Ярости Барбары не было предела, и до конца дня слуги боялись к ней и подступиться.
В бессильном гневе она колотила кулаками подушки, а миссис Сара гадала, кого из трех мужчин она мечтала бы поколотить: герцога — за его вероломство, Джона Черчилля — за трусость или короля — за холодное безразличие к ней и всем ее наложникам вместе взятым?
Было совершенно ясно: король перестал считать Барбару своей любовницей. Вскоре ее имя исчезло из списка придворных дам, допускаемых в опочивальню королевы. И наконец, когда родилась ее дочь Барбара — как две капли воды похожая на сэра Джона Черчилля, — король отказался признать ее своей дочерью.
Прошло уже шестнадцать лет с тех пор, как Екатерина впервые ступила на английский берег. И хотя за эти годы на ее долю выпало великое множество страхов и унижений и лишь один короткий месяц истинного счастья, она продолжала любить своего супруга и надеяться, что однажды, устав от бесчисленных амуров, он обратится к той, которая все эти годы боготворила его, — к своей невзрачной, но любящей жене.
Она уже не надеялась родить ему наследника, и многие из его министров ломали головы над тем, как от нее избавиться. Будь у них малейшая надежда обвинить ее в каком-то преступлении, они не преминули бы ею воспользоваться. Однако если в вертепе английского двора и осталась хотя бы одна непорочная душа, то эта душа, несомненно, принадлежала королеве. В вину ей можно было поставить только ее католичество — тем более что неприязнь к католикам год от года росла. Теперь, когда бы речь не заходила о происках папистов, кто-нибудь непременно вспоминал и о том, что самая главная папистка до сих пор восседает на троне.
Уговаривая короля избавиться от королевы, те же министры одновременно интриговали и против герцога Йорка, уже открыто заявившего о своей приверженности католической вере.
Их главным вдохновителем был Ашли, ныне лорд Шафтсбери. Ненависть Ашли к Йорку особенно усилилась после того, как Анна Гайд умерла и овдовевший герцог женился на католической принцессе из Модены. Шафтсбери и его единомышленники положили между собою ни в коем случае не допустить герцога на трон. Добиться этого можно было двумя способами: следовало уговорить Карла либо развестись с бесплодной королевой, либо признать Монмута своим законным наследником.
Не будь король так безмерно великодушен, они уже, вероятно, давно бы его уломали, потому что их уговоры не прекращались вот уже десять лет.
И все это время королева жила в постоянном страхе: ведь в любой день замыслы ее врагов могли осуществиться.
Что ж, зато Барбара бесповоротно лишилась королевского благоволения и уже не отравляла жизнь Екатерины. Король не удалил ее от двора: такого рода мщение явно было бы не в его природе. Правда, злые языки утверждали, что Барбара запугала его угрозами обнародовать его письма, — но разве эти письма могли чем-то ему навредить? Все и так знали о его многолетней страсти к ней, равно как о ее многолетней неверности ему. «Нет, — часто думала Екатерина, — если он не гонит ее прочь, то только по своей собственной сердечной доброте и потому, что стремится по возможности избежать сцен и осложнений. По этой же причине он не разводится и со мною... Ведь разрыв с любой из нас означал бы необходимость принимать тягостные решения. Ему легче сказать: «пусть Барбара остается при дворе» или «Пусть Екатерина остается королевой». В самом деле, какая ему разница? Ведь он и так может коротать вечера со своими прелестными компаньонками».
Луиза де Керуаль, занявшая место Барбары, превратилась уже в настоящую королеву Англии — только что не называлась таковой. Она получила титул герцогини Портсмут и жила теперь вместо Екатерины в Уайтхолле, Екатерина же удалилась в Сомерсет-хаус, ставший ее вдовьим замком.
Она, впрочем, и сейчас оправдывала своего супруга: ведь он наполовину француз, и его любовница тоже француженка, а во Франции хозяйкой королевских покоев всегда была именно любовница, а не супруга короля.
Теперь, окончательно потеряв надежду на наследника, он пренебрегал ею так явно и навещал так редко, что враги Екатерины не теряли надежды и неустанно продолжали склонять короля к разводу.
Барбара уехала во Францию, где немедленно вступила в любовную связь с Ральфом Монтагью — послом Карла в Париже. Но, по всей вероятности, он ей чем-то не угодил, потому что вскоре она начала засыпать короля письмами с жалобами на недавнего любовника, который, по ее уверениям, справлялся с миссией английского посла из рук вон плохо.
Надо сказать, что причин для отбытия из Англии у нее было достаточно. После упрочения Луизы де Керуаль в Уайтхолле Барбара, как и прежде, продолжала развлекать лондонцев своими бесчисленными романами. Вновь обратив взоры к театру, она обнаружила в нем еще одного несравненного красавца. Им оказался сочинитель пьес Уильям Уичерлей, посвятивший Барбаре свои «Лесные свидания».
Однако, несмотря на легкость собственного поведения, мысль о том, что другая заняла ее место в сердце короля, казалась Барбаре невыносимой. Она бы еще стерпела комедиантку, но эту француженку — ни за что! Она уверяла всех и каждого, что Луиза — французская шпионка и попросту дурачит короля, но — увы! — все было напрасно: ее никто не слушал. Тогда-то с досады она и уехала из Лондона.
Устремив печальный взор в сторону Уайтхолла, Екатерина стояла теперь у окна своей комнаты в Сомерсет-хаузе и уговаривала себя смириться со своей участью: она все-таки жена короля, вызывающая в своем супруге если не любовь, то хотя бы великодушие.
Был теплый августовский день. В ближайшее время королю предстояла поездка в Виндзор, и поэтому поводу он пребывал в самом приятном предвкушении: во-первых, он любил Виндзор, во-вторых, эта поездка обещала ему краткий отдых от государственных дел. Он был намерен выехать при первой возможности, — разумеется, взяв с собою Луизу и Нелли, ибо не желал разлучаться с этими двумя дамами даже на короткий срок. В Виндзоре он хотел посмотреть, как идет работа Веррио над фресками, и самолично убедиться, что перестройка замка продвигается в полном соответствии с его планом.
Утром, взяв с собою нескольких приятелей, он, как всегда, собрался совершить небольшую прогулку по Сент-Джеймскому парку. Несколько увязавшихся за ним собачонок уже заливались радостным лаем.
Но не успел он сделать и десяти шагов, как к нему подбежал взволнованный молодой человек, в котором он узнал работника своей лаборатории.
— Ваше величество! — падая ниц, воскликнул он. — Умоляю, позвольте мне сказать вам несколько слов!
— Говорите, — с некоторым удивлением отвечал король.
— Ваше величество, я почтительнейше прошу вас о том, чтобы, гуляя по парку, вы не удалялись от своих спутников.
— Отчего же? — спросил Карл. Чрезвычайная серьезность молодого человека забавляла его. При выходе из королевских покоев ему почти всякий раз приходилось выслушивать чьи-то просьбы, однако «почтительнейшая» просьба держаться поближе к своим спутникам звучала, пожалуй, не совсем обычно.
— Жизнь Вашего величества в опасности, — прошептал молодой человек.
Но запугать Карла было не так-то легко. Теперь, задумчиво разглядывая своего собеседника, он пытался припомнить все, что он о нем слышал. Кирби — так звали молодого человека — пробовал, кажется, заняться торговлей, но потерпел неудачу, после чего обратился к лорду-казначею Карла, графу Данби, с просьбой предоставить ему должность сборщика налогов. По ходу переговоров выяснилось, что юноша кое-что понимает в химии, и в конечном итоге его взяли в королевскую лабораторию. Там-то Карл раз или два и сталкивался с ним.
— О какой опасности вы говорите? — спросил Карл.
— Ваше величество, в любую минуту в вас могут выстрелить из ружья.
— Говорите все, что вам известно, — потребовал Карл.
— Ваше величество, мне известно многое, и я готов вам все рассказать, но... Для этого я должен просить вас о встрече без свидетелей.
— Ступайте во дворец, — сказал Карл, — и ждите моего возвращения у меня в кабинете. Если кто-то спросит, скажите, что вы явились по моему распоряжению.
Юноша шагнул ближе.
— Но, умоляю вас, Ваше величество, ни в коем случае не отходите от своих спутников! Возможно, негодяи уже сейчас скрываются за деревьями.
И, поклонившись, Кирби поспешил во дворец. Король обернулся к стоявшим тут же приятелям.
— Вашему величеству угодно продолжать прогулку? — удивленно спросил один из них.
Король рассмеялся.
— Полно! Начиная от порохового взрыва в годы правления моего деда, на королей всегда готовились покушения, так что, думаю, сейчас лучше всего насладиться утренней свежестью и выкинуть этого испуганного мальчика из головы. Ручаюсь, что это исключено, что он просто тронулся умом.
Отвернувшись, король кликнул своих собачек и, когда те примчались к нему со всех ног, швырнул небольшой камешек далеко вперед. Собачки бросились наперегонки: каждой хотелось заслужить похвалу хозяина.
Прогулка продолжилась, и обещанный разговор с Кирби состоялся лишь через час.
Когда король вернулся в кабинет, юноша ждал его там.
Король терпеливо выслушал его от начала до конца, не веря ни единому слову.
Кирби сообщил, что якобы два негодяя с ружьем скрываются в Сент-Джеймском парке и поджидают лишь удобного случая, чтобы застрелить короля.
— Зачем им в меня стрелять? — спросил Карл.
— Их подослали иезуиты, Ваше величество, — отвечал Кирби. — Они рассчитывают убить вас и посадить на трон вашего брата.
«Бедный Джеймс, — подумал Карл. — У него и так полно врагов, а теперь и меня пытаются перетянуть в их стан».
— Каким образом вам стало об этом известно? — с трудом подавляя зевоту, спросил он.
— Через отца Тонджа, Ваше величество. Отец Тондж — священник в церкви Святого Михаила на Вуд-стрит. Он мог бы сообщить Вашему величеству гораздо больше меня, если бы вы соблаговолили его принять.
— Что ж, вероятно, придется с ним увидеться.
— В таком случае, могу ли я, с позволения Вашего величества, провести его во дворец?