Хотя, как ни странно, Ясмин показалось, что потеря самостоятельности не самая страшная беда. Она воспринимала это почти с облегчением. Как хорошо, когда о тебе заботятся. Единственное, что ее тревожило, не слишком ли быстро разворачиваются события, она ничего не успевает обдумать, осмыслить, разобраться.
- Ты устала. - В темноте голос Хасана звучал гипнотически. - Поспи, малышка. Скоро Париж. Мы еще вернемся к этому разговору, после того как ты хорошенько выспишься. - Хасан усмехнулся. - Не знаю, сможешь ли ты нормально выспаться со мной. Но это мы тоже обсудим позже. Теперь - спи. Пока я веду машину, я никак не могу заняться с тобой любовью. Так что это, быть может, последний твой шанс.., извлечь выгоду из ситуации. Спи.
Слова Халифы звучали почти приказом, и Ясмин покорно и благодарно закрыла глаза. Совершенно измотанная, она погрузилась в глубокий сон без сновидений. Лишь смутно почувствовала, как Хасан извлек ее из автомобиля и на руках внес в дом.
***
Дни незаметно складывались в недели, недели - в месяцы, и Ясмин не находила ни малейшего повода для жалоб.
Все три месяца Хасан, казалось, ежеминутно знал, что Ясмин нужно и когда. Он занимался абсолютно всем и делал это с изяществом истинного аристократа. У Ясмин сложилось такое впечатление, что ее упаковали в теплый, мягкий, уютный кокон, да еще кормят с ложечки. Хасан никогда не спрашивал мнения Ясмин, никогда не обращал внимания на ее чувства, не интересовался тем, что Ясмин нравится или не нравится. Хасан был уверен, что знает о ней все. И, как ни странно, к великому изумлению Ясмин, так оно и было.
Целыми днями Ясмин была предоставлена преимущественно сама себе, а по вечерам Хасан водил ее по Парижу.
Это был вовсе не тот экскурсионно-туристичсский осмотр достопримечательностей, который когда-то устроил Андре, прежде чем отвезти се в Лотремо. Теперь Ясмин увидела Париж глазами человека, который живет в этом городе.
Вечерами они с Хасаном совершали многочисленные праздные прогулки по городу, сидели в маленьких ресторанчиках, отыскивали укромные уголки в парках, любовались яхтами на Сене. И говорили. Вернее, говорил Хасан, а Ясмин слушала.
Хасан Халифа был прекрасным рассказчиком - интеллигентным, образованным и остроумным. Существовало очень мало тем, о которых бы он не мог говорить или не имел собственного оригинального мнения. Но главное Хасан знал, чего он хочет и как добиться своей цели. Он набрасывался на проблему с азартом хищника - с полной самоотдачей и целеустремленностью. Уже то, как ему удавалось договариваться с продавцами букинистических и антикварных магазинов, вызывало у Ясмин восторг.
- Как у тебя это получается? - спросила она как-то у Халифы, когда тому удалось купить понравившуюся Ясмин китайскую фарфоровую вазу с драконами за половину той цены, что была названа вначале.
- Торгуюсь, - объяснил Хасан. - Только и всего.
Такой ответ не совсем убедил Ясмин.
- Мне лично показалось, что ваза гораздо дороже. Да и продавец в этом убежден.
- Не будь дурочкой, - резко рассмеялся Хасан.
Ясмин видела, что Халифа очень собой доволен. Он обожал подобные покупки. У него была психология охотника. Он загонял свою жертву в заранее приготовленную ловушку, потом добивал ее точно рассчитанным ударом. А : победу воспринимал как приз за удачную охоту.
Временами Ясмин казалось, что она для Хасана тоже что-то вроде добычи или приза: она ощущала это по расчетливому взгляду, мелькавшему порой на лице Халифы, как будто он математически высчитывал цену каждого своего слова, взвешивая на невидимых весах значимость каждого своего поступка.
К счастью, так было не всегда. Часто Ясмин уносилась с ним в возбуждающий, чувственный мир, где деньги не значили ничего, а наслаждение - все. Между тем ее постоянно преследовала мысль, что она теряет сама себя, свою личность, свою индивидуальность в череде повседневных дел. Даже когда Ясмин в одиночестве бродила где-нибудь по паркам или вдоль берега Сены, казалось, ей не о чем думать. Она никак не могла собраться с мыслями и как следует оценить свое настоящее положение.
Ясмин жила в своем доме с Хасаном и проводила с ним каждую ночь в огромной, королевских размеров постели. У нее были собственные комнаты, но ими Ясмин пользовалась только днем.
Халифа, разумеется, всячески демонстрировал свою любовь к Ясмин. Но в этой страсти она чувствовала нечто странное. Иногда Ясмин казалось, что, занимаясь с ней любовью, Хасан словно мстит, подобно коту, свою собственную территорию. Занятия любовью были бурными, но Ясмин при этом чувствовала себя такой же одинокой, какой была и во всем остальном. Когда же Ясмин испытывала оргазм, довольный взгляд Хасана выражал удовлетворение тем, что он в очередной раз смог доказать и себе, и Ясмин, что она принадлежит ему полностью. Возможно, необходимость этих постоянных подтверждений была вызвана какой-то тайной в личности Ясмин... А Хасан хотел обладать Ясмин целиком - и ее телом, и ее душой. Тело он имел, но с душой было не так просто.
Ясмин решила, что пребывает в состоянии своеобразного шока. У нее было вес, что угодно, все, что обещал ей Андре тогда - на пароме, плывшем из Альхесираса. Но вместо того чтобы жить в доме Андре с Андре, Ясмин жила в доме Андре с Хасаном. Повороты судьбы лишали Ясмин присутствия духа, и ей с большим трудом удавалось увязывать данного человека с данным местом, да и сама мысль о том, что Халифа может стать хозяином в доме Андре, претила Ясмин.
Она попыталась поделиться своими чувствами с Соланж, но та отмела все сомнения девушки прочь.
- Чем, ради всего святого, ты забиваешь голову? - смеялась в телефонную трубку Соланж. - Живешь как Золушка, с потрясающим мужчиной. И тебя это беспокоит? Фу!
Попытайся думать как француженка. Возможно, ты еще немного любишь Андре? Возможно, тебе нужно немного времени, чтобы "переключить скорость"? Хорошо. Сделай передышку. Хасан ведь тебе не противен, не так ли? Он ведь не вызывает в тебе отвращения? Нет. До чего же глупенькими бывают порой молоденькие девушки!
Ясмин больше ничего не оставалось, как существовать в привычных рамках повседневной жизни, даже не замечая, что эти рамки создал для нее Халифа. С того самого момента, как Хасан внес спящую Ясмин на руках в дом Сен-Клера, он полностью взял все на себя. Он больше никогда не упоминал о делах, не предлагал Ясмин съездить на виноградники, хотя обращался с ней с исключительным уважением и почтением. Когда же она пыталась расспрашивать Хасана о делах, он переводил разговор в другое русло или целовал Ясмин, словно хотел поцелуем заставить ее замолчать, чем вскоре и положил конец всем вопросам Ясмин.
Такая жизнь под покровительством сильного мужчины была очень соблазнительна для Ясмин. Она словно опять возвращалась в школьные годы, испытывала те же чувства, которыми жила в пансионе: у нее существовал график, которому необходимо было следовать; ей не о чем было беспокоиться; ее водили и возили всюду, куда она только пожелает; не надо было думать ни о стирке белья, ни о покупках, ни о деньгах.
И Хасан был великолепен: красив, внимателен, великодушен, умен и очень решителен. Перед ним нельзя было устоять. И не потому, что Хасан был бесцеремонен, а потому, что он твердо знал: чего хочет он, того хочет и Ясмин.., или должна хотеть.
После трех месяцев такого безмятежного существования Ясмин забеспокоилась.
- Ты никогда не говоришь мне, как обстоит дело с утверждением завещания, - неуверенно поинтересовалась она у Хасана как-то вечером за ужином.
- Прости, дорогая. - Хасан стал серьезным. - Ты считаешь, я скрываю от тебя информацию?
- О нет. - Ясмин уставилась в свою тарелку. - Ничего подобного. Но мне кажется немного странным, что я наследую все это без каких-либо проблем. Я просто боюсь, что ты не хочешь мне о них говорить из опасения расстроить меня или что-то в этом роде.
- Ну-у-у, тебе абсолютно не о чем беспокоиться. Дела идут как нельзя лучше, хотя я опасался, что могут оказаться какие-то родственники, о которых никто из нас не знал и которые вдруг объявятся и предъявят свои претензии. Но этого не случилось. Срок ожидания претендентов кончился, и все наследство переводится на твое имя.
- Я чувствую себя виноватой, я же готова была работать, что-то делать, а ты выполняешь за меня все мои обязанности.
- Не казни себя, - мягко сказал Хасан. - За свои дневные хлопоты я получаю более чем достаточно, не говоря уже о твоей щедрости по ночам.
Хасан взял руку Ясмин и поднес ее к губам. Повернул ладонь кверху и, не спуская глаз с лица Ясмин, такого очаровательного в свете свечи, нежно поцеловал ее руку и слегка пощекотал губами кожу, отчего Ясмин встрепенулась.
Не говоря более ни слова, Хасан помог ей встать. Так и не закончив ужина, они поднялись по лестнице в спальню.
***
На следующий день, посетив несколько галерей на Сен-Жермен-де-Пре, Ясмин бесцельно бродила по улицам.
Впервые за месяцы, прожитые в Париже с Хасаном, она почувствовала себя на удивление счастливой. Никуда не торопясь, Ясмин шла по тихой улочке. Часы показывали половину третьего, Ясмин не было необходимости возвращаться домой раньше пяти. Принять душ и одеться для театра - для этого не нужно много времени.
"Два с половиной часа ничего не надо делать и никуда не надо спешить", - подумала Ясмин.
День стоял холодный. Ясмин плотнее укуталась в свою шубку. Шубку ей подарил Хасан. Это были русские соболя, и всякий раз, надевая их, Ясмин чувствовала себя принцессой. Хасан делал Ясмин много подарков: великолепные наряды и дорогие украшения; толстые золотые цепочки и драгоценные камни в искусных оправах. Халифе нравилось, когда Ясмин носила его подарки, и она понимала, что он при этом испытывал гордость собственника.
Ясмин брела сама не зная куда мимо маленьких кафе, бакалейных лавчонок и булочных. Окна их были украшены к Рождеству, а у церквей стояли рождественские ясли, которые очень нравились Ясмин.
Она шла по району жилых домов, в которых проживал по большей части рабочий люд. По улице носилась стая подростков; выбегая на проезжую часть, ребята уворачивались от несущихся автомобилей, улюлюкая и освистывая вынужденных резко тормозить возмущенных водителей. Вдоль стен, у магазинов, стояли молодые люди с тупыми лицами. Насколько могла понять Ясмин, парни эти в основном занимались тем, что давали друг другу прикурить и глазели то в один, то в другой конец улицы. Казалось, они ждут чего-то, что никогда не случится, или кого-то, кто никогда не придет. На ступеньках парадных лестниц сидели небольшими группами девушки, чрезмерно накрашенные и в слишком легких пальтишках.
У них был затравленный взгляд начинающих проституток.
Ясмин выделялась в толпе своей соболиной шубкой.
Она догадывалась, что должна быть осторожна, но не испытывала ни малейшего страха. Это был мир, не похожий на тот, в котором Ясмин жила три последних месяца. Он был не похож и на ее женевское окружение. И в школьные годы Ясмин жила по-другому.
Но мир этот ее не пугал. Он очень походил на тот, из которого вышла сама Ясмин, с одной лишь разницей - вместо арабской речи здесь звучала французская. Различие было и в одежде, и в манере поведения. Все остальное: сокрушающее ощущение бедности, понимание того, что ради денег можно сделать все, не остановиться ни перед чем, - было точно таким же. И в этой психологии не было ничего странного. Обычная борьба за выживание. На этих улицах не существовало понятия преступления. Просто находились более или менее опасные способы заработать на жизнь.
Ясмин скорее ощущала, чем видела зловещую энергию, излучаемую холодными молодыми людьми, провожавшими ее цепкими взглядами. Они не желали ничего упускать в этой жизни.
Непонятно почему, но, глядя на этих молодых людей, Ясмин неожиданно вырвалась из оцепенения, в котором так долго пребывала. Всю ее вдруг пронзило ощущение реальности мира, и с новой, необычной силой взорвались для нее цвета и звуки улицы. По всему телу разлилось ощущение невероятной энергии, о существовании которой Ясмин и не подозревала. Она даже почувствовала, как задрожали ее пальцы.