– Все это ерунда, милая моя! Увидеть пару-другую приветливых лиц и вдобавок чуть-чуть потанцевать – все это пойдет тебе только на пользу. Какой смысл хоронить себя со своей печалью в тесной, душной комнате? Ты от этого станешь бледной и зачахнешь – не более того. Как ты думаешь, доставит ли Эрнсту радость застать тебя в таком виде?
Александрина с ожесточением подумала, какие нежные чувства должны были овладевать Эрнстом при воспоминании о своей очаровательной подруге. Ну, да ладно! – она позаботится о том, чтобы сделать его свободным от этих воспоминаний!
В конце концов, Амелия поддалась на увещевания и согласилась поехать в гости к Делансэ. Мадам Дюранси приказала отрядить на козлы хорошенького садовника-итальянца. Феличе, стройный, рослый юноша с иссиня-черными локонами и бархатистыми глазами, в которых горел сдержанный огонь, был великолепным исполнителем неаполитанских песен, а, кроме того, должен был, без сомнения, обладать достоинствами иного рода. Разумеется, у мадам при случае появится возможность поближе познакомиться с этими качествами, если скука однообразного лета станет совсем уж непереносимой. Но пока ей предстоят большие хлопоты, и ее легкий экипаж катит по дороге, обсаженной платанами, приближаясь к обширному имению Делансэ, расположенному в паре миль от их усадьбы.
Старый барон, статный седовласый мужчина, сам отец двух дочерей того же возраста, что и Амелия, встретил обеих дам с большой любезностью. Он поцеловал руку мадам Дюранси и сердечно обнял дочь своего покойного друга, прижав на секунду свою дряблую щеку к ее раскрасневшейся от дорожного ветра щеке.
– Ах, Амелия, – бормотал он, – какой очаровательной девушкой вы стали. Как жаль, что мой старый друг Сен-Фар не может увидеть вас сейчас. Поистине, вы свежи и ароматны как роза.
Глаза мадам Дюранси бегали по сторонам, пока она по лестнице поднималась на террасу, расположенную позади господского дома в тени роскошных старых лип. Там, за домом, разрозненные группы нарядно одетых, радостно-оживленных женщин и их кавалеров неспешно прогуливались по коротко остриженному газону с россыпью больших розовых кустов. Дурманящий аромат лета возносился над парком. Мадам Дюранси уселась и улыбнулась старому лакею, который с непроницаемым выражением лица поднес ей бокал ледяного шампанского.
Амелия, словно потерянная, несколько мгновений постояла у края балюстрады и затем, поколебавшись, села в уютное кресло-качалку чуть в стороне от Александрины. Ее глаза также блуждали, пока она перекидывалась парой светских любезностей с бароном, искренне обрадованным ее появлением. При этом она то и дело поглядывала в сторону мадам, которая со слабой улыбкой на красиво раскрывающихся губах беседовала с рослым господином очень элегантного вида.
Темная львиная голова и профиль сильно загорелого лица, смутные очертания которого Амелия с трудом различала, пробудили в ней воспоминания, от которых ее бросило в жар с головы до ног. Возможно ли это? Она напрягала глаза и пыталась уловить интонацию мужского голоса, рассеянно и несвязно отвечая при этом на светские вопросы барона о ее здоровье. Наконец, тот заметил ее замешательство. Он чуть наклонился к ней и спросил вполголоса:
– Знакомы ли вы с собеседником мадам Дюранси?
– Я его не знаю.
– Вам следует с ним познакомиться. Насколько мне известно, он посещал дом вашего отца. Это полковник де Ровер.
– Ах, нет! – Лицо Амелии побелело. Она почувствовала, как стучит, едва не разрываясь, ее сердце, и воспоминание о той страшной ночи, когда полковник, выдавая себя за другого, домогался от нее ласк, заставило дрожать в ней каждую клеточку ее тела. Радужные круги заплясали перед ее глазами, и она срывающимся голосом выдохнула:
– Боюсь, что мне нехорошо…
Барон с испугом заметил, как ее голова с закрытыми глазами безжизненно опрокинулась на спинку кресла и немедленно позвал мадам Дюранси. Та, высоко подняв голову, взглянула в направлении Амелии. На ее полных губах заиграла загадочная улыбка. Она встала, доверительно взяла полковника под локоть и подвела его к Амелии.
– Амелия, милочка моя, – пробормотала она с притворной лаской, склоняясь над девушкой. Одновременно она наблюдала за полковником, который с неописуемым выражением на лице смотрел на милое создание. Его горделивое лицо, загорелое и обветренное, стало еще темнее, а в его глазах появился тот скрытый блеск, смысл которого Александрина слишком хорошо понимала.
– Мадемуазель стало дурно, – неуверенно объявил хозяин праздника. Даже для него стало заметным то напряжение, которое витало над участниками этой хорошо продуманной сцены. Александрина достала из своей сумочки нюхательную соль и поднесла ее к лицу девушки.
– Это всего лишь жара, друг мой! Амелия слишком нежное создание, а, кроме того, она пережила тяжелую потерю.
Амелия беспокойно шевельнулась и открыла глаза, которые подобно двум ярким, влажно поблескивающим звездам неподвижно смотрели в направлении полковника.
– Амелия, милочка моя, вот ты и очнулась, – сказала мадам самым сладчайшим тоном. – Взгляни только, радость моя – тебя пришел поприветствовать старый друг.
Щеки Амелии слабо порозовели. Она неуверенно поднялась из кресла.
– Извините меня, пожалуйста, – еле слышно сказала она. – Я… я сейчас никого не могу видеть.
И прежде, чем кто-то успел ей что-либо возразить, она, сбежав с террасы, через изумрудно-зеленую поверхность газона устремилась в полумрак парка.
Полковник и мадам обменялись понимающим взглядом.
– Какая жалость, что мадемуазель в таком замешательстве, – сказал он с сожалением в голосе. – Она очаровательное создание, и я был бы рад возобновить знакомство, которое начиналось столь многообещающе.
– Амелия понесла тяжелую утрату, бедное дитя, – объявила Александрина так громко, чтобы было слышно каждому. – Она никак не может забыть об этом молодом человеке, Эрнсте. Тот был так влюблен в девочку, а вот уехал и не попрощался. Нашей бедной крошке настоятельно необходимо приободриться. Что вы скажете, друг мой, насчет того, чтобы ненадолго взять ее под свою опеку?
Полковник щелкнул каблуками и грациозно поклонился.
– Я не представляю себе более восхитительной задачи, – галантно ответил он. – Коли так, прошу меня простить, я покину вас.
По парадной лестнице он спустился в сад и небрежной походкой пересек газон, над которым без устали струили свой аромат розовые кусты.
Амелия тем временем забралась в самый отдаленный уголок парка и возле маленького ручейка натолкнулась на уединенный павильон, густо заросший клематисом. Пышные, темно-фиолетовые цветы кое-где уже распустились и распространяли вокруг себя дурманящий аромат.
Амелия уселась на замшелую скамейку и закрыла лицо руками. Она была испугана, взволнована и смертельно печальна. Эрнст… ах, Эрнст, зачем он только покинул ее? Не нужно ей богатства, которое он собирается нажить в той далекой стране. Для нее гораздо большим счастьем была бы совместная скромная жизнь, без той роскоши, к которой она привыкла с детства, но все же счастливая, потому что он был бы рядом. И все-таки Эрнст предпочел оставить ее. Выходит, богатство, утраченное его семьей, богатство, которое она в силу превратностей жизни, связанных с кознями мадам Дюранси, тоже не имела возможности предложить ему, это богатство значило для него больше, чем она сама? Выходит, правду говорит мадам: мужчины – ужасные эгоисты, они пекутся только о собственном благе.
Именно в этот момент ее размышлений Амелию напугал шум шагов. Она убрала руки от лица и увидела высокую фигуру полковника, который смотрел на нее с загадочным выражением. Амелия ощутила, как краска горячей волной накатывается на ее лицо.
– Зачем вы пришли? – только и сумела она выговорить.
Полковник любезно поклонился и подошел поближе. Он сам себе боялся признаться, что грация этой девушки, не отводившей от него испуганного взгляда, странным образом трогала и одновременно раздражала его. С какой бы охотой он задушил ее в своих жарких объятиях, отдаваясь потоку бурной страсти… Но нет, он не совершит дважды одну и ту же ошибку. На этот раз он будет осмотрительно, шаг за шагом продвигаться вперед, пока прелестный цветок сам не упадет в его протянутую ладонь.
– Мадемуазель! Я в отчаянии оттого, что мое присутствие кажется вам неприятным, – любезно сказал он. – Я немедленно оставлю вас, когда вы этого пожелаете, но сперва удостойте меня всего лишь одной минутой вашего внимания. Я виноват перед вами, я когда-то оскорбил вас. И я готов предложить вам любое мыслимое удовлетворение. Располагайте мной, мадемуазель, по вашему усмотрению.
Прелестное лицо Амелии, на которое падала тень от густой листвы, омрачилось.
– О прошу вас, не надо об этом! – воскликнула она в смятении. – Вы тогда обманывали ничего не подозревавшего человека. Как же вам хватает смелости вновь попадаться мне на глаза? Как можете вы разговорами будоражить едва затянувшуюся рану? Однажды вы уже продемонстрировали свое полное неуважение к девушке, ничего не подозревавшей о ваших намерениях, месье, – добавила она с достоинством.
Она поднялась и теперь стояла, опираясь левой рукой на спинку скамьи и прижимая правую к тревожно волнующейся груди. Полковник смотрел на нее с чувством все возрастающего восхищения. Ах, с какой радостью он ощутил бы это восхитительное создание в своих объятиях, отданным ему на веки вечные! Он сумеет ее завоевать, в этом не может быть никакого сомнения. Не только это сладостное, девичье-свежее цветущее тело, но и – что гораздо важнее – эту душу, которую сможет формировать по своей прихоти, это сердце, каждое движение которого будет зависеть от его воли. Это изысканнейшее наслаждение – формировать по своему проекту такую девушку, как она. Она могла бы стать воском в его творящих, сильных, дрожащих от нетерпения руках.
Однако же пора приступать к делу; осмотрительно, с оглядкой!
– Я в отчаянии, – с упреком ответил он Амелии, – оттого, что вы сердитесь на меня. Подумайте, однако: ничто иное как ваша красота – и только она – лишила меня рассудка. И теперь вы желаете навсегда отлучить меня от себя.
Его голос звучал мягко и вкрадчиво. Он проникал в Амелию, он был материален, как физическая ласка. Она пристально смотрела на его руку, смиренно приложенную к груди, и вдруг поймала себя на том, что рисует себе, как эта сильная, мускулистая рука стискивает одну из ее грудей, обволакивая ее неизведанным ощущением тепла. В смятении от пронзающих ее чувств она опустила глаза.
– Зачем вы меня мучаете, месье?
– О, нет; мадемуазель, я бы не посмел. Я прошу вас об одном: подарите счастье общения с вами, пусть мимолетного, пусть нечастого! Вам не стоит пугаться моей страстной натуры: я во всем буду подчиняться вашей воле.
Вкрадчивым движением он привлек стиснутую его пальцами руку Амелии к своим губам, смутив ее еще больше. Она почувствовала, как его холодные губы обжигают ее ладонь, и торопливо отодвинулась. Он не отпускал ее своим взглядом.
– Позвольте мне посидеть здесь рядом с вами и хотя бы на минуту составить вам компанию, – пробормотал он, сам удивляясь своей внезапной робости.
О, небо! Как это стало возможным, чтобы маленькая обворожительная дурочка, которая смотрела на него как кролик на удава, сумела вскружить ему голову? Ему нужно заполучить ее любой ценой, и он будет действовать осмотрительно. Как удачно, что красавица Александрина, не сумев ему перечить, записалась в его союзницы, так же как союзницей скорее всего окажется и эта маленькая красивая штучка – Элиза.
– Давайте заключим мир, мадемуазель, – безобиднейшим тоном предложил он. Амелия с неохотой протянула ему холодную как лед, дрожащую руку. В ее глазах блестели крупные слезы, пока он, наклонившись, самым изысканным образом целовал ей руку.
– Я забыл вам сказать, – сообщил он некоторое время спустя, – что мне поручена ответственная миссия – вернуть вас в наш круг. Признаюсь вам сразу, что я выполняю это поручение с большой неохотой. Более всего на свете я желал бы общаться с вами без посторонних.
Он галантно предложил ей руку, и Амелия, помедлив, приняла ее.
– Если вы желаете заручиться моей дружбой, месье, не заговаривайте на эту тему никогда, – неуверенно высказалась она. Полковник чуть наклонился к ней.