134903.fb2
– Через два дня, при условии, что продержится хорошая погода, – он взглянул на небо, – которую в этой части света совершенно невозможно предугадать.
– Я надеюсь на лучшее. А миссис Бекетт будет только рада помочь с подготовкой пикника. Она восхищается твоим здоровым аппетитом, – говоря это, Мария пыталась незаметно обойти Адама.
Он схватил в объятья эту хитрую девицу и снова ее поцеловал.
– Увидимся позднее за ужином и обменяемся новостями о наших достижениях.
– Отлично. – Мария посмотрела вниз на Бану, которая была занята исследованием новой для нее местности. – Бану, ты идешь со мной или остаешься с Адамом?
Собака посмотрела на Марию, после чего вернулась к прерванному занятию.
– Думаю, в настоящий момент она предпочитает тебя и сад.
– Это животное слишком непостоянно, пожалуй, очень скоро она снова станет разыскивать тебя.
Адам задумчиво посмотрел на собаку.
– Как можно быть таким милым и уродливым созданием одновременно?
– Бану – исключительно умная собака.
Бросив на обоих довольный взгляд, Мария развернулась и направилась к дому.
Адаму показалось, что его сердце отправилось по тропинке вслед за ней. Какой же он счастливчик. Не считая его хаотичных снов, он до сих пор так ничего и не вспомнил о своем прошлом. Но Мария права – настоящее и будущее значат гораздо больше. И пока Мария рядом с ним, возможно, прошлое вообще не имеет значения.
***
Стояла хорошая погода, что не могло не радовать Марию. Она завидовала Адаму, ведь он работает на свежем воздухе, в то время как она вынуждена много времени проводить у себя в кабинете, разрабатывая планы по ремонту поместья, имея в своем распоряжении лишь очень скромные средства. Безусловно, Адам был незаменимым помощником. Да еще викарий представил ее Хорасу Кохрейну.
Мистер Кохрейн раньше служил управляющим у графа в Нортумберленде. Достигнув преклонных лет, он не так давно удалился от дел и вернулся жить в свою родную деревню – в Хартли. Через месяц обретенной свободы он понял, что предпочитает работать, но чуть менее напряженно, чем раньше. Буквально несколько дней в Хартли дали ему почувствовать разницу.
В тот день, когда Мария должна была увидеть садик Адама, ей стало ясно, что сконцентрироваться на цифрах не удастся. И как только наступил полдень, она облегченно отложила работу в сторону. За завтраком Адам сообщил, что собирается завязать ей глаза и только потом провести в сад, чтобы результаты его труда стали для нее сюрпризом. У нее возникла идея, как в ответ удивить его самого. C блестящими от возбуждения глазами Мария сходила на кухню за корзинкой для пикника, приготовленной миссис Бекетт.
Как обычно, Адам услышал ее приближение по петляющей тропинке и вышел навстречу. Работа на свежем воздухе пошла ему на пользу. Кровоподтеки и синяки прошли, он выглядел подтянутым и здоровым. Адам был без шляпы, темные волосы растрепаны ветром, а окружающая зелень сада придала его глазам более яркий и насыщенный цвет. В белой рубашке и темно-синих брюках он выглядел просто сногсшибательно.
Мария приветствовала его улыбкой.
– Прекрасный солнечный денек, как ты и заказывал, наступил точно по расписанию.
– Мне это особенно приятно, поскольку, как правило, заказы на хорошую погоду имеют обыкновение где-то застревать.
Адам поцеловал ее, заставив пальцы на ногах поджаться от наслаждения. Последние дни, безупречные во всех отношениях, позволили ей вообразить, будто они проводят свой медовый месяц.
Забирая у Марии тяжелую корзину для пикника и глядя на свисающие с ручки ленты, Адам поинтересовался:
– Мне завязать тебе глаза одним из этих бантов?
Мария кивнула.
– Мне показалось, что банты на ручке придадут корзине праздничный вид, ведь сегодня особый день.
Он взглянул на тропинку.
– А где Бану?
– Она было решила присоединиться ко мне, но не захотела покидать кухню: миссис Бекетт готовит на ужин запеченное мясо.
Мария усмехнулась.
– Кроме того, Бану и Аннабель по-настоящему сдружились. Я видела, как они лежали у очага, свернувшись в один клубок.
– Вот ведь вероломная дворняжка!
Адам поставил корзину на землю и развязал голубой бант, тщательно подобранный в тон платья Марии. Когда он обвязал голову девушки, и она перестала что-либо видеть, Мария заметила:
– Знаешь, это довольно глупо, ведь я уверена, что мне и так понравится все, что ты сделал.
– Я на это надеюсь. – Адам подставил локоть, чтобы она взяла его под руку, затем подобрал корзину. – Но я хотел бы, чтобы свои первые впечатления о саде ты получила при помощи других органов чувств. Зрение является настолько мощным инструментом восприятия, что совершенно затмевает остальные ощущения.
– Интересная мысль. – Сделав несколько шагов, она добавила: – А знаешь, ты прав, теперь я гораздо больше знаю о тех камнях, что у меня под ногами: небольшие неровности, шероховатости, пучки травы между ними, один камень чуть выше, другой утоплен в землю.
Она сильнее сжала руку Адама, ступив на особенно низко расположенный камень.
– Так странно зависеть от другого человека, казалось бы, в такой простой ситуации, как прогулка.
– Я не дам тебе сбиться с пути.
Голос Адама стал низким и притягательным. Остро воспринимая его малейшие оттенки, Мария спросила:
– Лишение меня возможности видеть – это... это своеобразная метафора того, что я стала твоим проводником, пока ты не помнишь своего прошлого?
Поразившись этой мысли, Адам ответил дрогнувшим голосом:
– Я не думал об этом таким образом, но, похоже, так и есть. – Он поцеловал ее в лоб. – Ты не дала мне сбиться с пути.
Прозвучавшее в его словах доверие, заставило Марию внутренне сжаться. Пройдя еще немного, она спросила:
– Мы только что миновали арку, за которой начинается сад? На мгновение воздух показался мне... более плотным.
– Ты очень восприимчива.
Он провел ее вперед еще на несколько шагов и остановился, убрав кисть Марии со своей руки.
– Мы уже на месте. Скажи мне, что ты чувствуешь.
– Начну с того, что я только что слышала, как ты поставил корзину на землю. То, на чем я сейчас стою, отличается от плит, по которым мы шли сюда. Что-то более мягкое и более ровное. – Мария медленно повернулась, описав круг. – Ветра почти не чувствуется: стены защищают нас от бриза. И они же сберегают солнечное тепло, в твоем саду значительно теплее, чем за его пределами.