повторяя совсем не то, что говорили мне. Еле, на трояк, выкрутилась на уроке
биологии. Но на геометрии я провалилась. Я могла бы, конечно, придумать
доказательство теоремы заново, но для этого был явно не тот день. И, хоть я
немного пришла в себя, но все думала про Сашку с Юркой и что они теперь вместе.
Полученная двойка меня расстроила, и я старалась, чтобы Сашка не заметила, что я
плачу. Но Сашка толкнула локтем и спросила:
— Тин, ты чего?
Я помотала головой. А на переменке подошел Федька и отвел в сторону. Он был
весь перемазан гуашью — наверное, прибежал с рисования.
— Нам надо серьезно поговорить, — сказал он. И, не дожидаясь моей реакции,
продолжил: — Я тебя бросаю. Я полюбил другую.
Одним пальцем Федька дергал хлястик на брюках. Наверное, волновался.
— Вот и хорошо, — успокоила я его.
— Ты не сердишься? — испуганно посмотрел на меня Федька.
Наверное, у меня был слишком несчастный вид, и Федька принял это на свой
счет.
— Нет, Федька, я совсем не сержусь.
— Тогда это тебе, — сказал он и достал из-за спины рисунок.
На нем были мы с Федькой, когда мы гуляли по парку. В руках у каждого была
сладкая вата размером в полнеба. На заднем плане люди (тоже мы с Федькой?)
раскачивались на лодочках.
— Хорошо вчера погуляли, — сказал Федька. — Ну, я побежал? А то у нас уроки
закончились.
— Беги, — сказала я ему и потрепала по шевелюре.
Я смотрела в окно и видела, как Федька выходит из школы с девчонкой его
возраста. Девчонка казалась чуть кругленькой, и у нее была толстенная коса.
Федька забрал у нее портфель, повесил себе на плечи поверх своего и стал похож
на двугорбого верблюда. У всех в жизни все устраивалось. Кроме меня.
Я так переживала по этому поводу, что даже не пошла в столовую. Сашка
осталась грустить вместе со мной. Юрка Угорелов о чем-то беседовал с
одноклассниками, а после уроков они побежали на поле играть в футбол.
И Сашка сказала:
— А мы с тобой пойдем в супермаркет и купим чего-нибудь вкусного. Я
проголодалась. Сидишь тут с тобой, преисполняешься мировой скорбью. Что
случилось-то?
— Просто грустно, — сказала я. — Мне же может побыть грустно?
— Может, — согласилась Сашка и неуверенно добавила: — Даже мне, наверное,
может побыть грустно…
Сашка вздохнула. Она не любила грустить. В супермаркет так в супермаркет,
подумала я. В любом случае, везде одинаково. Ничего не меняется, будь ты хоть в
Африке или на Луне.
Там-то, в магазине, я и увидела _его_. Он стоял у полки с фарфоровыми
чашками, будто настоящее фарфоровое божество. Он повернулся в мою сторону, и мне
показалось, что все это происходило медленно, будто на экране. Серое пальто,
белый шарф. Темные, слегка вьющиеся волосы, лицо… Такое лицо даже придумать
было невозможно. Он был идеален. Я замерла. С мониторов, развешанных по
магазину, лилась музыка про звездный свет. «Люди, которым важно, жив ли ты…»
Во мне будто что-то щелкнуло. Это знак.
Так вот как это происходит, подумала я.