Иногда, совершая поступок, человек не задумывается о последствиях. И тогда совершенно неожиданным для него становится чувство горького раскаяния, настигшее по прошествии определенного промежутка времени.
Керри Дарк, решившись на авантюру с Паркером, изначально не предполагала, что раскаяние будет настолько сильным. Она практически всю ночь проворочалась с боку на бок, не понимая, в чем кроется причина её нервозности. Вроде бы ничего особенного по меркам современного, развращенного общества не произошло. Для миллионов людей случайный секс ничего не значит, все стараются оправдать свои поступки либо стремлением быть, как все, что на самом деле, глупо. Либо пытаются отстаивать свое право вести себя подобно мужчинам, не придающим особого значения столь незначительным события. Для людей в современном обществе подобные поступки есть дело само собой разумеющееся. Осуждают его лишь единицы консерваторов, которые никак не желают мириться с тем, что происходит. И вечно повторяют одну и ту же фразу: «О, времена! О, нравы!».
Для Керри такой поступок обыденным не был, даже наоборот, она осуждала своих знакомых, считавших подобное поведение нормальным. Почему же сама ввязалась в это приключение, внятно объяснить не могла, потому что и сама не понимала мотивов своих поступков. У нее, на самом деле, был молодой человек, который не обращал на нее особого внимания. Она и поехать-то с ним на курорт собиралась только затем, чтобы быть в курсе событий и точно знать, что, оставшись в одиночестве, он не кинется ухлестывать за первой попавшейся юбкой, как было уже неоднократно. Они были вместе всего год, но назвать их идеальной парой мог только человек с откровенно кривыми стандартами, отвергающий такие понятия, как моногамия, верность, попытка окружить заботой и не причинять боль человеку, который находится рядом.
Первое время Керри страдала, принимая происходящее близко к сердцу, буквально пропуская все события через себя. Этот период остался у нее в памяти под грифом «всё ужасно», мир виделся исключительно в сером цвете, без проблесков и надежд. Она не понимала, как можно смотреть на сторону, если рядом есть человек, который любит, заботится, обожает и считает едва ли не смыслом своей жизни. Возможно, именно в этом и заключалась её главная ошибка. Потеряв себя и растворившись в другом человеке, она стала просто неинтересна своему парню. По правде говоря, она его никогда и не интересовала. Он не считал её своей судьбой, до идеала она не дотягивала почти всю сотню пунктов, и внешность её во многом не устраивала человека, находившегося рядом. Она казалась ему слишком простой, отсутствие яркого макияжа и вызывающей одежды тоже угнетало. Большую часть времени Керри проводила в образе заучки, носила очки в классической оправе, на уроках засыпала учителей вопросами, игнорировала школьные мероприятия, считая, что они отнимают время, а никакого удовольствия не приносят. Потом с болью в сердце слушала сплетни о том, что её парень на школьном вечере зажимался то с одной, то с другой девчонкой. Все они, как на подбор, считались едва ли не королевами красоты, во всяком случае, в школьном сообществе занимали куда более выгодную позицию, чем сама Керри.
Это только в книгах и фильмах все красавцы дико падки на дурнушек. В жизни их обычно бросают так же быстро, как и цепляют. Неизбалованные мужским вниманием они ведутся на малейший намек, окружают, фактически топят в своей любви, а потому нереально быстро надоедают. Кролик, запрыгнувший в силок. Добровольно, по собственному желанию. Даже долго уговаривать не пришлось. Он и сам рад идти на верную смерть, уверенный, что она принесет ему счастье. И, разумеется, ошибается.
Вот и Керри ошиблась в своем выборе. Фатально ошиблась, и неоднократно в этом убедилась. Она много раз рисовала в воображении картины того, каким должен быть идеальный роман, но у нее даже подобия этого романа не было, так, жалкая тень, карикатура, шарж, высмеивающий действительность, преподносящий её во всей гадости, но, отнюдь, не блеске.
Дарк неплохо разбиралась в людях. Она понимала мотивацию их поступков, иногда помогала им советами или же просто работала верным слушателем, не зная, как разрулить ситуацию, но, в то же время осознавая: когда человек выговорится, ему станет гораздо легче, чем прежде. Странно, но тактика эта работала. И Керри окружающие любили, но только тот, кого любила она, продолжал обращаться с ней, как со «своим парнем», иногда говоря такие вещи, какие, в принципе, ни один здравомыслящий человек своей девушке не скажет. Керри страдала, вымученно улыбалась и делала вид, что ей все равно. Наплевать и растереть, а потом сжечь и пепел бросить на ветер, чтобы больше никогда-никогда не собрать воедино картину боли, которая разъедает изнутри.
Девушка часто представляла, что происходит в её отсутствие. И понимала, что это тоже причиняет невыносимую боль. Слишком плохо. Жутко. Сердце как будто сдавливают с обеих сторон тисками, и давят, давят, давят, не слушая просьб о пощаде.
Со временем она стала охладевать ко всему, и уже не столь остро реагировала на то, что происходило вокруг. Стала держать дистанцию с теми, кто её окружал, а свои обиды и переживания держала глубоко внутри, никому их не демонстрируя и ни с кем не делясь. Старалась пережить все в одиночку.
С родителями у нее сложился не столь уж доверительный тип отношений, чтобы рассказывать им о своих неудачах на любовном фронте, а Дитрих и слушать бы не стал, только покрутил пальцем у виска и сказал, что женщины – сложный народ, понять который невозможно при всем желании. Он, кстати, и не особо стремился понимать. Гретхен заставила его разочароваться во многих женщинах, ведь почти в каждой второй он видел что-то от своей бывшей пассии. И чтобы найти девушку другого типа, которая убедила бы его в целесообразности отношений, а не погружения в одиночество, могло потребоваться немало времени.
Да и не могла Керри делиться с братом своими переживаниями, они были слишком личными.
Одно время она старалась соответствовать желаниям своего молодого человека, начала носить более яркую одежду, чем раньше, начала вести себя немного вызывающе. Хотела еще закурить ради такого дела, но первого глотка дыма было достаточно для того, чтобы понять – курить она не желает, и вообще не видит в этом деле ничего привлекательного, больше отталкивающего. С одеждой и линией поведения Керри тоже долго не продержалась, сломалась буквально через неделю и снова вернулась к своему обычному имиджу. Она так и не смогла хотя бы на миллиметр приблизиться к идеалам, которые ей самой близки не были. Идея изначально оказалась не самой удачной.
Еще одним пунктом переживаний и вечных метаний была пресловутая невинность, которая покоя девушке не давала. Почему-то в её окружении балом правило убеждение о том, что если все ещё её хранишь, то по логике вещей относишься к отставшим от жизни людям. Парень Керри неоднократно заявлял ей, что она своими отказами его достала, и однажды он просто бросит её и уйдет к другим, более доступным. Она передергивала плечами, но от принципов своих отказываться не собиралась, в итоге разрешила ему приукрасить действительность и похвастаться перед друзьями, сказав, что все же сделал с ней это. Он посмотрел недовольно, но возможностью не преминул и рассказал, придумав море всяких подробностей, от которых у Керри потом щеки горели, стоило только кому-то спросить, на самом ли деле все было так, как преподнесено в рассказах её парня. Она отмалчивалась, но это молчание, разумеется, списывали на её стеснительность, подкалывали её, шутили, и, когда надоедало – просто оставляли в покое, чему Керри была несказанно рада. В такие моменты она чувствовала себя дурой, которая собственноручно отдала свое честное имя и репутацию на растерзание, позволив всем, кому не лень придумывать небылицы и обваливать её в грязи.
Разумеется, Дитрих не стал бы просить девушку повиснуть на соседе и переспать с ним, если бы знал правду, но Керри не осмелилась опровергнуть его догадки на свой счет. Она просто подумала: а почему нет? Если Курт позволяет себе крутить романы на стороне, и, наверняка, не просто целует и обнимает своих девушек, почему она должна держать себя на привязи и ждать какого-то чуда, которое, наверняка, обойдет её стороной. Решение пожертвовать своей невинностью далось ей не так просто, и, на самом деле, это было еще неприятнее, чем просто слухи. Но хотелось хоть как-то отомстить Курту...
Почему-то многие девушки считают, что неверный мужчина, узнав об их измене, вдруг ни с того, ни с сего поймет, что терял и тут же откажется от своих кобелиных замашек. Зачастую эти девушки ошибаются. Своими поступками они загоняют себя в ещё большую ловушку, из которой потом невозможно найти выхода. И сами мучаются угрызениями совести, а со стороны на них сыплются оскорбления, иногда вполне заслуженные, а иногда и не очень. В случае с Керри, обвинение вряд ли можно было назвать заслуженным, шлюхой она не была. Но повела себя, увы, согласно кодексу поведения вышеназванных дам очень легкого поведения.
Свой первый раз она представляла себе совершенно иначе. Приблизительно так, как описывается в исторических любовных романах, с нежностями, поцелуями, уговорами. Преисполненным романтики. А получилось все так, как обычно рисуется в дурацких молодежных комедиях, где все крутится вокруг секса, неизменно. Поступки, разговоры, рассуждения все только о сексе, и любимое хобби у героев там тоже секс, непонятно где и непонятно как, лишь бы был.
И не было в том первом разе ничего такого уж замечательного. Она просто сказала это Дитриху, чтобы позлить его. Знала, что он подсознательно завидует Паркеру, а потому решила немного поддразнить. Родственник обиделся, и разговор поддерживать не стал, а Керри целиком и полностью смогла сосредоточиться на событиях того вечера. Они казались глупыми и совершенно неоправданными.
Пожалуй, единственный плюс был в том, что Паркер оказался не таким уж уродом. Точнее, он вообще уродом не был, но и красавцем тоже не являлся. Внешность с изюминкой, как сказала бы мать Керри, и в этом девушка была солидарна со своей матерью. Действительно, на него вроде и не особо смотреть хотелось, но, в то же время взгляд, раз за разом, цеплялся за него.
Все остальное уходило в минус. И общая обстановка, и отстраненность со стороны Эшли, и чертова боль, от которой девушка не завизжала, лишь приложив немало усилий. Хотя, отстраненность его объяснялась просто и легко. Он не воспринимал этот вечер, как значимое событие в своей жизни, ему было наплевать. Он просто воспользовался предложением незнакомой девушки, продолжать знакомство, с которой, не планировал. Она была всего лишь приключением на одну ночь, точнее, один вечер.
И потом, сидя в машине, Керри чувствовала себя дурой, какой свет не видывал. За что боролись, на то и напоролись. А ещё не рой другому яму, потому что обязательно сам в нее угодишь. Она и угодила. Хотела досадить своему парню, а вместо этого сделала глупость, и теперь жалела. Не только о самом поступке, но и саму себя. Потому что сама себе была противна, и, будь она на месте Паркера... Дальше Керри обрывала свои размышления, потому что это было слишком унизительно и мерзко. Хотелось получить кратковременную амнезию и вычеркнуть из памяти свои действия, как страшный сон. Забыть навсегда, пока совесть окончательно не сожрала.
Девушка знала, что последовало за её поступком, и потому ещё острее чувствовала свою вину. Она не оставляла ни на минуту. Прошло всего три дня, а Керри уже места себе не находила, чувствуя себя так, словно она – преступник, совершивший ужасную вещь, а Паркер – жертва, на которую свалили всю ответственность за преступление. Тогда-то и пришло желание извиниться, но только девушка слабо представляла себе, как все будет происходить. И захочет ли вообще Эшли с ней разговаривать.
Попытки мысленно представить себе обмен хотя бы парой фраз, неизменно оканчивался провалом, и это было просто ужасно. Но винить оставалось лишь себя. Никто не заставлял, и не принуждал. Решение целиком и полностью ложилось на плечи самой Керри. А Паркер был кем-то вроде пешки в этой игре, правда, роль его не устроила и покорно следовать плану, разработанному Дитрихом, он не стал. И извиняться не бросился. Сделал для себя определенные выводы, а они Керри на руку не были.
Чем больше Дарк размышляла над ситуацией, тем острее была потребность извиниться. И сегодня эта потребность достигла своего апогея. Увидев Паркера на улице, девушка, не раздумывая, решила поговорить с ним и извиниться. Правда, за что именно будет извиняться, она так и не решила. «Прости за то, что переспал со мной», действительно, звучало глупее некуда. Тут Дитрих прав. Впору было пальцем у виска покрутить и отправить в одном известном направлении – на прием к психиатру.
Выбежав из дома, она нерешительно пару секунд потопталась на месте. Решимость улетучилась почти мгновенно, стоило только оказаться за пределами дома, в паре метров от Паркера, который все это время с невозмутимым видом смотрел на улицу, время от времени поднося к губам сигарету.
Природная трусость и скромность снова дали о себе знать. Нервы вновь были на пределе, а сердце нервно забилось где-то в горле. Стало страшно, но Керри приказала себе собраться и решительно зашагала к забору, разделявшему их двор с соседним.
Эшли заметил девушку еще в тот момент, когда она показалась на улице, но вида не подал. Почему-то ему казалось, что она с ним разговаривать не будет, а просто пройдет мимо, даже сделает вид, что его знать не знает, или же просто не заметила. Но она, кажется, решила действовать вопреки логике.
Вроде бы её звали Керри. Это знание Паркер почерпнул не из того кратковременного разговора с ней, а из общения с Ланцем, когда тот, преисполненный показного гнева, набросился на него в столовой. Когда Паркер узнал о родственных связях, у него даже сомнений не осталось, он понял, что все было спланировано заранее, и Дитрих просто ускорил развитие их непростых отношений, первым перешел от холодной войны к военным действиям. В какой-то мере, Эшли даже был благодарен за это, все равно он и сам хотел отвести душу и подраться с выскочкой немецкого происхождения, только вот повода все не было и не было. Теперь же он появился, стал неким, пусть и своеобразным подарком к празднику. Ну, и некую долю удовольствия никто не отменял. В отличие от Дитриха, который, по сути, ничего не проиграл, но и не выиграл, у Паркера был бонусный балл, он сумел уесть Ланца, переспав с его сестрой. Хотя сестричка была так себе... Не в плане красоты или же отсутствия оной, а в плане поведения. Оно оставляло желать лучшего.
Пусть даже люди говорят, что из проституток получаются лучшие жены, Паркер никогда не согласится с этим заявлением, потому как оно – ошибочно. Не все, далеко не все представительницы древнейшей профессии приходят к выводам, что лучше прожить с одним человеком, но в любви, чем пройти через многие постели, получив немало опыта, но так и не найти своего человека, который станет для них самым лучшим.
Вряд ли Керри была представительницей этой профессии. Она не была особо инициативной. Скованной, если быть точнее. А вот инициатива как раз ей и принадлежала.
Изначально Паркер появился на школьном вечере не потому, что собирался там кого-то цеплять, ему просто стало скучно, вот он и отправился в школу, просто посмотреть на разношерстную толпу развеселых подростков, воспринимающих сие унылое сборище, как нечто важное, символическое в своей жизни. Словно нет ничего важнее, и никаких проблем в мире не существует. Они были своего рода забавными зверушками, а школа – зоопарком. Паркер же взял на себя роль посетителя зоопарка, правда, попал он туда, не покупая билета, как в настоящем зверинце, а совершенно бесплатно. Так что даже унылое зрелище не должно было разочаровать, все равно ни фунта не потрачено.
Каким чудом Керри там оказалась? Таким вопросом Паркер не задавался. Ответ пришел сам собой, со стороны. Уже на следующий день. И, честно говоря, не стал такой уж неожиданностью. Удивил лишь самую малость.
Теперь перед Паркером стояла виновница торжества, точнее эпичной драки, ставшей главной новостью в школе всего за пару часов. И по какой-то неизвестной причине девушка вела себя не так, как в тот вечер. То ли, правда, стеснялась, то ли отлично выучила свою роль и теперь следовала ей, не отходя от сценария ни на шаг.
– С тобой можно поговорить? – вместо приветствия выдала Керри.
Она не знала, с чего начать, и каким вопросом привлечь к себе внимание Паркера. Любое начало разговора казалось неизменно глупым, в результате чего девушка отказалась от легкомысленного «тебе же было хорошо?», которое было ей чуждо, но все равно лезло в голову, так и от удивительного «я хочу извиниться». В первый момент можно было и не догадаться, за что именно она будет извиняться, а потому девушка рисковала поставить себя в глупое положение. Хотя, куда уже глупее? Она и так опозорилась тогда. Теперь любая фраза могла лишь усугубить ситуацию, оставив после себя неприятный осадок и множество черных пятен на репутации.
Паркер посмотрел на нее сверху вниз, так что Керри почувствовала себя на редкость глупо, и произнес:
– Разве кто-то может тебе запретить? Говори, конечно. Но не факт, что я стану тебя слушать, – добавил, выдержав некоторую паузу.
– Хм, неприятная ситуация, – не обращая внимания на грубость, заметила Дарк. – На самом деле, я хотела перед тобой извиниться за все, что произошло. И за тот вечер, и за вашу драку. Ведь, на самом деле, я виновата намного сильнее. Я же всё это затеяла.
– Ты? А не твой сумасшедший родственник? – подколол девушку Эшли, искренне веривший в виновность Дитриха.
Он, разумеется, не ошибался. Но Керри не собиралась сдавать Ланца, она и, правда, чувствовала всю тяжесть ответственности на себе. Ведь она могла не соглашаться на предложение брата, могла рассказать ему правду. Могла, в конце концов, даже не слушать его, а просто послать к черту и с гордо поднятой головой удалиться. Но она сделала так, как сделала, и за это нужно было отвечать.
Если бы у нее спросили, перед кем она собралась отвечать, девушка не смогла бы подобрать нужный ответ. Просто её мучили угрызения совести, и она никак не могла с ними расстаться, до тех пор, пока не выговорится или же просто не введет человека в курс дела, пусть и приукрасив некоторые подробности дела. Взяв всю вину на себя и выставив Дитриха человеком с кристально-чистой душой, ни о какой провокации не помышлявшим.
– Нет. Дитрих, правда, никакого отношения ко всему произошедшему не имеет.
– Совсем-совсем? – развеселился Эшли. – А губу мне тоже ты разбила?
– Тьфу на тебя! – не выдержала Керри, но тут же стушевалась и добавила куда более серьезным тоном: – Я говорю о том, что произошло между нами тогда, а не о вашей драке. К ней я тоже имею непосредственное отношение, но...
– На самом деле, не имеешь. Нам просто нужно было начистить друг другу физиономии, и на том разойтись. Ты стала своего рода спусковым крючком, не более того, – пожал плечами Паркер. – С кем не бывает?
– И всё равно я хочу перед тобой извиниться, – продолжала придерживаться определенной линии поведения девушка. – Я, правда, чувствую себя виноватой.
– За что?
– За тот случай.
Паркер многозначительно хмыкнул. По всему выходило, что девушке произошедшее событие в душу запало. Как-то не вязалось это все с тем имиджем, что она примеряла на себя в тот вечер. Тогда она старалась быть амбициозной, решительной и раскованной. Ничего не стеснялась и на предрассудки смотрела с нескрываемым презрением, теперь же перед Паркером стояла милая девочка, нервничавшая совершенно напрасно, если говорить начистоту. Да, случилось. Да, переспали они. Но это же не проблема мирового масштаба. Это всего-навсего один, единичный эпизод из их жизни, который вполне вероятно, не будет иметь продолжения и не повторится. Вряд ли Керри должна так волноваться из-за мнения, сложившегося о ней у Паркера, ведь она же ни на что не претендует? Или всё-таки претендует?
Если все так, как он подумал, придется немного подкорректировать планы девушки. И открыть ей глаза, пояснив наглядно, что притворной робостью его пронять невозможно.
Девушка покосилась в сторону своего дома, и встретилась взглядом с Дитрихом. Тот стоял на кухне и смотрел на нее с осуждением, скривив лицо в неприятной гримасе. Казалось, что ещё минута, и он выскочит из дома с одной только целью, затащить девушку обратно, запереть её в комнате, а ключ забрать с собой. И пусть она сидит там целый день, чтобы, как он сам выражался «не натворила глупостей».
Знал бы он, что Керри начала творить их с его легкой подачи.
– За нами следят? – хмыкнул Паркер, заметив направление чужого взгляда.
– Не за нами. За мной. Дитрих считает, что несет ответственность за меня, потому пристально следит за каждым моим шагом, но мне не нравится этот тотальный контроль. Не хотелось бы показаться навязчивой, но, быть может, мы поговорим в другом месте? Боюсь, если мы задержимся здесь дольше, меня обязательно загонят в дом и посадят под домашний арест.
– Знаешь, мне сейчас нужно заскочить к матери, она просила меня об этом, потому я ненадолго отлучусь. Но, в принципе, ты можешь отправиться со мной, – Эшли ввел девушку в курс дела и посмотрел на нее выжидающе. – Не против – прокатиться?
– Прокатиться? – осторожно переспросила Керри. – На чём?
– На мотоцикле, – пояснил Паркер. – Или ты боишься?
Керри боялась. Безумно боялась.
Слово «страх» не передавало и сотой доли её истинных эмоций. Когда-то, она стала свидетельницей смерти на дороге. Правда, это была автомобильная катастрофа, мотоциклисты в ней задействованы не были, но, тем не менее, в памяти навсегда отпечатались кадры тех страшных событий. Девушка до сих пор с содроганием вспоминала тот случай. Она, тогда еще совсем маленькая девочка, возвращалась вместе с родителями из гостей. В тот момент Керри не очень понимала, что именно происходит. Просто видела покореженный металл, много густой красной краски, разлившейся по асфальту... Это была кровь, но родители сказали, что краска. Керри им поверила. Но по прошествии времени поняла, что к чему. И стала жутко бояться дорог.
Сейчас же нужно было сделать выбор.
Неоспорим тот факт, что гораздо разумнее было остаться дома или просто побродить по городу. Не уходя далеко. Насчет такси она просто так Дитриху сказала. Сесть в машину с посторонним водителем, когда рядом нет знакомого, которого можно в особо страшные моменты ухватить за руку, она не решилась бы. Это было слишком сильным испытанием на прочность для психики. Ехать с Паркером тоже было достаточно опасно. Девушка не знала, какой он водитель. Стоит ли ему доверять или лучше обходить десятой дорогой. Да и, как человека, она его немного опасалась. К тому же, нужно было ехать, прижимаясь к Паркеру, держась за него. От этого становилось особенно муторно. Нет, её подобная перспектива не пугала и не отталкивала. Лишь настораживала, и было не по себе. Довольно странные мысли, учитывая недавнее происшествие.
– Так ты едешь? – поторопил девушку Паркер. – Или будешь дожидаться моего возвращения?
– Еду! – решительно ответила она и мысленно себя обругала за неумение отстаивать свою позицию.
Ведь могла же отказаться. Пусть и выставив себя трусихой. Но лучше быть трусливой и живой, чем храброй и мертвой. Во всяком случае, именно в данной ситуации. В мировом масштабе, все могло быть иначе. Но речь шла не о героическом подвиге на благо страны или народа, а о простой прогулке верхом на железном коне.
Паркер усмехнулся, но никак комментировать заявление собеседницы не стал.
Он прекрасно понимал, какие сомнения её гложат, потому ожидал отрицательного ответа. Девушка вопреки логике решила отправиться вместе с ним.
А из этого вытекало следующее: разговор по душам все же состоится.
Не то, чтобы Паркера эта перспектива пугала или вводила в сомнения. Все было гораздо банальнее, примитивнее, если угодно. Проще пареной репы и прочих корнеплодов. Он не видел смысла в продолжении разговора. Да, девушка раскаялась, или притворилась, что раскаивается, но... Что в этом случае должен делать он? Он ведь не испытывает никаких угрызений совести. Следовательно, не станет просить прощения в ответ. Он не чувствует за собой ответственности за случившееся, потому не станет убеждать девушку, что это все его собственная прихоть, а она жертва. Чего же тогда она добивается? Загадка была, ответа на нее не имелось. Паркер думал, но даже на шаг к разгадке не приблизился. Наоборот запутался в своих рассуждениях и нагородил такой огород, что можно было год разбирать, да все равно не разобрать.
– Точно не боишься? – в последний раз поддел собеседницу Паркер.
– Точно, – кивнула она, хотя, казалось, что у нее и руки, и ноги дрожат так, что только слепой не увидит.
На самом деле, это была внутренняя дрожь.
Внешне Керри оставалась нарочито-спокойной. Как скала.
– Отлично. Главное, во время поездки, даже если станет страшно, не паникуй. И держись за меня, – проинструктировал девушку Эшли.
– Не страшно мне, – прошипела она со злостью.
В этом у них с Ланцем было что-то похожее. Оба терпеть не могли, когда их уличали в каких-то слабостях и пытались эти слабости вытащить наружу, заставить признаться в своих страхах или комплексах. Видимо, не зря они были родственниками.
Все оказалось куда страшнее, чем девушке казалось. Точнее, все было нормально. От поездки можно было даже удовольствие получить, расслабившись, и убедив себя, что эта прогулка, на самом деле, не так страшна, как кажется на первый взгляд. Паркер на высокой скорости не лихачил, кульбиты в воздухе делать не собирался, но Керри, даже понимая все это, никак не могла приказать себе расслабиться. Она закрывала глаза, но все равно не могла отключиться от реального мира. Ей казалось, что вот сейчас-то обязательно случится что-то страшное. А перед глазами вновь проплывали картины асфальта, залитого красной краской...
Она сильно-сильно прижималась к Паркеру, как утопающий цепляется за спасательный круг, или даже за спасительную соломинку. Не важно, что она его не спасет, главное – надежда. А надеялась Керри сейчас только на благоразумие Паркера, ибо больше рассчитывать было не на что. Она доверила ему свою жизнь, и, если что-то случится, то винить нужно будет только себя. Никто не заставлял ехать вместе с соседом.
Эшли такое соседство тоже особой радости не приносило. Он чувствовал настроение своей спутницы, и оно было на редкость мерзким. Скорее всего, она уже планирует, в каком платье хочет отправиться в мир иной, и как скоро это произойдёт. Она прижималась к нему так, что её дрожь чувствовалась на раз, а еще её объятия становились с каждой минутой все более похожими на железные тиски, такая же крепкая хватка. Паркер уже сотни раз успел пожалеть о том, что взял девчонку с собой, а не поехал в одиночестве. Видимо, не зря Ланц так сильно о ней переживал. С каждой минутой Паркер сильнее убеждался в том, что девушка в силу своей склонности к авантюрам успешно находит приключения себе на голову, а потом не знает, как из этого дерьмоворота выбраться, не навредив себе ещё больше, чем раньше.
Когда поездка подошла к концу, с облегчением вздохнули оба. Но мысль о том, что еще будет дорога домой, вновь заставила обоих впасть в уныние.
Эшли с трудом представлял себе это путешествие. Он был по горло сыт прогулкой в одну сторону, а если его еще и на обратной дороге будут тискать, словно плюшевого медведя, который ничего не чувствует, когда его прижимают к себе, то это будет просто ужасно. Одно дело, когда просто обнимают, другое, когда зажимают так, словно хотят скинуть с сидения и вполне успешно это делают. Девушка, сама того не осознавая, лишь осложняла положение, повышая вероятность возникновения аварии до критического максимума.
– Подождёшь меня здесь? – поинтересовался Паркер. – Или же какое-нибудь другое место встречи выберем?
– Давай, здесь, – согласно закивала Керри, которая после поездки все еще чувствовала себя не в своей тарелке.
– Хорошо, – кивнул Эшли и направился к лифту.
Дождавшись, пока он скроется за непрозрачными створками, Дарк тут же рухнула в кресло и облегченно выдохнула. Поездка произвела на нее неизгладимое впечатление.
Говорят, что однажды прокатившись на байке, можно понять, к какой категории ты относишься: либо станешь фанатом, либо возненавидишь это дело. Равнодушным однозначно не останешься. Керри с уверенностью могла сказать, что она не равнодушна. Она до ужаса напугана. И совсем не удивится, если, глянув в зеркало, обнаружит несколько седых волос.
В холле приторно пахло лекарствами. Девушка терпеть не могла больницы. Тот факт, что конечным пунктом их маленького путешествия стало это не самое приятное заведение, усилило негативный эффект. А ещё навело на мысль о том, что если что-то пойдет не так, они снова здесь окажутся, только на этот раз не в качестве простых посетителей, а в качестве пациентов. Успокоить себя можно было лишь тем, что мама Паркера здесь работала, и их точно не оставили бы умирать... Приятного в мыслях Керри было мало, точнее его не было вообще. Девушка попыталась заняться самовнушением, изобразила улыбку от уха до уха, прикрыла глаза и стала про себя повторять одну и ту же фразу, примитивную, но довольно действенную: «Все будет хорошо». Она почти всю дорогу только эту мысль в голове и держала. Вроде все обошлось.
Паркер уже передал матери дискету с данными, которые она у него попросила, спустился вниз и теперь наблюдал за этим бесплатным цирком издалека. Оставленная без присмотра девушка сидела с закрытыми глазами, улыбалась, но при этом выглядела подозрительно задумчиво, словно сейчас от нее зависело решение судьбы всего человечества, или, если брать не так масштабно, то хотя бы просто принятие какое-нибудь закона. Скандального. Например, о запрете свободы слова, если бы такой задумали ввести в обиход.
Кто-то проходил мимо девушки, не обращая на нее никакого внимания, а кто-то удивленно на нее смотрел. Паркер подумал, что еще пара минут бездействия, и его соседку просто отведут в кабинет к психиатру, потому решил наблюдательный пост покинуть и все же отвезти девчонку домой. Быть может, за всеми этими передрягами она забудет о своей первоначальной цели, и никакого разговора не состоится. Можно будет спокойно передать её в руки Дитриху и заняться своими делами, например, уборку в гостиной сделать, пока там слой пыли толщиной в палец не образовался. Шанталь со своей работой практически ничего по хозяйству не успевала, и потому обязанность следить за домом ложилась на плечи Эшли. Раньше он усердно следил за порядком, но в последнюю неделю так ничего и не сделал. Больший упор шел на учебу, нужно было восполнять пробелы в знаниях, а потом доказывать учителям, что его мысли, действительно, заняты учебой. Чаще всего, ему это удавалось.
– Я освободился, – оповестил Эшли девушку. – Можем ехать обратно, там и поговорим. Только у меня есть одна маленькая просьба...
Керри посмотрела на него недоуменно, без слов интересуясь, какой характер будет носить его просьба.
– Не прижимайся ко мне так сильно, а то рискуем не доехать до дома. Ты слишком сильно меня обхватываешь, а это отвлекает.
– Извини, – пробормотала Дарк, стушевавшись. – Я постараюсь быть аккуратнее...
– Ты всё-таки боишься? – в который раз задал свой вопрос Паркер.
– Да.
На сей раз, смысла врать не было. Скорее всего, он уже понял, что к чему, так что и скрывать от него ничего не получится. Сам догадается при случае.
– А почему?
– В моей жизни был один неприятный случай. Я стала свидетельницей аварии. Там было очень много разбитых машин и много погибших людей. С тех пор я боюсь автотранспорта, он вызывает у меня панический страх.
– Почему сразу не сказала? Я же спрашивал.
– Я не хотела выглядеть трусихой. К тому же... Была уверена, что все будет гораздо проще, чем было, на самом деле. Я не люблю проигрывать, а признаться в своих слабостях – означает...
– Быть сильной, – продолжил Паркер, высказывая свою точку зрения. – Иногда бравировать своими подвигами – далеко не лучшее решение проблемы. Признаться в своих слабостях, и при этом не стесняться их – это проявление силы, в то время как попытка показаться сильнее, чем ты есть – слабость. Боязнь упасть в чужих глазах. Но знаешь, человек сам по себе, довольно слабое существо. Он редко может сделать все то, что взваливает на себя. Иногда он не выполняет и половины своих задумок. Но ему слабость простительна. Человек далеко не всемогущ.
– Извини, – вновь повторила девушка.
– Что будем делать? – спросил Эшли, стараясь не злиться, вспоминая о безрассудном поступке Керри.
– Поедем домой.
– Но ты ведь боишься. Может, тебе лучше на метро?
– Нет.
– Почему?
– Если поеду с тобой, у меня будет гарантия того, что ты не сбежишь, и мы всё-таки поговорим. А, если я спущусь в метро, то ты легко можешь меня обмануть и уехать куда-нибудь до самой ночи. К тому же, я не ориентируюсь в маршрутах и могу заехать в дикие дали, заблужусь и не смогу попасть домой.
– Тогда, конечно, лучше со мной, – согласно закивал Паркер, слегка потянув зубами колечко в губе.
– Почему? – на этот раз удивилась Керри.
Ей казалось, что Эшли захочет избавиться от нее всеми способами. И последний из предложенных, пусть и в шутку, вариантов ему понравится. Но Паркер, кажется, оказался не таким гадким, как могло показаться раньше. Вообще-то Керри никогда его гадким не считала. Это Дитрих пытался ей внушить мысль, о том, что Эшли Паркер – квинтэссенция мирового зла. Другого такого искать – не стоит пытаться, все равно не найдешь.
– Не хочется в очередной раз столкнуться с бойцовской собакой из соседского двора. Она неплохо умеет цепляться в горло.
– Ты о Дитрихе? – прищурилась Керри.
– О нем. Мистер Ланц просто мастер вгрызаться в глотку.
– Он тебя укусил? – выпалила она, и только потом поняла, какую глупость сморозила.
Засмеялась. А Паркер просто улыбнулся против воли. Ему тоже это показалось довольно забавным.
Сначала ему показалось – девушка над ним издевается, пытаясь вывернуть его слова так, чтобы он почувствовал себя дураком, а потом понял, что она, на самом деле, растерялась и сначала ловит общий смысл фразы, только потом понимает, что это было иносказание. Видимо, до сих пор не пришла в себя после поездки.
Сегодня Керри выглядела иначе, не так, как во время прошлой встречи. В ней не было той нарочитой сексуальности напоказ, что тогда так сильно бросалась в глаза. Все вещи были неброскими, даже, в какой-то степени, унылыми, в черно-серой гамме. Паркера это, конечно, не напрягало, он и сам так одевался, но... Ему не давал покоя вопрос, на самом ли деле, она вот такая, какая сейчас, то есть простая, немного скромная и даже застенчивая, или же это просто попытка примерить на себя чужую роль. Если так, то эта роль шла ей куда сильнее, чем роль великой соблазнительницы.
Керри чувствовала себя неуютно под изучающим взглядом Паркера. Он смотрел слишком пристально. Казалось, что пытается просканировать её насквозь. Не получается, и оттого настроение у него, конечно, не улучшается.
– Прости, я глупость сказала, – решила она хоть немного разрядить обстановку. – Меня, на самом деле, до сих пор трясет, когда вспоминаю, что нам ещё ехать обратно.
– И всё-таки странная ты, – протянул Паркер, толкая входную дверь, и выходя на улицу. – Если так страшно, а я вижу, что тебе очень страшно, не нужно было рисковать. В любом случае, ты могла бы выловить меня для разговора в любой другой день. Ты, кстати, надолго приехала?
– Нет. Мне скоро домой возвращаться. Я проведу с Ланцами рождественские каникулы, а потом улечу домой, в Германию. Кстати, я немка только наполовину.
– А вторая половина? – поинтересовался Паркер.
Не то, чтобы ему уж очень интересно было это знать, но разговор как-то нужно было поддерживать, и он пытался это делать по мере поступления к нему информации.
– Англичанка.
– Забавно. У меня почти так же, только вместо немецких корней – французские.
– Мать или отец?
– Мама.
– Ясно, – протянула девушка.
Разговор снова заходил в тупик. И причин этому не находилось. Она вроде бы хотела поговорить с Паркером, но прямо посреди улицы начинать душеспасительные разговоры на сомнительные темы, было довольно глупо, потому девушка и пребывала в некой прострации. Все вопросы казались до ужаса банальными, и почему-то в голову закрадывались сомнения, что эта банальность Паркеру не по вкусу.
На самом деле, Эшли тоже чувствовал себя неловко, и молчание только усугубляло его положение. Ему хотелось, чтобы девушка хоть как-то помогла ему, бросив зацепку для продолжения разговора, но она только рассматривала носки своих сапог, в руках теребила ручку джинсовой сумки, висевшей через плечо. Видимо, тоже слов не находила. А, может, просто стеснялась, не зная, куда себя деть.
– Может, зайдем куда-нибудь? – внесла предложение Керри.
Давал о себе знать тот факт, что она дома не завтракала, а потому сейчас безумно хотелось есть. Но, в то же время не хотелось, чтобы со стороны показалось, будто она хочет превратить эту вылазку в свидание. К счастью, в плане выражения чувств Паркер был ещё большим бревном, чем Дитрих. Тот хотя бы через некоторое время понимал, на что ему намекают. Паркер вообще в романтике ничего не смыслил, и пока в его планы не входило освоение столь сложной науки, как флирт. Это искусство тоже казалось ему фальшивым насквозь и ничего, кроме отторжения не вызывало. Потому-то он зачастую оставался равнодушен, когда с ним начинали откровенно заигрывать, и поддерживал эту игру, только, если совсем скучно становилось. Нравилось смотреть, как роковые соблазнительницы, коими себя воображали девочки-школьницы, вновь становятся самими собой, краснеют и спешат поскорее закончить разговор, только бы не оказаться в глупом положении, в которое их чаще всего и ставил Эшли.
– Ну, давай, – неожиданно согласился Паркер.
Ему казалось, что в нейтральной обстановке будет легче подбирать слова для разговора, а потому не придется мучительно блеять нечто невразумительное, а потом выдерживать долгие паузы, дожидаясь ответа или же придумывая поводы для поддержания диалога.
Эшли наблюдал за девушкой с изумлением. Впервые он встречался с подобной манерой есть. Нет, она не чавкала, и не засыпала крошками все пространство в радиусе километра. Просто салат исчез с её тарелки так быстро, что даже сравнения к подобной скорости не сходу не находилось. Больше всего подходила скорость света, за которой невозможно угнаться. Керри, на самом деле, только дорвавшись до еды, поняла, насколько проголодалась и искренне посочувствовала Дитриху, который, наверняка, в этот момент с унылым видом пил голый чай, отказавшись есть то, что приготовила его мать. В холодильнике была лишь фирменная овсянка Лоты, которую, как выражался сам Дитрих, можно есть только, если хочешь отравиться. На самом деле, все было не так плачевно, но и особыми вкусовыми качествами каша не обладала, вызывая желание лишь убрать от себя тарелку с непонятной серой субстанцией подальше и никогда к созерцанию её не возвращаться. Ну, или просто сделать маску на лицо, ведь говорят, что овсяные маски могут без проблем конкурировать с пилингами.
Отставив в сторону пустую салатницу, девушка подтянула ближе к себе молочный коктейль и только тогда посмотрела на Паркера. Он перехватил её взгляд и засмеялся. Сначала Керри не поняла, что послужило причиной для смеха, когда же представила, как выглядела со стороны, уничтожая салат, подобно термиту, дорвавшемуся до желанной древесины, почувствовала себя неловко и ощутила потребность иметь навыки – становиться невидимкой. Или на крайний случай просто проваливаться сквозь землю, чтобы больше так не позориться. Паркер и не думал прекращать веселиться. Он вроде останавливался, но достаточно было одного взгляда, чтобы он вновь вспомнил это выражение лица, которое в мыслях назвал хомячьим, и опять начинал смеяться.
– Хороший аппетит, – хмыкнул он. – Такая редкость для девушек в наше время.
– Я просто вышла из дома, не позавтракав, – пояснила Дарк. – Обычно я не мету так и ем вполне размеренно.
Паркер ухмыльнулся.
– В любом случае, было забавно. Так что не стесняйся.
– И на том спасибо, – проворчала девушка, чувствовавшая себя не в своей тарелке.
Никого, кроме себя, винить не приходилось. Никто за спиной с палкой не стоял и не подгонял. Можно было вести себя приличнее, а не как дитя джунглей, впервые вырвавшееся в город и с понятием этикета не знакомое.
– Послушай, ты вроде поговорить хотела, – начал Эшли. – Так почему бы нам не поговорить прямо сейчас? Я понимаю, конечно, что тут ходят люди, и ты их, возможно, стесняешься, но мы же не собираемся орать о произошедшем на все кафе. По-моему, место здесь самое подходящее для разговора. Дома под хмурыми взглядами твоего брата настроиться на разговор будет куда сложнее. Здесь же никому нет до нас дела. Все заняты исключительно собой и своими проблемами.
– Можно попытаться, – согласилась Керри. – Но я даже не знаю, с чего начать.
– Начни с того, какими судьбами попала в школу. И тогда попробуй убедить меня, что в деле не обошлось без твоего брата. Ведь это он тебя туда отправил, не так ли?
– Нет, не так. Я сама.
– Хорошо, хорошо. Ты сама, – согласно закивал Эшли, заставив девушку почувствовать себя в ещё более глупом положении, чем раньше.
Как будто психиатр с особо буйным пациентом разговаривает, признавая, что тот – Наполеон или же ещё какая-нибудь значимая фигура в мировой истории.
– Но только, если ты сама, почему именно я?
Вопрос был задан в лоб, никаких окольных путей и попыток юлить. Паркеру, действительно, было интересно, как девушка выкрутится из этого переплета и сдаст ли в итоге Дитриха. Или же так и будет отстаивать его невиновность и во всем обвинять себя?
Некоторое время Керри хранила молчание, думая, что ответить, но потом выдала идиотскую фразу, призванную разрушить её репутацию окончательно.
– Это случайность. Мог быть и не ты.
– А кто мог быть?
– Я не знаю. Кто угодно... Просто нужно было.
– Зачем?
– Нужно и всё.
– Но объективных причин я не вижу, – резонно заметил Эшли.
– Ты их и не увидишь, – ответила Керри, понимая, что решимость её тает на глазах и рассказать Паркеру обо всем она однозначно не сможет.
Если брату не смогла, то здесь и подавно не отважится. Всё-таки посторонний человек, с которым её ничего не связывает. Почти ничего, если говорить точно.
– Так почему бы тебе не открыть мне глаза на происходящее?
– Не могу, – решительно отозвалась девушка. – Это очень личное, и я не могу рассказать об этом. Не только тебе, вообще никому.
Эшли окинул собеседницу задумчивым взглядом. Она совершенно не пролила свет на, казалось, банальную ситуацию, лишь сильнее все запутала, и теперь Паркер не был уверен, что все так банально, как кажется на первый взгляд. Ему хотелось во всем разобраться, но для этого нужно было вытрясти из собеседницы всю правду. Как это сделать, он пока не придумал, потому продолжал смотреть на девушку и пытался гипнотизировать её взглядом. Чтобы сама обо всем рассказала.
Он пил свой коктейль, наблюдая за действиями Керри. Девушка к своему коктейлю не прикоснулась, только время от времени возила стакан с ним по столешнице. Видимо, разговор на неприятную тему убил её аппетит, без возможности воскрешения.
– Вообще-то я тоже не очень хорошо поступил, – выдал Паркер, отчаявшись ждать продолжения признаний. – У меня вроде и девушка есть, так что вполне мог не поддаваться на твою провокацию.
– А она знает о том, что произошло? – вскинув брови, спросила Керри.
– Нет. У нас странные отношения.
– В смысле, свободные?
– Свободнее некуда. Мы друг у друга вроде есть, а вроде и нет.
– Как это? – запуталась Дарк.
– Она живет в Шотландии. Мы не общаемся почти весь год, но, если пересекаемся, проводим время вдвоём. И более постоянных отношений у меня не было никогда.
– У меня тоже есть парень. Вроде бы, – пробормотала Керри, наконец делая глоток коктейля. Трубочку она из-за волнения проигнорировала.
– Почему вроде бы? Вы тоже живете на расстоянии?
– Нет, мы живем в одном городе. Даже в одном классе учимся, но я все равно не могу с уверенностью заявить, что он мой парень.
– В смысле, не принадлежит тебе полностью и тебя это угнетает?
– Меня угнетает то, что он волочится за каждой юбкой, которая проходит мимо и оказывает ему знаки внимания. Он меня не любит, и, наверное, не полюбит никогда. Мы просто до сих пор держимся вместе. А почему – загадка.
– По-моему, в этой ситуации лучше просто разойтись и не иметь друг другу мозги. Ты ведь тоже его не любишь. Или я чего-то не понял? Кстати, после твоего признания многое проясняется. И я понимаю, в чем именно мог подойти любой. Ты хотела отомстить своему парню, использовав ту же тактику, что практикует он. Измена за измену. Не сказал бы, что одобряю подобное решение. Оно мерзкое само по себе.
– Знаю я, – обреченно выдохнула Керри. – Потому и мучаюсь. Меня угрызения совести поедают. Извиниться я хотела по этой же причине, если честно.
– Да не за что извиняться. Во всяком случае, передо мной. – Эшли отставил в сторону пустой стакан и выразительно посмотрел на девушку. – Ты скоро? – поинтересовался.
– Да, сейчас, – кивнула Дарк, едва не повторив историю с салатом.
Увидев, что Паркер готов засмеяться, глядя на её лихорадочные, суетливые движения, тяжело вздохнула. Интересно, сколько раз за сегодняшний день она успела выставить себя дурой? Взяться посчитать, так пальцев на руках точно не хватит.
– Не торопись. Я подожду, – заверил её Паркер.
– Спасибо, – благодарно улыбнулась она.
«Попробуй представить себя птицей, взмывающей в небо. Ничего вокруг нет, только воздух, открытое пространство. И адреналин струится в крови, как пузырьки в шампанском. Представь, какая это свобода, когда ветер в лицо, скорость. Хочется расставить руки в стороны, обняв весь мир и прокричать во всю мощь легких, как тебе хорошо. Как ты любишь этот мир. Приблизительно то же самое чувствую я, когда еду в одиночестве, и когда никто не виснет на мне, как тяжеленный рюкзак. Намек понят?»
Вначале Керри хотела обидеться на рюкзак, потом решила пропустить мимо ушей это язвительное замечание и всё-таки попробовать представить себя той самой птицей, что вот-вот собирается взлететь. Увы, получалось не очень хорошо, ей казалось, что от страха она клацает зубами и вновь дрожит, как осиновый лист. Она снова обнимала Паркера, только на этот раз старалась держать свой страх под контролем и не превышать норму, установленную мысленно. Когда понимала, что вот-вот вцепится негнущимися пальцами в чужой свитер, тут же в мыслях отвешивала себе пинка, старалась успокоиться. Слабо, но получалось, чему Керри не могла не радоваться.
Время от времени она ловила себя на мысли, что от Паркера очень приятно пахнет. В первый раз, осознав, о чем именно думает, тут же попыталась отстраниться, и даже отодвинуться от своего спутника, но потом стыдливость в борьбе с доводами разума потерпела сокрушительное поражение, и девушке всё же пришлось обнять Эшли...
– Ты всё-таки дрожала всю дорогу, – заметил Паркер как будто между прочим.
На самом деле, снова не удержался от язвительного замечания.
– Так просто с фобиями не прощаются.
– Наверное, ты права. Но я никогда ни с чем подобным не сталкивался, потому даже не могу представить, каков бывает страх по своей природе.
– Совсем-совсем ничего не боялся?
– Совсем-совсем.
– Послушай, Эшли, я хотела спросить... Почему вы с Дитрихом друг друга терпеть не можете? Ведь, при желании вы могли бы стать хорошими друзьями.
– Мы скорее убьем друг друга, чем станем друзьями.
– Вот я и не понимаю, в чем причина. Ведь, если я не ошибаюсь, вы чем-то с ним похожи.
– Знаешь, люди часто не любят тех, кто похож на них. Здоровая, а временами не очень здоровая конкуренция дает о себе знать. Всем же хочется быть единственными и неповторимыми, а тут такой облом – есть кто-то, кто на них похож, да еще и занимает в обществе нишу, которую хотят занимать они.
– Но при этом, не стоит отрицать тот факт, что характеры у вас тоже очень схожи, а, следовательно, в вашей дружбе царило бы равноправие. Ведь дружба она изначально подразумевает под собой равноправие, а не подхалимаж и царственное разрешение ходить по пятам, гордо именуя себя другом, но, по сути, являясь шестеркой.
– Быть может. Я не задумывался об этом. Просто мне привычнее в одиночестве.
– Ты боишься ответственности?
– Нет. Просто на мне её слишком много. Боюсь, больше не потяну.
– Ясно, – произнесла девушка, хотя, на самом деле, ничего не поняла.
Паркер её в подробности своей жизни не посвящал, а она не стала совать нос в чужие дела, чем, в общем-то, реабилитировалась в глазах Эшли. Он понимал, что девушка не такая уж пустышка, какой показалась ему в первую встречу. Видимо, если бы они встретились при других обстоятельствах, могли бы даже стать приятелями.
Сейчас же просто давал знать о себе эффект случайного попутчика, которому рассказываешь свои самые сокровенные тайны, искренне надеясь, что однажды расставшись, больше никогда его не встретишь. Он унесет вместе с собой эти тайны и вряд ли кому-то их расскажет, ведь никто не даст гарантии того, что у них есть общие знакомые. Чаще всего, их не бывает.
У Эшли и Керри общий знакомый, конечно, был, но почему-то Паркер был уверен в том, что Ланцу девушка ничего рассказывать не будет, утаив от него все подробности своей прогулки. Или придумает какую-нибудь небылицу.
– А какие у тебя отношения с братом?
– Доверительные, – ответила Керри, не задумываясь. – Но мы иногда не очень ладим. У него много таких черт, которые меня раздражают. Во мне много такого, что раздражает его. Если мы находимся под одной крышей больше недели, начинается локальный апокалипсис. Здорово, что теперь мы с ним будем редко видеться. Это, пожалуй, сыграет только на руку нашим отношениям, иначе... Иначе мы с ним тоже поубивали бы друг друга, слишком разнятся наши интересы. Единственное, в чем я уверена, так это в том, что Дитрих всегда будет меня защищать, независимо от того, какую бы глупость я не совершила. Просто потому, что мы с ним родственники.
– Иногда чужие люди заботятся о тебе больше, чем родная кровь.
– Нет, это не наш случай. Мы ценим наши родственные связи.
– Это здорово, – совершенно серьезно ответил Паркер, оставив в стороне свою показную веселость. – На самом деле, здорово. Без шуток.
Нужно было попрощаться и идти домой, но Керри почему-то не хотелось. Девушку привлекала перспектива еще немного поболтать. Паркер, кажется, это заметил, потому что вопреки здравому смыслу, советовавшему поскорее от девчонки отделаться, произнес:
– Не хочешь зайти в гости?
– Спасибо, – улыбнулась Дарк. – С удовольствием.
Пройдя в гостиную, она некоторое время испытывала некий дискомфорт, не зная, куда себя деть. Потом придумала идеальное решение и подошла к окну, разглядывая соседний дом. Там происходило нечто странное. На самом деле, это было не то, чтобы странно, но во всяком случае, непривычно. Эшли, подошедший сзади, собирался заговорить с девушкой, но в этот момент он тоже заметил картину, развернувшуюся в доме напротив, и сначала не поверил своим глазам. Там была Люси. Там стопроцентно была Люси. И бешеная собака, откликающаяся на имя Дитрих, облизывала девушке щёку. Точнее Ланц просто поцеловал дочку директрисы.
Как только мисс Вильямс позволила своей дочери встречаться с таким типом?
Эшли думал недолго. Сложив два и два, понял, что она, скорее всего, просто не знает об увлечении своей дочери. А, может, знает, но Люси уже достаточно взрослая, чтобы не слушать мамины советы.
– Обалдеть! Он её поцеловал! – выдохнула Керри. – Я думала, что после Гретхен...
Только тогда она заметила присутствие в комнате Паркера и замолчала.
– Гретхен? – переспросил он.
– Ладно, не важно, – отмахнулась девушка.
Снова наступило гнетущее молчание, когда оба просто не знали, куда себя деть и что сказать человеку, стоявшему напротив. Паркер не придумал ничего лучше, чем наклониться к девушке и поцеловать её. Тогда, в школе они почти не целовались, если не считать поцелуями смазанные прикосновения губ, которые практически не соприкасались, только неловко время от времени чуть-чуть задевали друг друга, но тут же отстранялись, не задерживаясь. В общем-то, тогда Эшли и не считал нужным девушку целовать, а сейчас захотелось. Просто захотелось, а почему именно, он не думал, действуя под действием момента, согласно своим желаниям.
Керри мучительно думала о том, что два раза осечек не бывает. И, если в первый раз ей все же повезло, то во второй точно не повезет, и не останется от её пресловутой невинности ничего, кроме воспоминаний. Но ситуация и сейчас была не самая подходящая. Во всяком случае, она вновь не соответствовала тому, что девушка себе нафантазировала, потому не видела смысла продолжать.
Она уперлась ладонью в плечо Паркеру и попыталась его отстранить.
– Что-то не так? – спросил он.
– Нет, всё так, но просто не нужно...
Девушка мучительно подбирала слова, чтобы этот отказ выглядел не слишком грубо, но в то же время показал собеседнику: она не динамит его, просто не совсем готова к такому повороту событий. Паркер, конечно, вряд ли поверит, учитывая предыдущий опыт общения, но попытка ведь не пытка.
– Прости пожалуйста, – продолжала лепетать она, попутно отмечая, что Паркер смотрит на нее с любопытством, но не с ненавистью или раздражением, как тот же Курт, когда она отталкивала его от себя. – Но я не могу вот так вот запросто. Мне, на самом деле, очень неловко и стыдно. Прости, я зря пришла, наверное...
Так и не договорив, она вылетела из комнаты. Паркер догонять её не стал. Остался на месте, попутно отмечая, как в прихожей стучит входная дверь, а потом уже в окно наблюдая, как девушка бежит к своему дому, не оглядываясь.
Он вообще ничего не понимал.
Керри влетела в дом и столкнулась нос к носу с Дитрихом. Тот стоял, сложив руки на груди. Во взгляде читалась заинтересованность.
– Ты всё-таки втрескалась в Паркера? – спросил он равнодушно.
– Я не... Я...
– Точно, ты не, – согласился Ланц. – И всё-таки я прав? Тебе нравится Паркер?
– Дитрих, я не знаю! Я ничего уже не знаю. Я запуталась, – жалобно выдала Керри и, сняв сапоги, в верхней одежде бросилась к лестнице.
Наверху грохнула дверь. Девушка закрылась в комнате.
Ланц тяжело вздохнул, но решил никак не комментировать произошедшее. У него были свои заморочки. Нужно было готовиться к свиданию на льду. Почему-то Дитрих не сомневался, что эта вылазка в итоге превратится в свидание.