- Я никогда не знал ее матери!
- Она была просто дура! - заявил Сильвестр. - Никогда не подумал бы, что моя дочь может быть такой. Сбежать с этим пустышкой-французом! Как его чертово имя?
- Де Вобан.
- Да, Видам де Вобан. Я уже забыл, когда он умер. Мария умерла три года назад, а я через год поехал в Париж, как мне кажется, но, может, память меня подводит.
- Чуть больше чем через год, сэр.
- Это было после... - Он немного замялся, а потом резко сказал:
- После того самого дела с Людовиком. Я решил, что Франция стала слишком опасным местом для моей внучки, и, видит бог, я был прав! Сколько времени прошло с тех пор, как они отправили своего короля на гильотину? Чуть больше месяца? Поверьте мне, Тристрам, не пройдет и года, королева пойдет той же дорожкой. Я рад, что меня там нет и мне не придется увидеть ее конец. А как очаровательна она была, как очаровательна! Но вы не можете помнить! Двадцать лет назад все мы, поклонники королевы, носили ее любимые цвета. Все было под цвет волос королевы - атлас, ленты, туфли. А теперь... - Его губы скривились в усмешке. - Мой внучатый племянник носит зеленый камзол, желтые панталоны и какую-то идиотскую шляпу, похожую на сахарную голову! - Он поднял брови и добавил:
- Но парень - все еще мой наследник!
Сэр Тристрам ничего не ответил на замечание, прозвучавшее для него почти как вызов. Сильвестр еще раз втянул носом табак и насмешливо бросил:
- Он бы женился на Эстаси, если бы мог. Но он ей не нравится. Потеребив в руках табакерку, старик продолжал:
- Как бы то ни было, но я бы хотел, прежде чем умру, видеть ее замужем за вами, Тристрам.
- Но почему?
- Потому что больше никого нет! - честно ответил Сильвестр. - Это, конечно, моя ошибка. Мне следовало бы позаботиться о ней - взять ее в Лондон. Все дело в том, что мне никто не нравится, кроме самого себя. За последние три года я был в Лондоне всего два раза. Но теперь уже слишком поздно думать об этом. Я умираю, и - будь я проклят! - настало время позаботиться о внучке! Я хочу оставить ей почти все! Да и вам пришло время подумать о женитьбе!
- Я уже думал об этом.
Сильвестр бросил на него острый взгляд:
- Вы влюблены?
- Нет, - ответил Шилд с каменным лицом.
- Если вы все еще занимаетесь телячьими нежностями, то вы просто дурак! - проворчал старик. - Я уже забыл правила игры, да и едва ли когда-нибудь их знал, но теперь все это меня не интересует! Я предлагаю вам брак по расчету.
- А она... понимает это?
- Как же ей не понять? Она же француженка!
Сэр Тристрам снова спустился с возвышения и прошел к камину. Сильвестр молча наблюдал за ним, затем, не дождавшись никакой реакции, поинтересовался сам:
- Ну, что скажете? И помните, что вы - последний в роду!
- Я знаю. У меня было намерение жениться.
- Есть кто-нибудь на примете?
- Нет.
- Тогда вы женитесь на Эстаси! - решил Сильвестр. - Потяните за шнурок звонка!
Сэр Тристрам повиновался:
- Это ваша предсмертная воля, Сильвестр?
- Я едва ли проживу еще неделю, - признался старик. - Сердце и тяжелая жизнь, Тристрам. Не делайте слишком уж грустное лицо на моих похоронах. Восьмидесяти лет вполне достаточно для каждого человека, к тому же двадцать из них я страдал подагрой. - И, заметив слугу, входящего в комнату, приказал:
- Пошли ко мне мадемуазель.
- Вы берете на себя большую ответственность, - заметил сэр Тристрам, как только слуга вышел.
Сильвестр откинулся на подушки и закрыл глаза. Было видно, что он теряет силы, но, когда его веки снова приоткрылись, во взгляде светились ум и живость.
- Вы бы не приехали сюда, мой дорогой Тристрам, если бы уже не приняли решение!
Сэр Тристрам чуть улыбнулся и уставился на пылающий в камине огонь.
Прошло немного времени, и дверь снова отворилась. В комнату вошла мадемуазель де Вобан, и сэр Тристрам встал, учтиво поклонившись и взглянув на нее из-под насупленных бровей.
Да, эта девушка - истинная француженка и ни в коей мере не относится к тому типу женщин, которые ему нравились. У нее были блестящие черные волосы, уложенные по последней моде, и такие темные глаза, что трудно угадать, черные они или темно-карие. Невысокого роста, с отличной фигурой, она держалась очень независимо. Девушка приостановилась в дверях, увидев сэра Тристрама, перехватила его взгляд и в ответ задержала на нем свой.
Сильвестр дал им время оценить друг друга, а затем сказал:
- Подойдите сюда, мое дитя. И вы, Тристрам.
Живость, с которой его внучка повиновалась приглашению, выдавала ее покорность, совершенно несопоставимую с той решительностью, если не сказать - своенравием, что были написаны на ее хорошеньком личике. Она грациозно пробежала через всю комнату, сделав реверанс Тристраму, прежде чем вступить на возвышение. Сэр Тристрам прошел к кровати более степенно и, хмурясь, перевел взгляд на старика. Сильвестр протянул левую руку Эстаси:
- Позвольте мне представить вам, дитя мое, вашего кузена Тристрама.
- Вашего покорного кузена, - галантно уточнил Шилд.
- Для меня большое счастье познакомиться с кузеном, - чопорно ответила Эстаси. У нее был легкий, не лишенный приятности французский акцент.
- Я немного устал, - признался Сильвестр, - иначе я дал бы вам время узнать друг друга поближе. А теперь пусть все будет так, как получится, цинично добавил он. - Если вы хотите, Юстасия, получить официальное предложение, Тристрам, без сомнения, сделает его вам - после обеда.
- Я не хочу официального предложения, - ответила мадемуазель де Вобан. - Для меня это совершенно несущественно. Но мое имя - Эстаси - и это очень хорошее имя, - а вовсе не Ю-ста-си-я! Я даже выговорить его не могу и нахожу просто безобразным.
Эта речь, произнесенная твердым и хладнокровным топом, заставила сэра Тристрама бросить на юную леди вопросительный взгляд.
- Надеюсь, мне будет позволено называть вас Эстаси, кузина?
- Конечно, думаю, это будет удобно, - ответила Эстаси, подарив ему блестящую улыбку.
- Ей восемнадцать, - перебил внучку Сильвестр. - А сколько вам?
- Тридцать один, - ответил сэр Тристрам.