс, официантку в заведении Торнби. Простая женщина без всяких комплексов, она всегда готова обслужить естественные потребности мужчин. Нейл не думал, что когда-нибудь сможет вновь испытывать настоящее желание, но уж если ему и впрямь пришло время проснуться, то, черт побери, пусть изберет себе объектом кого угодно, только не Эллис Гудинг! Ведь по единогласному мнению всех жителей округа, мисс Эллис была образцовой старой девой, успешно отвадившей всех мужчин, осмелившихся разглядеть в ней женщину.
И даже если это окажется неправдой, все равно Эллис явно не относится к женщинам, с которыми можно просто поразвлечься… А Нейлу Морфи больше никогда не будет нужно ничего большего от женщины.
Он перевел глаза на кофейную чашку, которую Эллис подносила ему. Он честно пытался не обращать внимания на то, что ее джинсы и свободный свитер не в силах скрыть отлично развитую фигуру.
— Спасибо.
— На здоровье. С вашего позволения, я отлучусь на секундочку? Хочу достать почту из ящика.
— Конечно.
Тут Нейл не удержался и позволил своим глазам проследить за плавной походкой Эллис, выходившей из кухни в темноту соседней комнаты. Потом, воспользовавшись краткой возможностью остаться наедине с собою, он прикрыл глаза и внутренне напрягся, пытаясь справиться с нахлынувшей физической и душевной болью. О, эти волны боли, что день и ночь безустанно бились в ледяные стены его души… Постоянные неумолимые спутники, они уже давно перестали пугать Нейла Морфи и лишь терзали его… временами особенно невыносимо…
Звук приближавшихся шагов заставил его очнуться. Когда Эллис вошла на кухню, ее гость все так же спокойно попивал кофе. Она бросила небольшую пачку корреспонденции на кухонный стол и села напротив Нейла.
— Интересно, что бы это могло быть? — Она кивнула на большой коричневый конверт. — По этому адресу я не получаю ничего, кроме счетов и рекламной чепухи. — Она улыбнулась. — Все важное приходит на адрес библиотеки.
Нейл взглянул на конверт. Он вовсе не походил на рекламную чепуху. Адрес криво напечатан на машинке, в углу небрежно приклеена мятая марка.
— Не обращайте на меня внимания, — посоветовал он. — Немедленно взгляните, а то умрете от любопытства.
Эллис с готовностью воспользовалась его советом. Нейл испытал редкий приступ веселья, глядя, как она достала из ящика ножницы и аккуратно отрезала полоску от конверта. Ему следовало бы догадаться, что эта женщина ни в коем случае не станет надрывать послание!
— Марка из Берли, — сказала Эллис. — Я знаю нескольких человек…
Голос ее задрожал и оборвался, когда из конверта выпала большая черно-белая глянцевая фотография. Выражение недоумения на лице Эллис сменилось мучительной сосредоточенностью, а затем… чем-то похожим на ужас. Рука ее задрожала, фотография затрепетала, как лист на ветру. Внезапно Эллис резко отбросила ее прочь, зажмурилась и испуганно зажала рот рукой.
— Мисс Эллис? — Нейл молниеносно повернулся к ней, склонился над столом. Быстрый взгляд на фотографию — ничего особенного, какой-то кованый железный кинжал, скорее всего, очередная археологическая находка. Ровным счетом ничего, что могло бы вызвать такую реакцию. — Мисс Эллис? Что с вами?
— Я… я не знаю. — Она нервно рассмеялась и открыла глаза.
От Нейла не ускользнуло, что она всеми силами старается не смотреть на фотографию.
— Когда я увидела… это, мне показалось… я не знаю! Внезапно меня охватил озноб.
— Вы позволите? — Нейл потянулся к конверту.
Эллис кивнула и обхватила себя руками, как если бы смертельно замерзла.
— Конечно, ради Бога… Мне кажется, я просто заболела.
Последние слова она произнесла как бы про себя, именно так расценил их Нейл, внимательно разглядывая кинжал. Обычное холодное оружие, грубо выполненная рукоятка испещрена затейливой гравировкой. Остро заточенный кованый клинок, на лезвии видны следы шлифовки, а рукоятка увенчана каким-то камнем, который мог быть как обычным стеклом, так и высокопробным драгоценным камнем, — черно-белое фото не позволяло сделать определенный вывод.
— Похоже на археологический экспонат, — заметил Нейл после недолгого молчания. — Довольно старая вещица, насколько я могу судить. Очень уж грубая работа.
Он быстро поднял глаза на Эллис, ожидая ее реакции, и увидел, что она смотрит на фотографию, как на ядовитую змею, готовую в любой момент броситься и ужалить.
— Мисс Эллис?
Она снова зажмурилась. Потом открыла глаза и устремила дымчато-зеленоватый взгляд в суровое лицо Нейла.
— Простите. Эта вещь… эта вещь омерзительна.
Более чем странное заявление, но Нейл не стал спорить.
— В конверте не было письма? Возможно, какая-то организация собирает пожертвования в пользу музеев или что-то в этом роде?
Реакция Эллис пробудила в нем чисто профессиональный интерес опытного полицейского. Что-то непременно должно скрываться за всем этим!
Эллис тут же схватила конверт.
— Ну конечно! Почему же я сразу… Ничего нет. — Она выронила письмо. — Ну конечно же, письмо, наверное, просто выпало или как-то потерялось… Почему я сразу не подумала об этом? — Ломкий истерический смешок. — Ну что ж, в таком случае я просто выброшу все это!
Неожиданно Нейл потянулся к фотографии.
— Раз она все равно вам не нужна, может, вы позволите мне забрать ее?
Изумленно распахнув глаза, она откинулась на спинку стула и пристально взглянула в лицо Нейла.
— Да… конечно… Ради Бога. Но зачем?
Он пожал плечами.
— Эта вещица что-то напоминает мне. Хотелось бы определить эпоху, исторический период — есть у меня такое странное увлечение.
— Пожалуйста, забирайте.
— Спасибо.
Нейл взял конверт, вложил в него фотографию и убрал во внутренний карман куртки.
— Потрясающий кофе, мисс Эллис. Вам непременно нужно зайти к нам, в шерифские апартаменты, и показать, как это вам удается.
Кровь медленно приливала к бледным щекам Эллис. Если она и не выглядела сейчас такой же спокойной и уверенной, как полчаса назад, то по крайней мере не напоминала уже и человека, насмерть перепуганного жутким призраком.
Загадка, подумал Нейл. Он решил выяснить все что можно об этом кинжале и попытаться доискаться ответа. Нейл Морфи никогда не мог устоять перед настоящими загадками. Хорошо бы прямо спросить Эллис о причине ее испуга, выяснить, что именно она почувствовала при взгляде на кинжал, о чем вспомнила, но Нейл понимал, что Эллис наверняка не отнесется с должным пониманием к подобному бесцеремонному допросу. Скорее всего, она просто-напросто вышвырнет его прочь отсюда.
…А «прочь отсюда» — это как раз то самое место, где мне надлежит быть, подумал Нейл, допивая остатки своего бренди. Эллис Гудинг проявила редкую доброту и гостеприимство, пригласив его зайти, но ведь она не предлагает ему остаться здесь навсегда. Вежливому гостю пора встать и откланяться, тем более что он уже немного согрелся. Нейл напрягся, готовясь встать. Его медлительность лишь отчасти объяснялась нежеланием уходить, главная причина заключалась в том, что после взрыва, превратившего жизнь Нейла Морфи в ад на земле, самые простые вещи навсегда перестали быть простыми для него. Случались дни, когда даже встать с постели становилось настоящим испытанием.
Почувствовав, что может подняться, не застонав и не потеряв равновесия, он оторвался от стула. Перераспределение тяжести тела всегда отзывалось острой болью в изувеченном бедре, но Нейл давно уже привык к этому.
— Спасибо за кофе и бренди, мисс Эллис. Мне осталось только пожелать вам спокойной ночи.
Она не возражала и не удерживала, а он и не ожидал ничего подобного. Еще раз поблагодарив его за то, что он любезно согласился проводить ее, Эллис проследила через открытую дверь, как Нейл, хромая, спустился со ступенек и направился в сторону улицы.
На улице Нейл снова повернул в сторону от центра городка, намереваясь бродить до тех пор, пока не утихомирятся демоны боли, терзающие его тело. Однако перед домом Эллис он случайно заметил маленькое скромное объявление, торчащее из сугроба: Сдается комната.
Нейл остановился, задрал голову и осмотрел ее дом. Просторное двухэтажное здание с широким подъездом. Конечно, это куда лучше, чем его комнатушка над баром. Спокойнее. И нет этой постоянной вони от жарящихся блюд и несвежего пива.
…Мисс Эллис никогда не сдаст комнату мужчине. Никогда.
И тем не менее он повернулся и захромал обратно к кухонной двери. Поднявшись на тротуар, взглянул на три светящихся окна возле двери и увидел Эллис. Она собирала кофейные чашки и рюмки со стола. Отнесла их в раковину и снова вернулась к столу, захватив кухонное полотенце… И вдруг она замерла. С минуту стояла неподвижно, слепо уставившись в пространство, затем передёрнула плечами, закрыла глаза и крепко обхватила себя руками.
Нейл тоже остановился, заколебавшись, стоит ли беспокоить ее? Неужели эта дурацкая фотография все еще тревожит ее? Просто немыслимо потерять самообладание из-за подобного пустяка!.. Однако именно так оно и было. И это уже очень серьезно. Ничем не примечательная фотография сначала смутила, а потом по-настоящему напугала ее. Как хотелось бы Нейлу узнать, что вспомнила Эллис, что именно убедило ее в том, что картинка таит в себе угрозу…
Пока он наблюдал за ней, Эллис очнулась и наклонилась над столом, чтобы протереть его. Не колеблясь более ни секунды, Нейл поднялся к ее двери. От стука Эллис подскочила на месте, но потом на лице ее отразилось облегчение. Она поспешила к двери.
— Мистер Морфи! Что-то случилось?
— Нет, мэм. Просто я увидел ваше объявление на улице, — запинаясь, выдавил Нейл, не понимая, отчего ему вдруг стало так тяжело говорить. — Я хотел бы снять комнату.
— О!
Эллис прикусила нижнюю губу и пристально взглянула ему в лицо. Стоя на нижней ступеньке, как раз на уровне ее глаз, Нейл покорно ждал ответа.
— Мистер Морфи, — наконец проговорила она, — пожалуйста, не примите это на свой счет, но… я думаю, с моей стороны было бы весьма неблагоразумно сдать комнату мужчине. Мы живем в маленьком городке…
Она запнулась, явно смущенная. Нейл кивнул и выжал слабую улыбку.
— Очевидно. Но спрос не грех. Доброй ночи, мисс Эллис.
Когда он соступил с темного тротуара, вновь тихо пошел снег. Он услышал, как за его спиной закрылась дверь — точно так же, как и многие другие двери в его жизни.
Всего-навсего еще одна закрытая дверь, сказал он себе. Вот и все. Просто еще одна закрытая дверь.
Эллис смотрела вслед Нейлу и чувствовала себя последней дрянью.
Но, в самом деле, не могла же она взять в жильцы мужчину! Весь округ станет судачить о том, что чопорная старая дева Гудинг решила круто изменить свой образ жизни. А некоторые, вероятно, не остановятся и перед тем, чтобы потребовать ее смещения с ответственной должности местного библиотекаря, дабы избавить невинных малюток от тлетворного влияния.
Не то чтобы Эллис очень беспокоило мнение недалеких людей. Вовсе нет. Ее отец, старый судья, с детства привил Эллис стремление идти по жизни своей дорогой, памятуя о том, что все равно никогда не угодишь одновременно всем и каждому. Однако отец говорил ей, что в жизни человека очень многое зависит от того, как он зарекомендует себя в обществе. Невиновный может быть повешен только из-за своей дурной репутации, а убийца, сумевший создать о себе благоприятное общественное мнение, останется спокойно разгуливать на свободе.
Вот если бы у нее и впрямь был бы роман или что-то в этом роде, Эллис нисколько не тронуло бы мнение общественности. Более того — ее тогда вообще не интересовало бы ничье мнение. Но быть «повешенной» за разврат, оставаясь невинной овечкой? Ни за что!
И все же… Закусив губу, Эллис следила за Нейлом, пока он не скрылся в темноте. Несколько медленно кружащихся снежинок вспыхнули и заискрились в свете, падающем из кухонных окон…
Скоро Рождество, а он так одинок. Куда он пойдет, что будет делать в праздники? Возможно, где-то у него есть семья и они вместе встретят Рождество? Или же он так и будет один, без елки, без веселья, и готовый обед из закусочной заменит ему праздничный стол…
А вот уж это тебя совершенно не касается, оборвала себя Эллис, решительно направляясь в кухню. Нейл Морфи— взрослый человек, и если он одинок, значит, сам выбрал одиночество. Так же, как и она, Эллис. Она тоже одинока по собственной воле.
Щелкнув выключателем, Эллис пошла в спальню, находившуюся в задней части дома. Поскольку ей еще не удалось найти жиличку, она держала второй этаж запертым, чтобы лучше сохранялось тепло. Прошло уже почти пять лет с тех пор, как опустел старый дом, но Эллис до сих пор не могла привыкнуть пользоваться отцовской спальней. А другого выхода не было— отапливать одной весь огромный дом, без жильца, который взял бы на себя часть расходов, было просто немыслимо, это моментально съело бы все ее скромные сбережения.
…Давным-давно, будучи еще маленькой девочкой, Эллис однажды спала в этой комнате вместе с бабушкой. Родители спали наверху, их комната помещалась как раз напротив спальни маленькой Эллис и ее братишки Джона. Спать в одной комнате с бабушкой казалось тогда чем-то удивительным, заманчивым. Сказочным. Даже сейчас, стоит только закрыть глаза, Эллис живо вспоминала, как лежала в огромной старой постели, натянув одеяло до подбородка, и завороженно глядела на бабушку, убиравшую на ночь свои необыкновенные волосы. Днем она укладывала волосы в строгий тяжелый узел. Но теперь, перед сном, она распускала их, и они струились до пола, а бабушка расчесывала и заплетала их на ночь. Четырехлетней Эллис казалось, что это роскошное великолепие взялось ниоткуда, благодаря какому-то чуду, колдовскому фокусу…
Бабушка умерла, когда Эллис было шесть. А когда ей исполнилось восемь, несчастный случай на заснеженной горной дороге унес мать и брата. Старый дом, некогда такой шумный и полный голосов, навсегда опустел, и прошли долгие годы, прежде чем Эллис приучилась жить одна наверху и свыклась с тем, что отец перебрался в комнату бабушки.
Ничего не изменилось здесь с тех пор. Стены по-прежнему обиты темно-зеленым шелком, а окна задернуты легкими кремовыми шторами. Огромная орехового дерева кровать все так же занимает большую часть одной стены, а высокий комод украшает другую. Ванная комната устлана черным линолеумом, а сама ванна, упирающаяся в пол когтистыми звериными лапами, наверняка стоила в свое время целое состояние.
Эллис Гудинг спит в той же постели, которая верой и правдой служила всем ее предкам, начиная с дедушки Эмиля. Вернувшись после войны из французских окопов, дед решительно заявил семье, что оставляет ранчо брату Юджину, а сам поступает в юридический колледж. Юджин потерял свое ранчо во время Великой депрессии, а вот Эмиль преуспел и со временем передал сыну Ролфу, отцу Эллис, юридическую фирму «Гудинг и Гудинг».
Брат Джон стал бы следующим наследником семейного дела, если бы не погиб на занесенной снегом дороге в горах. Эллис честно пыталась занять его место, и судья Гудинг всеми силами поощрял ее, но после того ужасного происшествия она поняла, что просто не в состоянии продолжать учебу. Отец не сказал ей ни слова, никогда не осуждал ее решения, но Эллис так и не смогла отделаться от ощущения, что он глубоко разочаровался в ней. Отец мечтал воспитать юриста, а получил библиотекаршу, и, когда он умер, вместе с ним умерло и семейное дело…
И вот теперь Эллис Гудинг спит одна в огромной кровати, которая почти так же велика для нее, как в детстве… Она прячется в пустом старом доме, как семечко в высохшей тыкве, она навсегда заперта здесь, потому что ей не осталось ничего другого. Мир за пределами округа Гудинг оказался порочным и жестоким. Одна мысль о том, чтобы высунуть нос из привычной безопасности родного гнезда, приводила Эллис в ужас.
Она, конечно, убеждала себя, что все это сущая ерунда, что ей и так никуда не хотелось бы уезжать, но в душе прекрасно понимала разницу между «остаюсь, потому что мне так хочется» и «остаюсь, потому что не могу уехать».
Нейл Морфи не единственный человек в Гудинге, которого ждет одинокое Рождество, тоскливо подумала Эллис, забираясь в холодную постель. Не единственный, кто добровольно избрал одиночество своим уделом. Почувствовав себя чужой и лишней на паре дружеских вечеринок, Эллис поставила себе за правило решительно отклонять любые приглашения, пусть даже сделанные от чистого сердца. Лучше быть одной, чем в роли наблюдателя на празднике жизни!
…Я страшно устала сегодня, успела подумать Эллис, прежде чем дремота увлекла ее в свой теплый водоворот… Так сладко…
Золотой кинжал навис над ней, зловеще поблескивал желтый металл, и каплей алой крови мерцал рубин на рукоятке. Внезапно кинжал взметнулся и молнией обрушился вниз.
С пронзительным криком Эллис вскочила и села на постели. Она была одна. Дом пуст, тишина звучала знакомым ворчанием труб, перегоняющих горячий воздух.
Задыхаясь, Эллис упала на подушки, пытаясь успокоить бешеную скачку сердца. Эта ужасная фотография навеяла кошмар. Но какой кошмар! Прошли годы с тех пор, как ее перестали терзать жуткие сны. Да, годы — почти десять лет прошло с тех пор, как она очнулась в больнице.
Глупо, Господи, ну как же глупо так разнервничаться из-за фотографии! Конечно же, Нейл прав: это музей собирает пожертвования. Что же еще это может быть?!
Но сердце продолжало болезненно колотиться, а в темноте таились золотые отблески. Эллис видела их краешком глаза, как будто что-то мешало ей полностью сосредоточиться на страшной картине. В чем дело, что с ней такое? Это всего-навсего музейный экспонат, археологическая находка, ничего страшного…
Но откуда тогда она знает, что кинжал золотой? Почему она так уверена, что камень на рукоятке не что иное, как кроваво-красный рубин? Как могла обычная фотография ворваться в ее сон и стать кошмаром?
Совершенно сбитая с толку, Эллис сдалась и включила лампу, стоявшую возле кровати. бабушкино сокровище — абажур тончайшего шелкового газа. Он разогнал жуткие тени, теплым уютным сиянием затопил комнату. И тут же настенные часы в гостиной гулко пробили три раза.
Окруженная знакомыми с детства, любимыми вещами и звуками, Эллис свернулась калачиком под одеялом и приготовилась снова уснуть. Не в первый раз ей, давно уже взрослой, приходится засыпать при свете. С незапамятных времен она уже превратилась в тугой узел страхов и натянутых нервов и даже не помнила, почему это произошло.
И это счастье, в который раз сказала себе Эллис. Она ни за что не хотела бы вспомнить того, что с ней сделали, и никогда не хотела. Никогда. Травматическая амнезия оказалась Божьей милостью, и даже если бы воспоминания избавили ее от страхов и фобий, Эллис все равно не хотела ничего знать о том, что явилось их причиной.
Было самое начало четвертого, когда Нейл понял, что снова стоит перед домом Эллис Гудинг. Долгие часы ходьбы в конце концов утихомирили боль в ноге, иссякли и улеглись тоскливые волны, бьющиеся в стены его души. Нейл собирался уже вернуться к себе, в свою комнату над баром, чтобы отдохнуть перед завтрашней свадьбой Джима, но что-то заставило его изменить маршрут. Что?
Что-то было не так… О Господи, как же он ненавидел это чувство! Каждый раз за ним следовало нечто ужасное, и чаще всего это уже нельзя было предотвратить.
С глухими проклятиями Нейл резко повернул прочь от дома Гудингов и похромал к себе. Никогда больше, ради всего святого! Никогда больше. Привязанность стоит слишком дорого, а Нейл Морфи уже не в состоянии платить по счетам.
Никогда больше.
В шумном водовороте свадебного торжества Нейл Морфи определенно напоминает черную дыру, подумала Эллис. Более пятисот человек собрал в этот вечер спортзал высшей школы, гости толпились возле обильно накрытых столов — каждый принес с собой какое-нибудь фирменное блюдо собственного изготовления, — остальные танцевали под громкие звуки поп-музыки из личной фонотеки директора. Нейл сидел в гордом одиночестве на самом слабо освещенном конце стола, подальше от центра всеобщего внимания. Хотя он и отдал дань торжеству, сменив традиционные черные джинсы и рубашку на графитово-серый костюм. Впрочем, эта перемена едва ли могла ослабить ощущение кромешного мрака, исходящего от него.
На какое-то мгновение Эллис даже показалось, что Нейл, как и подобает настоящей черной дыре, впитывает и поглощает все окружающие его звуки и краски. Вполне может быть, что и она, Эллис, стоит ей сделать лишь несколько шагов, тоже войдет в круг безмолвия, которое вечно окружает этого странного человека. И тем не менее она решительно пробиралась именно туда, привычно избегая встречи с Джефом Морганом. Со стороны это, конечно, выглядело чистейшим ребячеством, но, так или иначе, они с Джефом не разговаривали вот уже скоро двадцать лет, с того самого дня, как девчонкой она расквасила ему нос. Сама Эллис давно уже не держала зла на Джефа, а вот он при виде ее всегда смотрел с такой неприязнью и так отвратительно кривил губы, что отпадала всякая охота разговаривать. Он и в детстве-то был отвратительным мальчишкой, подумала Эллис, а повзрослев, ничуть не изменился. Она с радостью забыла бы прошлое — кто старое помянет, тому глаз вон, — но для Моргана, похоже, это абсолютно невозможно. Напротив, детскую ссору он теперь упорно раздувает в вековую священную вражду.
Неодобрительно фыркнув, Эллис снова покосилась на Нейла Морфи. Вокруг все шумели, смеялись, болтали — словом, чудесно проводили время, так почему же он должен сидеть один, в самом темном углу? Разве это справедливо?
Как раз когда она подходила к столу, Сэм Каули — один из самых известных и богатых фермеров округа, взял раскладной стул и устроился напротив Нейла.
— Ну что, вам с Фрэнком удалось что-нибудь выяснить насчет моего скота? — услышала Эллис, подойдя вплотную.
Все кругом знали, что Сэм недавно потерял двух телок и призового быка; их нашли зверски изувеченными в лесу. Эти таинственные увечья теперь не сходили с языка жителей округа. Время от времени здесь пропадал скот, а потом его находили изуродованным, всегда без языка и гениталий. Эксперты утверждали, что хирургическая безупречность этих бескровных ран объясняется простым мгновенным спазмом тканей, а поэтому, как бы это ни казалось странным на первый взгляд, подобные увечья могли наноситься обыкновенным хищником. Однако фермеры и хозяева ранчо с трудом верили в то, что какой бы то ни было хищник мог ограничиться языком и гениталиями и оставить нетронутым все остальное. Так как ни одна из сторон не обладала бесспорными доказательствами, большинство жителей с тревогой и беспокойством слушали известия о таинственных увечьях скота.
И вот прошлым месяцем Сэм Каули за неделю потерял сразу двух телок и быка. Как ни старался шериф сохранить в тайне это происшествие, ему это не удалось. Эллис чувствовала, что ярость и гнев фермеров дошли до предела, всех охватило тревожное желание действовать, делать хоть что-нибудь, чтобы защитить свой скот и найти виновного.
Эллис присела рядом с Сэмом и Нейлом, мужчины рассеянно поприветствовали ее.
— Ровным счетом ничего, — ответил Нейл. Сэм стиснул челюсти.
— Но если даже эксперты в лаборатории уже не соглашаются с тем, что…
— Эксперты не соглашаются? — перебила Эллис. Этого она еще не слышала. — Что ты имеешь в виду? Я считала, что они твердо придерживаются версии о хищнике!
Оба мужчины в недоумении обернулись, как будто впервые заметили ее присутствие… Это не предназначалось для моих ушей, догадалась Эллис. Нейл выглядел обеспокоенным, в глазах Сэма был испуг.
— Именно так, — подтвердил Нейл, — так они и говорят.
Эллис перевела взгляд на Сэма, тот кивнул.
— Но почему же тогда ты сказал… — Голос ее сорвался от обиды, и Эллис сурово посмотрела на Сэма. — Я очень не люблю, когда меня обманывают, Сэмюел Каули, и вам это прекрасно известно. А еще ты знаешь, что я не сплетница, от которой нужно что-то скрывать!
Сэм поднял вверх обе руки.
— Хватит! — резко бросил он. — Я взрослый человек и не позволю, чтобы меня отчитывали, как нашкодившего мальчишку! Ты становишься брюзгой, Эллис Гудинг. Хорошо, что твой отец уже не увидит этого!
Эллис растерянно смотрела в спину удаляющегося Сэма. Его слова причинили ей боль… Неужели это правда и она действительно становится брюзгой? О Боже, что, если она и впрямь становится похожей на свою тетушку Сару?
Голос Нейла прервал ее мысли:
— Похоже, вы близко знакомы с Каули?
— Он мой кузен, — пояснила она, стараясь спрятать боль и выглядеть невозмутимой. — Он старше меня, и в детстве его часто оставляли приглядывать за мной. Но, правда, что слышно насчет скота, мистер Морфи? — Она пытливо вглядывалась в его лицо, пытаясь поймать хоть малейшее движение. — Поймите, я лучше других знаю, сколько Сэм вкладывает в племенное скотоводство, я имею в виду нечто большее, чем просто капиталовложения… И если кто-то нарочно уничтожает его скот, тогда…
Нейл помолчал, а потом вдруг протянул свою тяжелую теплую ладонь и взял Эллис за подбородок. Повернул ее лицом к себе — теперь их глаза оказались в нескольких дюймах друг от друга, а губы… губы ещё ближе. Эллис напрочь позабыла, о чем только что говорила. Впервые за последние десять лет мужчина был так близко от нее, она чувствовала его как мужчину, а себя как женщину. Настоящую женщину.
— Мисс Эллис, — шепнул Нейл, и голос его звучал хрипло, гибельно и… чувственно, — вам не кажется, что здесь не лучшее место для обсуждения подобных вещей?
И прежде чем Эллис смогла найти слова, чтобы ответить на этот странный вопрос, за ее спиной раздался насмешливый голос:
— Остерегайтесь, Морфи! Наша мисс Эллис спускала шкуру со многих мужчин и за гораздо более невинные предложения!
Со стороны это могло показаться безобидной шуткой, но Эллис прекрасно знала, что это не так. Она высвободила подбородок из пальцев Нейла и посмотрела в упор, снизу вверх, на Алана Дугласа. Именно Алан в свое время пустил сплетню о том, что еще в колледже Эллис-де не устояла перед чарами какого-то заезжего ловеласа и даже родила от него ребенка, которого ей удалось кому-то подкинуть на усыновление. Эллис подозревала, что Алан выдумал эту чушь в отместку за то, что она упорно отказывалась встречаться с ним. В самом деле, с чего еще он стал бы возводить на нее такую грязную напраслину! Все это осталось в далеком прошлом, однако время от времени Эллис до сих пор слышала смутные намеки на «залетного донжуана».
О, как бы хотела она найти слова, которые навсегда стерли бы наглую усмешечку с физиономии Алана! Но она уже знала, что единственный способ защитить себя от Дугласа и ему подобных — это делать вид, что ей совершенно безразличны их выходки.
Поэтому она просто отвернулась, пытаясь игнорировать Алана, как если бы он неожиданно исчез, провалившись сквозь землю. Но тут, к ее огромному удивлению, Нейл решительно отодвинул свой стул и встал лицом к лицу с Дугласом.
— Может быть, вы предпочтете обменяться шутками с более серьезным оппонентом, Дуглас? В таком случае, мы могли бы выйти и обсудить все возникшие проблемы.
Столь явная угроза звучала в его спокойном тоне, что Эллис ничуть не удивилась, когда Алан неожиданно сник и смущенно пробормотал, что он вовсе ничего не имел в виду, что он просто неудачно пошутил.
— Конечно, — великодушно согласился Нейл, — вот и я о том же. Боюсь только, что мисс Эллис не слишком понравилась ваша шутка, и я ее прекрасно понимаю.
Алан быстро взглянул на Эллис.
— Простите, мисс Эллис. Это была просто шутка.
Глядя вслед удаляющемуся Алану, Эллис чувствовала непреодолимое желание вскочить, броситься прочь отсюда, забиться в ближайший темный угол. Вне всякого сомнения, Нейл уже слышал о ее «соблазнителе», хотя и прожил в их городке всего несколько месяцев. Наслышан он, естественно, и о ее патологической нелюбви к мужчинам.
— Это неправда, — словно издалека донесся до нее собственный дрожащий голос. — Поверьте, это все неправда… Я только… я просто ни с кем никогда не встречалась. — Она даже не смела поднять глаза на Нейла.
— Это ваше полное право, мэм. И это меня не касается. Как и никого другого. — Он перенес вес на другую ногу и слегка наклонился, чтобы дать отдых измученным мышцам. — Я должен уйти. Мне необходимо пройтись.
Он сказал это тоном решительным и резким, давая понять, что не собирается слушать никаких возражений. Эллис подняла глаза и увидела, что Нейл весь серый от боли. Похожее чувство она испытывала в больнице; тогда ей тоже казалось, что в движении, и только в движении, единственная возможность справиться с болью. Она поднялась.
— Можно, я составлю вам компанию? — спросила она. — Мне уже пора домой, а моя машина все еще в ремонте. Я хотела бы пройтись, но если вы…
Он остановил ее нетерпеливым движением руки.
— Конечно же. Пошли.
Они задержались еще на какое-то время, чтобы проститься с новобрачными, и вышли на улицу, в холодный зимний вечер. Солнце клонилось к горизонту, готовясь покинуть округ Гудинг и погрузить его в еще одну долгую ночь. Свежий снег звонко поскрипывал под ногами, а дыхание срывалось с губ белым морозным облачком.
— Сегодня холоднее, — заметила Эллис. — Холоднее, чем вчера…
На самом деле ей хотелось сказать совсем другое, хотелось объяснить Нейлу, что во всех сплетнях, которых он наслушался о ней, нет ни слова правды. Долгие годы Эллис жила в окружении этих небылиц и в конце концов поверила доводам отца, утверждавшего, что никто из тех людей, с мнением которых стоит считаться, никто из тех, кто действительно знает и любит ее, ни за что не поверит в эту грязную чушь. Но ведь Нейл Морфи не знает ее. Он новичок в этом округе, поэтому он вполне мог поверить всему, что ему рассказали… Почему-то эта мысль была невыносима для Эллис…
Она глубоко вздохнула и сказала себе, что ужасно нелепо и глупо беспокоиться о таких вещах сейчас, во время поздней прогулки с Нейлом. В любом случае вся эта история давно уже в прошлом, в таком далеком прошлом… С какой стати Нейл стал бы серьезно относиться к старым сплетням? С какой стати? А с какой стати ты сама делаешь слона из крошечной старой мухи?
— Я хочу извиниться за то, что так фамильярно заставил вас замолчать, — внезапно сказал Нейл. — Фрэнк хочет, чтобы происшествие со скотом Сэма по возможности осталось в тайне. Я думаю, это правильно. Если половина населения округа потеряет покой и сон, то пользы от этого не будет никакой, а вот вреда предостаточно, особенно для нас, людей, расследующих это дело.
Эллис вспыхнула, вспомнив, как он заставил ее замолчать. То, что она сознательно обрекла себя на жизнь старой девы, вовсе не означало, что она лишилась естественных женских инстинктов. Нейл Морфи, сам того не желая, слишком живо напомнил ей об этом. Он просто нашел самый быстрый способ заткнуть ей рот в присутственном месте, способ, придавший совершенно другой характер их разговору. Так подумал бы всякий, заинтересовавшийся их болтовней.
Блестящий ход, оценила Эллис. Безупречный. Вот и Алан сразу попался на удочку, хотя именно его приближение заставило Нейла действовать столь неординарно.
— Мне кажется, я понимаю, почему шериф хочет держать в тайне ход расследования, — кивнула Эллис. — Страшно подумать, что может случиться, если все кинутся искать злоумышленника под каждым сугробом в округе!
…Небо на востоке приобрело глубокий темно-синий оттенок, яркую синь зимнего вечера.
— Но ведь со скотом Сэма все-таки случилось что-то необычное. Все знают об этом, мистер Морфи.
Они сошли с тротуара на заснеженную улицу, и Нейл с автоматической предупредительностью взял Эллис под руку. Удивительно мало машин, подумала Эллис. Наверное, их владельцы еще не закончили праздновать свадьбу своего соседа. Она глубже засунула руки в карманы куртки и уткнулась подбородком в грудь, чтобы сберечь как можно больше тепла.
Они прошли еще два квартала, прежде чем Нейл ответил:
— Все уверены в этом, мисс Эллис. Но никто ничего не знает.
— Но что все-таки говорят в лаборатории?
Нейл посмотрел на нее и неожиданно переменил тему разговора, да так, что у Эллис перехватило дыхание от его беспощадной резкости:
— Вы так и не догадались, почему вас вчера до полусмерти напугала фотография кинжала?
Они миновали закусочную Мейбл и Старую пастырскую церковь, подошли к зданию суда и прошли его, а Эллис всё никак не могла собраться с силами, чтобы ответить.
— Нет, — выдавила она наконец.
— Это странно.
И тогда, прежде чем здравый смысл успел бы заставить ее прикусить язык, Эллис выпалила:
— Этой ночью я видела кошмары. Ужасные кошмары. Мне снился этот кинжал… Он взлетал и обрушивался вниз, он хотел заколоть меня.
О Боже, это звучит как исповедь законченной шизофренички! Зачем она вообще заговорила об этом?!
— Все это ужасно, — помолчав, проговорил Нейл. — Меня мучили подобные кошмары.
Эллис озадаченно заглянула ему в лицо.
— И тоже про ножи?
— Про бомбы.
…Бомбы. О Боже, бомбы… Разве нужно объяснять почему его кошмарами стали именно бомбы? Изувеченное лицо Нейла говорило само за себя.
— Но ведь я никогда раньше не видела этого кинжала, — возразила Эллис. — Никогда.
Нейл ничего не ответил, в молчании они миновали библиотеку.
— Может быть, и не видели, — задумчиво проговорил он наконец. — А может, он напоминает вам что-нибудь еще. Кто знает? Я только хотел сказать, что знаком с подобными кошмарами, вот и все. Да… приятного мало.
— Мало, — согласилась Эллис.
Она еще раз украдкой покосилась на Нейла, ее взгляд скользнул по страшному ожогу, по рваному шраму, прорезавшему щеку. Бомба… Эллис поспешно отвела взгляд, боясь, что Нейл заметит, как она разглядывает его. Вообще-то не похоже, что он слишком болезненно относится к своей внешности, но ведь это вполне может оказаться просто маской, за которой он прячет боль. Эллис и сама прекрасно умела делать это, большинству людей было просто невдомек, насколько чувствительный и ранимый человек носит имя мисс Эллис Гудинг.
Бомба. Как страшно… Предназначалась ли она специально для Нейла? Или просто несчастный случай? Что делал он все это время, до того, как переехал в округ Гудинг? Что привело его на край земли? Как жаль, что она никогда не осмелится спросить… впрочем, он все равно ничего не ответил бы. Удивительно уже то, что он вообще упомянул о бомбе. Эллис очень серьезно сомневалась в том, что такой человек, как Нейл Морфи, мог случайно проговориться о чем бы то ни было. Но если это так, зачем же тогда он сказал ей?
Нейл молчал так долго, что Эллис едва не подскочила, снова услышав его голос.
— Этот сон и теперь тревожит вас? — спросил он.
— Немного, — подумав, ответила Эллис. — Похоже, я никак не могу избавиться от него. Вот, например, делаю что-то и вдруг снова вижу перед собой этот кинжал. — Она натянуто рассмеялась. — Но это пройдет, я не сомневаюсь!
— Хотелось бы верить, — уклончиво ответил Нейл.
Когда впереди показался ее дом — всего в полквартале ходьбы, — Эллис увидела свое черно-белое объявление о сдаче комнаты и вспомнила, что оно заинтересовало Нейла. Со стороны это выглядит просто уморительно, подумала она, холостяк ищет приюта под крышей старой девы! Может быть, это изменило бы его образ жизни?
— А где вы живете сейчас? — издалека услышала она собственный вопрос.
— Над Торнби.
— О! Как неприятно… Там, наверное, ужасно шумно?
— Да, до закрытия, — согласился Нейл. — И вечно воняет кислым пивом и горелой едой.
— Премило!
Нейл резко взглянул на нее и увидел озорные искорки, пляшущие в дымчатой зелени глаз. И тогда, медленно-медленно, словно приоткрылась годами запертая тяжелая проржавевшая дверь, он улыбнулся ей в ответ.
Улыбка разлилась от уголков его рта, сгладила края шрамов. Веселые лучики морщинок разбежались от краешков просиявших серо-зеленых глаз, сразу потерявших свое обычное мрачное выражение.
Эллис затаила дыхание. На теплый рассвет — вот на что была похожа открытая улыбка Нейла Морфи. Ночь прошла, сменившись алым рассветным румянцем.
— А вы насмешница, мисс Эллис?
— Боюсь, что да, — согласилась она, широко улыбаясь в ответ. — Поймите, я выросла здесь, но получилась не совсем такой, как большинство здешних женщин. В нашем округе точно такие же мужчины, как и везде, то есть в большинстве случаев за гордым словом «мужчина» не стоит ровным счетом ничего — так, одна вывеска.
— Ну а вы-то, конечно, видите их всех насквозь!
Эллис передернула плечами.
— Мне всегда казалось, мистер Морфи, что мужчина не уронит своего мужского достоинства, если, прежде чем войти в дом, счистит навоз с ботинок о скобу около двери.
— Вашему батюшке, верно, никогда не приходилось очищать от навоза свои ботинки?
— Да, он был судьей. Но, поверьте, мой отец исправно исполнял все остальные «мужские обязанности», начиная с традиционной осенней охоты и кончая стойкой у Торнби. Все это неважно. Разница между моим отцом и большинством мужчин заключалась в одной маленькой вещи — мой отец отдавал себе отчет в том, что делает. Он умел отвечать за свои поступки и совершал их осознанно.
— А почему вы до сих пор одна, мисс Эллис? Уж не потому ли, что видите насквозь всех мужчин?
— Нет.
Эллис крепко сцепила зубы и ускорила шаги, более не заботясь об изувеченной ноге Морфи. Он издевается над ней, а ведь она не сделала ему ничего дурного, просто пошутила!
— Я очень высоко ценю и глубоко уважаю многих достойных граждан нашего округа, мистер Морфи! Шерифа Робинсона, Сэма Каули, Боба Ньюмена. Продолжать?
Нейл удержал ее, поймав за локоть.
— Я не могу идти так быстро, мисс Эллис, — сказал он спокойно.
Эллис почувствовала себя полнейшим ничтожеством. Она ведет себя как законченная идиотка! Несется вперед со скоростью курьерского поезда, хотя прекрасно знает, что причиняет страдания больному человеку!
Сгорая от стыда, она медленно обернулась и подняла глаза:
— Простите меня. Я не хотела… Я только пошутила.
Она ничего не сказала о том, почему побежала вперед. Нейл мог расценить это как проявление жалости, а Эллис была слишком далека от того, чтобы демонстрировать жалость к этому мрачному, опасному человеку.
С минуту он молча смотрел на Эллис, потом еле заметно улыбнулся:
— А я вовсе и не думал оспаривать необходимость счищать навоз с ботинок.
…Мне совсем не хочется домой, подумала Эллис, когда они подошли к подъезду. Неожиданно она почувствовала, что не хочет снова остаться одна, не хочет слушать бесконечное тиканье старых часов, дожидаясь, когда же наконец пробьет шесть и можно будет приступить к приготовлению одинокого ужина. И тут она поскользнулась на ледяной дорожке, засыпанной чистым вчерашним снегом. Эллис охнула и напряглась, ожидая болезненного падения на мягкое место, но неожиданно, на полпути к земле, ее подхватили сильные мужские руки.
— Проклятье! — шепотом вскрикнул Нейл, со свистом вдыхая воздух сквозь стиснутые от боли зубы.
От спины боль страшной волной прокатилась по всему телу, холодный пот выступил на лице, зубы заломило от муки. Несколько страшных секунд, показавшихся вечностью, он продолжал поддерживать Эллис, не в силах разогнуться.
Наконец он осторожно опустил ее на землю. Эллис моментально вскочила на ноги. Озадаченная тем, что Нейл позволил себе выругаться при ней, она посмотрела на него и замерла. Одного взгляда на Нейла, согнувшегося пополам, с мучительно сжатыми белыми губами, с лицом, покрытым бисеринками пота, было достаточно, чтобы понять, как он страдает.
Она не посмела упрекнуть его за то, что он подхватил ее, не осмелилась спросить, что же ей теперь делать. Люди, испытывающие такие страдания, очень болезненно относятся к глупым вопросам. Поэтому Эллис просто подождала, пока кончится самое худшее. А когда Нейл начал выпрямляться, она подошла сбоку и обхватила его за пояс, точно так же, как и прошлым вечером.
— У меня остался тот бренди, — просто сказала она. — А ввиду наступающего праздника я сегодня утром купила еще несколько бутылок скотча и бурбона.
Нейл глубоко вздохнул, обхватил Эллис за плечи, и они медленно двинулись к дому Гудингов.
— Пожалуй, мне и впрямь полегчает от глотка крепкого скотча, — процедил он наконец.
— И я так думаю. Но, может, вам стоит принять что-нибудь посильнее? Какое-нибудь сильное обезболивающее?
Он отрицательно покачал головой.
— Но почему? — удивилась Эллис. — Напротив…
Он перебил ее, не извиняясь:
— Я не хочу превратиться в наркомана, мисс Эллис, даже и в лекарственного.
Это вызывало уважение, но Эллис не могла смириться с мыслью, что этот человек обречен терпеть ужасные страдания без всякой возможности хоть ненадолго снять боль.
— Неужели так будет всегда? — спросила она.
— Не знаю.
Уходя на свадьбу, Эллис не отключила отопление, поэтому они с Нейлом вошли в дом через парадное. С явным облегчением Нейл рухнул в кресло-качалку. Точно так же, как делал судья Гудинг, когда его донимал радикулит.
Эллис поспешно налила ему скотча — двойную дозу, хотя он и не просил об этом, и предложила подождать ее, пока она поставит кофе.
Нейл с радостью побудет один какое-то время, подумала она. Ему нужно время, чтобы поморщиться от боли, застонать и поерзать в кресле, устраиваясь поудобнее… Не нужна ли ему теплая грелка? Или он смертельно оскорбится, предложи она ему такое средство? Ох уж эти мужчины, иногда они ведут себя как законченные ослы!
Эллис стояла посреди кухни, дожидаясь, пока закипит кофе, и вдруг… Неожиданно ей показалось, что она смотрит сквозь кривое стекло. Знакомая кухня как-то неуловимо изменилась, привычные домашние звуки сейчас звучали… почти угрожающе.
Растерянно потирая руки, она огляделась. Такое ощущение, как будто… как будто здесь кто-то побывал. Вес вещи вроде бы на своих местах, все как обычно… но почему же ее не покидает это странное чувство?
И тут ей показалось — да-да, показалось, — что краешком глаза она заметила какое-то быстрое движение. Резко обернувшись — сердце молотом било в ребра, — она посмотрела в окно… и ничего не увидела. Ничего. Эллис поспешно подошла и задернула бежевые шторы на всех окнах, отгородившись от ночи.
Что случилось? Что со мной? — раздраженно подумала Эллис, поспешно собирая на поднос кофейные кружки и остатки шоколадного торта, который пекла еще ко Дню детской сказки. Ночные кошмары, идиотский страх перед обыкновенной фотографией, а вот теперь еще… ощущение… ощущение невидимых наблюдателей, следящих за ней.
Эллис содрогнулась и тут же выругала себя последними словами. Она никогда не верила ни в привидения, ни в другую подобную нечисть. Даже ребенком она не боялась ночных обитателей… ну разве что давным-давно, в розовом детстве, когда она была почему-то уверена, что под кроватью лежит в засаде кровожадный аллигатор… Вот уже почти пять лет она живет одна в этом доме, и ни разу ее не посещали никакие страхи.
Взяв себя в руки, Эллис сердито приказала себе немедленно выбросить из головы всю эту чушь и наполнила кружки горячим крепким кофе. Эллис варила отличный кофе. Она вспомнила, что Нейл уже оценил его по достоинству. Хороший кофе — маленькая роскошь, которую позволяет более чем скромный заработок библиотекарши.
Нейл сидел в качалке, глаза его были закрыты, в руках — пустой бокал. Как ни старалась Эллис двигаться бесшумно, стоило ей только войти в комнату, как Нейл немедленно открыл глаза и проследил взглядом за ее движением с подносом к маленькому столику.
Ему не хочется шевелиться, подумала Эллис, устраиваясь на кушетке. Наверное, он нашел удобное положение.
Перегнувшись через стол, она взяла бокал из рук Нейла.
— Еще?
— Нет, спасибо. Этого более чем достаточно.
— А кофе?
— Не откажусь.
Снова наклонившись чтобы не заставлять его тянуться, Эллис подала кружку.
— Вы очень добрая женщина, Эллис Гудинг, — к ее удивлению, вдруг сказал он.
Оторвавшись от своей кружки, Эллис подняла голову и увидела, что ее гость снова закрыл глаза.
— Вовсе нет. Просто я знаю, что такое боль и что значит найти то единственное положение, в котором она почти не ощущается. Я помню несколько случаев, когда без колебания пристрелила бы сиделок в больнице, будь у меня пистолет.
Хриплый короткий смешок в ответ.
— Что ж, такое чувство мне хорошо известно.
— Не сомневаюсь. А как насчет торта?
…Если он чего-то и хочет, то только спать, поняла Эллис несколькими минутами позже. Во время всего вяло тянувшегося разговора глаза Нейла были закрыты, голова откинута назад, на спинку кресла.
Ну и прекрасно, подумала Эллис. Она встала, объявила, что отлучится на несколько минут, и вышла. Однако она вовсе не собиралась возвращаться. Она пошла в спальню, переоделась в джинсы, теплые носки и любимый зеленый свитер. Долго возилась с непокорными волосами, зачесывая их в привычный конский хвост на затылке. Смыла ненавистный макияж, к которому прибегала лишь в самых исключительных случаях… И когда наконец тихонько подкралась к двери в гостиную, то увидела, что Нейл Морфи крепко спит в кресле.
Отлично! Эллис вернулась на кухню и занялась приготовлением ужина — гораздо более обильного, чем обычно. Это занятие отвлекло ее от сгущавшихся за окнами зимних сумерек и от непокидающего ощущения чьих-то внимательных глаз, зорко следящих за нею.
…Что-то ужасное было уже совсем близко…
Нейла разбудил золотистый свет лампы и восхитительный аромат жарящегося цыпленка. Сначала он просто не понял, где находится, потом вспомнил, что Эллис Гудинг вышла, сказав, что вернется через минуту. Однако, судя по умопомрачительным запахам из кухни, он проспал гораздо дольше. Слегка повернув голову, Нейл увидел Эллис.
Она сидела на краю кушетки, подвернув под себя ноги, уткнувшись в книжку и рассеянно теребя тугую спиральку рыжих волос. Сейчас он ни за что не дал бы ей больше восемнадцати. Нейл не отрываясь смотрел на Эллис, недоумевая, почему она позволила ему заснуть в своем доме и так спокойно отнеслась к подобной бесцеремонности. Он наверняка проспал не менее двух часов! Любая хозяйка без труда нашла бы способ разбудить обнаглевшего гостя. Он не нашел бы ничего предосудительного и в том случае, если бы его просто растолкали и выпроводили вон…
Но теперь он проснулся, значит, нужно что-то сказать, извиниться и уйти. Но вместо этого Нейл продолжал молча сидеть, наслаждаясь теплом и уютом. Давно уже ему не было так хорошо и удобно… А еще он продолжал не отрываясь разглядывать Эллис, погруженную в книжку.
У нее красивые волосы, снова подумал он, жаль, нельзя увидеть их распущенными. Кожа цвета густых сливок — оживший атлас, такой же нежный и теплый на ощупь… И эти великолепные губы! При виде таких губ тысячи видений возникают перед мужскими глазами — тысячи видений, одно соблазнительнее другого. Почему она избегает мужчин? Может, когда-то давно ее кто-нибудь обидел?
Неожиданно, как будто почувствовав на себе его взгляд, Эллис подняла голову от книги. И улыбнулась.
— Хороню поспали?
— Вам следовало растолкать меня, мисс Эллис. Мне просто неловко за свою непростительную бестактность.
Она покачала головой.
— Вам нужно было поспать, что ж в этом плохого? Ужин будет готов через полчаса. Если не хотите вставать, я могу принести поднос прямо сюда.
…Черт возьми, он не верил своим ушам. Ведь эта женщина совершенно его не знает! С какой стати она причиняет себе беспокойство заботами о нем?
…Какой тяжелый человек, думала Эллис. Не знает, что теперь делать, растерялся и готов сбежать…
— Послушайте меня, мистер Морфи, — решительно объявила она, — вы были столь добры ко мне, что дважды провожали до дому. Кроме того, мы с вами живем в одном городке, вы мой сосед. Вам хотелось спать, мое кресло оказалось достаточно удобным для этого, вот вы и задремали в нем. И если бы я разбудила вас, я считала бы себя последней бессердечной дрянью!
И еще… вы знаете, я тоже в свое время перенесла сильнейшие боли… давно, после одного несчастного случая, так что уж я-то знаю, как тяжело бывает просто уснуть. Ну а что касается ужина, то я в любом случае собиралась готовить. Поверьте, я не слишком перенапряглась, почистив лишнюю картофелину. — Тут Эллис ласково улыбнулась. — Надеюсь, вы найдете в себе силы смириться с этим?
— А разве у меня есть выбор?
Эллис недоверчиво вгляделась в его лицо и, поняв, что это шутка, улыбнулась еще шире.
— Пожалуй, я вам его не предоставлю.
— На мое счастье. — Он тоже позволил себе улыбку. — Я оценил вашу доброту, мисс Эллис. Поверьте, я говорю совершенно искренне… И еще, думаю, мне следует тоже разжиться таким креслом. Я даже представить себе не мог, насколько оно удобно!
Эллис кивнула.
— Да, с виду этого не скажешь, но вот мой отец тоже был неравнодушен к качалке — у него часто болела спина… Послушайте, ведь вам стало плохо не из-за того, что вы поддержали меня на улице, правда?
Она так небрежно, будто невзначай спросила об этом, что Нейл сразу догадался, насколько ее тревожит эта мысль.
— Нет, — ответил он. — Это старая рана, давняя боль, я чувствую такое по десять раз на дню. Не беспокойтесь, вы здесь совершенно ни при чем.
Он, наверное, был на редкость обаятельным мужчиной до ранения, думала Эллис через несколько минут, стоя у плиты и помешивая густую подливку. Отблески этого обаяния и сейчас пробиваются сквозь грубую мрачную броню, в которую заковала его боль. А еще… он, несомненно, был грешно красив, этот Нейл Морфи. Это видно и сейчас — никакие шрамы не могут скрыть великолепную лепку скульптурно-правильных черт его лица. Преждевременное серебро седины лишь добавляет еще один штрих к таинственно-притягательному облику этого человека.
Отвернувшись от плиты, чтобы добавить воды в подливку, Эллис бросила рассеянный взгляд в окно кухни.
И закричала.
Нейл вскочил сразу же, как услышал крик и звон разбитой посуды. Правая рука Нейла автоматически скользнула под пиджак в поисках револьвера, который он всегда носил с собой… и нашарила пустоту. Нейл резко выругался. Револьвера нет. Он забыл сунуть его в пиджак, собираясь на свадьбу к Хейнену… Ничего нет, никакого оружия, кроме пары рук. О черт, в последние дни все встало с ног на голову!
Еще не стих, оборвавшись, звук крика Эллис, а Нейл Морфи уже распахнул ногой дверь кухни и, стоя возле косяка, быстрым взглядом оценил ситуацию.
Эллис была одна. Она стояла, прижавшись спиной к кухонному столу, ее безумный взгляд метался от распахнутой Нейлом двери к окну, за которым уже сгустились сумерки. У ее ног в лужище густой подливки валялись осколки посуды.
— Эллис? — Убедившись, что в кухне никого нет, Нейл шагнул внутрь. — Эллис, что случилось?
Ее огромные, полные ужаса глаза остановились на нем. Вздрогнув всем телом, Эллис обхватила себя руками.
— Кто-то заглядывал в окно.
Два широких шага, и вот уже Нейл распахнул дверь на улицу. Стоя на верхней ступеньке, он оглядел подъезд, кусок улицы перед домом и снег под окнами кухни.
— Вы видите что-нибудь? — Эллис стояла в дверях за его спиной. Нейл обернулся.
— Не слишком много. У вас есть фонарик?
— Сейчас принесу.
Чтобы, стоя на земле, заглянуть в окно кухни поверх бежевых занавесок, злоумышленник должен обладать немыслимым ростом — никак не меньше двух с половиной метров, прикинул Нейл. Или же использовать лестницу, что тоже маловероятно, ведь снег под окнами совершенно нетронут… если не считать хлопьев, упавших с крыши.
Нейл запрокинул голову и посмотрел на крышу. Тут как раз вернулась и Эллис.
— Вот. — Она протянула фонарь.
При его свете Нейл сразу увидел, что снег почти полностью ссыпан с карниза над кухней. Взяв фонарик, он спустился с крыльца и пошел по дорожке перед домом, освещая крышу. Да, кто-то смахнул с нес снег, но ведь это запросто могла быть и кошка, тем более что, если бы на крыше был человек, они с Эллис непременно услышали бы, как он слезает.
Сейчас Нейл ясно видел, что в доме Гудингов второй этаж был более поздней пристройкой и тянулся не над всем зданием. Кухонный карниз находился на уровне первого этажа, и крыша здесь была плоской, в отличие от остроконечной двускатной верхней пристройки, так что в принципе забраться сюда — дело нехитрое… но все же быстрый пробег злоумышленника по крыше не мог не быть услышанным внизу.
— Нейл?
Эллис ждала его в дверях. Нейл заметил, что она дрожит и морщится от холода. Он повернулся и захромал обратно.
— Ничего, — объявил он у порога. — Если кто-то и был, то уже скрылся. Скажите, что именно вы увидели?
Он закрыл дверь, оставив ночь за порогом.
— Это произошло так мгновенно… О! Моя подливка! — Она быстро отвернулась, схватила проволочный венчик. — Еще чуть-чуть, и она вся сгорела бы…
— Вы узнали лицо?
— Нет. — Эллис выключила газ под подливкой. — Ну вот, ужин готов.
…Эти последние два дня явно истощили запас терпения Нейла Морфи. Непрекращающиеся боли вряд ли способствуют улучшению характера мужчины.
— Эллис, вы можете повернуться ко мне и ответить на мои вопросы?
Она стремительно обернулась, лицо ее вспыхнуло от гнева.
— Я отвечаю вам, мистер Морфи! А еще я пытаюсь спасти свой ужин! И кроме того, мне кажется, я не давала вам повода обращаться ко мне столь фамильярно!
— Фамильярно?! Да вы просто не понимаете значения этого слова. «Дорогая» — пожалуй, звучало бы несколько фамильярно. Черт вас возьми, женщина, вы…
— И не смейте ругаться при мне!
Боль вернулась снова… Вероятно, виной всему небольшая пробежка из гостиной в кухню. Раскаленная кочерга вонзилась в поясницу, и потоки огненной лавы устремились в левую ногу. Нейл не желал обращать внимания на боль. Он пытался крепиться. Боль — его крест, его наказание. Но он не сумел сдержаться, когда раскаленные когти коснулись бедра, глубоко впились в плоть. Нейл судорожно вздохнул и зажмурился. Будь он проклят, если даст понять этой женщине, как глубоко страдает…
Но Эллис все поняла. Неожиданно она оказалась рядом, обнимая, поддерживая, что-то ласково приговаривая самым задушевным, самым нежным голосом, напомнившим Нейлу холодный родничок, весело булькающий среди мшистых прохладных камней. И он уцепился за этот голос, обещающий успокоение, как за спасительный канат, брошенный на дно преисподней.
— Давайте-ка вернемся в вашу качалку, — мягко приговаривала Эллис по пути в гостиную, бережно поддерживая Нейла. — Вам было так удобно там. Я ведь все знаю, мистер Морфи. Я знаю, что у вас начались боли из-за меня, из-за того, что вы не дали мне упасть на улице. Лучше бы я грохнулась!
— Нет! — Он сердито посмотрел на нее, но испепеляющий взгляд не достиг своей цели, ведь сейчас Нейл видел лишь рыжую макушку Эллис. — Мне вовсе не стало хуже! Просто сегодня у меня плохой день. И вообще, когда вы только прекратите нянчиться со мной?!
Снова он пришел в себя, уже сидя в старой качалке, держа в руках высокий бокал, на два пальца наполненный скотчем.
— Сейчас я принесу поднос, — оживленно объявила Эллис. — А вот уж за едой вы сможете спрашивать меня обо всем, что вам угодно.
…Сегодня у него действительно выдался плохой день. Хотя боль никогда не покидала Нейла, все же большую часть времени он мог игнорировать ее с помощью простого аспирина. Но время от времени поврежденные нервы просыпались и превращали его в настоящего калеку. Обычно в таких случаях Нейл гулял до полного изнеможения, но сегодня он залпом выпил налитый Эллис скотч.
Проклятье, это не женщина, а настоящий бульдозер! Он чувствовал неловкость оттого, что она увидела его беспомощным. Когда приступ пройдет — через несколько дней или через неделю, — никто не сможет сказать, что Нейл Морфи может так страдать от боли. Только в такие вот плохие дни ему не всегда удавалось скрывать свои муки.
Эллис разложила два маленьких столика, один поставила Нейлу, чтобы ему не приходилось тянуться. Подняв глаза над краем бокала, он украдкой разглядывал ее. Смотрел, как колышутся в такт шагам ее полные груди, любовался золотыми искорками, которые свет лампы зажег в ее рыжих волосах.
Удивительная женщина. Не милашка и не красавица, но стоит раз увидеть, и уже никогда не забудешь…
Впервые за много-много долгих месяцев ему захотелось коснуться женской груди… захотелось глубоко войти в женщину. Чтобы прохладная нежность ее ладоней ласкала его спину и ягодицы, а покалывание острых ноготков сказало бы о том, что она хочет слиться с ним… Чтобы эта женщина извивалась и изгибалась под ним — горячая и сладкая, чтобы отдавалась вся без остатка, как и подобает самке… Черт возьми!
Он отвернулся от Эллис, которая наклонилась над его столиком, подавая полную тарелку — жареный картофель, цыпленок и спаржа.
Не сейчас… Не теперь… Никогда. Огромным усилием воли он заставил себя оторваться от Эллис и вновь обратить свои мысли к таинственному соглядатаю.
— Что именно вы увидели в окне? — резко спросил он.
Эллис уже собралась вскинуться, но смолчала, поняв причину его раздражения. Она все пыталась сделать вид, что ничего не произошло. Она действительно не хотела думать об этом, но в то же время прекрасно понимала, что независимо от ее желаний неизбежно близился ночь и тогда, одна в своей постели, она все равно не сможет не вспоминать и не думать…
Пытаясь выглядеть совершенно спокойной, она протянула Нейлу соусник с подливкой. Он мрачно нахмурился, но подливку все-таки взял.
— Я увидела лицо, — покорно начала Эллис. — Лицо. Я не узнала его, но помню, что оно было… искаженным. Не знаю, может быть, на голову был натянут чулок?.. Нет-нет, не то, не похоже. Это лицо не выглядело смазанным или расплющенным. Нет, оно было… растянутым.
— Растянутым? — Нейл смотрел ей прямо в глаза, пытаясь уловить направление ее мыслей.
— Ну конечно, это не очень удачное сравнение, но я просто не знаю, как еще… Вот! Вот как! Это лицо выглядело искаженным, как если бы я видела его сквозь лупу. Или в дверной глазок снаружи. Не думаю, что я смогла бы через эти приспособления узнать лица ближайших друзей!
Нейл отставил соусник, сунул руку во внутренний карман пиджака, достал ручку и маленький блокнотик, быстро… нацарапал несколько ключевых слов.
— А что насчет цвета? Волосы, глаза, что угодно.
— А как насчет того, чтобы съесть свой ужин, пока он совсем не остыл? Мне кажется, что волосы темные, но, возможно, это была просто вязаная шапка. Не знаю. Все произошло так быстро.
Как спокойно говорит она о вещах, которые, казалось, должны потрясти ее! Нейл очень хотел бы, чтобы потрясли. Ведь это она кричала от ужаса, это она заставила его ворваться в кухню, как будто он мог сделать хоть что-нибудь! А теперь сидит тут, изображает королевское спокойствие и делает вид, что нет ничего важнее ее дурацкого ужина! Да-да, Нейл очень хотел бы, чтобы она до смерти перепугалась.
…А потом он заметил, что у нее дрожат руки.
Моментально исчезли злость и раздражение. Нейл понял, что Эллис Гудинг просто блефует. И это ей чертовски хорошо удается… Похоже, она очень давно научилась скрывать свой страх.
Зачем? Чего она боится? Заинтригованный, Нейл убрал блокнот, откинулся на спинку кресла и взялся за вилку. Сначала он должен выяснить все о любителе подглядывать в чужие окна. А уж потом перейдет к разгадке тайны Эллис Гудинг.
— Все ужасно вкусно, — похвалил он. — Лицо в окне было перевернутым?
— Благодарю вас. Нет. Обычное лицо. А почему вы спросили?
— Просто я не нижу другого положения, в котором может оказаться лицо человека, заглядывающею и окно с карниза крыши.
— О Боже! — Эллис оторвалась от тарелки и уставилась на Нейла, отрезающего ножом ломтик цыпленка. Вряд ли во всем округе найдется еще один человек, который ел бы цыпленка с помощью ножа и вилки. Вряд ли. Здесь цыпленка едят руками. — Нет, с лицом все было в порядке. Думаю, что кто-то просто стоял под окном.
— В таком случае этот кто-то был ростом около трех метров или же он взлетел. Учитывая, что под окном нет никаких следов, придется остановиться на последней версии.
Эллис судорожно сжала льняную салфетку.
— Вы шутите?
— Нисколько. Я совершенно серьезен. Но раз под окнами нет следов, значит, наш наблюдатель должен был заглядывать в кухню с крыши, а в таком случае лицо его было бы перевернуто. Конечно, он мог быть и в маске, надетой кверх ногами. Это объяснило бы кое-что… Нам осталось бы только выяснить, почему мы не слышали никакого шума на крыше. Или вы все-таки что-то слышали?
Эллис покачала головой.
— Нет. Ничего.
Она внутренне содрогнулась. Это ужасно. Кто мог сделать это и зачем? Эллис считала, что знает всех в округе, знает так хорошо, что если бы кто-нибудь имел склонность к подобным шуткам, она непременно слышала бы об этом. С другой стороны, никто не может знать своих ближних настолько, чтобы быть уверенным в них…
Нейл пристально наблюдал за ней, и быстрая смена выражений на лице Эллис сказала ему очень много. Он решил, что настало время переменить тему.
— Я уверен, — успокоительным тоном произнес он, — что это просто глупая детская выходка. Ну-ка, припомните, кого из своих читателей вы особенно сильно распекали в последнее время?
Ее лицо отозвалось таким явным облегчением, что Нейл снова подумал о страхе, который она носит в душе. Еще одна загадка в длинном списке вопросов и тайн, окружающих эту женщину… Почему она так странно отреагировала на фотографию кинжала? Почему она считает необходимым прятать свой страх?
— Я позвоню в департамент, — объявил он, расправившись с едой. — Пусть пришлют человека, чтобы он присмотрел ночью за домом.
— Но вы же сказали…
Он не удостоил ее взглядом. Эта женщина начинает занимать слишком большое место в его мыслях и особенно чувствах, чего он не может себе позволить.
— Возможно, это и в самом деле просто глупая детская шутка. Но если проказник решит еще раз напугать вас и вернется, то пусть кто-нибудь встретит его снаружи.
Эллис тоже поднялась и проводила его на кухню к телефону.
— Но вы действительно уверены, что это не лишнее? — О Боже, можно представить себе, какие пойдут сплетни! Мисс Эллис, помешанная старая дева, совсем спятила — под каждым кустом ей мерещатся коварные насильники! Она станет объектом сальных шуточек у Торнби… — Мистер Морфи…
— Зовите меня Нейл. — Он уже взял трубку, но неожиданно резко обернулся к Эллис. — Послушайте, Эллис, у меня личные счеты с подонками, которые издеваются над женщинами и детьми. И я этого так не оставлю. Ни на секунду, черт меня возьми!
Эллис посмотрела на него. Она была высокой женщиной и привыкла смотреть глаза в глаза мужчинам. Но Нейл был сантиметров на пятнадцать выше, и эта разница заставляла Эллис чувствовать себя маленькой. Хрупкой. Женственной. Заставляла замечать темную вечернюю щетину на изуродованной щеке и то, какие широкие плечи и узкие бедра у этого мужчины, как ловко сидит на нем его серый костюм… Какие у него загорелые, большие и длинные руки.
Эллис задержала дыхание и заставила себя остановиться. За долгие годы она приучила себя не обращать внимания на такие вещи, она вымуштровала свое тело и почти поверила в то, что у нее нет никаких желаний… Но вот сейчас все стены и барьеры, за которыми она заперла свою женственность, вдруг показались ей слабыми и ненадежными. Эллис резко отвернулась.
— Отлично, — бросила она и заспешила в гостиную убирать посуду.
Через двадцать минут приехал представитель закона. Сьюзен Хейли — единственная женщина-полицейский в округе и лучшая подруга Эллис. Сьюзен быстро взглянула на Нейла, потом на Эллис и усмехнулась. Эллис совсем не понравилась эта усмешка.
— Так что у вас тут произошло? — повернулась Сьюзен к Морфи, прежде чем Эллис успела открыть рот.
Нейл изложил суть происшествия и сделал это так четко, точно и коротко, что у Эллис не осталось никаких сомнений в его профессионализме. В округе давно уже поговаривали, что Нейл Морфи работал в полиции, прежде чем перебрался сюда, на эпизодическую работу у Фрэнка Робинсона. Значит, слухи оказались верными. Эллис ни за что не сумела бы так рассказать о случившемся, даже если бы несколько часов кряду готовила свое выступление.
Сьюзен пошарила фонариком по скатам крыши, и они с Нейлом приступили к детальному осмотру места происшествия. Почувствовав себя лишней, Эллис вернулась в дом и принялась за мытье посуды.
Она протирала кухонный столик, когда они вернулись. Нейл, кажется, опять замерз, с тревогой подумала Эллис. Почему он не догадался хотя бы накинуть пиджак!
— Ну вот, — сообщил Морфи, — мы выяснили, как это было сделано.
В руках у Сьюзен болтался кусочек бечевки с обрывком воздушного шарика на конце.
— Просто детская шутка, Эллис, — подтвердила она. — Мы с Нейлом установили, что, когда ты заорала, шутник прострелил шарик из винтовки. Поэтому-то лицо бесследно растворилось, как привидение во тьме.
Нейл со Сьюзен посидели еще чуть-чуть, выпили кофе с тортом, а потом Сьюзен предложила Нейлу подбросить его домой на машине.
Оставшись одна, Эллис вновь почувствовала себя одинокой и беспомощной в своем огромном пустом доме. Глупая детская шутка, твердила она, заставляя себя как ни в чем не бывало проверять на ночь запоры на дверях и окнах.
Стоя под душем, она пыталась запретить себе думать о сумасшедших и маньяках — недаром ведь одиноким женщинам не рекомендуется смотреть фильмы ужасов, — а потом долго-долго присыпала тело тальком, стараясь успокоить нервы.
Наконец, сама не веря собственной смелости, она улеглась в постель и поспешно закрыла глаза, как ребенок, который боится темноты… А ведь я действительно боюсь темноты, подумала Эллис. Тридцатилетняя баба, цепенею от ночного мрака, от ночных теней, от темных улиц… Содрогаюсь при мысли о боли, которую может причинить мужчина… как это сделал Стив Брукс много лет назад…
Они со Стивом обручились на старшем курсе колледжа, как раз за две недели до того ужасного случая, навсегда повернувшего вспять ее жизнь. Очнувшись от комы, Эллис сразу же потянулась к Стиву, ища у него понимания и защиты…
А он просто разорвал их помолвку.
— Цель брака— это иметь детей, — объяснил он тогда. — Ты же, Эллис, уже никогда не сможешь стать матерью. Так какой же тогда смысл?
Какой же тогда смысл…
Даже сейчас, лежа в постели, закутавшись в одеяла, при свете лампы, отгоняющей ужасы и тени, которым нет названия, Эллис зажмурилась, заглушая боль, которая до сих пор точила сердце. Прошли годы, она давно поняла, что Стив, наверное, был самой незначительной из ее потерь. Что значила эта мелочь по сравнению с истинным несчастьем — потерей способности к материнству.
Эллис знала, что лишилась самого драгоценного, того, что единственно делает женщину женщиной, что дает цель и смысл жизни и делает желанной для мужчины. Она утратила все это, утратила навсегда. И никогда больше Эллис не посмеет приблизиться к мужчине, не позволит снова оттолкнуть и отвергнуть себя…
Лежа в огромной пустой постели, Эллис вслушивалась в насмешливый шепот, доносившийся откуда-то из-за границ ее слуха… И снова вернулось ощущение чьего-то присутствия. Что-то страшное таилось совсем близко, и оно выжидало. Оно искало.
Искало ее, Эллис.
На следующее утро Нейл Морфи с голым торсом, в одних черных джинсах с застегнутой молнией, но расстегнутой пуговицей, мрачно сидел над своим кофейником. Он проклинал то странное настроение, которое привело его вчера ночью, после того как Сьюзен высадила его из машины, к стойке Торнби. Хозяин привычно налил ему две стопки, но Нейл зачем-то заказал еще две, потом еще… Из дальнейшего в памяти сохранились лишь отрывочные кадры трудного пути вверх по ступенькам и финальное падение на постель.
Черт возьми, никогда еще с ним не случалось ничего подобного! Последний раз он напился до беспамятства как раз после… Он грубо подавил еще не родившееся воспоминание. Есть вещи, о которых он не в силах вспоминать. Их нужно хоронить в самых глубоких тайниках души, если не хочешь сойти с ума…
Он снова выругался, свирепо глядя на кофейник, который, похоже, сегодня вовсе не торопился закипать. Выматерил самого себя и свое ужасное настроение. Послал проклятия спине за то, что болит, и всей своей жизни за то, что такая собачья. А напоследок хорошенько выругался, вспомнив Эллис Гудинг, оттого, что она так сексапильна и так чертовски целомудренна.
Она девственница. Нейл готов был поставить год жизни, что это так. Последняя девственница на земле среди женщин старше восемнадцати лет! Какого черта она перешла ему дорогу?!
Кто-то робко постучал в дверь. Нейл недовольно покосился через плечо. Наверное, это Торнби явился выразить свое неудовольствие по поводу того, что его жилец так страшно матерится с утра пораньше. Торнби жил внизу, под баром.
Стук повторился, на этот раз сильней. Кого это черти принесли?!
— Открыто! — прорычал Нейл. — Входи, Торнби!
…Услышав тихий вздох за спиной, Нейл понял, что это не Торнби. О черт, ведь он без рубашки, и Эллис теперь увидит еще кое-что… Он знал, что это Эллис. Черт его знает, откуда, просто знал, и все. А ведь как раз ей-то уж совершенно нечего делать здесь в воскресное утро.
Он медленно повернулся, готовясь прочесть испуг и отвращение на ее лице. Рубцы от ожогов выглядят чертовски непривлекательно! Он увидел ее потрясенной и испуганной. А еще увидел слезы — слезы, блестевшие на темных стрелах ресниц, окружающих дымчато-зеленые глаза.
— О Нейл, — прошептала Эллис. — Нейл…
— Я только надену рубашку.
Он отправился в спальню, стараясь по возможности не поворачиваться к гостье спиной. Вот его хороню развитая мускулистая грудь была совсем не плоха, тем более что она как раз и не пострадала… Тогда он вышел из машины и пошел в дом за сумкой… Он успел подавить и это почти уже родившееся воспоминание.
— Не беспокойтесь, — попросила Эллис. — Вам вовсе не нужно одеваться. Я ведь знала это и раньше и… — Она моргнула, слеза скатилась по щеке. — Простите мою бесцеремонность, но мне… мне нужна ваша помощь.
Она отвернулась, зябко обхватив себя руками, и Нейл понял, чего ей стоило прийти сюда и попросить помощи. Эллис Гудинг слишком горда и независима, чтобы показать свой страх и тем более слабость.
Поборов мгновенное желание броситься к ней, обнять и успокоить, Нейл вошел в спальню, взял свитер, висевший в изножье постели, оделся и вернулся к Эллис.
— Что случилось?
Не поворачивая головы, она продолжала пристально смотреть в незанавешенное окно на глухую кирпичную стену напротив.
— Утром я вышла забрать газеты из ящика и нашла на крыльце… обезглавленного кролика.
Внутри у него все оборвалось.
— На вашем крыльце?
— На моем крыльце. И поэтому… как бы это ни выглядело со стороны… я подумала, что если… если вас все еще интересует моя комната… В общем, я буду вам ужасно признательна, если вы согласитесь разделить мое одиночество.
Он помедлил с ответом.
— Вы звонили шерифу?
Она утвердительно кивнула.
— Они приехали, забрали кролика, а Рой Хопкинс посоветовал мне пригласить кого-нибудь из друзей пожить со мной… до тех пор, пока не выяснится, что все это значит.
Она повернула мокрое от слез лицо к Нейлу.
— Я понимаю, что вы, наверное, теперь вовсе не хотите жить в моей комнате, но поверьте, я ведь действительно не имела ничего против вас, когда отказала тогда.
— Именно так я вас тогда и понял. Мне потребуется пара часов на то, чтобы упаковать вещи.
— Спасибо! Я сейчас иду в церковь, но через полтора часа буду дома. Приходите, когда вам только будет угодно!
Нейл мягко коснулся ее руки.
— Позвольте я подвезу вас до церкви.
Он увидел, как Эллис мучительно покраснела. Черт возьми, да что же это за женщина?! Почему она заливается краской от самого невинного дружеского предложения?
— Нет-нет, не стоит, правда же, здесь совсем близко, — пробормотала Эллис, выдавив из себя жалкую улыбку. — Увидимся позже.
Нейл проводил её до дверей, постоял, наблюдая, как она спускается по деревянной лестнице… Может быть, ей вообще не стоит выходить из дому одной, но крайней мере пока все не выяснится? Черт возьми, интересно знать, куда смотрел человек, которого оставили охранять дом?! Обезглавленный кролик — это уже не забавная рожица, намалеванная на шарике, хотя все еще не дает оснований полностью отказаться от версии о детских проказах. А если это так, то он едва ли сможет сопровождать ее повсюду, как сторожевой пес.
Зато ты можешь быть уверен, что уж дома-то она будет в безопасности, подумал Нейл, глядя, как Эллис скрылась за углом. Теперь он будет знать, что если она почему-то не пришла вовремя туда, куда собиралась, значит, случилась беда.
Забыв об утренней хандре, Нейл налил себе кофе, а потом принялся вытаскивать коробки с вещами из стенного шкафа.
Черт возьми, как же он ненавидел это предчувствие нависшей беды. Неотвратимая и зловещая, она уже положила свою холодную руку ему на плечо.
Эллис не рассказала Нейлу и половины правды, большей частью из опасения выглядеть полной дурой. Кролик на крыльце был по крайней мере предметом материальным и осязаемым, доказывающим, что бедная Эллис еще не совсем выжила из ума. Он давал ей полное право немедленно вызвать шерифа.
Но ведь она не могла вызвать шерифа, чтобы он помог ей справиться с ночными кошмарами. Никому на свете Эллис не могла рассказать, что опять видела во сне кинжал… и что это видение преследует ее как воспоминание, от которого невозможно избавиться. Никому не могла рассказать она и другого кошмара, явившегося этой ночью, когда лицо на шарике стало вдруг живым лицом, которое она знала и не знала… Незнакомец, которого она помнила, но не могла вспомнить… Человек, который до смерти испугал ее. Тот, который когда-то напал на нее…
Эта ночь тянулась бесконечно и никак не могла смениться рассветом. Долгие часы горел свет в старом доме Гудингов, оставляя ночь за порогом, но только с появлением солнца Эллис почувствовала себя в безопасности.
Это было настоящее безумие, и никому нельзя было рассказать о нем. Утром Эллис отправилась в церковь в поисках утешения, которое не дал бы ей никто на земле… потому что никому на земле она никогда ничего не расскажет.
В самом начале первого Нейл припарковал свой черный пикап возле дома Гудингов. Услышав шум мотора, она поспешно выбежала из кухни.
После возвращения из церкви Эллис почувствовала, что нервы ее натянуты до предела и даже тиканье старых часов кажется зловещим. Больше ничто не напоминало ей о том, сколько счастливых лет прожила она в этом старом доме. Она уже не чувствовала себя в безопасности здесь.
Эллис подбежала к двери как раз в тот момент, когда Нейл выходил из машины. И тут у нее перехватило дыхание, сердце сжалось, и Эллис замерла, потрясенная.
Нейл, как всегда, был одет в черное с головы до ног — черные джинсы, черный свитер, черные ботинки, черная кожаная куртка. Его облик, казалось, вобрал в себя все, чего она привыкла избегать и сторониться. На мрачную тучу, на предвестие беды — вот на что похож был Нейл Морфи.
Но почему-то это не отталкивало Эллис, почему-то ей неожиданно захотелось почувствовать близость этого мужчины. Тело ее заныло от болезненной жажды узнать прикосновение его рук.
Глупо. Абсурдно. Немыслимо.
Не обращая внимания на болезненную тоску своего тела, Эллис открыла дверь. Нейл как раз доставал из багажника первую коробку.
— Привет! — воскликнула Эллис, и снова у нее перехватило дыхание, когда он поднял голову и улыбнулся в ответ. — Чем могу помочь?
— Нагрейте для меня кресло-качалку, — ответил Нейл, взбираясь вверх по ступенькам. — Боюсь, что переезд окончательно доконает меня.
— Позвольте я…
— Нет. — Это короткое слово прозвучало очень ровно и очень внушительно.
Эллис посторонилась, освобождая ему дорогу.
— Я могу попросить мальчиков из соседнего дома…
— Нет. — Нейл остановился и посмотрел на нее. — Запомните, Эллис, я могу чертовски мучиться, но это вовсе не основание считать меня беспомощным калекой.
Он повернулся и вошел в дом, а Эллис не могла оторвать глаз от его узких бедер. Неожиданно она опомнилась и поспешила вслед за Нейлом.
— И все равно делать тяжелую работу, прекрасно зная, что потом будете мучиться, просто безрассудно, так и знайте, мистер Морфи!
Он уже поднимался по лестнице.
— Выходит, я редкостный идиот, мисс Эллис. Но если вы вздумали пилить меня, мэм, советую вам как можно скорее отказаться от этой затеи.
Пожалуй, в этом есть своя логика, подумала Эллис, глядя, как он поднимается по ступенькам.
— Которая комната для меня?
— Выбирайте сами. В первой спальне матрац пожестче, если, впрочем, это имеет значение для вашей спины.
— Премного благодарен.
…Отличные ягодицы, подумала Эллис и захихикала над собственной глупостью. Но она испытывала такое облегчение от того, что наконец-то пришел конец ее одиночеству, что могла позволить себе капельку легкомыслия.
Нейл вес сделал сам — до последней проклятой коробки, до последней книги. А у него было много книг. Они составляли большую часть его имущества.
— Эллис? — окликнул он, перегнувшись через перила. — Что вы скажете, если я возьму один из книжных шкафов из другой комнаты?
Она подошла к нижней ступеньке, вытирая руки о передник. Восхитительные запахи опять плыли по дому.
— Ради Бога. Будьте как дома.
Книжные шкафы все равно давно пустовали, с тех пор как Эллис пожертвовала книги — в основном старые романы — местному сиротскому приюту. Ее собственные книги, в том числе рукописные экземпляры — гордость и сокровище Эллис, заполняли книжные шкафы в кабинете.
— Вам нужна моя помощь?
— Не нужна, но все-таки спасибо.
Что ж, это, пожалуй, самый изящный отказ, который я от него получила, подумала Эллис, возвращаясь на кухню, чтобы закончить чистить картошку. Впервые за долгие годы она готовила воскресный обед не для одной себя, и это было чудесно. Чудесно было просто сидеть внизу, прислушиваясь к шуму над головой — там расхаживал Нейл, занятый обустройством своей комнаты.
Слишком долго мой дом пустовал, подумала Эллис. Ее последней постоялицей была учительница французского, тихая дама средних лет, безвылазно сидевшая у себя наверху, читая или проверяя тетради. Эллис едва замечала ее присутствие и зачастую не могла даже сказать, дома француженка или нет.
Зато сейчас она точно знала, что присутствие Нейла ей уж никак не удастся не заметить! Даже ковровая дорожка не могла заглушить его тяжелых шагов, половицы скрипели под его ботинками, и вместе с этими звуками старый дом вновь возвращался к жизни.
Спустившись вниз за очередной коробкой, Нейл задержался около кухни и оценивающе повел носом.
— Пахнет гораздо лучше, чем у Торнби, — оценил он.
— Вы приглашены, — небрежно заметила Эллис. Она надеялась, что это прозвучало именно небрежно, ведь ей не часто приходилось приглашать мужчин разделить с ней трапезу. — Ничего особенного: ростбиф, жареный картофель, засахаренная морковь…
— Ни слова больше. С первым ударом гонга я буду здесь.
Ему удалось втащить наверх последнюю коробку, не поддавшись боли, затопившей тело, но когда он это сделал, то почувствовал, что это действительно последняя коробка.
Оставив нетронутыми несколько коробок, Нейл взял полотенце и отправился в ванную. Что ему сейчас совершенно необходимо, так это хорошенько отмокнуть в горячей воде, а старинная ванна на когтистых лапах как нельзя лучше отвечала этой задаче. Отличная вещь, не то что большинство современных ванночек!
Двадцать минут в горячей воде несколько облегчили его страдании. Вернувшись в комнатy, Нейл бросился лицом на постель, стон облегчения вырвался из его груди.
О Господи, почти не болит! Почти. Пусть это продлится еще чуть-чуть, Господи! Совсем чуть-чуть…
Эллис в нерешительности стояла у подножия лестницы. Что лучше: позвать Нейла отсюда или подняться к нему и напомнить про обед? После того как он принял ванну, стало так тихо… Эллис даже подумала, что Нейл уснул. Если это так, то она ни за что не станет будить его. Несчастный человек, пусть спит там, где застал его сон, пусть хотя бы во сне не чувствует боли!
Поколебавшись еще немного, Эллис все-таки решила подняться наверх и заглянуть к Нейлу. Если он спит, то она подогреет ему обед попозже.
Через настежь открытую дверь Эллис увидела Нейла, лежащего ничком на кровати. Он был одет в джинсы и футболку, но босые ноги и странная неподвижность тела вызвали у нее ощущение его незащищенности.
Эллис потопталась у порога.
— Нейл? — наконец окликнула она его как можно тише, чтобы ненароком не разбудить.
— Я не сплю, Эллис, — глухо прозвучало в ответ, — но мне кажется, меня парализовало. Пожалуй, вам лучше обедать без меня.
— Парализовало? — Она шагнула в комнату, подошла близко к Нейлу, борясь с желанием дотронуться до него. — Вы повредили себе что-то?
— Нет. У меня вообще ничего не болит. Вообще ничего. Просто я неожиданно обнаружил в себе странную трусость.
— Что?
— Я боюсь пошевелиться, так мне хорошо.
Эллис тихонько рассмеялась.
— Кажется, я понимаю. Что ж, в таком случае я оставлю вам ваш обед и подогрею попозже.
— Не стоит.
— Я так хочу, — перебила она. — Я бы принесла его вам прямо сюда, но не представляю, как вы сможете есть в таком положении.
— Я тоже. И вообще я очень удивлюсь, если это не кончится через несколько минут. Вы только не ждите меня.
…Казалось бы, чего проще — повернуться и уйти, но почему-то Эллис с трудом нашла в себе силы сделать это. Спускаясь вниз по лестнице, она не видела ничего, кроме Нейла Морфи, лежащего лицом вниз на постели, и руки ее тосковали от желания коснуться его тела.
Боже, Боже, Эллис, что с тобой? Да, конечно, он настоящий мужчина, очень привлекательный, несмотря на всю свою неразговорчивость и временами тяжелый характер, но ведь он не первый и не единственный привлекательный мужчина, которого ты встретила в своей жизни! Почему же тебя волнует именно он?
А почему бы и не он, недоумевала другая часть ее существа. Ведь в жизни Нейла Морфи подобные вещи, похоже, занимают еще меньшее место, чем у нее. Испытывать влечение к нему столь же безопасно, как и ничего не испытывать. Он никогда не обратит на нее внимания, никогда не посмотрит как на женщину. Никогда в жизни.
А если бы он смог, если бы он сделал хоть шаг к ней навстречу?.. Что ж, возможно, она уступила бы. Но пошла бы на это с открытыми глазами, твердо зная, что кроме этого между ними никогда ничего не будет.
Когда-то давно Эллис даже в мыслях не могла допустить подобную возможность… И со Стивом у них никогда не было ничего, кроме нескольких поцелуев. Потому что Эллис не хотела дразнить себя, ибо не рискнула бы пойти до конца.
Но сейчас ей уже за тридцать, старой девой она дожила до зрелости, и какая-то часть ее существа возмущалась этим. Почему не может она хоть несколько раз в жизни отведать запретного плода? Она обречена на целомудрие до конца дней своих. Но вот сейчас, именно сейчас Эллис Гудинг испытывала неистовую жажду человеческого тепла, человеческого прикосновения, человеческого общения.
Неистовую жажду мужского тепла и мужского желания. Она хотела узнать головокружительный водоворот чувств, о которых столько читала, хотела познать настоящую страсть и настоящее желание, хотела знать, что чувствует женщина, которую хотят… хотят именно так.
А еще она хотела, чтобы этот водоворот оставил ее невредимой, чтобы он не разбил ее сердца.
Эллис могла бы прямо сейчас расхохотаться над собственной глупостью… Если бы только ей не было так больно. Она чувствовала, как будто ее высушили и развеяли по ветру… Настанет день, когда маленькие дети будут гурьбой бежать за ней и шептаться за ее спиной, как это было с тетушкой Сарой.
Этих мыслей ей хватило, чтобы почувствовать желание немедленно расколотить что-нибудь… Никто не знает, почему жизнь так несправедлива и жестока. Можно сколько угодно задавать себе эти вопросы, но на них нет ответов. Она ничем не заслужила ту трагедию, которая разбила ее жизнь. Ничем.
Но ведь и Нейл тоже ничем не заслужил своих страданий. Всему этому нет объяснения.
Эллис услышала, как Нейл внезапно выругался у себя наверху. Ну вот, наверное, он все-таки спустится к обеду, подумала она, когда он выругался еще раз.
Значит, закончилась его короткая передышка среди страданий.
— Я должен отлучиться по делу, — объявил Нейл.
Эллис тут же посмотрела в окно, в зимние сумерки. За несколько дней она уже успела привыкнуть к присутствию Нейла, к ощущению уюта и защищенности. Ее жилец настоял на том, чтобы расходы на питание были включены в его счёт, однако в понедельник сам съездил в город за провизией. Каждый вечер он помогал Эллис готовить ужин и мыть посуду, а потом поздними зимними вечерами сидел в гостиной в своей любимой качалке и читал.
Но в этот вечер, как раз после ужина, раздался телефонный звонок, и теперь Нейл собирался уходить.
Эллис почувствовала, как внутри у нее все сжалось, сердце тревожно заколотилось. Сегодня вечером она будет одна. Одна перед лицом сводящих с ума видений, всплывающих из глубин подсознания, окруженная страшными лицами, которые не могла вспомнить, и едва различимыми тревожными звуками. Она знала только одно — все эти вспышки, проблески, обрывки каких-то кошмарных воспоминаний ужасно пугают ее. Последние несколько дней Эллис постоянно занимала себя различными делами, пытаясь подавить в себе что-то, рвущееся на волю из глубин подсознания.
И вот теперь Нейл должен уйти. Может быть, удастся уговорить Сьюзен посидеть с ней, пока он не вернется… Или самой пойти к Сьюзен. А может, строго одернула себя Эллис, ты просто посидишь дома, как ты всегда делала столько лет подряд? Что вообще с тобой происходит?
— Хотите поехать со мной? — предложил Нейл.
— А? — Эллис подняла голову от груды тарелок, которую несла к раковине. — Простите, что вы сказали?
— Хотите поехать со мной? Вечер ясный, месяц поднимается. Мы чудно прокатимся до участка В.
…Участок В — это же ранчо кузена Сэма! Сейчас для Эллис это было самым главным в словах Нейла.
— Нет, только не это! Неужели опять что-то с его скотом?!
— Боюсь, что да. Ну так что, поехали?
— Поехали? — Только теперь до нее дошло, о чем он говорит. В машине наедине c ним. С мужчиной. Руки ее так затряслись, что пришлось поспешно поставить тарелки на стол. — Я… я не могу… Спасибо.
— Но почему? — От глаз Нейла не ускользнула ни дрожь ее рук, ни внезапная бледность, разлившаяся по щекам.
— Я… я просто не могу.
…Уйти, немедленно повернуться и уйти, пронеслось в голове Нейла. Его охватило отчаяние… Мне не нужно больше проблем, кричала его душа, в жизни моей более чем достаточно мучительных проблем, порой мне кажется, что я несу свинцовую тяжесть на своих плечах…
Впрочем, Нейл немедленно устыдился столь эгоистической мысли.
— Эллис, — терпеливо спросил он, — это из-за меня? Или все дело в машине?
— Делайте свое дело, Нейл, и не беспокойтесь обо мне. Со мной все будет в порядке.
— Я не хочу оставлять вас одну.
Эллис повернула к нему лицо, пытаясь улыбнуться.
— А я позвоню Сьюзен. Наверное, у нее выходной сегодня, так что не волнуйтесь за меня.
— Сьюзен сегодня дежурит. Это она звонила сейчас. — Нахмурившись, Нейл подошел к ней вплотную. — Эллис, объясните мне.
И тут ее прорвало. Никто, ни один человек в округе Гудинг не знал о том, что случилось с ней тогда, десять лет назад, потому что отец строго хранил тайну. Он не хотел, чтобы его дочь страдала от любопытных взглядов и бесконечных сплетен, чтобы ее ранили грубые или просто бестактные расспросы. И ее всегда устраивало это, так почему же теперь вдруг, ни с того ни с сего она готова раскрыть самую мучительную тайну своей жизни этому почти незнакомому мужчине?
— Когда… когда я училась на последнем курсе колледжа… я стала жертвой преступления. Я ничего не помню об этом… много недель я находилась в коме, а потом мне потребовалось длительное восстановление сил.
— Господи! — выдохнул Нейл.
Эллис закрыла глаза, чтобы не видеть его жалости. Она нетерпеливо передернула плечами, как будто речь шла о пустяках, не стоящих особого внимания.
— Я до сих пор не знаю, что это было, никого не обвинили в происшедшем… но с тех самых пор меня преследуют глупые страхи, от которых я не могу избавиться. — Она снова передернула плечами. — Я не могу находиться в машине наедине с мужчиной. Просто… просто не могу.
Она ожидала, что он скажет: «Ну что ж, тогда понятно», или что-то еще в этом роде, а потом уйдет. Но неожиданно услышала неподдельную нежность в его грубом, надтреснутом голосе:
— Все правильно, Эллис, — сказал Нейл. — Все правильно. Я понял. Я попрошу кого-нибудь приглядеть за домом.
Она испуганно округлила глаза.
— О нет! Нет, Нейл, право… все узнают об этом и станут говорить, что я окончательно выжила из ума. Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке, поверьте! Ведь это всего на каких-нибудь два часа, верно? Да и вообще, давно уже ничего не случалось, после… после того кролика.
Эллис, Эллис, почему ты всеми силами пытаешься отказаться от того, что тебе нужнее всего сейчас — от защиты и безопасности? О Боже, неужели ты и в самом деле сошла с ума?
Поколебавшись, Нейл в конце концов все же согласился с ней.
— Хорошо. Я постараюсь вернуться как можно скорее.
…Но уже около двери он неожиданно обернулся и шагнул назад. Он не остановился на безопасном расстоянии. Нет, он подошел совсем близко и бережно взял Эллис за плечи, отстраняя от кухонного стола.
— Я не хочу, чтобы у тебя снова разыгралась клаустрофобия из-за того, что я прижал тебя в угол, — грубовато ответил он на удивленный, но почему-то невероятно доверчивый взгляд зеленых глаз.
Он не знал, почему эта женщина должна доверять ему. Он не знал, почему не сумел уйти, не коснувшись ее. Не поцеловав ее. Но сейчас уже поздно удивляться…
Когда обжигающий взгляд Нейла оторвался от ее глаз и остановился на губах, мучительная надежда сжала горло Эллис. Последний раз она испытывала подобное в шестнадцать лет, когда Нат Вильямс, лучший полузащитник школы, пригласил ее в кино. Прощаясь с ним на крыльце своего дома, Эллис чувствовала себя точно так же, как сейчас, — отчаянно надеясь на первый поцелуй. Который, кстати, ужасно разочаровал ее тогда. Но сейчас у нее почему-то родилась уверенность, что Нейл Морфи никогда не разочарует ее…
Он слегка наклонил голову и заколебался. Он был совсем не уверен, что должен сделать это. Совершенно не уверен…
То же самое испытывала и Эллис, но она бы не отказалась. Вполне возможно, что ей никогда больше не удастся почувствовать прикосновение мужских губ, а она безумно хотела узнать их вкус. И тогда Эллис подняла лицо. Совсем чуть-чуть.
Тихий хриплый шепот сорвался с губ Нейла, и Эллис почувствовала, как внутри у нее все напряглось… Так сладко. Долгие годы не испытывала она ничего подобного.
— Я не должен делать этого, — пробормотал Нейл, и его горячие жадные губы коснулись ее рта.
…Только чуть-чуть, приказал он сам себе. Только чуть-чуть. Ведь эта женщина совсем неопытна и боится мужчин. Правда, легкий поцелуй — жалкая подачка, брошенная нищему, мучительно жаждущему крепко прижать к себе эту женщину и войти в ее шелковую горячую плоть… Пребывание под одной крышей с ней превратило его жизнь в еще один ад, который он, впрочем, совсем не желал покидать. По крайней мере сейчас.
Руки Эллис неуверенно взлетели и опустились на бедра Нейла, нежно приблизив его к себе. Он едва не застонал от наслаждения… Ее прикосновение не было сексуальным, не было даже страстным, но даже такое, оно его не отталкивало. Как же долго не касались его женские руки. Чертовски долго.
Нейл хотел оторваться от ее губ, он честно старался ограничиться нежным братским поцелуем, но не смог остановиться. Забыв всякую осторожность, его язык с лихорадочной нежностью заскользил по губам Эллис, еще хранящим вкус кофе, который они только что пили… Он убеждал, просил, умолял позволить ему большее.
Остановись. Ты обязан остановиться. Но, Господи, ведь я ждал так долго, ведь мне так нужны ее нежность, ее тепло… Страстное желание сотрясло тело Нейла, закрутило, накрыло с головой, как волна, и наконец победило, притупив волю.
Эллис всем телом откликнулась на соблазняющие, умоляющие прикосновения его языка. Долгое время подавляемые инстинкты сделали свой выбор, и сделали его гораздо раньше, чем Эллис успела даже осознать, что происходит. Ее руки крепче сжали железные бедра Нейла, она придвинулась еще ближе, прижалась еще крепче… и покорно раскрыла губы навстречу мужскому желанию.
Первое же горячее прикосновение его языка заставило ее вспыхнуть. Годами подавляемая, заживо хоронимая жажда требовала немедленного удовлетворения. И когда руки Нейла соскользнули с ее плеч, чтобы обнять еще крепче, Эллис едва не разрыдалась от радости. Никогда еще ей не было так хорошо, так чудесно…
Неожиданно Нейл оторвался от ее губ и прижался щекой к ее щеке. Долго-долго длилось ласковое объятие, но вот обнимающие руки разжались.
— Ситуация несколько вышла из-под контроля, — мягко шепнул Нейл. Медленно-медленно, нежно и ласково он погладил Эллис по спине — от плеч до талии.
Она почувствовала, как он отступил, как снова воздвиг высокий барьер между нею и собой. Она знала, что это правильно, понимала, что должна сделать то же самое. И все же еще несколько долгих секунд стояла, не в силах оторваться от Нейла, парализованная страстным желанием спрятаться на его груди, чтобы никогда больше не знать холода одиночества, которое поджидало ее сразу же за магическим кольцом его сильных рук.
Вот уж глупости! — выругала она себя и со вздохом отстранилась. Нейл моментально отпустил ее.
И все же он ушел не сразу. Он протянул руку и нежно коснулся кончиками пальцев ее щеки.
— Я постараюсь вернуться как можно скорее, Эл, — повторил он.
Она улыбнулась.
— Все будет отлично, Нейл. Честное слово. Глупо бояться дурацких детских шуточек! Я вообще думаю, что в воскресенье меня просто подвели нервишки.
Он помедлил еще немного, потом повернулся и вышел, захватив с вешалки свою куртку.
Сев в машину, Нейл первым делом позвонил в департамент и попросил приглядывать в оба за домом Гудингов в его отсутствие. Пусть Эллис преисполнена оптимизмом, он не может позволить себе такой роскоши. В течение последних трех дней Нейл пытался найти связь между обезглавленным кроликом и изуродованным скотом, потом отказался от этой версии, решив, что она притянута за уши и что шутники вполне могли обезглавить кролика, наслушавшись разговоров об уничтожении скота… И все же в глубине души он знал, что это отнюдь не полный вздор. Что-то здесь не так, и чутье подсказывало ему, что детские шалости тут совершенно ни при чем. Он еще крепче стиснул руль, подумав о том, что Эллис сейчас одна, в огромном старом доме. Мысль о том, что дом под присмотром, никак не могла его утешить. Есть тысячи способов обойти наблюдателя — Нейл сам отличался непревзойденным мастерством по этой части.
А потом сама Эллис. То, что она запинаясь рассказала ему, было ужасно, даже учитывая, что Нейл услышал лишь самый сжатый конспект случившегося. Этот беспомощный рассказ затронул какие-то, казалось, давно забытые струны в его душе… К несчастью, Нейл Морфи видел столько грязи и зла в жизни, что без труда мог заполнить пробелы в истории Эллис самыми ужасными подробностями.
Он вжался в сиденье, пытаясь облегчить тяжесть в пояснице, прежде чем почувствует боль. Он давно уже автоматически реагировал на потребности своего искалеченного тела, почти бессознательно меняя его положения. Это делало Нейла вечно беспокойным, вечно мечущимся, как волк в клетке зверинца.
Нейл Морфи относился к категории людей, привыкших принимать вещи как они есть, независимо от того, нравятся они ему или нет. Но сейчас он всей душой желал, чтобы сегодняшний поцелуй не имел места. Ему не следовало целовать Эллис Гудинг. Ему совсем не нравилось то чувство, которое заставило его повернуться от двери, подойти к Эллис и коснуться ее губ. Ему вообще не нравились никакие чувства, совсем никакие.
Слишком опасна волна чувств, она увлекает тебя и гонит по дороге, на которой пропастей столько же, сколько сверкающих вершин… И рано или поздно ты окажешься на дне такой пропасти, разбившись вдребезги. Нейл Морфи был слишком хорошо знаком с глубинами преисподней, чтобы искать себе новых мучений.
…Но губы Эллис, такие сладкие и теплые, словно живительная влага для путника, бредущего по ледяной пустыне, так мгновенно и так упоительно ответили на его поцелуй. И как божественно легли на его бедра ее руки…
При одном воспоминании об этом Нейл почувствовал тяжесть в паху. Какая-то часть его существа стремительно возрождалась к жизни.
Умный и рассудительный человек немедленно бросился бы прочь со всех ног. Но когда дело касалось таких вещей, Нейл Морфи переставал быть умным и рассудительным человеком. Кроме того, мисс Эллис Гудинг нуждается в нём, в защите и в безопасности, которую дает его присутствие в доме. За всю свою жизнь Нейл еще ни разу не предал человека, нуждавшегося в его защите.
Эллис сидела на полу посреди гостиной в окружении коробок с елочными игрушками, которые она вытащила из кладовки. Горели все лампы, с пластинки на стереоустановке звучали с детства знакомые рождественские гимны. Лишь крошечный уголок ночного неба заглядывал внутрь сквозь плотно задернутые шторы.
В треволнениях этой сумасшедшей недели Эллис совершенно забыла о елке, поэтому сейчас дала себе торжественное обещание завтра же заказать самую большую. А пока можно развесить венки и гирлянды, заменить голубые свечи в латунных канделябрах на красные и зеленые.
Привычные предпраздничные заботы успокаивали душу, навевали воспоминания… Одни из них вызывали улыбку, от других перехватывало дыхание. Сколько рождественских праздников уже отшумело, сколько образов навсегда оставили в душе эти сверкающие зимние торжества! Светлая радость и золотистое тепло этих воспоминаний всегда скрашивают жизнь, скупую на радости.
Так было всегда… кроме последних нескольких лет. Нет, конечно же, и теперь Эллис любила новогодние праздники, с нетерпением ждала счастливого дня, когда все дома гостеприимно распахнут свои двери навстречу каждому прохожему и рождественские гимны зазвучат на Первой улице, полной веселого смеха…
Но со смертью отца что-то безвозвратно было утрачено. В сочельник Эллис, как и прежде, ходила в церковь, но теперь все там напоминало ей о недавней потере, и даже в самые светлые минуты Эллис не могла не испытывать скорбь. С тех пор рождественские дни навсегда окрасились в серый цвет, даже если на небе ненадолго показывалось приветливое зимнее солнце.
Что за похоронное настроение, одернула себя Эллис, стараясь отогнать эти болезненно-мрачные мысли. Но снова, откуда-то из самых глубин сознания, разлился неясный призрачный свет — так поблескивают острые осколки разбитого стекла, и Эллис окружили образы и звуки, с которыми она была бессильна справиться. Беспомощная перед мрачным напором этих призраков, чувствуя, что страшный вулкан готов вот-вот проснуться и извергнуться, Эллис встала и пошла на кухню приготовить себе еще одну чашку кофе.
В таких случаях прежде всего необходимо найти себе занятие. Может, испечь пирог? Возможно, стряпня развеет ее грустное рождественское настроение и направит мысли на что-нибудь полезное и приятное. Например, напомнит о том, с каким удовольствием Нейл уплетал в воскресенье ее черничный пирог.
Или взять сегодняшний поцелуй. Эллис затрепетала, вспомнив об охватившем ее наслаждении. Почему он сделал это?.. Так неожиданно, без всякого повода и предупреждения.
Мысли ее витали далеко, а руки продолжали рассеянно нарезать кубики масла в муку. Так, кажется, в буфете еще остались засахаренные вишни… Сто лет не пекла вишневого пирога!
…Я так крепко прижималась к нему, всем телом, снова вспомнила Эллис. Когда Нейл обнял меня, молния его кожаной куртки впилась мне в левую грудь… а руки мои до сих пор помнят прикосновение к его бедрам… А что, если бы я сжала их крепче? Ответил бы Нейл? Если бы я притянула к себе его бедра и прильнула к ним всем телом? Что бы он сделал? Посвятил бы меня в таинства любовной игры?
И снова трепет охватил ее, трепет предвкушения. Эллис, Эллис, ведь это же так опасно! Неужели ты настолько наивна, что надеешься просто бесстрастно заниматься любовью с мужчиной? Если ты отдашь ему свое тело, неизбежно подаришь сердце и душу в придачу… а это будет уже гораздо хуже, чем со Стивом Бруксом.
Потому что Нейл все равно оставит тебя, Эллис. И ты прекрасно это знаешь. Нейл Морфи не тот человек, который способен отдать свою душу женщине. Но даже если бы он и захотел сделать это, зачем ему ты, Эллис?
Какая злая ирония судьбы в том, что ни раны, которые нанес тебе неизвестный, ни боль, которую причинил Стив, так и не смогли внушить тебе полного отвращения к мужчинам вообще. Почему этого оказалось недостаточно, чтобы навсегда убить твою сексуальность, которую приходилось годами постоянно подавлять в себе? Заставив себя поверить в то, что ни один мужчина не захочет тебя, почему ты не сумела заставить себя не хотеть никого из них?
…Женщинам не пристало говорить таких слов, которые тихим шепотом сорвались с губ Эллис. И в ту же секунду в гостиной оборвалась мелодия. Пластинка подошла к концу, погрузив дом в сумрачную тишину.
Резким дребезжанием эту тишину разорвал неожиданный телефонный звонок. Эллис вздрогнула и вытерла руки о фартук. Сколько раз уже она давала себе обещание заменить этот пронзительный телефон! Нежное чириканье рабочего аппарата в библиотеке так избаловало ее, что резкий голос собственного вызывал чуть ли не лютую ненависть.
Эллис прижала плечом трубку к уху:
— Алло?
Звенящая тишина в ответ… значит, кто-то там, на другом конце провода, слушает. Раздался щелчок, потом короткие гудки отбоя.
Эллис постояла еще немного, прислушиваясь к гудкам, потом осторожно опустила трубку на рычаг. Ошиблись номером, сказала она себе… Какой-то грубиян, настолько дурно воспитанный, что даже не счел нужным извиниться… Просто какой-то кретин.
И вдруг она задрожала, охваченная ужасом, исходившим откуда-то из глубины ее существа. Потому что неожиданно, необъяснимо она вновь почувствовала, что кто-то наблюдает за ней.
Солнечные лучи угасающего ясного зимнего дня позолотили твердую корочку снега, который похрустывал теперь под ногами Нейла, уходящего прочь от ярко освещенного места происшествия. Рядом семенил шериф Фрэнк Робинсон, румяный шумный толстяк, получивший в дар от природы глубокий низкий бас.
— Снятая с черепа кожа — это уже что-то новенькое, — заметил Фрэнк.
— Я слышал, что подобные вещи уже встречались в других местах, — ответил Нейл. — Кость все еще розовая, значит, это сделано совсем недавно. Нужно послать запрос в лабораторию, чтобы по следам, оставшимся на кости, они установили, каким инструментом это сделано.
Фрэнк кивнул.
— Жаль нет Джима. Сто против одного, что наш индеец сумел бы учуять то, чего мы с тобой просто не заметили.
Нейл не смог удержаться от смешка.
— Ты рассуждаешь как типичный представитель пятидесятых.
— Я и есть человек пятидесятых.
— Что ж, Джим вернется на следующей неделе. А пока обратимся к достижениям современной науки.
— До сих пор меня не удовлетворяли выводы экспертов. Они даже не сумели прийти к какому-то единому мнению!
— Но уж теперь-то по этой кости они просто обязаны отличить следы зубов от следов, оставленных ножом!
Нейл помедлил возле своего пикапа, оглянулся на площадку, залитую светом прожекторов.
— Все это становится похожим на вендетту, объявленную Каули и участку В.
Фрэнк понимающе хмыкнул.
— Ни одно из животных не убито там, где поймано, — продолжал Нейл. — Потому что иначе мы нашли бы следы борьбы, но их нигде не видно. Куда девается вся кровь? И почему ни разу мы не обнаружили никаких следов: ни по направлению к месту, где нашли животное, ни от него? Черт возьми, Фрэнк, я начинаю верить в происки нечистой силы! В этакого злого маленького зеленого человечка!
Фрэнк снова хмыкнул.
— Но ты забываешь, что мы ни разу не обнаружили следов прижигания тканей. А те преступления, в которых обвиняют нечистую силу, всегда отмечены ожогами тканей, похожими на следы от лазерной хирургии.
— Согласен. — В последнее время Нейл превратился в эксперта по подобным преступлениям, и его собственное расследование продвинулось далеко вперед. — Мой приятель из лаборатории сказал, что у последних трупов, которые мы посылали на экспертизу, вырваны внутренности. Даже не принимая во внимание наличие или отсутствие ожогов, мы видим, что сейчас самым важным является вопрос о характере ран — рваные они или все же резаные. У меня уже есть свое мнение на этот счет.
Робинсон задумчиво сунул в рот зубочистку.
— Нечистая сила?
— В человеческом облике. Надеюсь, эксперты найдут на черепе следы ножа, а не зубов хищника!
— А если они вообще ничего не найдут?
— Ну тогда это, без сомнения, злобный зеленый человечек, — покачал головой Нейл. — Но на черепе остались куски тканей, Фрэнк. Помяни мое слово, наш хищник ходит на двух ногах.
Фрэнк мрачно усмехнулся.
— Очень надеюсь на это, черт меня возьми! Мне почему-то не улыбается перспектива сообщить Сэму, что я вступил в контакт с Сатаной и убедительно попросил его оставить в покое племенной скот.
— Прибыла в распоряжение супермена! — лихо отрапортовала Сьюзен Хейли, присоединяясь к ним. — Фрэнк, мы с Доном Крейгом будем охранять трупы до самой погрузки на грузовик. Есть какие-нибудь специальные распоряжения?
Робинсон покачал головой.
— Только обычные.
— Заверните голову, — посоветовал Нейл. — Закутайте ее чем-нибудь, чтобы не повредить по дороге.
— Здравая мысль, — согласился Фрэнк. — Возвращайся к Эллис, Нейл. Мне очень не нравится, что там происходит. Будь я проклят, если понимаю хоть что-нибудь из того, что творится в нашем округе!
Продолжая сокрушенно покачивать головой, он повернулся и вместе со Сьюзен пошел обратно к месту происшествия.
Нейл посмотрел ему вслед. Он прекрасно понимал причину подавленного настроения шерифа. Одно дьявольское происшествие за другим… Кажется, прошла целая вечность с тех пор, как Фрэнк уговаривал его перебраться сюда, обещая целительный покой, который Нейл уже не надеялся когда-нибудь обрести.
Да, здесь оказалось совсем не так спокойно и безмятежно, как обещал Фрэнк… Но в то же время здешняя работа не была такой мучительной, напряженной и изнурительной, как работа секретного агента. И если бы пришлось выбирать еще раз, Нейл выбрал бы округ Гудинг со всем его изуродованным скотом…
Возвращаясь в город, Нейл прибавил газу, зная, что его никто не остановит, ведь его черный пикап хорошо знали все полицейские округа. Ему было ново чувствовать, что тебя знают, что ты являешься частью некоего единства… Работая секретным агентом, Нейл для представителей закона являлся рядовым гражданином, и пару раз его здорово отделали в участке, приняв за обычного дебошира-кокаиниста. Конечно, удары дубинкой делали честь его маскировке, но заставляли чувствовать себя одиноким. И злым. Нейл Морфи родился с шилом в заднице, но работа на улицах бесила его до глубины души…
С удивительным облегчением он смотрел в ветровое стекло машины и видел перед собой бесконечные мили ослепительного зимнего пейзажа, покрытого искрящимся снежным покрывалом. И почему-то горло перехватывало от волнения при виде оленя, которого можно встретить сразу за городом, или мирно пасущихся буйвола с телкой… Можно в четвертом часу утра бродить по улочкам Гудинга и не встретить ничего предосудительного — единственным непривлекательным субъектом наверняка будет пьяный фермер, мирно посапывающий за баранкой своего пикапа.
Происшествие со скотом Сэма совершенно не соответствовало духу округа Гудинг. То же самое относилось и к кролику на крыльце Эллис…
Нейл узнавал дыхание Зла. Он чувствовал его на всех пятидесяти улицах города и на бесчисленных узких горных тропинках.
Что-то страшное пришло в округ Гудинг.
Эллис как раз вынимала пирог из духовки, когда Нейл подъехал к дому. Она обернулась, держа противень руками в жаронепроницаемых перчатках. Нейл остановился у порога, прислонился к косяку и неожиданно усмехнулся. Шрам на щеке немедленно превратил эту усмешку в кривую гримасу.
— Ну и ну! — протянул он. — Донна Рид, ты, право, перестаралась!
Эллис изумленно рассмеялась. Вот уж не думала, что он такой остряк, этот Нейл Морфи! Да ведь он и сейчас не выглядит особенно весело: стоит, прислонившись к двери, весь в черном с головы до ног… Вестник беды…
Все еще улыбаясь, Эллис поставила пирог на охлаждающую подставку в центре стола.
— Вы приглашены отведать кусочек, разумеется, когда он немного остынет.
— Я предпочитаю горячие вишни.
Эллис замерла, не зная, что это — какой-то двусмысленный намек или же ее опять заносит воспаленное воображение, которое явно вышло из-под контроля после единственного невинного поцелуя. Кстати, Эллис уже успела убедить себя, что этим поцелуем Нейл хотел лишь приободрить и успокоить ее, но отнюдь не возбудить.
— Но не настолько горячие, — отпарировала она самым официальным библиотекарским тоном. — Что вы обнаружили на участке?
— Дохлую корову со снятым скальпом.
— Какой абсурд! — поморщилась Эллис.
— Вот именно. И ничего не понятно, как и положено по жанру.
Не отрываясь от стены, он пристально смотрел, как Эллис снимает перчатки и убирает их в ящик.
— С вами все в порядке?
Она подняла глаза и неожиданно почувствовала, что не может вздохнуть… Ведь она смотрела на него и раньше, она давно уже заметила, какое у него сильное мускулистое тело, как он неотразимо привлекателен, несмотря на все свои шрамы… Но сейчас Эллис смотрела на него другими глазами. Теперь она знала вкус этих губ и объятие этих сильных рук. Она смотрела на Нейла глазами женщины, знающей, как легко вспыхнуть в этих объятиях.
Где-то внутри, в сокровенной глубине своего тела, она чувствовала тоскливую боль, тяжесть пустоты… Неужели пустота может быть так невыносимо тяжела?
Эллис заставила себя немедленно отвести глаза, посчитав, что если этот мужчина и захочет ее, то он никогда не останется с ней, с ущербной женщиной. Возможно, он станет заниматься с ней любовью, но никогда не полюбит ее, и она будет полной дурой, позволив ему разбить ей сердце.
— Эллис? С вами все в порядке?
— Все отлично. — Только сейчас Эллис поняла, что стоит, примерзнув к месту, слепо уставившись в пустоту. Она вспыхнула. — Просто устала немножко.
Он коротко кивнул и оторвался от двери, привычно поморщившись от боли.
— У меня для вас хорошие новости.
— Правда? — недоумевая, Эллис выжидательно взглянула ему в лицо, стараясь не обращать внимания на то, как узки бедра этого мужчины… Какое ей вообще дело до узких мужских бедер?!
— Я остановился у стоянки набрать бензина и встретил Сола Грина. Я спросил, не мог бы он за такое короткое время достать для вас елку. А он ответил, что ваша елка давным-давно дожидается вас, и спросил, когда же вы наконец заберете ее. Я пообещал, что завтра утром буду у него.
— О, неужели?! Он не забыл! — Эллис восторженно распахнула свои дымчатые глаза. — Он был так тяжело болен, что я боялась и заикнуться о елке! Я не ожидала, что он сам вспомнит обо мне, ведь у него столько всяких забот!
— И тем не менее он вспомнил. — Нейл повесил шляпу на крючок и склонился над столом, с наслаждением вдыхая аромат пирога. — Сколько мне еще ждать?
Поймав мальчишески-нетерпеливый взгляд, которым Нейл пожирал ее вишневое творение, Эллис неожиданно почувствовала себя такой счастливой и такой растроганной, что тихонько рассмеялась.
— Десять минут. Я как раз успею сварить кофе.
— Ради этого я готов терпеть танталовы муки… На улице очень холодно, и, похоже, мороз крепчает. — Он рванул молнию и, слегка поморщившись, стащил с себя куртку. — С вами точно все в порядке?
— Абсолютно. Я начала украшать дом к Рождеству. Загляните-ка в гостиную.
О телефонном звонке она уже успела позабыть, а о тревоге и страхах говорить слишком стыдно. На какое-то мгновение — всего на одно мгновение — Эллис и впрямь почувствовала себя Донной Рид, радостно встречающей вернувшегося под вечер усталого мужа. Никогда раньше не испытывала она ничего подобного и, твердо зная, что будущее вряд ли побалует ее повторением, с каким-то мрачным восторгом поддалась минутному настроению. Поставив на огонь кофейник, она поспешила вслед за Нейлом.
— Проклятье, — услышала она, остановившись за его спиной.
Стоя в арке дверей, Нейл смотрел на праздничные перемены, преобразившие гостиную. Пышная зелень гирлянд, переплетенная ярко-красными и зелеными лентами, украшала камин. В углу возле высокого стрельчатого окна, который завтра займет елка, красовалась картина, на которой прадед Эллис с любовной тщательностью дилетанта воспроизвел веселую сцену Рождества.
Красные и зеленые свечи в сияющих латунных подсвечниках стояли на столах, празднично зеленели развешанные повсюду веточки остролиста. Даже без елки комната выглядела совсем по-новогоднему.
Почувствовав присутствие Эллис, Нейл повернулся к ней и выдавил кривую улыбку.
— Вы и впрямь неплохо поработали. Красиво. Очень красиво.
И он снова устремил взгляд в комнату.
…Что-то не так, поняла Эллис. Что-то совсем не так. Слишком бросалось в глаза странное напряжение в лице и голосе Нейла.
— Нейл?
— Я… я просто подумал… мне почему-то расхотелось пирога и кофе.
Он снова посмотрел на Эллис со слабой, вымученной улыбкой на губах. Сейчас он напоминал человека, всеми силами скрывающего смертельную боль.
— Я… ну да, я чертовски устал, и спина просто добивает меня. Увидимся утром.
Совершенно сбитая с толку, Эллис растерянно смотрела, как она ковыляет вверх по лестнице. Она отдала бы все на свете, чтобы помочь ему… но ведь это невозможно. Что-то случилось, снова подумала Эллис.
Она внимательно осмотрела гостиную. Нейл увидел здесь что-то, что причинило ему боль. Нахмурившись, Эллис еще долго стояла в дверях, безуспешно пытаясь понять, что бы это могло быть.
…Я просто не был готов к этому, говорил себе Нейл рано утром, осторожно водя бритвой по изуродованной щеке и подбородку. Теперь-то я знаю, как это больно, и постараюсь справиться с собой. Теперь я буду готов к удару…
Два Рождества тому назад он в беспамятстве валялся на больничной койке, почти потеряв рассудок от своих утрат, и ничто тогда не могло спасти его от сумасшедшей муки, которую он не мог избыть. В памяти сохранились смутные воспоминания о визитах немногих друзей, нескольких коллег. Они приносили ему какую-то специально приготовленную еду, но Нейл едва прикасался к пище. А на прошлое Рождество… на прошлое Рождество он заперся в домике Ральфа Мэллори в горах Биг-Хорн и просидел там один все праздники.
Нейл не справился с обрушившимся на него потоком чувств, с внезапно нахлынувшими воспоминаниями. Не смог взглянуть в лицо своим призракам. Наверное, он и теперь не может, но он надеялся превозмочь раздирающую душу боль, если призраки явятся вновь, окруженные звуками и красками Рождества.
Спустившись на кухню, Нейл с удивлением обнаружил горячий кофейник и пирог посреди стола. Тут же на чистый пластик стола была наклеена желтая записочка. Очень ровным библиотекарским почерком Эллис сообщала, что ушла на собрание руководства библиотеки. Во второй желтенькой записке она предлагала отведать пирога на завтрак и, если Нейл Морфи и впрямь любит горячие вишни, советовала поставить пирог на минуту в микроволновку.
Женщина, предлагающая вишневый пирог на завтрак? Наверное, она одна такая в целом свете, изумленно поднял брови Нейл. Моя мать ужаснулась бы. А жена…
Нейл безжалостно подавил эту мысль и заставил себя вернуться к действительности. Отрезал здоровенный кусок пирога, сунул его в печку, потом налил полную кружку горячего кофе.
Раннее собрание в библиотеке. Эллис обычно уходила поздно, потому что никогда не заканчивала раньше семи. Обыкновенно она приходила к открытию, к десяти утра, а сейчас только половина восьмого. Ну что ж, сегодня Нейл сможет немножко помочь ей — заберет у Грина эту чертову елку и сам поставит в гостиной.
Это, кстати, позволит ему без посторонних свидетелей взглянуть в лицо новогодним декорациям, даст возможность предаться воспоминаниям и изведать глубину боли, которую необходимо скрывать от всех на свете.
Но только после того, как он закончит свои дела у шерифа. И раз уж он вспомнил об этом, то и после того, как позвонит Питеру О’Брайену, чтобы узнать, не выяснил ли он чего-нибудь о кинжале на фотографии.
Ужас, охвативший Эллис при виде этой фотографии, ни днем ни ночью не давал покоя Нейлу, точил, как заноза, как кусочек головоломки, не желающий вставать на свое место в рисунке. Он отослал фото О’Брайену, признанному эксперту по таким вещам, так что, если кинжал не окажется просто дурацкой шуткой накануне Дня всех святых, Питер сумеет выяснить все необходимое. Возможно, это даст ключ к разгадке.
Спустившись вниз по улице и миновав площадь Дж. Вашингтона, Нейл припарковал свой пикап на стоянке под вывеской «Для служебных машин» и приветливо помахал рукой Марку Бьюнену, только что влезшему за руль патрульной машины.
Марк опустил стекло, высунул голову и радостно заорал, улыбаясь во весь рот:
— Эй, Нейл, твой пикап не служебная машина!
— А вот у шерифа совсем другой взгляд на этот вопрос, недаром он оплачивает большинство моих километров.
В диспетчерской Дон Крейг сидел перед пультом, прижав к уху телефонную трубку, а сама диспетчер, Уна Дайн, пускала в потолок облачка сигаретного дыма, лениво откинувшись на спинку кресла.
Уна принадлежала к узкому кругу жителей округа, к которым Нейл успел искренне привязаться за эти несколько месяцев. Сухонькая энергичная шестидесятилетняя женщина — длинный язык и золотое сердце. Она бесцеремонно совала нос в дела всех обитателей Гудинга, но, похоже, никто и не думал особо возражать против столь нахального посягательства на права личности.
— Привет, Уна, привет, Дон.
— Привет и тебе, Казанова, — насмешливо протянула Уна.
Нейл замер на полпути к кабинету, который Фрэнк предоставил в его распоряжение, и обернулся.
— А поподробнее?
Уна выдохнула еще одно сизое облачко.
— Ходят слухи, что ты растопил сердце нашей Снежной королевы.
Очень медленно Нейл развернулся и прихрамывая направился к Уне.
— Я снимаю комнату у мисс Эллис. — Он сказал это очень спокойно, но такая угроза стояла за этим спокойствием, что Дон замер за своим пультом.
— Конечно, Нейл, — невозмутимо ответила Уна. — Именно это я без устали твержу каждому идиоту, у которого хватает наглости повторять разные сплетни. Но ты ведь должен знать, что о тебе говорят.
— Зачем? Разве я смогу помешать людям чесать языки?
— А разве я тебя к этому призываю? Просто я считаю, что ты должен знать, вот и все. Ненавижу, когда человек, о котором распускают сплетни, узнает о них последним. Так что, если начнешь замечать, что люди косо поглядывают на тебя и перемигиваются, знай, что это тебе не привиделось.
Нейл сверху вниз взглянул в лицо Уне — сморщенное маленькое личико, похожее на карту путевых дорог, и неожиданно рассмеялся.
— Что ж, ты права. Чувствуешь себя как-то не по себе, когда при твоем появлении моментально стихают все разговоры.
— Ну, а чтобы тебя немного утешить, скажу, что большинство слухов о вас с Эллис вовсе не похожи на грязные сплетни и носят преимущественно дружески-одобрительный характер.
Невелико утешение, думал Нейл по дороге в кабинет. Вряд ли Эллис порадует подобное «дружеское одобрение».
Мужественно не обращая внимания на рождественский венок, которым неизвестный доброхот украсил дверь его кабинета, Нейл отпер замок, вошел и опустился в облезлое кожаное кресло перед еще более обшарпанным письменным столом.
Итак, мисс Эллис была права насчет опасности людских толков. Нейл прожил большую часть жизни в больших городах, где люди моментально превращались в слепоглухонемых, когда на их глазах убивали ближайшего соседа. Когда живешь в зоне боевых действий, именуемой городскими трущобами, тебя меньше всего интересуют такие пустяки, как кто с кем спит. Тебя волнуют куда более важные вещи — например, не бандит ли твой сосед, а в случае если самые худшие опасения все же оправдались, то ты не спишь ночей, думая, как бы ненароком не увидеть того, за что тебя завтра зарежут.
Пока ты ребенок, тебе это еще удается. Ну а потом у тебя два пути: либо стать таким же бандитом, либо завербоваться в армию, чтобы уехать подальше от этих мест. А потом, если ты вырос крепким и стойким, если получил образование и, несмотря на это, остался законченным кретином, тогда ты вернешься в родные трущобы, чтобы очистить их улицы ради будущих мальчишек, которых, возможно, минует чаша сия.
Да, если ты законченный кретин, ты поступишь именно так. И будешь жить на лих улицах, на долгие месяцы забыв собственное имя, рискуя стократ больше, чем если бы просто остался на стороне закона. Да-да, надо быть последним идиотом, чтобы пойти на это.
Нейл Морфи оказался именно таким идиотом и заплатил немыслимую цену за это.
Тяжело вздохнув, Нейл раздраженно потер виски кончиками пальцев. Странное напряжение, с утра терзавшее его, все росло. Он с ужасом чувствовал, как смыкается круг, а это значит, что скоро ему предстоит стать участником событий, вынести которые окажется выше его человеческих сил. Он привык к собственной двойственности, свыкся с тем, что существуют два Нейла Морфи и каждый живет своей жизнью. Однажды эти две жизни уже столкнулись друг с другом в катастрофе, лишившей его всего, что было ему дорого. И вот теперь чувства, казалось давно развеянные пеплом, вновь подняли голову и готовят новую катастрофу — на этот раз в его душе.
— Проклятье! — С этим глухим напутствием Нейл захлопнул дверь склепа, где покоилось его прошлое, и обратил взоры к настоящему.
Сначала нужно позвонить в лабораторию и узнать у Фила Скотта, что удалось выяснить по поводу вчерашних трупов. К сожалению, Фил сам не проводит вскрытий, но как ассистент он должен знать, что выяснили патологоанатомы. Именно Фил в прошлый раз сообщил Нейлу, что мнения двух ветеринаров-патологоанатомов резко разошлись в оценке характера ран, нанесенных скоту Сэма. Похоже, этот человек чувствовал, что Морфи можно и нужно сказать все, а не только ту безликую информацию, которую знающие люди считают благоразумным пустить в массы.
Через пятьдесят минут, оглушенный твердыми заверениями Фила, Нейл снова поднял трубку и набрал код Восточного Берега.
— Кабинет профессора О’Брайена, — ответил мелодичный женский голос.
— Привет, Мэгги. Это Нейл Морфи.
— Нейл! О Боже! Сколько лет, сколько зим! Где ты? В городе?
— Нет, я осел в Айдахо.
Короткая пауза, а затем осторожный вопрос:
— Могу я спросить или мне лучше промолчать?
— Просто перемена мест, Мэгги. Удачная перемена, как мне кажется. Работаю у местного шерифа. С тех пор как перебрался сюда, не встретил ни одного наркомана и ни одного продавца травки. Даже кокаинисты тут не водятся. Говорят, здесь где-то все же должен быть один, но я его пока не видел. А Питер здесь?
— Сейчас он в лаборатории, а потом у него семинар. Попросить его перезвонить?
— Я послал ему толстенный конверт в прошлую субботу и хотел узнать, получил ли он его. Меня интересует его мнение по поводу одной карточки, я вложил ее в письмо.
— Я пока не видела твоего письма, Нейл. Даю голову на отсечение, что не пропустила бы конверт из Айдахо. Может, ты оставишь мне телефон, чтобы Питер перезвонил попозже?
Нейл продиктовал ей телефон своего кабинета и номер Эллис, поинтересовался здоровьем мужа и детей, задал пару вопросов по поводу эрдельтерьеров, которых разводила Мэгги с мужем, и распрощался.
Руки его дрожали, ладони вспотели от волнения. Нейл бесстрастно отметил это, понимая, что только что переступил один из невидимых барьеров, которые он возвел между собой и своим прошлым. Голоса старых друзей оживили воспоминания и стерли временные границы.
И снова он безжалостно подавил подступающие чувства. Поднял трубку и позвонил Солу Грину, чтобы выяснить, не сможет ли он прислать кого-нибудь из своих людей помочь погрузить четырехметровую елку на крышу пикапа. Сол пообещал отрядить своего сына.
Ну а теперь, мрачно подумал Нейл, задвинув кресло и снимая с вешалки куртку и шляпу, теперь настало время взглянуть в лицо рождественским теням.
Сын Сола Грина оказался здоровенным футболистом, прибывшим домой из колледжа на рождественские каникулы. Четырехметровую елку он нес легко и небрежно, как пушинку, так что Нейлу осталось только помочь привязать ее на крышу машины.
— Не думаю, что вернусь в Берли на весенний семестр, — говорил Берт. — Весной в питомнике слишком много работы, а отец постоянно нервничает из-за того, что уже не может справляться с ней так, как прежде.
Boт, скажем, с этой елкой. Он дергался и дергался, как я ни уговаривал его, что Билл Хаском отлично справится и без него. Ну как же, отец убежден, что никто, кроме него, не способен выбрать елку, достойную мисс Эллис! В конце концов, две недели назад я приехал домой и сам занялся этой елкой.
— Право, отличная елка, — заверил Нейл, помогая обвязывать ее веревкой. — Мисс Эллис будет в восторге.
— Я ездил за ней на ранчо к Моргану. Старик давно еще завел лесополоску, чтобы увеличить доходы, всегда сам ухаживал за ней, но вот два года назад он умер. Сейчас его внук поселился с бабушкой и взял дела в свои руки.
И все же, деревья слегка потеряли форму. Теперь они уже не такие, как прежде…
— Так значит, сама по себе елка не вырастет в такую красавицу?
— Никогда. Необходимо подрезать и подравнивать дерево, чтобы придать ему ту пышность, которая так ценится покупателями. Кроме того, ели нужно гораздо больше влаги, чем дарит им наша природа.
А вот Джеф Морган, ну внук старого Моргана, я вам говорил, не привык регулярно заботиться о таких вещах. Наверное, ему мешают все эти дружки, которых он поселил у себя. Компания мерзавцев, вот кто они такие, если вас, конечно, интересует мое мнение.
Как забавно, подумал Нейл, еле заметно улыбаясь. Юный Грин говорит в точности как его отец, несмотря на по меньшей мере сорокалетнюю разницу… Наверное, половина округа с такой же очаровательной рассудительностью судачит и о нас с Эллис. Эта мысль вовсе не показалась Нейлу забавной, более того, он счел делом чести вступиться за Джефа Моргана и его «мерзавцев» и по возможности заставить Берта сознаться, что он слегка сгустил краски.
— С чего вы взяли, что они мерзавцы?
Берт пожал плечами, продолжая завязывать еще один узел на крепком джутовом шпагате.
— Они уже несколько месяцев пользуются гостеприимством старой женщины, бабушки Джефа, а это нехорошо и неприлично. Они вели себя недружелюбно, когда я приехал за елкой. Странно переглядывались и пересмеивались. — Он затянул узел. — Мерзавцы, одним словом. Нашему округу не нужны такие гости.
…И Нейл неожиданно представил себе, как через двадцать лет Берт, так же рассудительно приговаривая, будет привязывать на крышу какой-нибудь машины елку для мисс Эллис.
Десять или даже пять лет назад такая жизнь показалась бы Нейлу пустой и бессмысленной. Но теперь он смотрел на Берта Грина почти с завистью.
— Я поеду следом на моем грузовике, — объявил Берт. — Надо поставить елку до прихода мисс Эллис.
Нейл заколебался.
— Но я даже не знаю точно, где она хочет поставить ее, Берт…
— Зато я знаю. — Рослый молодец расплылся в широченной улыбке. — Жители Гудинга всегда ставят елку на одно и то же место с самого моего рождения, а то и еще раньше.
А потом Нейл сидел на полу, подвернув под себя ноги и устремив невидящий взгляд на пушистые лапы зеленой неукрашенной ели.
С Бертом они действительно очень быстро установили и закрепили ее. Наверное, парень уже не раз помогал своему отцу в этом деле, он знал даже, что крестовина для елки хранится в гараже.
Прошлым вечером Эллис достала все украшения, и теперь Нейл заставлял себя смотреть на горы коробок… и в пестрой мишуре и блеске узнавал шары… Шары. Это всегда было его обязанностью — развешивать их. Нейл снова незаметно погрузился в прошлое. Давно позабытые ожерелья огоньков веселым праздничным мерцанием окружили его.
Нейл почувствовал, что не может дышать, — воспоминания свинцовым обручем сдавили грудь.
Светлые воспоминания.
Счастливые воспоминания.
Вспоминания о погибшем навсегда.
Воспоминания, которые сводят с ума своей простотой и доверчивостью к будущему. Своей слепой наивностью.
Маленькие пустяки… Прикосновение детской ручонки, колокольчик детского смеха… Тепло женских рук, слезы счастья на лице… Счастье дарить радость друг другу.
Потеряно. Ушло. Похоронено.
О Господи! Нейл судорожно вздохнул, пытаясь расправить грудь, чтобы освободиться от давящего обруча. Но тщетно. Ничто, ничто и никогда не освободит его от тяжести утраты.
— Нейл?
Голос Эллис достиг слуха Нейла, но оказался бессильным прорваться сквозь стены отчаяния, окружившего его душу. Он снова мучительно вздохнул, пытаясь освободиться.
Эллис потрясло выражение его лица. Мокрые дорожки слез прочертили щеки, но Нейл не замечал этих слез, как не замечал и ее, Эллис, как не замечал ничего вокруг, кроме терзавшей его боли.
Почти не сознавая, что делает, в безотчетном порыве Эллис опустилась на колени возле Нейла, обняла его и прижалась мягкой щекой к его рваному шраму.
— О Нейл, — шептала она. — О Нейл, скажи, что мне сделать?
— Ничего… ничего. — Это были даже не слова, а хриплые невнятные стоны, но вопреки отказу от помощи Нейл протянул руки и обнял Эллис, стиснув до боли в ребрах. Но она не обратила на это внимания.
Ее руки крепко обвились вокруг. Нейла, прижимая его все ближе — совсем близко, и вот уже Эллис уткнулась лицом в его теплую шею, чтобы дать все, чем может утешить человеческая близость.
— Сейчас все пройдет, — хрипло шептал Нейл. — Сейчас пройдет.
Но она чувствовала, как мучительно вздрагивает он всем телом, и знала, что, будь она на его месте, эта дрожь взорвалась бы безудержными рыданиями. Так велико было его отчаяние, что Эллис, казалось, сама испытывала его. И это была не просто боль, не физическое страдание, терзающее тело, но мучительная душевная боль, боль ужасных потерь. Точно так же вздрагивал отец Эллис, стоя перед могилой жены и сына.
— Все сейчас пройдет, — снова прошептал Нейл, но не разжал объятий.
Он опустился на ковер, и Эллис позволила привлечь себя следом, позволила еще крепче обнять себя и уткнуться мокрым лицом в свое плечо. Она забыла, что должна вернуться на работу, забыла, что забежала домой только перекусить и слегка освежиться. Она забыла все, кроме мужчины, которого держала в объятиях, который стискивал ее, как спасательный круг в бурю.
Она зарылась пальцами в серебристые пряди волос Нейла, она нежно гладила и перебирала их — эта ласка должна была сказать ему, что она здесь, рядом, что она утешит его… Что еще могла она сделать?
Никто не мог бы сказать, сколько длилось это. Но вот последний раз вздрогнули плечи Нейла, и кольцо его рук ослабло. Эллис тут же разжала объятия, безрассудно надеясь, что Нейл не отстранится от нее. Слишком уж хорошо было лежать в его руках, так близко к теплу мужского тела. Наверное, она никогда больше не будет лежать в чьих-либо объятиях, так близко к мужчине, и поэтому не могла найти в себе силы немедленно лишиться этого.
Нейл пошевелился. Когда он приподнялся, Эллис закрыла глаза, подавив невольный протест против того, что он уже оставляет ее. Но он не собирался этого делать.
С тяжелым вздохом Нейл протянул руки и, не выпуская Эллис, сел поудобнее. Довольная тем, что он не уйдет прямо сейчас, она бессознательно придвинулась ближе. Нейл напрягся и резко перекатился на спину, так что она теперь оказалась наверху. И неожиданно их объятие стало совершенно иным. Подняв ресницы, Эллис взглянула в глаза цвета июльской грозы, горящие на суровом, жестком лице.
Он ничего не сказал ей. Ни слова. Он просто протянул руку и стащил берет с ее головы. Щелкнула заколка, и рассыпавшиеся волосы мерцающим огненным ореолом окружили лицо Эллис.
Они оказались точно такими, как он и представлял: пышные, вьющиеся, непокорные и удивительно мягкие, как тончайший шелк. Нейл поднял руки и с наслаждением зарылся в эти волосы, лаская затылок Эллис, чувствуя мучительно растущее вожделение…. Она слишком теплая, слишком живая, и ему позарез нужна ее животворная сила…
Когда пальцы Нейла коснулись ее затылка, незнакомая дрожь, мурашками пробежав вниз по спине, охватила Эллис. Я должна немедленно прекратить это, испуганно подумала она. Во что бы то ни стало я должна заставить его остановиться, пока еще не поздно!
Но тело ее было слишком захвачено ощущением мужского тела, чтобы повиноваться подобным мыслям. Никогда еще мужчина не прижимался к ней так интимно, она была поглощена блаженным познанием только что разбуженных ощущений, о которых раньше и не подозревала. Ее груди касались мужской груди, заставляя испытывать странную боль и желание потереться об эту грудь в поисках облегчения. Ее нежный живот прижимался к мощному прессу Нейла, а ее округлые бедра казались идеальной емкостью для его узких крепких бедер.
А там, внизу, рядом с ее трепещущим лоном, Эллис ощущала твердую восставшую плоть Нейла. И как только она осознала это, острое наслаждение волной разлилось прямо от места соприкосновения их бедер во все уголки ее тела.
Здравый смысл требовал сию же секунду положить конец этой опасной игре, но что означает призыв здравого смысла, когда тело заливает раскаленная лава желания?! Впервые испытываемая страсть сделала Эллис пленницей собственных ощущений, парализовала ее волю. И она сдалась, изнывая от вожделения.
— Красивые, — хрипло выдохнул Нейл. — Почему ты убираешь их назад, когда они такие красивые? — Он взбил завитки, обрамлявшие лицо Эллис, глядя, как льнет к его пальцам золотой огонь мягких волос.
Эллис хотела сказать, что всю жизнь пыталась заставить свои волосы вести себя, как подобает волосам, а не дикой неуправляемой массе, но не сумела вымолвить ни слова. Ласки Нейла и настойчивый взгляд серо-зеленых глаз лишили ее дара речи. Единственным звуком, который она хотела и могла бы издать сейчас, был стон наслаждения. Эллис потребовались все силы, чтобы подавить его.
Но вот Нейл наклонил к себе ее испуганное лицо и закрыл ее губы нежным влажным поцелуем.
— Позволь мне, Эл, — прерывисто шептал он. — Пусти меня… Господи, мне так нужно…
Он не договорил, потому что губы Эллис податливо приоткрылись, чтобы принять его, как если бы его воля стала ее желанием.
Каким-то потаенным уголком своего сердца Эллис знала, что Нейл всего-навсего хочет изгнать своих бесов, что он просто вытесняет боль удовольствием. Но даже это не могло вернуть ей здравый смысл. Она стремилась отдать Нейлу то, что он искал. Ее щедрое сердце торопилось подарить этому измученному мужчине передышку среди страданий, а долго подавляемая женственность позволила предположить, что это будет столь же отдача, сколь и приобретение.
Она хотела познать мужское желание, ей необходимо было почувствовать себя желанной, ей нужно было, чтобы острая боль Нейла сменилась столь же сильной страстью. Ведь тогда оба они смогут получить желаемое. И в этом нет ничего плохого…
А поцелуй Нейла становился все глубже и глубже, язык его страстно скользил по ее языку, как будто — только как будто — он знал, что все будет совсем хорошо, стоит только двигаться еще быстрее, еще глубже, еще ритмичнее.
Даже в самых смелых мечтах Эллис не могла бы представить, что поцелуй может быть таким страстным, таким жаждущим, таким возбуждающим, она ни за что бы не поверила, что страсть, близкая к ярости, может быть так прекрасна. С глубоким стоном она еще шире приоткрыла губы, возвращая Нейлу его поцелуй. В своей невинности она даже не догадывалась, что означает ее ответ. Она хотела только заставить Нейла почувствовать то, что чувствует сама.
И ей это удалось. Нейл Морфи слишком долго не испытывал ничего, кроме боли, физической и душевной, и теперь его буквально оглушил неожиданный взрыв своих чувств. Он забыл обо всем, желая только одного — немедленного удовлетворения своих желаний.
Правда, внутренний голос еще сделал попытку одернуть его, напоминая о долге джентльмена, о том, что Эллис совсем неопытна, и о своем обещании не терять контроля над событиями. Но он только досадливо отмахнулся. Он больше не был джентльменом. Он был волком трущоб, а не белым рыцарем, чтобы охранять эту леди от себя самого. Стон, с которым Эллис прильнула к нему, положил конец внутренней борьбе. Эта женщина тоже хочет его. И этого достаточно.
— Боже, Эл, — задыхаясь, прошептал он, прервав поцелуй, но держа ее лицо совсем близко, так что можно было покусывать и облизывать ее губы… Они были распухшими, влажными и сладкими… очень сладкими.
И вся она должна быть такой, пронеслось в голове Нейла. Свежей, чистой, сладкой…
Он целовал ее, а руки Эллис скользили по его груди, лаская ее до тех пор, пока Нейл не почувствовал, что сейчас сойдет с ума от жажды других, более глубоких и сильных ощущений. Не спеши, приказал он себе. Не торопись. Меньше всего на свете он хотел бы сейчас спугнуть Эллис.
Но вот, когда язык его вновь проник в глубину ее рта и Нейл почувствовал, как ногти Эллис вонзились в его кожу, только тогда у него вырвались слова. Приказание. Просьба…
— Распахни мне рубашку, Эл.
Она приподняла голову, и Нейл встретился с невидящим взглядом ошеломленных дымчато-зеленых глаз.
— Твою рубашку? — хрипло переспросила она. При одной мысли об этом внутри у нее все сжалось от томительного предвкушения.
— Я хочу почувствовать прикосновение твоих рук.
Она судорожно вздохнула и опустила глаза на его грудь.
— О да… — выдохнула Эллис и, не колеблясь более ни секунды, принялась расстегивать пуговицы. Ее нетерпение передалось и Нейлу, затронув что-то в самой глубине его существа.
Когда наконец ее ладони прикоснулись к его обнаженной груди, Нейл застонал от наслаждения. Он давно позабыл, как это сладко, когда тебя касается женская рука, как сладко чувствовать прикосновение к коже.
— А теперь свою блузку, Эл. Расстегни ее.
Услышав этот хриплый резкий приказ, Эллис почувствовала, как возбуждение сотрясло все ее тело, ноги оцепенели. Но тут же внезапный порыв стыдливости буквально парализовал ее.
— Эл? — Нейл поднял глаза, но то, что он увидел, немедленно охладило его пыл.
Неприступная мисс Эллис, спускающая шкуру с любого мужчины, осмелившегося отнестись к ней как к женщине, сейчас дрожала и заливалась краской смущения. Неужели она действительно девственница? А он… он обращается с ней, как… о, черт возьми!
Он неожиданно перевернулся, и Эллис удивленно охнула, увидев, как переменилось его настроение. Теперь она лежала спиной на ковре и смотрела снизу вверх на Нейла, который, опираясь на локти, удерживал ее в таком положении тяжестью своих сильных бедер.
Заглянув в смущенное и растерянное лицо Эллис, он почувствовал себя последним подонком. Нежно коснувшись ее щеки, он убрал с нее непокорный завиток рыжей гривы.
— Прости меня, Эл, — тихо шепнул Нейл.
— 3-за что?
Что за глупый вопрос, подумал он. Изумление уничтожило последние остатки желания.
— Прости, что смутил тебя, — ответил он. — Прости, что напугал тебя.
Но, черт меня возьми, я не прошу прощения за то, что коснулся тебя, за то, что узнал, какую страсть ты скрываешь в своей душе, с ожесточением думал Нейл. Похоже, его несчастья лишь усугубились с тех пор, как он поселился под этой крышей, но он не сожалел об этом. Он не мог сожалеть о том, что вновь обрел способность чувствовать. Не мог, по крайней мере сейчас. Позже, немного позже, он, возможно, будет чертовски жалеть обо всем этом…
Эллис покраснела еще сильнее и опустила глаза, стараясь не смотреть на обнаженную грудь Нейла. Мягкие темные завитки покрывали эту грудь, и теперь Эллис знала, какие они на ощупь. И хотела снова коснуться их…
— Я… я вовсе не испугалась, — призналась она, когда природная честность взяла верх над стыдливостью. Она не могла и подумать, что ее правдивость произведет такое электризующее воздействие на мужчину, возвышавшегося над нею. — Мне нравится трогать тебя.
— Ты похожа на испуганного кролика, — мягко сказал Нейл.
Ради того, чтобы воздать должное этой женщине, он на время подавил вновь вспыхнувшее желание. Уличный волк или нет, он всегда ненавидел подонков, издевающихся над женщинами. Он испытывал отвращение к самому себе за то, что, пусть лишь на мгновение, позволил себе воспользоваться наивностью Эллис.
— Я… я никогда. — Она мучительно побагровела и отвернулась.
Теперь уже Нейл не сомневался, он знал наверняка, что до него у Эллис никогда не было мужчины. Нежность переполнила его сердце.
— Я знаю, — просто сказал он. Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе, терпеливо дожидаясь, когда она откроет глаза. — Именно поэтому я извинился перед тобой. Я не подумал о тебе. Я хотел почувствовать прикосновение твоих рук, хотел дотронуться до тебя. Но я слишком торопился, я просил слишком многого и смутил тебя. Я виноват.
…Ну вот я и упустила свой шанс узнать все это, грустно подумала Эллис. Она слишком неопытна, чтобы воспользоваться сложившейся ситуацией. Какая жестокая насмешка! Если бы существовала хоть какая-то возможность объяснить Нейлу, что она желает очень многого, но боится идти до конца! Она безумно хотела испытать все эти новые восхитительные ощущения, но не хотела испить горечь безответного чувства.
Эллис, Эллис, а почему бы тебе сразу не попросить луну с неба?
Но Нейл бдительно следил за малейшими сигналами, которые посылало ему ее тело, а оно, в отличие от Эллис, прямо и беззастенчиво говорило о своих желаниях. Вот глаза ее вновь устремились на его грудь, и Эллис облизнула нижнюю губу. Неторопливая чувственность этого жеста буквально бросила его в жар.
— Эл? — услышал он свой хриплый шепот и вновь почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой, уговаривающим девочку немного поразвлечься… Нетерпеливым мальчишкой, разгоряченным, до смерти боящимся, что его мучительное желание останется неразделенным.
— Хм-м? — Медленно и неохотно она оторвала взгляд от его груди и перевела на лицо Нейла.
Она не испытывала страха. Даже смущение ее улетучилось, как только Эллис почувствовала, как вновь тяжелеет и сгущается воздух. Ей показалось, что весь разум переместился в тело, заставляя его отчетливо осознавать растущую тяжесть и странное, блаженное предвкушение.
— Хочешь… немножко поиграть? — шепнул Нейл.
— Поиграть? — Смысл его слов томительной судорогой отозвался в ее теле, сердце бешено забилось.
Нейл увидел, что она поняла, и что-то жадно сжалось у него внутри.
— Мы… мы только немного поисследуем друг друга.
…Поисследуем. С самого детства это слово почему-то ассоциировалось у Эллис с запретными удовольствиями… Нужно что-то сказать… Поисследуем! Одно это слово заставляло ее трепетать с головы до ног.
— Эл? — Нейл повернул голову, не обращая внимания на боль в пояснице — отголосок напряжения в паху. — Да или нет, Эл? Ты должна ответить мне хоть что-нибудь.
Она прерывисто вздохнула.
— Я не хочу заходить слишком далеко.
Как глупо, подумала Эллис. Несмотря на сжигающее ее возбуждение, она чувствовала, что слова ее прозвучали совсем по-детски. И тем не менее это была именно та линия поведения, которой она намеревалась строго придерживаться… пока хватит сил.
— Я знаю. — Он еле выговорил это и, увидев близко ее губы, не удержался и коснулся их нежным поцелуем. — Я все знаю. Клянусь, я не обижу тебя, но, черт возьми, мэм, нам обоим позарез нужно немножко поласкать друг друга!
Да, мысленно согласилась Эллис. Это именно то, что мне нужно. Поласкать. Близость и уют. Нейл хочет забыть свою боль, а я хочу почувствовать себя желанной. Похоже, мы сумеем подарить друг другу чту малость.
— Да, — слабо прошептала она. — Только чуть-чуть.
— Тогда коснись меня, Эл. Делай все, что ты хочешь.
И прежде чем она успела осознать его слова, Нейл снова закрыл ей рот долгим глубоким поцелуем, и Эллис почувствовала, что он никак не может насытиться ее губами… Вперед-назад… его язык двигался все увереннее, все настойчивее, и Эллис сама не поняла, когда и как ее бедра внезапно подхватили этот ритм и несмело задвигались в такт. Совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы исторгнуть стон из груди Нейла.
Он поднял голову и посмотрел вниз, на Эллис, — лицо его потемнело от страсти. Но глаза — эти грозные штормовые глаза — были затуманены, нежны и ласковы.
— Ах, Эл, — выдохнул Нейл, — ты настоящая ведьма.
— А ты Князь тьмы, — услышала Эллис собственный голос. Она тут же пожалела о вырвавшихся словах, но, к ее удивлению, Нейл только тихо засмеялся.
— Да, так меня называют, — прошептал он, — так меня называют.
Его рука быстро соскользнула вниз с ее плеча, и, прежде чем Эллис успела осознать, что он делает, Нейл стиснул ее грудь сквозь тонкий шелк блузки. Реакция Эллис была мгновенна, неистова и возбуждающа: тихо всхлипнув, она изогнулась дугой под телом Нейла.
— Да, — прошептал он возле ее уха, и этот шепот вновь заставил Эллис затрепетать, — именно так, Эл. Вот так.
Он дарил ей наслаждение, но заставлял поверить, что это она делает его счастливым. Еще никто никогда не позволял себе такого с ней, и Эллис даже не подозревала, сколь восхитительным может быть простое прикосновение.
Сквозь блузку и лифчик Нейл нащупал твердую выпуклость соска и принялся ласкать его, поглаживая до тех пор, пока Эллис не начала неистово извиваться.
— Отлично, Эл. Отлично. Просто чувствуй, вот и все.
Но ей хотелось большего, ей было недостаточно просто пассивно реагировать на его прикосновения. Ей хотелось провести собственное исследование. Поэтому Эллис протянула руку и запустила ее в густые заросли на груди Нейла, наслаждаясь мягкостью темных завитков, чувствуя тепло мужской кожи. Каждым прикосновением ладоней она изучала тело Нейла, испытывая и узнавая его стальную силу.
Когда пальцы ее случайно наткнулись на твердую вершинку его маленького соска и Нейл затаил дыхание, Эллис поняла, что по крайней мере здесь он ничем не отличается от нее.
Горячее дыхание опалило ноющий сосок, пальцы Нейла застыли на груди Эллис.
— Да-а, — выдохнул он, прижимаясь ближе, поощряя Эллис к дальнейшим действиям.
Прикосновение нежных губ и языка к его соску электрическим разрядом пробило его тело, глубокий стон сменился дрожью блаженства… Этот стон и судорожная сила, с которой Нейл стиснул ее грудь, бросили в жар Эллис. Она не смела мечтать о том, что когда-нибудь сможет доставить мужчине такое удовольствие.
Она познала свою власть над мужским телом, поверила в то, что сумеет опутать его той же паутиной возбуждения, которую он умело соткал вокруг нее. И это заставило ее почувствовать себя живой и сильной, способной дарить счастье. Она почувствовала себя щедрой и великодушной, ведь теперь она знала, что все делает правильно.
А еще это новое чувство сняло оковы с чего-то запретного, невозможного, ведь Эллис делала и переживала это вместе с Нейлом, а значит, здесь не было больше места страху и стыду. Душа ее доверчиво раскрылась навстречу мужчине, который так полно дарил ей себя и просил у нее такого же подарка.
На какое-то время Эллис забыла, что ни одному мужчине она никогда не будет нужна надолго. Забыла, что насильственно лишена важнейшего начала женственности и что однажды мужчина, которого любила, швырнул ей в лицо жестокие слова о ее неполноценности. Забыла, какую боль может принести мужчина…
— Черт возьми, Эл, — прохрипел Нейл, и эти слова восторга вырвались из самой глубины его существа. — Так сладко, — шептал он, задыхаясь, — так сладко…
Эллис обвила его руками, она хотела прижаться еще крепче, хотела ощутить каждой клеточкой своего тела близость мужчины. Она хотела чувствовать его руки на своей груди… а потом его губы… и когда наконец — как же нескоро! — пальцы Нейла нащупали пуговки ее блузки, Эллис показалось, что белое пламя восторга сжигает ее тело.
И тут зазвонил телефон.
Реальность ледяной волной стыда обрушилась на Эллис. Она отдернула руки от Нейла, как если бы обожгла их, и зажмурилась. О Эллис! Боже, боже, как же ты могла?
Ей хотелось провалиться сквозь землю, умереть, исчезнуть — все что угодно, только бы прочь от этого мужчины, которого она только что целовала, обнимала… изучала. Как могла она так забыться?! Ведь она даже не знает его, совсем не знает! И посмела вести себя, как уличная девка!
— Я подойду, — прорычал Нейл, когда раздался второй звонок. — Оставайся здесь. Не вздумай убегать. Нам нужно поговорить.
Поговорить?! Вот уж этого сейчас ей хотелось меньше всего на свете — разговаривать с мужчиной, который только что заставил ее забыть последний стыд! Ведь он наверняка захочет обсудить их близость… Или продолжить ее?
Как только Нейл вышел на кухню, Эллис вскочила на ноги с единственной мыслью — бежать. У нее есть еще одна парка — старая, в спальне, и запасные ключи от машины. Пока Нейл разговаривает на кухне, она успеет выскользнуть наружу…
— Это тебя, Эл. Джоан.
Напарница по работе. Беспокоится, куда она запропастилась.
Вслед за Нейлом Эллис вошла на кухню, с ужасом думая о том, в каком виде сейчас ее волосы и одежда.
…Должно быть, я похожа на настоящую проститутку, потерянно думала она. Нейл так и подумал… Наверное, он принимает меня за не в меру озабоченную старую деву, готовую пуститься во все тяжкие, лишь бы завлечь мужчину. Эта мысль была так невыносимо унизительна, что щеки Эллис вспыхнули пунцовым румянцем, а когда она взяла трубку, голос ее прозвучал сипло и простуженно:
— Слушаю.
— Прости, что беспокою тебя, — оживленно прощебетала Джоан на другом конце провода, — но ведь ты сказала, что вернешься через полчаса, вот я и начала волноваться!
— Прости, Джоан. Я… у меня небольшие неприятности. Сейчас я буду.
— Можешь не торопиться, — великодушно разрешила Джоан, — мы тут вдвоем с мистером Смитом, так что я отлично управлюсь. Просто я беспокоилась. — Она заколебалась, и Эллис почти физически почувствовала ее замешательство. — Эл, право… у тебя все в порядке? У тебя какой-то странный голос.
— Все отлично. Наверное, я просто немного простыла.
Она попрощалась и повесила трубку. Хорошо бы заползти в какую-нибудь щель и затаиться там… Только бы не поворачиваться и не смотреть в лицо Нейла, стоявшего за ее спиной. Эллис кожей чувствовала его присутствие, как будто сам воздух стал иным.
Наверное, он окурил ее серой, вот она и поддалась искушению. Князь тьмы.
— Эллис.
Хриплый, надтреснутый голос черным бархатом ласкал нервы, вызывал трепет. Теперь Эллис знала причину магического действия этого голоса: чистая сексуальность звучала в его низких, глубоких нотках. Она не хотела поворачиваться, но все же повернулась, опустив глаза. Как же удается этому мужчине заглушать в ней голос здравого смысла, какой силой заставляет он ее делать то, чего она ни за что не сделала бы минутой раньше?
— Не надо, Эл. — Неожиданно Нейл оказался перед нею, взял за подбородок, принуждая поднять голову. Но Эллис упрямо сопротивлялась, отказываясь посмотреть ему в глаза. — Я виноват, — вздохнул Нейл. — Это не должно было произойти. И не должно повториться. Ты слишком неопытна, чтобы иметь дело с мужчиной, подобным мне, и я слишком хорошо отдаю себе в этом отчет. Я не смел воспользоваться твоей доверчивостью.
…Это была не вся правда, о чем Эллис прекрасно знала. Пусть у нее действительно мало опыта, но то, что произошло, произошло с ее полного согласия и при ее самом охотном содействии. Зачем он взваливает всю вину на себя?
Она медленно подняла свои зеленые с поволокой глаза и встретилась с взглядом Нейла.
— Этого позора хватит на нас обоих, — твердо сказала она.
Он удивился. Какое-то время молча разглядывал ее, потом медленная улыбка тронула его губы.
— Пусть будет так, мисс Эллис. Но сейчас ты выглядишь так аппетитно, что я чувствую себя настоящим Князем тьмы. Может, тебе стоит пойти принять душ, пока я приготовлю сандвичи? Тебе уже пора возвращаться на работу.
…Аппетитно?! О Господи, подумала Эллис, поспешно ретируясь в спальню. О Господи!
Взглянув на себя в зеркало, она снова залилась краской стыда. Всклокоченные волосы дыбом торчат вокруг лица, мятая блузка выбилась из-под пояса… Придется переодеваться. Что ж, это и к лучшему. Вот и отличное оправдание ее опозданию: она скажет Джоан, что закапала чем-нибудь блузку.
Аппетитно! Боже мой!.. И что это он имел в виду, когда сказал — «с мужчиной, подобным мне»?
А вечером опять пошел снег. Снегопад начался, как раз когда Эллис закрывала библиотеку. Повернув выключатель, она взглянула в высокие окна библиотеки и увидела мелькание падающих снежных хлопьев.
Эллис спустилась вниз и вышла к автостоянке. Оказывается, земля уже успела покрыться толстым белым ковром. Крупные хлопья кружились вокруг фонаря, превратив его в мерцающее переливчатое облако.
Эллис замерла и долго смотрела на падающий снег, пытаясь настроить себя на рождественский лад, которого ей так не хватало в этом году. Она пыталась не думать о том, что нужно ехать домой, где ее ждет Нейл. Как сможет она посмотреть ему в лицо? Как могут двое смотреть в глаза друг другу после… после этого? Вероятно, этот вопрос служил еще одним доказательством ее непроходимой наивности.
Вздохнув, Эллис подняла воротник парки и сделала шаг, которого всегда боялась, — ступила на пустую темную парковку. Как только она двинулась прочь от библиотеки, то сразу почувствовала знакомое покалывание в области шеи. Так было всегда. Ее всегда преследовало странное тревожное чувство, что кто-то вот-вот схватит ее сзади. Эллис безотчетно ускорила шаги.
Сегодня выдался ужасный день, думала она. Библиотека напоминала огромный пустой лабиринт, особенно после того, как в три часа Джоан исчезла, оставив Эллис в одиночестве. Даже мистер Смит, почтенный пожилой джентльмен, проводивший большую часть своего времени за книгами в читальном зале, сегодня преждевременно покинул ее, сославшись на предпраздничные хлопоты.
Пора бы привыкнуть, строго одернула себя Эллис. Прекрасно знаешь, что декабрь — это мертвый сезон для библиотек. Только ребятишки обычно исправно посещают свой час сказки в это время. Будь ее воля, Эллис позакрывала бы все магазины. У людей совершенно не остается времени на книги!
Слава Богу, к ней это не относится. У кого у кого, а у Эллис предостаточно времени для чтения. Вот и сейчас она с радостью погрузилась бы в очередной роман… если бы только не это странное ощущение, что кто-то следит за ней. Пожалуй, надо посоветоваться с доктором Вэнсом Ньютоном или доктором Ранделлом. Может, кто-нибудь из них успокоит ее и избавит от ощущения страшной тяжести, давящей на сознание? Может, они сумеют объяснить, что значат отсветы сверкающего золота, которые она продолжает видеть краешком глаза, или голоса, звучащие как глухое ворчание плохо настроенного радио?
И снова Эллис показалось, что кто-то преследует ее. Она пошла быстрее. Покосившись через плечо, быстро оглядела площадку, чтобы убедиться, что она пуста. Придется стирать снег с ветрового стекла… Эллис ненавидела это чувство. Она чувствовала себя беззащитной перед ночью… и перед каждым, кто мог подойти из темноты.
Такой же вот снегопад был в ту ночь, когда на нее напал неизвестный. Она шла вниз по улице к своему общежитию, она торопилась, потому что ветер…
Когда она вспомнила об этом?
Эллис застыла, вглядываясь в темноту, в кружение снежинок — в ту ночь, которую она не могла вспомнить с тех самых пор. Но теперь воспоминание было здесь, такое прочное и естественное, как будто и не было никакого провала в памяти. Ясное. Холодное. И даже вовсе не страшное. Просто теперь Эллис знала, что самое ужасное случилось сразу вслед за этим.
О Боже, что, если она теперь вспомнит и все остальное?
Я не хочу, не хочу, не хочу, не хочу, не…
— Мисс Эллис?
Обернувшись, она увидела, как из теней и падающих хлопьев выросла фигура мужчины.
— Эллис?
Нейл. Это Нейл. Он подошел ближе, и Эллис заметила снежинки на его плечах, на черной кожанке. Вот он подошел еще ближе, стала видна изуродованная шрамом щека и темные озера глаз под черными полями шляпы.
— Эллис?
И она шагнула ему навстречу, как к единственному спасению от кошмара воспоминаний. Нейл защитит ее. Она не могла бы объяснить, почему так уверена в этом. Она просто знала, что может положиться на него.
— Что случилось? — спросил он, когда Эллис кинулась к нему. Без колебаний обнял за плечи, прижал к себе, склонился к ее лицу. — Эллис? — И как будто догадавшись, прижал ее голову к своему плечу. — Ну-ну, ну все, все…
— Я вспомнила! Я вспомнила. Нейл, я не хочу больше ничего вспоминать! Я не хочу, не хочу, не хочу…
— Тихо, тихо, детка. Успокойся. Пойдем-ка домой. Там мы тебя согреем, нальем стаканчик бренди, а потом ты расскажешь мне, что случилось. Пойдем, моя хорошая. Пойдем…
Шаг за шагом он тихонько довел ее до машины, усадил на переднем сиденье, пристегнул ремнем. Двумя быстрыми взмахами руки стер снег с ветрового стекла.
Но когда Нейл подошел к дверце и начал пролезать за руль, Эллис пронзительно закричала.
— Нет!!
Он замер — одна нога в машине, другая на улице.
— Эл?
Проклятье! Ведь он совсем забыл, что она не может находиться в машине с мужчиной… Вот черт, и что же теперь делать? Нейл очень сомневался, что она сможет управлять машиной в таком состоянии. Он видел, что Эллис близка к истерике.
Нейл выбрался из машины, присел на корточки и посмотрел на Эллис, съежившуюся возле своей дверцы.
— Эл, ты же знаешь, что я не обижу тебя. По крайней мере не сделаю этого умышленно.
— Я… я знаю, — прошептала она. — Я знаю. Но когда ты… я просто… Что-то происходит, Нейл! Я не знаю почему!
— Ладно, тогда я пойду пешком.
— Нет!
Нейл со вздохом сдвинул свою шляпу на затылок.
— Эл, мне кажется, сейчас не самое лучшее время для сеансов психотерапии. На улице холодно, и чем дольше мы простоим тут, тем сильнее замерзнем. Мне лучше отправиться пешком.
Он начал медленно подниматься, когда вдруг услышал свое имя. Эллис позвала его. Не обращая внимания на протестующую боль в спине и ноге, Нейл снова опустился на корточки.
— Я… я думаю… думаю, что сумею выдержать это до дома.
— Эл, ты закричала, когда я попытался сесть в машину. Прости меня, но мне очень не хотелось бы доказывать сбежавшимся на твои крики людям шерифа, что я вовсе не собирался насиловать тебя.
Эллис захлопала ресницами, изо всех сил пытаясь не разрыдаться.
— Нейл, пожалуйста!
— О черт! — вздохнув, Нейл подумал о том, сумеет ли он хоть когда-нибудь найти в себе силы устоять перед мольбой испуганной женщины. — Хорошо, хорошо. Попробуем еще разок, но запомни, Эл, если ты не сумеешь справиться с собой, то это уже будет последний раз. Тогда я пойду пешком.
— Я сумею! — сердито выпалила Эллис, начиная заводиться. — Я сумею справиться с собой!
Нейл ясно видел, что она пытается скорее убедить себя, чем его. Подождав еще немного, он выпрямился и предпринял еще одну попытку сесть за руль.
Ну и напряжение, настоящая высоковольтка, странно, что воздух еще не потрескивает, подумал он, устраиваясь на переднем сиденье. Эллис хрипло, со свистом выдыхала воздух, как бегун после марафонской дистанции, пальцы ее судорожно сжимали ручку дверцы, костяшки побелели. Отлично. Удивительно, как легко становится на сердце мужчины, сумевшего довести женщину до подобного состояния!!
Чувствуешь себя Аттилой или Синей Бородой, подумал Нейл. Прежде чем захлопнуть дверцу, он взял ключи из ее трясущейся ладони и завел мотор. Еще раз взглянул ей в лицо.
— Все в порядке?
Быстрый нетерпеливый кивок в ответ. Нейл закрыл дверь. Лишь участившееся дыхание Эллис говорило о том, что она испытала, оказавшись запертой с ним наедине.
Нейл вырулил с парковки и сосредоточился на дороге, покрытой свежим скользким снегом. И тут Эллис слабо выдохнула:
— Почему ты появился именно тогда, когда я так нуждалась в тебе?
Она тут же пожалела о вырвавшихся словах. Теперь Нейл узнает, что значило для нее его появление на парковке, поймет, какое облегчение она испытала, увидев его…
— Я много гуляю, — просто ответил он. — Это отвлекает.
От боли, мысленно закончила Эллис и попыталась разжать пальцы, стискивающие ручку дверцы.
— Я увидел свет в окнах библиотеки и подошел ближе. Хотел убедиться, что ты без проблем доберешься до своей машины, — продолжал Нейл. — И рад, что догадался сделать это.
И я тоже, подумала Эллис. А еще она подумала, как долго еще сумеет выдерживать нечеловеческое напряжение, терзавшее ее. Она поняла, что до сих пор держится лишь потому, что хоть и находится в машине наедине с мужчиной, но мужчина этот — Нейл Морфи.
— Почти приехали, Эл, — подбодрил ее Нейл несколькими минутами позже.
— Это унизительно! — вырвалось у нее. Она уже устала бороться с желанием открыть дверцу и выпрыгнуть из машины.
— В чем же здесь унижение? Ведь от тебя здесь ничего не зависит.
— Потому что это такая ерунда и так глупо! — Эллис прерывисто вздохнула, изнемогая в борьбе с внутренним голосом, умоляющим бежать прочь отсюда. — Ненавижу быть глупой!!!
— Ты никогда не казалась мне глупой.
Так это или нет, но, как только Нейл припарковался перед домом, возле своего черного пикапа, Эллис сбежала. Она просто не могла больше оставаться в машине ни минуты, ни даже десяти секунд и вылетела прочь как ошпаренная, как будто все демоны преисподней преследовали ее. А потом, смущенная и растерянная, бросилась в дом с единственным желанием запереться в своей спальне, подальше от этого странного человека, увидевшего скрытые ото всех темные уголки ее души.
Но посреди кухни Нейл остановил ее. Развернул лицом к себе. Эллис попыталась вырваться, но он силой удержал ее.
— Постой, Эл. Остановись, — резко приказал он. — Мы должны поговорить, и ты не хуже меня знаешь это. Если ты начала вспоминать, то я должен знать обо всем, чтобы помочь тебе.
— Помочь?! Чем ты можешь помочь мне? — Она рванулась, пытаясь освободиться из его рук.
— А что, если ты вспомнишь обо всем ночью, глубокой ночью, Эл? Кто будет рядом с тобой? Кто выслушает и утешит, когда ты ясно вспомнишь, что сделал с тобой тот человек?
Эллис замерла. Потом медленно, неуверенно подняла огромные распахнутые ужасом зеленые глаза.
— Но я не хочу вспоминать, Нейл! Не хочу!
— И как тебе это удастся, Эл?
Она вздрогнула.
— Не знаю.
— Зато я знаю. Никак. Ты не можешь помешать этому. Это случится. Ты сидишь на бомбе с часовым механизмом и раз вспомнила хоть что-то, то скоро произойдет взрыв.
Эллис медленно отвернулась. Нейл больше не удерживал ее.
— Мне надо переодеться. — Ее голос звучал тускло и бесцветно. — Пора готовить ужин.
Черт возьми, подумал Нейл. Как же мне доказать тебе, что прятать голову в песок не только глупо, но и опасно? Неужели ты действительно веришь в то, что страхи отступят, если ты притворишься, что их нет? Эллис, Эллис, ты очертя голову несешься прямо в преисподнюю… Прямо туда.
Возле кухонной двери Эллис обернулась:
— А кто был рядом с тобой, когда ты вспомнил?
Не дождавшись ответа, она вышла, а Нейл остался стоять в звенящей тишине пустой кухни.
Нейл, безусловно, тоже пережил травматическую амнезию, пусть не такую сильную и не такую длительную, думала Эллис, трясущимися руками натягивая джинсы. Иначе откуда бы он знал, что скоро я неизбежно вспомню все? Откуда бы он знал, что кто-то должен быть рядом со мной, когда это произойдет? Если бы он сам не пережил нечто подобное, разве смог бы он так легко поверить в то, что я на самом деле ничего не помню?
Оглядываясь назад, Эллис ясно видела, что с самого начала Нейл вел себя необычно. Он ни о чем не расспрашивал, он не выказал ни тени сомнения в том, что она обо всем забыла. Когда-то давно, много лет назад, Эллис пыталась объяснить, что с ней случилось, ближайшим подругам по колледжу, но столкнулась с полным непониманием. Сначала они просто не поверили ей, а потом замучили назойливыми расспросами о том, как это — ничего не помнить…
Нейл не спрашивал ни о чем, значит, он все знал… и значит, был прав, когда утверждал, что память очень скоро вернется к ней. О Боже!
Она нашла Нейла на кухне, он разогревал вчерашний суп и нарезал ломтями свежий хлеб.
— Садись, — спокойно предложил он. — Ужин я беру на себя.
Ели в молчании. И вовсе не потому, что зверски проголодались. После ужина Нейл налил две кружки горячего кофе. Когда он опустился на стул, Эллис заметила судорогу боли на некогда красивом лице. Она подавила желание броситься к Нейлу. Совсем недавно она позволила себе поддаться примитивному порыву, и это закончилось непристойной возней на ковре гостиной. Впрочем, больного места сейчас лучше не касаться…
— Что ты забыл? — резко спросила Эллис.
Лицо Нейла дернулось, как от пощечины. Прошло несколько мучительно долгих минут, прежде чем он поднял глаза.
— Звуки. Я забыл звуки. Я никогда не видел… — Он оборвал себя на полуслове и отвернулся. С усилием выдохнул и закончил: — Я думал… и все думали, что, когда раздался взрыв, я сразу же потерял сознание. А потом я начал вспоминать… я думал, что схожу с ума.
…Ничего нельзя было сделать. Ничего…
— Звуки? Ты говоришь о звуках взрыва?
Неожиданно ее обжег взгляд неистовых серо-зеленых глаз.
— Крики. Я говорю о криках.
Эллис в ужасе зажала рот рукой. Она не смела спрашивать об этом. Не смела тревожить призраков, которые мучили Нейла.
Он со вздохом опустил глаза в кофейную кружку… Пусть будет так, сказал он себе. Пусть будет так.
— Откуда ты приехал сюда?
Он резко поднял голову. Сказать ей, что довольно. Он не желал обсуждать с ней свое прошлое. Пока это в его силах, Нейл хотел бы оставить свое прошлое закрытой книгой для всех на свете, и чем плотнее закрытой, тем лучше. Когда долгими вечерами он бродил по дорогам округа, люди могли сколько угодно пялиться на его изуродованное лицо и строить догадки, но он не давал никому повода смотреть на себя с жалостью. Люди не перешептывались за его спиной и не качали сочувственно головами, потому что Нейл Морфи не давал им пищи для пересудов.
Для всех он являлся анонимом, человеком без прошлого, собственно, как и должно быть, когда оседаешь на новом месте.
Но ведь он хотел, чтобы эта женщина рассказала ему о событиях, которые остались тайной для всех в округе. Никто здесь — ну, может быть, за исключением лишь шерифа Робинсона, который будет молчать и под дулом автомата, — не подозревает, что в прошлом Эллис Гудинг есть кое-что посерьезнее мифического ловеласа.
Ему нужно знать гораздо больше того, что она уже рассказала, ведь когда к ней вернется память, то хоть кто-то в этом чертовом округе должен будет понять, что происходит! Кто-то должен будет помочь ей, выслушать и успокоить… Раз уж этот жребий пал на него, поскольку он живет с ней под одной крышей, он должен исполнить свой долг… Кроме того, с жестокой покорностью подумал Нейл, Эллис будет нужен человек, который без слов поймет, что случилось, и, похоже, я единственный, кто может это сделать.
— Ладно, — согласился он. — Хорошо. Я работал в Организации по борьбе с наркотиками. ОБН. В качестве секретного агента я действовал в нескольких крупных городах против местных королей наркобизнеса.
— И один из них попытался взорвать тебя?
…Какой простой, наивный вопрос, подумал Нейл. На него можно ответить, не открывая всей правды о случившемся.
— Да.
— Но ты же был засекречен.
— Меня раскрыли. Такое случается.
Господи, больше всего на свете Нейл хотел бы сейчас переменить тему, свернуть в сторону, подальше от бездны боли и отчаяния, в которую вел каждый неверный шаг…
— Надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что я говорю тебе.
Эллис кивнула.
— Даю слово. Наверное, у тебя и сейчас есть враги?
— Несколько. — Пусть думает, что это и есть причина, по которой ей следует хранить молчание.
На самом деле Нейла Морфи меньше всего беспокоило то, что его, возможно, разыскивает шайка вонючих ублюдков. Если они найдут его… что ж, это будет самый простой выход из ада….
Хотя ад уже не кажется таким пустым, холодным и безмолвным, когда напротив тебя за столом сидит Эллис Гудинг и ее туго зачесанные волосы сияют во тьме, как пламя свечи.
— Распусти волосы, Эллис.
Ее ресницы затрепетали.
— Не думаю, что это будет разумный шаг.
— Черт возьми, женщина, разве ты всегда так разумна? Всегда осторожна, предусмотрительна и добродетельна?
Ее нижняя губа задрожала, как у обиженного ребенка.
— Нет. Я вовсе не была добродетельна, разумна и осторожна, когда… когда ты… когда мы…
Боже, Эллис, как ты собираешься сказать об этом?
Грудь ее разрывалась от невыносимой тяжести, тяжести неразделенных желаний и одиночества. От горечи при мысли о том, что даже этот мужчина, почти поднявший ее к звездам восторга, смог разглядеть в ней лишь обделенную лаской старую деву. От сознания того, что судьбе почему-то угодно лишить ее всего, чем богата и счастлива человеческая жизнь, а еще от того, что Нейл Морфи сумел разрушить стены, за которыми она должна скрываться от враждебного мира.
— Черт побери! — Увидев ее глаза, Нейл не раздумывая бросился к Эллис, причем так стремительно, что она подскочила от неожиданности. Он схватил ее руки, крепко сжал. — Прости, Эл. Правда, прости. Разговоры о прошлом превращают меня в ублюдка. Кроме того, я просто не знаю, как вести себя с такой женщиной, как ты.
— Как я? — Ее губы задрожали еще сильнее. — Что же такого странного во мне? Я обычная женщина, такая же, как все остальные!
— Нет, ты не такая! Черт возьми, ты знаешь, что я вырос на улице, как собака?! Моя мать умерла от героина, когда мне было пять, а через год моего отца зарезали в пьяной драке!
Никто никогда не учил меня; все, что я знаю, я узнал из книг, выучившись читать. В армии меня научили правильно держать ложку и привили элементарные навыки гигиены. Лишь там я узнал, что сражаться можно не только ножом и битой бутылкой. В армии меня послали учиться, и тогда я с удивлением узнал, что, оказывается, в жизни можно быть кем-то еще, кроме бродяги.
Потом я вступил в ОБН и снова оказался на улицах. Я знаю все о наркоманах, о торговцах наркотиками и бандитах, я знаю, как безнадежны усилия всякого, кто хочет выбраться из дерьма, но я не знаю ничего об атласе, кружевах и нежных дамочках, посещающих воскресные проповеди в церкви!
— Ты считаешь, что раз я не росла на улице, то сделана из другого теста?
Глаза Эллис яростно заблестели, и Нейл едва сдержал вздох облегчения. По крайней мере это гораздо лучше, чем трясущиеся губы.
— Я не сказал этого. Я сказал, что не знаю, как разговаривать с такой женщиной, как ты. Я груб, неотесан и порой невыносимо вульгарен.
— До сих пор ты вел себя безупречно, Нейл Морфи.
— Благодарю. А теперь, может быть, мы поменяемся ролями и ты расскажешь мне о том, что вспомнила сегодня? И что именно ты так боишься узнать.
Он почувствовал, как напряглись ее руки.
— Ты действительно уверен, что я скоро вспомню все?
— Мне говорили, что чаще всего так и бывает.
— Я не хочу. — Этот тоненький слабый голосок никак не мог принадлежать мисс Эллис, державшей в страхе большую часть мужского населения округа. — Я не понимаю, зачем мне вспоминать об этом? Прошло столько лет, и с тех пор эта история никак не тревожила меня, ну если не считать пару глупых страхов.
И небольшого, но страшного физического изъяна. Интересно, что сказал бы Нейл, узнай он о нем?.. Какая разница, ведь она все равно никогда не расскажет ему об этом.
— Возможно, тебе это совершенно не нужно, но дело в том, что такие вещи не зависят от нашей воли и желания. Раз уж память частично вернулась к тебе, то вероятнее всего скоро ты вспомнишь все.
Эллис отдернула руки. Да, непреклонно заявила она самой себе, пусть руки этого мужчины теплые, чистые и мозолистые от работы, пусть я с радостью позабыла бы о своем целомудрии, если бы эти руки коснулись моего тела, но все равно я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то держал меня за руку. Я привыкла сама справляться со всем на свете — должна справиться и теперь. У меня тоже есть гордость.
— Что ты вспомнила, Эл?.
— Ничего, серьезного ничего. — Она уставилась в свою кружку. — Просто… Вот я возвращаюсь в общежитие из университетской библиотеки. Было поздно, холодно и шел снег. Как сегодня. Я не могу объяснить, откуда я знаю… что это было как раз перед… перед этим. Просто знаю, вот и все.
Нейл кивнул.
— Просто знаешь, вот и все, Эл. Продолжение здесь, в твоей памяти, просто ты пока не можешь вытащить его на свет. Все тесно связано, поэтому-то ты и уверена, что страшное произошло сразу после этого.
Эллис задумчиво кивнула и посмотрела в глаза Нейлу.
— Да. Ты прав. Сегодня, когда я стояла на парковке, я точно знала, что было потом.
Ее знобило. Обхватив себя руками, Эллис подумала, как хорошо бы снова возвратиться в детство, маленьким клубочком свернуться на материнских коленях, твердо зная, что все страхи и тревоги рассеются в кольце ласковых рук… Со смертью матери она навсегда лишилась этого. И вообще, негодующе обрушилась на себя Эллис, взрослые проблемы не решаются так просто. Все объятия в мире не успокоят ее теперь…
— Поговори со мной, Эллис, — мягко попросил Нейл. — Что ты знаешь о том, что произошло с тобой?
Тяжесть в груди стала непереносимой. Эллис глубоко вздохнула, потом еще раз, не веря, что сможет когда-нибудь заставить себя выдавить хоть слово.
— М-мне сказали, что… он напал на меня по дороге в общежитие. В-возле тротуара нашли обломок свинцовой трубы, на ней запеклась моя кровь и прилипли волосы. Поэтому в полиции решили, что преступник оглушил меня ударом по голове… или двумя.
Нейл тихо выругался.
— Никаких отпечатков?
Эллис еще раз глубоко вздохнула, пытаясь сохранить спокойствие и выдержку.
— Нет. Стояла зима. Он был в перчатках.
Нейл содрогнулся от того, как она сказала это.
— Ты ведь помнишь это, правда? — как можно осторожнее спросил он.
Эллис выглядела совершенно сбитой с толку.
— К-кажется, да. Я вижу кожаные перчатки. Черная кожа… Большие руки. Я не знаю, Нейл, почему я вижу это!
— Все так и должно быть, не волнуйся. Что ты еще знаешь?
— Что он был… что он… О Боже, Нейл! Я не могу!
— Все хорошо, Эл. Все хорошо. Ты в безопасности.
— Я никогда никому не говорила об этом. Никогда. Даже если бы я могла вспомнить, все равно ужасно даже произнести это, выговорить, сказать словами… Я… я не думаю…
— Он изнасиловал тебя? — Нейл вовсе не хотел вести себя так грубо, но он обязан знать, что она вспомнит, когда придет час. Если сейчас он позволит ей замкнуться, то никогда уже ничего не добьется. Если она не может сказать сама, ему придется идти напролом.
Эллис задохнулась.
— Нет! — И попыталась снова вырвать руки, но Нейл не позволил ей. Лицо его было неподвижно и сурово, без тени жалости.
— Он мучил тебя?
Эллис напряглась и застыла. Лицо ее потеряло всякое выражение, превратившись в безжизненную маску белейшего в мире мрамора.
— Да, — скорее выдохнула, чем произнесла она.
Нейл понял, что с ней произошло. Понял, потому что сотни раз сам проходил сквозь это. Инстинкт самосохранения, коренящийся в каждом живом существе, сейчас заставлял Эллис отрешиться от мучительных воспоминаний. Она отстранила их от себя, как будто все, о чем она сейчас говорила, произошло вовсе не с ней.
— Как сильно он изувечил тебя? О коме я уже знаю.
— Ужасно, — безжизненно ответила Эллис. — Он бросил меня умирать в один из мусорных контейнеров. Кто-то что-то увидел, заподозрил неладное и вызвал полицию. Они и нашли меня, прежде чем я умерла бы от холода или потери крови.
Нейл снова процедил несколько проклятий — одно за другим, очень тихо и очень выразительно. Потом поднялся, прихрамывая обошел стол и помог Эллис подняться со своего места. Довольно, решил он, крепко прижимая ее к себе, теперь я должен сделать все, чтобы успокоить ее… К сожалению, он мог слишком мало. С Эллис случилось еще что-то, о чем она не сказала, что-то терзало ее гораздо сильнее, чем просто боязнь вспомнить. Что-то ужасное, оставившее в душе кровоточащую рану.
Нужно отвести ее в гостиную, там гораздо уютнее, чем на кухне: пожалуй, это как-то отвлечет и успокоит Эллис. Но ведь в гостиной стоит еще неукрашенная елка… а значит, пребывание там вовсе не успокоит меня, вспомнил Нейл.
Остается библиотека, или кабинет, или как там еще называет Эллис эту чертову комнату, где до потолка высятся книжные шкафы, стоит старый стол и кожаный диван. Наверняка Эллис будет хорошо там. Да и мне тоже, криво усмехнулся он, ведь там по крайней мере не пахнет Рождеством.
— Пойдем в кабинет, — сказал он, отпуская Эллис. — Иди, а я принесу тебе бренди.
Она тупо повиновалась. Слишком неестественным казалось охватившее ее равнодушие, и Эллис смутно понимала это. Стена равнодушия спасительным барьером ограждала ее психику от эмоционального взрыва, она притупила даже желание бежать, спасаться, прятаться.
Вскоре Нейл подсел к ней на диван. В руках у него была бутылка бренди и две рюмки.
— Вот. — Он протянул ей полную рюмку. — Выпей как лекарство. А потом еще одну.
Эллис слегка отстранилась, непонимающе разглядывая его.
— Я никогда не пила.
— Сейчас это необходимо.
— Почему?
— Потому что если нам с тобой повезет, то ты сумеешь уснуть и проспишь до утра. Право, Эл, у меня сегодня тоже был ужасный день. И я бы хотел по возможности отсрочить новые волнения.
Эллис мрачно оглядела его и уже открыла было рот, чтобы спросить, отчего это он плакал сегодня, но промолчала. Молча выпила бренди и протянула рюмку за новой порцией. Нам обоим будет лучше, если я сумею отключиться, твердила она себе. Мы оба больше не выдержим….
— Не гони, — предупредил Нейл. — Я бы не хотел превратить тебя в алкоголичку.
— А что, черт возьми, это изменит? — спросила Эллис и тут же в ужасе закрыла рот ладонью. Она никогда так не говорила!
Но, к ее удивлению, Нейл громко расхохотался.
— Ты просто очаровательна, когда теряешь голову, Эл. Тебе необходимо делать это как можно чаще.
Эллис промолчала, боясь, что любое сказанное ею слово лишь расширит пропасть, разверзшуюся под ее ногами. Ожидая, когда стыд багрянцем окрасит ее щеки, Эллис смотрела, как Нейл пытается поудобнее устроиться на диване. Он поворачивался слишком осторожно, явно боясь, что всякое неверное движение покарает жестокой болью его измученное тело.
— Если хочешь, я могу принести сюда качалку, — предложила Эллис.
Она уже догадалась — пусть и несколько позже, чем следовало бы, — что с Рождеством у Нейла связана какая-то глубокая трагедия. Иначе как объяснишь его вчерашнюю реакцию на убранную к празднику гостиную и сегодняшние слезы перед елкой… и то, что сейчас он предпочел сидеть здесь, в кабинете.
— Нет, не стоит, — ответил Нейл. — Просто мне нужно время, чтобы устроиться поуютнее.
Откинувшись на спинку дивана, Эллис продолжала разглядывать его, не заботясь о том, насколько это неприлично. Впрочем, Нейл, похоже, ничего не замечал. Блуждая взглядом по книжным полкам, он продолжал беспокойно ерзать на месте, пытаясь занять безболезненное положение.
…Значит, он рос на улице, как собака. Так он сказал. Эллис не могла представить себе этого. Но зато она легко могла себе представить, каким дерзким и злым был он в свое время. Что же должно было произойти, чтобы из уличного озлобленного мальчишки вырос всегда спокойный, всегда выдержанный мужчина, такой, каким она узнала Нейла Морфи? Даже если он и был когда-то бродягой, то от этого не осталось и следа, ну разве что пристрастие к черному.
— А как это, работать секретным агентом? — невольно вырвалось у нее.
Нейл медленно оторвал взгляд от книжных полок и повернулся к ней.
— Ужасно. Волнующе. Скучно. А временами это кратчайший путь к самоутверждению.
— А что именно ты делал? Покупал кокаин за углом?
— Иногда, — кивнул Нейл. — Но последние несколько лет я внедрялся в большие организации по торговле наркотиками. Поэтому меня уже не интересовали уличные торговцы.
— Ну и как ты делал это? Как ты мог от уличного торговца выйти на крупного заправилу?
— Это не так сложно, если за твоей спиной стоит ОБН. Смотри, вот я приезжаю в какой-то район и открываю собственную торговлю наркотой. Начав с пустяковых операций, я быстро достигаю того уровня, который не может остаться незамеченным большими людьми.
Через какое-то время я вторгаюсь на территорию, находящуюся под контролем одного из боссов, и тогда его головорезы наносят мне визит вежливости. А я даю им понять, что готов обсудить деловые вопросы, но ненавижу, когда меня пытаются запугать.
За этой простой схемой на самом деле стояла сложнейшая и опаснейшая работа — эмоционально-психологические шахматы. Игра, которая в любой момент может стать жестокой и кровавой.
Эллис задумчиво покачала головой.
— Не представляю, как можно заниматься таким делом. Как ты мог выдерживать такое нервное напряжение?
Он вздохнул. Эта женщина, похоже, вознамерилась сунуть нос во все его самые сокровенные тайны, но почему-то Нейл не чувствовал в себе сил солгать ей. Слишком долго он прожил в окружении теней полуправды…
— Я думал о своем братишке. Он умер от передозировки наркотиков через пару недель после смерти отца. Джону было восемь лет.
— Восемь?! Твоему брату исполнилось всего восемь лет?! — В ее голосе звучал испуг. Да, конечно, Эллис знала, что такое случается, но ведь это случается где-то там, далеко, с совершенно незнакомыми людьми. До сих пор подобные вещи казались Эллис чем-то совсем посторонним, как война в чужой далекой стране.
— Вам в округе Гудинг просто повезло, — заметил Нейл. Он отпил глоток бренди и снова напрягся, почувствовав, как боль раскаленной кочергой ударила в спину. — Наркотики сейчас становятся страшной проблемой даже в маленьких городах.
— Да, я слышала. Думаю, все мы должны благодарить шерифа Робинсона за то, что нас пока не коснулись эти ужасы. Еще десять лет назад шериф ввел во всех школах часы, посвященные проблеме наркотиков. Теперь эти уроки проводятся даже в детских садах. Можно мне еще бренди?
Нейл посмотрел на ее пустую рюмку и еле заметно улыбнулся.
— Леди, это ваша бутылка. Можете выпить ее целиком. — Он щедро плеснул в ее рюмку.
— Это успокаивает меня, — объяснила Эллис.
Возможно, это поможет тебе заснуть, с надеждой подумал Нейл. Весь день он проклинал себя за то, что позволил себе утром. Эллис оказалась настолько наивной, насколько вообще может быть таковой женщина, а это значит, что в любом случае он воспользовался ею. Захваченная водоворотом новых ощущений, Эллис даже не подозревала, в какой опасности находилась и скольким обязана его, Нейла, милосердию.
Но Нейл Морфи обладал достаточным опытом, чтобы отдавать себе в этом отчет. Ведь он даже не расстегнул ей блузку, а к тому времени Эллис была очень близка к тому, чтобы дать ему все, чего он хотел, — все без остатка, черт возьми!
Эта ее неожиданная готовность весь день мучила Нейла, заставляя чувствовать себя одновременно виноватым и умирающим от желания. Но он вовсе не хотел становиться соблазнителем невинности. До сих пор он общался с женщинами, которые прекрасно знали правила игры и умели контролировать как свои тела, так и души… Даже его жена…
Он оборвал эту мысль, прежде чем она стала болью. Это не имело отношения к делу. А дело заключалось в том, что Нейл Морфи не имеет никакого права пользоваться неопытностью мисс Эллис Гудинг.
Хотя, признаться, он не отказался бы…
Эта женщина, как сухой хворост, готовый в любой момент вспыхнуть безудержным пламенем. Когда она входит в комнату, то одна ее походка заставляет сгорать от желания, чувствуя страсть и грубый мужской голод. Но теперь Нейл узнал еще кое-что, и воспоминание об этом неотступно преследовало его. Он узнал, какая она отзывчивая, как легко возбуждается от его ласк, он помнил, как Эллис страстно изгибалась под ним, как тело ее беззвучно молило — еще, еще…
Он узнал, что, поцеловав ее, можно легко потерять голову, узнал, что грудь ее создана для его рук и что за какие-нибудь пять минут он сможет раздеть ее и заставить содрогаться под тяжестью своего тела.
Проклятье!
Он медленно повернулся к Эллис и увидел, что она сжалась в углу дивана, поджав под себя ногу, откинув голову на спинку и прикрыв глаза.
Он вновь почувствовал желание. Черт возьми, ну почему нельзя подойти к ней? Только обнять… Только обнять ее.
Какого черта она не вышла замуж? Как могло случиться, что такая страстная женщина осталась без мужчины? Он ни за что не поверил бы, что местные ковбои могли проглядеть такое чудо. Значит, причина в самой Эллис. А раз так, стало быть, это должна быть чертовски серьезная причина.
— Я боюсь, — вдруг сказала Эллис и резко отшвырнула пустую рюмку.
Перебрала, подумал Нейл и как ни в чем не бывало спросил:
— Чего ты боишься?
— Засыпать.
— Засыпать? Почему?
— Меня мучают кошмары. Ужасные, ужасные кошмары.
Нейл открыл было рот, чтобы сказать ей все, что принято говорить в таких случаях, но вдруг почувствовал, что забыл все слова. Потому что Эллис неожиданно подползла поближе и клубочком закатилась к нему под бок, пытаясь зарыться поуютнее. Не раздумывая, Нейл протянул руку и обхватил зябкие плечи Эллис, прижимая ее поближе к себе.
— Мне снится кинжал, — нервно продолжала Эллис. — Такой же, как на фотографии, которую я получила по почте. Помнишь?
— Помню. — Он насторожился. Вот это уже очень серьезно.
— Я вижу его каждую ночь, только во сне он золотой, а на ручке огромный кровавый рубин. — Она невесело усмехнулась. — Я вижу его, даже когда просыпаюсь, вижу краешком глаза. Я вскакиваю в ужасе, когда кинжал обрушивается на меня. Я схожу с ума.
— Нет, нет, Эллис, ты абсолютно нормальна, клянусь тебе.
Завтра утром первым делом нужно будет позвонить Питеру насчет этой чертовой фотографии! Похоже, здесь кроется что-то посерьезнее музейных экспонатов.
— Кинжал ранит тебя во сне?
— Нет… — Она перевела дыхание. — Я всегда успеваю проснуться до этого. Иногда просыпаюсь с диким криком. Я боялась, что ты слышишь.
— Нет. Я никогда ничего не слышал. Возможно, тебе просто снится, что ты кричишь.
— Возможно. Я ненавижу это, Нейл, ненавижу! Это происходит каждую ночь, и я ничего не могу сделать! Я сплю со светом, но с каждым днем мне становится все тяжелее уснуть, потому что я знаю — это случится опять.
Нейл сгреб ее к себе на колени и ласково поцеловал в затылок. А потом, проклиная себя за идиотизм, протянул руку к заколке.
— Я люблю твои волосы, Рыжик, — хрипло сказал он. — Они почти живые.
— Ненавижу их, — грустно вздохнула Эллис. — Никогда не могла заставить их слушаться и уложить в прическу.
— Они хороши и так. — С неторопливой нежностью он взбил ее локоны. — Они такие мягкие и похожи на живой огонь.
Он гладил ее волосы, и время от времени его пальцы прикасались к нежной шее Эллис. И тогда она вздыхала, а он чувствовал, как эти вздохи отдаются томительным напряжением в его чреслах.
…Ты играешь с огнем, говорил он себе, упрямо продолжая эту опасную игру. Что ж, Князь тьмы привык летать возле огня, криво ухмыльнулся Нейл. Ему частенько приходится делать это.
Эллис забылась в наслаждении, которое дарили ей объятия Нейла. Сейчас ее не заботило то, что утром она со стыдом и ужасом вспомнит, как лежала в этих руках. Сейчас все это не имело никакого значения. Сейчас Нейл обнимал ее и гладил, даруя блаженство и безопасность.
Под своей щекой она чувствовала твердую грудь Нейла, слышала, как сильно колотится его сердце. Какой он теплый и как удивительно пахнет — мылом и чем-то еще, глубоким, темным. Чем-то экзотическим и эротичным. Чем-то, от чего хотелось уткнуться лицом в его грудь и задохнуться от ее запаха… или забраться глубже на эти колени и прижаться… прижаться к Нейлу.
Она едва ли отдавала себе отчет в том, как хотела бы прижаться к нему.
И конечно же, как только алкоголь притупил в ней стыдливость, Эллис снова вернулась в мыслях к тому, что произошло сегодня утром. Теперь она подумала, что было ужасно глупо с ее стороны испортить себе весь день жалкими сожалениями. Ведь на самом деле она наслаждалась каждой минутой близости с Нейлом, и единственное, о чем стоило жалеть, так это о том, что она не сумела попросить его о большем.
— Вы затеяли опасную игру, не так ли, мисс Эллис? — Голос Нейла превратился в низкий хриплый шепот.
Только тогда Эллис осознала, что пальцы ее, оказывается, уже проскользнули между кнопками его черной рубашки и рассеянно ласкают обнаженную грудь Нейла. Она испуганно застыла.
Конечно, разум ее был затуманен выпитым бренди, но ведь не настолько же, чтобы не понимать, о чем говорит Нейл! Просто Эллис вдруг потеряла свою обычную осторожность.
— Прости, — пробормотала она. — Я задумалась… задумалась о том, что… что было раньше.
Вот уже этого-то точно не следовало говорить, смутно пронеслось у нее в голове. Завтра я горько пожалею о своих словах… Но ведь сегодня, сейчас, они кажутся такими нужными и естественными! Вот в чем правда, подумала Эллис, чувствуя легкое головокружение. Близость с Нейлом, вот такая, как сейчас, — это и есть самое привлекательное и самое естественное из всех когда-либо испытанных мною желаний!
— Черт возьми, Эллис, ну почему ты никогда не пытаешься увильнуть от прямого ответа?
— Зачем? — Она с удивлением подняла на него свои дымчатые зеленые глаза.
Но Нейл уже тоже начал испытывать головокружение, правда не от бренди, а от близости Эллис. Он едва пригубил свою рюмку, но сейчас даже пожалел об этом — возможно, спиртное притупило бы его чувства.
— Тебе понравилось то, чем ты занималась утром?
— Да. — Короткое слово закончилось дрожащим вздохом.
Нет. Нет. Нейл смотрел на ее запрокинутое лицо и чувствовал, как тело его тяжелеет от желания. Его взгляд медленно скользнул ниже, к мягким нежным губам Эллис, уже с готовностью полуоткрытым, увлажненным безумно чувственными движениями кончика розового языка.
Самое ужасное, думал Нейл, что она не имеет ни малейшего представления о том, что делает со мной. Ее абсолютная невинность позволяет сосредоточиться единственно на собственных ощущениях, она даже не подозревает, какой ад отверзает в моей душе! Проклятье, я в жизни не встречал ничего более сексуального!
Тело его надрывалось от страсти, а в ушах уже зазвучал шепот самого рассудительного из демонов-искусителей… Всего один поцелуй или два, нашептывал дьявол. Кому это повредит? Парочка поцелуев, парочка ощущений. Она будет счастлива, а ты и подавно. Вы немножко поволнуетесь, потрепещете, побалуетесь, а потом ты в целости и сохранности отправишь ее в постельку — ведь, будь ты проклят, ты же ни за что не захочешь воспользоваться податливостью пьяной девственницы!
Ты совершил немало грехов в своей беспутной жизни, но этот грех ты никогда не захочешь взять на свою совесть.
Как просто, оказывается, продать душу дьяволу, успел еще подумать Нейл… А потом наклонился к губам Эллис, а когда она вздохнула от удовольствия, он почувствовал на своем лице ее горячее дыхание. И понял, что не сумеет устоять. Даже всегдашняя боль в спине улетучилась перед лицом вспыхнувшего страстного желания.
Он хотел эту женщину. Пусть он никогда не будет обладать ею, пусть он не имеет никакого права обладать ею, но он хочет, адски хочет ее!
— Эллис… о черт, женщина! — Она лежала в его руках, повторяя каждый изгиб его тела, как будто была создана именно для него.
Она заполнила пустоту, заставила его вновь почувствовать себя мужчиной, испытать то, что он уже никогда не надеялся испытать. Подарила короткую минуту наслаждения.
— О Нейл, — потрясенно шептала она в промежутках между поцелуями. — О Нейл…
Он пробежал языком по краешкам ее зубов, заскользил по атласной глади рта.
Почувствовав, что Эллис буквально сгорает от вожделения, он неожиданно приподнял ее, и она оказалась сидящей у него на коленях с разведенными в стороны ногами.
— О!
Перепуганный взгляд внезапно распахнувшихся затуманенных глаз…
— Все хорошо, Эл, — прерывисто прошептал Нейл. — Мы же только немножко играем. Ты ведь помнишь?
Эллис кивнула, хотя сейчас ее мало заботило, что происходит: игра или нечто серьезное. Ведь ее разведенные колени, обнимая узкие бедра Нейла, беззастенчиво выставляли напоказ сокровеннейшее место ее тела. И это лишь увеличивало томление, которому Эллис не умела дать выход. Ее сотрясало мучительное желание сжать, стиснуть свои бедра — желание, встретившее решительное возражение со стороны Нейла.
— Прижмись ко мне крепче, Рыжик, — ласковым шепотом соблазнял ее Князь тьмы. — Прижмись крепче.
Он положил руки ей на бедра и резко придвинул к себе, пока ее жаждущее лоно не коснулось его твердой напрягшейся плоти.
— Вот так, — шептал Нейл. — Ближе, Эл. Еще ближе.
И она прижималась все ближе, она жаждала этого не меньше, чем Нейл, и, когда его руки стиснули округлые полушария ее ягодиц, Эллис смогла лишь застонать от облегчения.
— Хорошо, верно? — шептал он ей в ухо, и Эллис дрожала с головы до ног. — Так хорошо… Вы просто искусительница, моя леди. Вот так. Просто прижимайся ко мне, когда почувствуешь это…
Нейл успел еще подумать, что зашел гораздо дальше, чем та пара поцелуев, которую собирался позволить себе. Но какая разница, черт возьми, ведь он все равно уже давно проклят. Что изменит еще один небольшой грешок? А когда Эллис, качнувшись и задержав дыхание, снова прижалась к его бедрам, Нейл вообще перестал думать.
— Сядь, детка, сядь на меня.
Эллис выпрямилась и почувствовала, что теперь их слияние с Нейлом стало еще теснее. Новое ощущение исторгло из ее груди короткий стон восторга и отвлекло внимание от резкого звука, с которым Нейл расстегнул кнопки своей черной рубашки. Поняв, что произошло, она лишь слегка приоткрыла глаза и оглядела Нейла сквозь опущенные ресницы.
Он красив, снова подумала Эллис. Очень красив… как темный ангел… Падший ангел.
Нейл снял ее руки со своих плеч и положил себе на грудь.
— Дотронься до меня, Эллис, — приказал он. — Потрогай меня.
Она не задумываясь подчинилась и принялась осторожно ласкать его крепкую мускулистую грудь.
— Мне нравится твоя кожа, — бормотала она заплетающимся языком. — Она мягкая и грубая одновременно.
Прежде чем она успела опомниться, Нейл распахнул ее блузку. Теплые руки легли на ее грудь, и Эллис, слабо ахнув, опустила глаза. И увидела, как смуглые пальцы Нейла взялись за переднюю застежку ее простенького белого лифчика… Это выглядело невероятно возбуждающе. Она почувствовала, как внутри у нее все сжалось.
— Нейл…
Он услышал, как она задохнулась, и задержал дыхание.
— Кто-нибудь касался твоей груди, Эл? Кто-нибудь целовал ее?
Она испуганно мотнула головой, а потом, когда пуговки лифчика наконец распахнулись, содрогнулась от почти невыносимого волнения. Конечно, она знала, что в минуты близости люди делают такое, но долгие годы запрещала себе даже думать об этом. Слишком опасны такие мысли, они оставляли после себя горькую пустоту и мучительную жажду, одиночество и тоску.
— Эл! — выдохнул Нейл, жадно разглядывая атласные возвышенности, бесстыдно обнаженные его рукой.
Так полны были эти небольшие груди, так возбужденно вздымались маленькие розовые соски… Медленно и бережно, боясь спугнуть Эллис откровенностью новой ласки, Нейл протянул руку и кончиком пальца прикоснулся к ее груди.
— О! — Она содрогнулась всем телом и широко распахнула глаза. — О Нейл!
— Это восхитительно, правда?
Он склонился над нею, обхватил руками ее бедра и осторожно обвел кончиком языка поднявшийся сосок.
— М-м, — простонал он в ответ на крупную дрожь, сотрясшую тело Эллис. — Все лучше и лучше, Эл… Все лучше и лучше… Ах, вот так… Прижмись ко мне, милая… Вот так.
Эллис всегда подозревала, что занятия любовью должны быть довольно приятны, но ей и в голову не могло прийти, что они переносят в совершенно «иную реальность. Она не знала, что смущение отступает перед страстью, что в любви нет места стыду. Она никогда не поверила бы, что будет жадно прижимать голову мужчины к своей обнаженной груди, что будет со стоном тереться об него.
А Нейл бережно — и тем более возбуждающе — взял в рот ее сосок и втянул его в себя. Эллис отреагировала мгновенно. С глубоким стоном она изогнулась, напрягшись, как натянутая струна… Черт, Нейл не имел ничего против такой реакции.
Слишком волновала его неопытность Эллис, слишком велико оказалось удовольствие первым возбудить девственницу, не имеющую пока ни предубеждений, ни ошибочных представлений о сексе. Он чувствовал, что вот-вот изорвется. Он не помнил, когда последний раз испытывал подобное, и желание погрузиться в эту зовущую горячую плоть становилось непереносимым, уничтожающим последние сомнения.
Но даже такое желание не могло полностью лишить его остатков разума. Нейл знал, что не может предохранить Эллис. Сегодня днем он чуть было не купил пачку презервативов, но вовремя остановился. До тех пор пока существует опасность сделать Эллис беременной, он сумеет контролировать себя. Ради Эллис, прежде всего ради нее, а потом уж ради себя самого он сумеет справиться с искушением.
Поэтому, зная, что не сможет продвинуться ни на шаг без риска подвергнуть опасности Эллис, Нейл сумел усмирить свои желания и восстановить самоконтроль. Он даст Эллис то, чего она жаждет, лишь потому, что возбудил ее, но сам будет довольствоваться только ее восторгом.
Черт тебя возьми, Морфи, саркастически подумал Нейл, к чему эти игры в благородство? Ведь сейчас ты наслаждаешься не меньше, чем она, и даже мысль о том, как будешь мучиться потом, когда отпустишь ее, не уменьшает твоего блаженства. Ты счастлив всем своим существом, ты окунулся в чувства, которые не надеялся когда-нибудь испытать, и каждое из этих чувств ты переживаешь гораздо сильнее, чем мог и мечтать.
Он склонился к другой груди Эллис, он дразнил ее кончиком языка, он длил эту сладкую пытку до тех пор, пока Эллис, захлебываясь судорожными вздохами, не приникла к нему в отчаянной жажде избавления.
— Вот так, Эл, — ободряюще шепнул Нейл и стиснул ее бедра, заставляя двигаться быстрее. — О, как хорошо, Эл… Это великолепно!
— Нейл? — испуганно прошептала она и оцепенела.
— Легче, детка. Не волнуйся. Пусть это случится… о, милая, это будет прекрасно. — И он сжимал ее бедра, он заставлял ее двигаться быстрее, принуждая сделать те последние несколько шажков, которые отделяли Эллис от экстаза. — Живее, Эл, — грубо приказал он. — Живее… дай же этому случиться…
— Нейл!! — короткий дикий вопль вырвался из ее груди, и, последний раз изогнувшись, Эллис в изнеможении упала на грудь Нейла.
Он обнял ее, поглаживая от затылка до бедер, он нежно шептал ей на ухо какие-то бессвязные ласковые слова и чувствовал удивительное блаженство оттого, что может просто вот так держать ее в своих руках. Он чувствовал прикосновение ее шелковой кожи к своей груди, что давало ему забвение собственной мучительной боли в пояснице и неразделенного томления… Так чудесно — кожа к коже, грудь возле груди. Так чертовски чудесно, будь все проклято.
— Ты прекрасна, Эл. Ты красивая, теплая и страстная, — шептал Нейл. — Я не променял бы это ни на что на свете. Ни на что на свете.
И еще долго, очень долго Эллис тихо лежала в его руках, впервые удовлетворенная, как никогда в жизни. Ласка рук Нейла заставляла ее блаженно притихнуть на его коленях, а теплая интимность, с которой соприкасались их груди, дарила еще большее удовлетворение от только что произошедшего.
Через некоторое время, когда к ней вернулась способность думать, она спросила:
— Нейл?
— У? — промычал он, не переставая ласкать ее спину, наслаждаясь теплом шелковистой кожи.
— У меня было… это, ведь правда?
Он удивленно хмыкнул.
— Очень похоже на то.
— Не думаю, что это было что-то другое. Я никогда не представляла себе это так.
— Ну, ведь это не та вещь, которую мы способны точно представить себе.
Нейл прижал ее крепче.
— Это необыкновенно, верно? — Сейчас он чувствовал себя добрым, щедрым и почти святым… Это что-то новенькое: Князь тьмы проявил рыцарское великодушие! Нейл хмыкнул, сдерживая смех.
— М-м. — Эллис вдруг встрепенулась и подняла глаза. — А как же ты?
Он надеялся, что она воздержится от подобного вопроса. Черт бы побрал мисс Эллис вместе с ее дурацкой щепетильностью!
— Не беспокойся обо мне, Рыжик.
— Но…
— Эллис, перестань. Сейчас я не могу предохраниться.
Такое объяснение показалось ему оптимальным. Нейл подумал, что истинные причины и особенно решительное нежелание лишать ее девственности вызовут протест у Эллис и она попытается переубедить его. А вот с риском забеременеть она не сможет не посчитаться.
— Предохраниться? — Это не укладывалось в ее затуманенном сознании. — Но от чего?
— От беременности, — ответил Нейл, начиная терять терпение… Она девственница, напомнил он себе. Она просто никогда не задумывалась над этим.
Но Эллис вдруг замерла, и неожиданно Нейл почувствовал, как мгновенно куда-то испарился весь теплый счастливый контакт между их телами.
— Эл? Эллис, что случилось? Ведь не хочешь же ты… не можешь же ты всерьез думать, что я посмею пойти на такое. Ведь не хочешь же ты забеременеть!
— Если бы я только могла! — с неожиданной яростью выкрикнула она. Ее руки, лежавшие на груди Нейла, сжались в кулаки. Выпрямившись, Эллис стремительно соскочила с его колеи.
— Эл? — Он удержал ее за талию, не обращая внимания на отчаянные попытки освободиться. — Эл, о чем ты говоришь?
…Скажи ему, услышала Эллис насмешливый внутренний голос. Скажи сейчас. И тогда он уйдет. Он уйдет, прежде чем ситуация станет опасной. Прежде, чем ты потеряешь свое сердце…
Неожиданная вспышка гнева столь же неожиданно сменилась ледяным равнодушием.
— Я не могу забеременеть, — услышал Нейл безжизненный голос Эллис. — После того случая я оказалась слишком сильно изувечена… с тех пор я бесплодна.
Руки его разжались… И, прежде чем потрясенный Нейл сумел осознать услышанное, прежде чем он успел сделать хоть что-нибудь, Эллис выскользнула из его рук и выбежала из кабинета.
Несколько раз Нейл стучался в запертую дверь спальни.
— Эллис, ответь мне. Откликнись. Скажи, что я скотина, но, Бога ради, только не молчи!
Женщина слушала его, но не испытывала ни малейшего желания отвечать. Она лежала на огромной постели, глядя на радужные блики, которыми любимая бабушкина лампа разукрасила высокий потолок.
Слишком сильная боль притупляет наши чувства, отрешенно думала она. Сейчас она была совершенно бесчувственна. Ко всему. Ко всему на свете.
— Эллис! Открой дверь! Я принес тебе твой любимый чай — нашел в буфете остатки. Эллис!
Она молчала, но через какое-то время Нейл начинал опять.
Эллис и не думала, что он так просто отступит. Нет, он будет приходить снова и снова, будет стучаться еще и еще в ее дверь… Может быть, она должна крикнуть ему, чтобы он убирался к черту… проваливал отсюда… или еще что-нибудь в этом роде. Это он во всем виноват. Он разбередил ее рану, разбудил чувства, которые она давно подавила в себе, превратил ее в жаждущую любви, страстную женщину. Но ведь она все равно лишена того единственного, что делает женщину женщиной! Как же теперь справиться с этой болью?
Глядя на запертую дверь, Нейл Морфи думал о том, почему все всегда происходит именно так, а не как-нибудь иначе. Карма. Наверняка это карма. Иначе почему все, к чему он прикасается, неизбежно обращается в пепел, почему боль сопровождает каждый его шаг…
Ведь он хотел только подарить этой женщине радость, настоящую радость, а вместо этого умудрился ранить ее в самое болезненное место, попасть в незаживающую глубокую рану.
Дверь очень прочная, решил Нейл, разглядывая темную лакированную поверхность. Отличная дверь, сразу видно старую работу, это тебе не наши современные, которые ничего не стоит вышибить ударом кулака.
Но ведь он должен сделать что-то. Он не может бросить Эллис наедине с ее отчаянием.
Черт меня возьми, сердито думал Нейл, черт меня возьми, если я понимаю, отчего это женщины сходят с ума по детям. Да, я люблю детей. Любил своих — но ни слова об этом… Я ничего не имею против детей, но откуда эта безумная жажда иметь их? Как можно обожать ребенка, которого ты еще ни разу не брал на руки?
Почему женщины так уверены, что непременно полюбят маленького пачкуна, а вдруг он окажется совершенно несносным? Женщины просто влюблены в саму идею иметь детей, но как мужчина я никогда не смогу понять этого!
Но он мог понять, что чувствует женщина за запертой дверью спальни, мог понять, наконец, даже большее — почему Эллис избегала мужчин.
Сейчас она лежит там одна — сплошная зияющая рана, — и виноват в этом только он. И какое имеет значение то, что он сделал это нечаянно. Он он сделал это. И теперь обязан исправить содеянное.
Нет, не исправить. Никто не в силах изменить то, что случилось. Но он может спасти ее от одиночества перед лицом боли. Никто не должен оставаться наедине с такой болью.
Но толстая дубовая дверь разделяет их.
Значит, нужно взломать чертов замок!
Повернувшись, Нейл захромал к лестнице и начал медленно подниматься, довольный уже тем, что никто не видит его в эту минуту. Спина болела невыносимо. Какого дьявола он съехал от Торнби? Сейчас приковылял бы в бар, опрокинул пару стопок и отправился бы в долгий путь за желанным забвением. А теперь вместо всего этого прыгает вверх по чертовым ступенькам за отмычками и сходит с ума от тревоги за женщину, которая даже не желает говорить с ним!
Что ж, это, должно быть, тоже карма. Наверное, в прошлой жизни он тоже продал душу дьяволу…
Забудь о своих любимых развлечениях, одернул себя Нейл, поднявшись наверх. Лоб его покрылся бисеринками пота — холодной росой боли. Как бы сейчас помогла горячая ванна! Но нет… Нужно спуститься вниз. Наверное, половина грехов отпустится ему за этот путь. Нужно войти к мисс Эллис Гудинг и встряхнуть ее так, чтобы зубы застучали.
И получить еще лет двадцать собачьей жизни в награду.
Громко и смачно выругавшись, Нейл повернул к своей спальне. Отмычки, конечно же, лежат в самом нижнем ящике комода. Под пачкой порнографической литературы, которую он предусмотрительно положил туда специально для того, чтобы стыдливая, но любопытная старая дева немедленно захлопнула ящик, возымей она намерение покопаться в чужих вещах. Не то чтобы Эллис показалась Нейлу любительницей совать нос в чужие ящики, просто, переезжая сюда, он совсем не знал ее. Вполне могло оказаться, что она именно такая. Теперь-то Нейл был уверен, что подобные мысли просто никогда не возникли бы в ее голове.
К несчастью, знание пришло слишком поздно, теперь придется нагибаться. Задержав дыхание от невыносимой боли, он согнулся и вытащил маленький кожаный саквояж. Разгибаясь, он не смог сдержать стона.
Ты спятил, сказал он сам себе. Окончательно и бесповоротно лишился своего преданного друга — разума. Каким образом касаются тебя проблемы этой женщины?! Конечно, неплохо было перебраться сюда и пожить без шума и аромата кислятины из харчевни Торнби, но ведь ты искал покоя, а не эмоциональных встрясок… Ты оказался здесь еще и потому, что женщина смотрела на тебя перепуганными зелеными глазами и говорила, что почувствует себя в безопасности, если ты разделишь ее одиночество в огромном пустом доме…
Ты чуть не забыл об этом. Но, возможно, все ее страхи — результат навязчивых воспоминаний, а не реально существующей опасности. История с шариком — это всего-навсего идиотская детская шутка, и даже обезглавленный кролик не представлялся чем-то из ряда вон выходящим.
Нейл вполне мог представить себе, как какой-нибудь нагловатый шестнадцатилетний юнец, подстрелив кролика, пришел в восторг от чудесной мысли немножко попугать странноватую незамужнюю библиотекаршу. И незачем выискивать здесь какую-то несуществующую угрозу…
Но Нейл почему-то не мог до конца поверить в это, что-то продолжало тревожить его, инстинкт подсказывал ему, что здесь неладно… И еще этот кинжал, который почему-то снится Эллис точно таким же, как на фотографии…
Да, не так-то легко отмахнуться от ее страхов. А с другой стороны, Нейл просто не мог представить, кому на всем белом свете могла прийти в голову мысль причинить боль Эллис… Но ведь маньякам не нужны никакие причины.
Стиснув зубы, он захромал вниз. Может быть, чуть позже он сдастся и все-таки примет сильный анальгетик. Морфи почти никогда не употреблял лекарств, боясь привыкнуть, но ведь прошло уже несколько месяцев с тех пор, как он последний раз снял приступ таким образом. Так что сегодня вполне можно позволить себе подобную роскошь.
Замок оказался таким же старинным, как и сама дверь, с огромной скважиной и простейшим механизмом. Нейл открыл его без малейшего усилия, однако огромных усилий ему стоило подняться с корточек. Со стоном он распахнул дверь.
— Выйди отсюда, Нейл, — проговорила Эллис. Ее голос звучал ровно и абсолютно бесцветно. В нем не было ни гнева, ни даже раздражения.
— И не надейтесь, мисс Эллис, — так же спокойно ответил Нейл. Он закрыл за собой дверь и, прихрамывая, подошел к постели.
Женщина лежала, тупо уставясь в потолок, даже не замечая, что у нее расстегнута блузка. Он остановился над ней, но, казалось, ее совершенно не заботит то, что посторонний мужчина видит соблазнительную нежность ее атласной кожи и мягкую округлость полной груди. Нейл по-настоящему испугался. Он ожидал, что Эллис по крайней мере запахнется и посмотрит на него…
Глубоко вздохнув, он рывком распахнул рубашку. Щелканье кнопок заставило Эллис бросить настороженный взгляд в его сторону.
— Просто не хочу, чтобы вы чувствовали себя раздетой, леди, — объяснил он, сбрасывая рубашку.
Повернувшись, он схватил шерстяное одеяло, лежавшее в изножье постели, и резким движением накинул его на женщину. Потом, стараясь не смотреть на нее, присел на край кровати и сбросил с ноги ботинок. Еще один стон вырвался у него.
И тут он чуть не подскочил от изумления, почувствовав, как нежные пальцы бережно коснулись его спины.
— Твоя бедная спина, — прошептала Эллис. — Твоя бедная спина.
— У всех свои шрамы, Эллис. Ты-то уж должна знать об этом.
— Как же тебе должно быть больно.
— Если быть честным, то у меня ничего не болело до прошлой недели.
Он снял второй ботинок и устроился под одеялом рядом с Эллис. Безо всяких «если вы позволите» он обнял ее и крепко прижал к себе — грудь к груди, бедра к бедрам.
— Прости меня, Рыжик, — грубовато произнес он. — Клянусь, я не хотел причинить тебе боль.
— Знаю, — ответила она. — Просто… иногда…
— …Иногда наша боль становится почти невыносимой.
Она кивнула и оттаяла в его руках. Прошло несколько минут, прежде чем Нейл нарушил молчание.
— Слушай, у меня отличная идея.
— Да?
— Почему бы тебе не уснуть? Если вновь придут кошмары, я буду рядом. А завтра утром мир покажется светлее. По крайней мере, меня всегда убеждали именно в этом.
— А ты? — сонно спросила Эллис.
Она и впрямь чувствовала себя смертельно усталой после всех дневных событий и недавнего эмоционального срыва.
— Рыжик, я буду просто счастлив, если ты позволишь мне не двигаться до самого рассвета. Особенно это относится к перспективе карабкаться вверх по лестнице.
— Прости, что заставила тебя страдать.
— Прости и ты, что я заставил страдать тебя. А теперь спи.
Ночью Нейл проснулся от возбуждения. Они лежали рядышком, тесно прижавшись друг к другу. Ее теплые ягодицы касались его ноющего паха, во сне он продолжал обнимать ее, и обнаженная женская грудь покоилась сейчас в его ладони.
Недовольно скривившись, Нейл подумал, что по злой иронии судьбы его спина оказалась теперь единственным местом, которое не болело и не пульсировало от желания.
В спальне горел свет. Нейл оставил его на случай, если Эллис вдруг проснется: он не хотел, чтобы она, разбуженная кошмаром, оказалась в объятиях незнакомца.
Свет играл на ее рыжих волосах, зажигая золотые искорки в непокорных прядях… Такие красивые волосы, нежные как шелк. Они щекотали подбородок и грудь Нейла, тонкие и легкие, как обрывки сна, которому не суждено сбыться.
Он перевел дыхание и попытался расслабиться. Ночные часы всегда были самыми страшными для него. Кошмары и воспоминания легко проникают в душу в темноте, они вторгаются без предупреждения. В такие ночи, когда сон бежал от него, Нейл обычно ходил много и быстро, почти так же, как во время приступов боли.
Но сегодня он не мог оставить Эллис. Он-то знал, что значит бояться уснуть, чтобы вновь не погрузиться в кошмарный сон, знал, что такое проснуться одному и с колотящимся от ужаса сердцем выплывать из бездны страха без спасительного звука знакомого голоса. Так пусть хоть сегодня она поспит спокойно.
Ведь я в долгу у нее, подумал Нейл. Один раз уж точно, а может быть, и все два. Последние несколько дней он избегал думать об Эллис, но сейчас, когда в ночной тишине эта женщина мирно спала в его объятиях, не так-то просто было не замечать ее.
Не часто приходилось Нейлу встречать в своей жизни подобную щедрость и благородство. Если бы мисс Эллис не пригласила его к себе и не угостила бренди, когда он в первый раз проводил ее до дому, то для него она навсегда осталась бы не более чем одним из оригинальных местных персонажей — странноватая, немного забавная, и не более того. Ему и в голову не пришло бы заводить с ней знакомство. Со времени приезда в округ Гудинг Нейл близко сошелся лишь с очень немногими местными жителями. Джим Хейнен, Роберт Фрэнч, Сэм Каули — эти люди знали, что значит заглянуть в бездну…
И вот теперь Эллис. Мисс Эллис, которая, совершенно не зная его, гостеприимно распахнула двери своей кухни и налила ему бренди только потому, что он страдал от боли. Мисс Эллис, которая позволила ему уснуть в гостиной, а потом накормила ужином, лучшим, который он ел за последние годы. Эллис… Эллис, немедленно забывающая всю свою женскую мудрость и осторожность, как только ей кажется, что ему больно.
Как сегодня днем. Даже сквозь свою боль она потянулась утешить его. Разве человеческая доброта встречается чаще, чем рубины и алмазы? Разве отзывчивость не дороже золота? В свое время даже самые старые и преданные друзья как по волшебству вмиг становились неловкими и торопливыми, как только вспоминали о случившемся с Нейлом. Это стало одной из причин того, что он собрал свои вещи и принял приглашение Фрэнка Робинсона перебраться в Айдахо.
Он не смог вынести того, как друзья прячут глаза при встрече с ним, как любой разговор внезапно становится натянутым, стоило кому-нибудь, забывшись, сказать что-нибудь не то, случайно напомнить о запретном. Он не смог вынести того, что люди проходят мимо него с опаской, как будто он взрывное устройство или непредсказуемый безумец.
Здесь он мог остаться наедине с собой. Торнби всегда плеснет ему виски и никогда не полезет в душу. Фрэнк подбросит ему любопытные происшествия, не намекая, что он не очень-то годится для подобной работы. Прохожие на улицах вежливо раскланиваются, когда он хромает мимо. Они уже успели привыкнуть к его изуродованному лицу и почти не обращают внимания на шрамы. А почтенные матроны из общества изучения Библии при Старой пастырской церкви прозвали его Князем тьмы. Но даже это прозвище безумно удивило Нейла, тем более после того, как он заметил, что старушки хихикают и заливаются девичьим румянцем, стоит ему заговорить с какой-нибудь из них. А у Мейбл для него всегда наготове самый румяный кусочек пирога.
Впервые за долгие годы он зажил почти нормальной жизнью. Пожалуй, просто нормальной. Немудрено, что человек, четырнадцать лет проведший под чужими именами и в чужой шкуре, в конце концов позабыл, что значит быть частью чего-то целого.
Слишком суровы были правила той игры. Чтобы выжить, нужно было казаться влюбленным, испытывая отвращение; выглядеть активным участником событий, оставаясь в душе сторонним наблюдателем… Менять лица и характер, как хамелеон — свою окраску. Чтобы в конце концов понять, что так можно навсегда потерять свою душу.
Еще раз вздохнув, Нейл уткнулся лицом в теплую шею Эллис. Как удивительно пахнет эта женщина — свежестью и женственностью, абсолютно естественно и безумно эротично. Кокон одеяла стерег ее запахи и позволял окунуться в них. Так тепла и нежна была грудь Эллис в его ладони. Нейлу стоило немалых усилий не воспользоваться ее сном… Эллис спит, и он не смеет обмануть ее доверчивость.
Он осторожно передвинул руки на более безопасную территорию, на мягкий живот, и закрыл глаза, призывая сон. На какое-то время его отпустила царапающая, свербящая жгучая боль, значит, нужно воспользоваться этим и попытаться уснуть.
Но он не мог. Волна воспоминаний понесла его по спокойному руслу — назад, в самую юность, в те времена, когда городская библиотека была его приютом и убежищем…
Там он спасался от зимней стужи, находил прохладу среди летнего пекла и укрывался от тяжелой действительности.
Сейчас-то он понимал, что библиотекарша отнюдь не была свирепым чудовищем. Миссис Адамс требовала от читателей соблюдения тишины, элементарных правил приличия и безусловного уважения к книгам. Если она пару раз и повысила голос на Нейла, то лишь потому, что он забывал об этом. Именно она не дала угаснуть его любви к чтению. Только теперь до него дошло это. Теперь-то он мог оценить, с какой деликатной ненавязчивостью она тотчас предлагала ему новую книгу взамен прочитанной.
Миссис Адамс первая познакомила его с Томом Сойером, привела к графу Монте-Кристо и трем мушкетерам. Это она помогла ему продраться сквозь страницы Вальтера Скотта. И даже капитан Блад и Скарлетт Пимпернел, которым он обязан былым романтическим трепетом перед всем таинственным — даже они вошли в его душу со страниц книг, предложенных строгой дамой.
Временами, когда приходилось совсем туго, Нейл тоскливо думал о том, что миссис Адамс сослужила ему злую службу, разбудив в юном Морфи отнюдь не современные представления о чести, долге и верности. Именно она виновата в том, что ему пришла в голову идиотская мысль о возможности исправить этот мир.
Глупый мальчишка, он избрал нелегкий путь. За пределами книжного мира шла настоящая война, и несколько успешных операций организации по борьбе с наркотиками в лучшем случае могли ликвидировать нескольких ее застрельщиков. Сражаться с наркомафией все равно что воевать с Медузой Горгоной. Вместо отрубленной головы мгновенно отрастает новая, а вот ты, отважный Персей, ты-то как раз и меняешься с каждым ударом, и что-то внутри тебя обращается в камень. Потому что столько грязи и столько мерзости не в силах вынести слабое человеческое сердце.
Да, но ведь тем, что ты способен на подобные сравнения, ты обязан все той же миссис Адамс, невесело усмехнулся Нейл.
Миссис Адамс… Огромная грудь, сбивающий с ног аромат духов и ортопедические туфли — вот и все, что сохранила детская память. Сейчас Нейл вполне допускал, что она вовсе не ненавидела его, несмотря на грозный вид, мрачно нахмуренные брови и громогласные нотации.
Но он никогда в жизни не мог бы и представить себе возможность всерьез увлечься библиотекаршей. Полюбить ее. Лечь с ней в постель!.. Совершенный абсурд! В представлении Нейла Морфи женщины этой профессии были чем-то средним между монахинями и гунном Аттилой.
Впрочем, немалая часть его прошлых представлений на поверку оказалась сущей ерундой. Сколько убеждений и юношеских зароков разрушили время и опыт…
Вот и еще одно. Хотя у Эллис и есть несколько типично профессиональных черт, но разве под этой защитной маской он не сумел разглядеть веселую, щедрую, добрую, любящую и очень страстную молодую женщину? Женщину, достойную гораздо большего и лучшего, чем он — Князь тьмы.
И вообще, он вовсе не собирался вновь прокатиться по американским горкам судьбы. С него достаточно одного раза. Ни один мужчина на его месте не осмелился бы на вторую попытку. Никогда. Князь тьмы навсегда запер свое сердце и выбросил ключ.
Он снова вздохнул, на этот раз еще тяжелее. И открыл глаза, чтобы еще раз окинуть ласковым взглядом пленительное пламя золотых волос и нежный овал щеки, а потом приказал себе уснуть.
Кинжал…
Зловещие отсветы холодного золота… И рубин — кроваво-красный, как ужасный, горящий безумием глаз.
И голоса — шепот, смех, бормотание… страшный фон к испуганному жалкому всхлипыванию. Медленно… нестерпимо медленно кинжал поднимается. Выше, выше, еще выше — и стремительной безжалостной молнией обрушивается вниз.
— Эллис!
Ужасный крик вырвался из самых глубин ее существа. Казалось, он обнажил ее внутренности, чтобы с дикой силой исторгнуться из горла.
— Эллис!!!
Она вскочила на постели. Широко раскрытые глаза бессмысленно уставились на знакомые очертания спальни… Прабабушкина комната… Комната отца.
— Эллис?
Этот надтреснутый голос… он знаком ей, как свой собственный. Сейчас этот голос кажется спасительным лучом во тьме ее души и памяти. Она повернулась и бросилась в объятия мужчины.
— Все хорошо, — горячо шептал Нейл. — Все хорошо.
Если бы она была одна, то, безусловно, сумела бы взять себя в руки и успокоиться. Но сейчас, в эту минуту, рядом был человек, который мог позаботиться о ней, и этого было достаточно, чтобы позволить себе расслабиться. Пусть ненадолго, пусть только на несколько минут, но сейчас она может переложить часть своей боли на чужие плечи…
Так она и сделала. Не дав себе времени собраться с мыслями и силами, Эллис прижалась к Нейлу, уткнулась лицом в его грудь, и водопад соленых слез заструился по ее щекам.
— Я больше не выдержу, — судорожно всхлипывала она. — Я не могу…
На свете нет таких слов, которые могли бы утешить ее, подумал Нейл. Он сам прошел через это и знал, что бывают минуты, когда одной капли достаточно, чтобы переполнить чашу страдания, — и человек разбивается, как стекло.
— Мне знакомо это чувство, — просто ответил он. — Вставай. Уйдем отсюда.
Она медленно отстранилась и подняла на него огромные, полные слез глаза.
— Уйдем отсюда?
— Прогуляемся. Прогулка — это великолепная терапия, Рыжик. Она помогает распутать многие узлы, дарит здоровую усталость и возвращает в привычное русло. Поверь, я знаю, что говорю.
— Но на улице холодно, — слабо возразила Эллис.
— Ну так оденься как следует. И не говори мне, что у тебя нет теплых вещей. Ты же прожила здесь всю свою жизнь.
И не дожидаясь ответа, он спустил ноги с кровати. Правда, пришлось подавить стон, которым измученная спина попыталась выразить свой протест, ну да ведь у Морфи было достаточно опыта в таких делах.
— Даю тебе десять минут, Рыжик. Если у тебя хватит сил, мы спустимся к речке и пройдемся по берегу.
Женщина взглянула на светящийся циферблат радиочасов. Три часа. Какая может быть прогулка по берегу реки в такое время?! Она огляделась еще раз, посмотрела вслед выходящему из комнаты Нейлу и подумала, что, может быть, и в самом деле лучше побродить в темноте, чем остаться в этой комнате еще хоть на одну минуту.
Она начала выбираться из постели и вдруг впервые заметила свою все еще распахнутую блузку и расстегнутый лифчик.
О Боже! Эллис, Эллис, как это могло случиться? Как же ты могла…
Но тут вспышкой яркого света осветили непроглядную ночь воспоминания. Она вспомнила, какое наслаждение подарил ей этим вечером Нейл, как он страстно целовал ее, с какой нежностью обнимал… Как он вошел к ней, несмотря на запертую дверь, и как она уснула в его объятиях. Она вспомнила, что несколько раз просыпалась и чувствовала близкое тепло его тела, вспомнила, что ее грудь лежала в его ладони…
Нейл Морфи подарил ей свою заботу и нежность, с ним она пережила самое восхитительно чувственное событие в своей жизни… и в благодарность за все ломается и ведет себя как идиотка. Как старая дева. Как старая тетя Сара, которая советовала ей всегда носить с собой книгу, чтобы было на что сесть, если в переполненном автобусе ей предложат опуститься на мужские колени.
Учитывая, что школьный автобус был единственным общественным транспортом в округе, совет тети был абсолютно бесполезен. Эллис несколько недель давилась от хохота, вспоминая его. Книга! Книга, чтобы во всеуслышание заявлять о своем целомудрии!
А сейчас неужели она и впрямь начинает думать, как тетя Сара?!
Эта мысль заставила Эллис соскочить с постели и поспешить к гардеробу, где действительно было много одежды, подходящей для холодной зимней ночи. Одеваясь, она дала себе клятву никогда больше не допускать этих неискренне-стыдливых мыслей, ведь даже элементарная честность требовала признать, что ей безумно понравилось все, что произошло сегодня вечером.
И эта же честность подсказывала, что она многое отдала бы, чтобы испытать это еще разок…
Температура упала до минус четырнадцати градусов, и подмерзший за ночь снег на берегу реки Гудинг звонко похрустывал под ногами. Выйдя из дому, Эллис поначалу вздрагивала от холода и непривычно раннего часа, но, дойдя до берега, даже расстегнулась и оживилась, искренне наслаждаясь неземной прелестью зимней ночи. Холодный восковой свет луны серебрил искрящийся снежный покров, ровным сиянием заливал неподвижный морозный воздух.
А ведь когда-то она любила ночные прогулки — и зимой и летом. Всему этому пришел конец после того нападения… Глубоко вздохнув, Эллис заставила себя отвлечься от таких мыслей.
— Полегчало? — спокойно спросил ее спутник.
— Намного. Это оказалась отличная идея. — Действительно, ночная прогулка лучше любого мыслимого средства помогла развеять ночные страхи. — Знаешь, — поделилась с ним Эллис, — я просто поражаюсь, думая о моем далеком предке, ну, о том, кто первым основал здесь поселение.
— Чем же он так провинился?
— Меня поражает его дикий эгоцентризм. Ну смотри — округ Гудинг, город Гудинг, река Гудинг… Ты просто не представляешь, как неловко бывает порой носить гордую фамилию Гудинг!
— Возможно. — Нейл посмотрел на нее с высоты своего роста, и кривая улыбка коснулась краешка его рта. — Там, откуда я родом, не было даже завалящей улочки Морфи.
— А здесь, как ты можешь догадаться, не обошлось без Гудинг-стрит. Она в восточной части города, — напомнила Эллис.
— Знаю.
— Наверное, мне нужно обратиться в муниципалитет с просьбой о переименовании ее в Морфи-стрит. Как ты отнесешься к этому?
— Отрицательно. Я горжусь своим низким происхождением.
— Хотела бы я знать, что это значит! Нет, поверь мне — Ролф Гудинг был самым настоящим маньяком эгоцентризма. Если бы я первая основала здесь поселение, то сохранила бы все старые индейские названия.
— Господь с тобой, Эллис! Эти ужасные непроизносимые слова, в которых по шестнадцать согласных друг за другом?
— Ну и пусть, — тихонько рассмеялась она в ответ. — Все лучше, чем Гудинг.
— Думаю, что тебе нечего стесняться, Эл. Пионеры и первопроходцы принадлежат к особой породе людей. Наверное, капелька эгоцентризма — это лишь необходимая плата за выживание.
— Возможно…
— Вот и тебе не помешала бы небольшая толика эгоизма.
Он произнес фразу как бы вскользь, но женщина насторожилась, почувствовав скрытый упрек в сказанных словах, и приготовилась к обороне.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он остановился, и ей ничего не оставалось, как последовать его примеру. Тень от полей шляпы скрывала глаза Нейла, а запрокинутое лицо Эллис было залито беспощадным лунным сиянием.
— Я хочу сказать, что у тебя неадекватно заниженная самооценка, — прозвучал невозмутимый ответ.
— Ах вот как! Мнение психолога-любителя?
Самым лучшим сейчас было бы просто повернуться и уйти. И тогда проблемы этой забавной библиотекарши навсегда останутся ее личными проблемами и больше никогда не коснутся его.
Морфи смертельно не хотел ввязываться во все это. Но он понимал, что не сможет уйти. Не посмеет, потому что, кроме него, никто в округе не знает, что за проблемы у мисс Эллис Гудинг. Потому что никто, кроме него, не догадается помочь ей…
— Ничего подобного, — бесстрастно ответил он. — Я не прочел ни одной книги по психологии за всю свою жизнь. Вот так, Рыжик.
— Тогда какого черта ты так заумно выражаешься?
Нейл едва не улыбнулся. Он уже знал, что Эллис нелегко заставить себя выражаться столь грубо и неучтиво. Видимо, его слова затронули ее за живое и вынудили к серьезной обороне.
— Работа секретного агента, — начал объяснять Нейл, снова тронувшись с места, — требует отличного знания человеческой природы.
— Да что ты?
— Именно так. Нередко моя жизнь зависела от того, сумею ли я по сущим мелочам верно оценить противника — по тому, как он стоит, как разговаривает, по паре случайно брошенных им слов. Надо сказать, я весьма преуспел в этом.
— Ну конечно, как же иначе!
На этот раз он не сумел сдержать улыбку.
— Как же иначе, — передразнил ее Нейл. — И то, что я до сих пор жив, — лучшее тому подтверждение.
На этот раз Эллис воздержалась от колких комментариев.
— Я сейчас говорю не о книжном знании, — ровным голосом продолжал он, — а о внутреннем инстинкте, подсказывающем, чего можно ждать от того или иного человека. Я говорю о знании того, на какие его внутренние рычаги можно и нужно жать, а на какие не стоит ни за что на свете.
— Так значит, все это время ты умело жал на мои рычаги?!
Эллис чувствовала, как в ней закипает ярость. Все это начинало нравиться ей меньше и меньше.
— Нет. Я никогда не манипулирую людьми, которых отношу к своим друзьям. Я только хочу сказать еще раз, что твоя самооценка занижена на все сто процентов.
— Почему это ты так уверен в этом? — сердито вскинулась Эллис.
Сейчас посторонний вторгся на запретную территорию, и она не могла так оставить этого.
— Потому, что я могу посмотреть на тебя со стороны, — просто ответил он. — И потому, что я вижу те твои прекрасные качества, о которых ты даже не подозреваешь. Леди, у вас много несомненных достоинств. Вы просто недооцениваете себя. Все. Вопрос исчерпан.
«Несомненные достоинства» звучало в голове Эллис, пока она послушно плелась вслед за Нейлом. Так мог бы сказать ее отец… У нее много несомненных достоинств, не так ли? А как насчет сомнительных? Что насчет немного подпорченных и даже полностью порочных? А раз есть и такие, то какое имеет значение количество «несомненных достоинств»?
Несомненные достоинства! Так, наверное, говорят невзрачным девочкам, которых никто не торопится пригласить на свидание. Когда бедняжки заливаются слезами, уверенные, что их никто никогда не полюбит, добрым родителям не остается ничего другого, как только прибегнуть к подобным аргументам… Несомненные достоинства… Таких слов мужчина никогда не скажет женщине, которая всерьез интересует его. Что и говорить — это всего-навсего утешительный приз.
Эта мысль и огорчила и успокоила Эллис. С одной стороны, она познала сладость соблазна и хотела испытать его снова. А с другой… с другой стороны, она очень серьезно опасалась того, что если все будет развиваться по вчерашнему сценарию, то в конце концов, когда Нейлу придет время уходить, он небрежно унесет в кармане ее глупое сердечко.
А ведь он уйдет все равно. Пусть он очень добр к ней, пусть способен увидеть и оценить все ее «несомненные достоинства», но для длительных серьезных отношений он найдет полноценную женщину. И кто посмеет осудить его за это?
А потому, подбодрила себя Эллис, тебе очень повезло, что Нейл Морфи думает о твоих несомненных достоинствах, а не о кое-чем другом.
— Эллис?
Она подняла глаза от заснеженной тропинки и обнаружила, что ушла далеко вперед.
— Ты в порядке? — быстро обернулась она к Нейлу.
— Когда ты волнуешься, ты всегда несешься сломя голову, — криво улыбнулся он. — Да вот беда, с тех пор как я сломал позвоночник, я не могу выдерживать подобного темпа.
— У тебя сломан позвоночник?! — забыв все свои огорчения, она бросилась к нему. — Это после взрыва?
Он молча кивнул.
— Обопрись на меня, если так будет легче, — предложила Эллис, пристраиваясь рядом с ним. — Чудо уже то, что ты вообще можешь ходить!
— Возможно.
Он не собирался ни на кого опираться, он вообще не мог смириться с мыслью, что в его адской жизни есть место чуду.
— Что вызывает боль?
— Ущемление нервных окончаний, повреждение мышц. Как говорится, старые раны.
Он сказал это с долей горькой иронии, но Эллис решительно не видела, над чем тут можно иронизировать. Когда Нейл отказался от ее помощи, она просто медленно пошла рядом с ним.
Интересно, кисло подумала она, тете Саре тоже говорили комплименты о ее несомненных достоинствах? Вполне возможно…
Эллис стояла перед елкой, глядя на неукрашенные пушистые ветви, залитые теплым медовым светом утреннего солнышка. Она уже полностью оделась для работы, но до выхода оставалось еще несколько минут. Нейл ушел на весь день, и ей казалось, что она предвидела это. Морфи не из тех людей, которые нуждаются в чьей-то постоянной близости. Так пусть же его желание сохранить дистанцию пойдет на пользу им обоим.
Но дистанция, даже жизненно необходимая, не дает ответов на вопросы. Как раз пару таких вопросов Эллис собиралась задать ему сегодня утром.
С какой трагедией связано у него Рождество? Почему он потратил столько сил, чтобы раздобыть для нее елку, а потом сел под ней и под мерцание гирлянд лил ужасные безмолвные слезы — самые страшные, какие только может исторгнуть мужчина из глубин своей души… А затем, как только сейчас заметила Эллис, после того как вчера она ушла на работу, заставил себя вернуться и зажечь гирлянды.
Когда боль начинает точить тебя изнутри, то чертовски трудно загнать ее обратно. Так он сказал ей когда-то. Возможно, эти слова объясняют его отношение к елке и гирляндам. Он пытался не позволить боли выйти наружу… Или хотел вновь обрести то, что потерял.
Некоторое время Эллис всерьез обдумывала, не вышвырнуть ли елку вообще из дому. Но в конце концов поступила по-другому — просто перетащила кресло-качалку в кабинет и убрала оттуда коробку с гирляндами и лентами, которыми собиралась украсить камин. Пусть эта комната станет убежищем Нейла до конца рождественских праздников.
Повернувшись к двери, Эллис зацепилась взглядом за черный кожаный диван. О Боже! Бренди, естественно, притупило ее волю, но, к великому сожалению, не отшибло память. Очень живо, мучительно детально, она вспомнила все, что делала вчера. И все, что делал Нейл. Каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждое ощущение… Боже!
Но тело ее, совершенно не считаясь с сомнениями души, взволнованно трепетало и томилось при каждом новом воспоминании. А раз так, резко сказала себе Эллис, то Нейл глубоко прав в своем желании держаться от нее подальше.
Похоже, она уже почти готова уступить соблазну. Даже слишком готова. Конечно, это вполне естественная реакция организма на годы одиночества, успокоила себя Эллис. Примитивнейшая ответная реакция на… на сексуальный голод. Да, именно так. Только и всего.
Ах, Эллис, Эллис, уныло подумала она через несколько секунд, к чему обманывать себя? То, что случилось между тобой и Нейлом, произошло лишь потому, что он разбудил тебя ото сна. Разве ты не помнишь, как жадно сверлила глазами его узкие бедра, ладно обтянутые черными джинсами? Никогда в жизни ты не проявляла такого интереса к мужским достоинствам. Никогда. Так что же случилось теперь?
Все еще качая головой, недоумевая о причинах собственного странного поведения, Эллис застегнула парку и взяла сумочку. Может быть, вместо очередного триллера на уик-энд ей стоит взять любовный роман? Раз она ровным счетом ничего не смыслит в этих делах, ей пойдет на пользу небольшой курс самообразования.
Телефонный звонок раздался как раз в тот момент, когда она взялась за ручку двери. Вздохнув, она положила сумочку на диван и подняла трубку.
— Алло?
В ответ тишина. Тишина, какая бывает, когда на другом конце провода кто-то слушает тебя. Но, может быть, ее просто не слышно?
— Алло? — громче повторила Эллис. — Кто это?
Никакого ответа. Ну что ж, вероятно, что-то со связью.
— Я вас не слышу, — громко сказала она. — Наверное, линия барахлит. До свидания.
Было немного глупо разговаривать с молчащей трубкой, но ведь это мог быть кто-нибудь из ее подружек, а Эллис вовсе не хотелось выглядеть невоспитанной. Впрочем, подумала она, усаживаясь за руль своей машины, не исключено, что кто-то неправильно набрал номер, а потом, поняв это, решил не признаваться в ошибке и просто промолчал.
Она съехала задом с дорожки и уже возле самой проезжей части бросила последний взгляд на дом.
И похолодела.
На свежем снегу между следами колес, оставленных вчерашним вечером, ярко разливалось огромное алое пятно… похожее на свежую кровь.