— Что ты предпочтешь: индейку и пирог с тыквой на День Благодарения или свадьбу на Рождество?
Он сделал вид, что серьезно задумался.
— Я предпочту свадьбу. — Он внимательно посмотрел на нее. — Ты совершенно уверена, что и то, и другое вместе невозможно?
— Ивэн!
Он поднял руки вверх.
— Ладно, ладно. Если тебе это так нужно.
— Мне придется это сделать.
Он кивнул.
— Обещай мне только одно.
— Все что хочешь.
— Когда ты будешь в одиночестве все обдумывать, не забывай, как сильно я люблю тебя.
Кори прижалась к нему, наслаждаясь силой его рук, искренностью слов.
— Я никогда не смогла бы забыть об этом, — произнесла она. — Мне просто надо понять, способна ли я дать тебе такую любовь, как ты заслуживаешь.
Он поцеловал ей кончик носа и улыбнулся кривой улыбкой.
— Ты уже знаешь ответ. Если будешь честна с собой, то поймешь это. Если же нет, то я вынужден буду побить тебя, чтобы ты одумалась, — весело пригрозил он.
— И ты часто прибегаешь к этому средству пещерного человека?
— Только когда имею дело с непокорными женщинами.
— Понятно, — ответила она, озорно улыбаясь. — Тогда, думаю, нас ждет непростое будущее. Может быть, мне начать заниматься карате, чтобы сравнять силы.
— Не думаю, что тебе придется заходить так далеко. К тому же, ты умеешь держать людей в руках. Вспомнить хотя бы твои уроки в школе.
— Ну что же, не забывай об этом.
Кори отказалась также и от приглашения Карин поехать с ней домой на День Благодарения и провела праздник одна, мучимая сомнениями и желанием принять то, что предлагал ей Ивэн. Когда в воскресенье зазвонил телефон, она ответила очень осторожно, уверенная, что это звонит Ивэн и что он хочет получить ответ, которого она сама еще не знала.
Но вместо этого она услышала голос Рика, веселый, полный оптимизма, какой она прежде у него не слышала. Рик казался шумным и беспечным подростком. Ее сердце забилось от радости.
— Привет, сестренка! Ну как праздники?
— Прекрасно. А у тебя? Ты ел индейку?
— Да. Но соус здесь не идет ни в какое сравнение с твоим. Обещай мне, что ты приготовишь его к рождественскому ужину.
— К рождественскому ужину? — Ее сердце сильно забилось. — Ты будешь дома на Рождество?
— Так мне сказали.
Это сообщение наполнило ее радостью. Он возвращался к ней наконец, живой и здоровый. Какой прекрасный рождественский подарок!
— Ах, Рик, это чудесно! Я так счастлива за тебя.
В его голосе послышалась нерешительность.
— Правда, сестренка? Ну… после того, как Джеред… и все остальное, ты уверена, что хочешь, чтобы я вернулся?
— Я бы не позволила тебе никуда идти, — сказала она с полным убеждением. — Я люблю тебя, мальчик, и так хорошо будет снова видеть тебя дома.
— Этого уже недолго ждать. Думаю, что у меня уже намечается хорошая работа, и я смогу очень скоро получить ее.
Он был так возбужден, что слова не успевали за его мыслями.
— К чему такая спешка? — сказала она со смехом. — Ты, может быть, захочешь поступить в колледж, и тебе для этого могут потребоваться деньги. Ты можешь жить со мной сколько хочешь. Просто приезжай поскорее. Я не могу дождаться, когда увижу тебя.
— Пока, сестренка. Спасибо. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю.
Так скоро, подумала она, глядя на телефон. Скоро Рик будет дома. Она была рада за него. Настало время, когда он должен будет брать от жизни все, что может. С другой стороны, ей пришлось признаться себе в том, что худшего времени для этого нельзя себе представить. На Рождество Ивэн намечал их свадьбу. Смогут ли они, все трое, черт возьми, справиться с этим, когда все наваливается сразу? Рику потребуется какое-то время, чтобы привыкнуть, и, конечно же, им с Иваном нужно и для себя время, чтобы лучше узнать друг друга.
Она грустно рассмеялась, сомневаясь, что сможет лучше узнать Ивэна. Она уже знала, что он любит омлет или яичницу, любит спать, положив ноги на ее бедра, что у него отвратительная привычка перекручивать тюбик с зубной пастой прямо посередине, что он умеет целовать, как никто другой, и, что самое важное, он надежный, внимательный и восхитительный. Если бы она провела с ним всю свою жизнь, то, возможно, узнала бы еще некоторые мелкие интимные подробности, но уже сейчас она знала, все что ей требовалось, о складе его характера. «Так в чем же все-таки дело?» — спрашивала она себя. Неужели она цеплялась за Рика только как за предлог, чтобы не думать о своих собственных проблемах? Последние несколько лет вся ее жизнь, казалось, вертелась вокруг Рика: разговоры по телефону, беспокойство о нем, долгая дорога к нему. Как-то получилось, что она не ожидала, что все это изменится. Теперь же, разговаривая с ней по телефону, он казался таким уверенным в себе, готовым попытаться начать собственную независимую жизнь. Что станет с ней, если она уже больше не нужна ему? Ей представилось унылое, одинокое будущее, и она поняла, что должны чувствовать те женщины, которые посвятили всю свою жизнь детям, родительским собраниям, урокам музыки, когда их дети выросли и разъехались.
Затем она вновь представила себе Ивэна, готового разделить с ней будущее, ее проблемы и успехи, ей вспомнились его слова: «Ты вернула меня к жизни… Благодаря тебе я снова цельный человек. Ты поверила в этих детей, и это уже приносит свои плоды… Любовь не дается в ограниченных количествах… Ты сделала все, что смогла… Ты была чертовски хорошей сестрой».
Охваченная этими воспоминаниями, она в первый раз поняла, что смогла что-то дать Рику, что, хотя она и не уберегла его от неприятностей, но все же не подвела своего брата. Не подвела она и Ивэна, Тайрона, Дэви и других. Она подарила им мечту, и вместе они постараются, чтобы она сбылась. Как сказал Ивэн, у нее хватит любви для всех.
Джеред просто был слишком эгоистичным, чтобы удовлетвориться тем, что она ему давала. Теперь она видела это. Как испорченный ребенок он требовал, чтобы она уделяла все свое внимание только ему, от другого же он отказывался. Это его постоянное требование заставляло ее чувствовать себя плохой женой. Но Ивэн убедил ее в том, что хорошо отдавать себя другим, что щедрость и забота об окружающих — это то, что делает ее Кори Рид. Это делает ее особенной женщиной, достойной его любви.
К понедельнику она приняла решение и вся лучилась от счастья. Весь день ей приходилось сдерживать желание рисовать на доске сердца, в которых ее инициалы переплетались бы с инициалами Ивэна. Ученики решили бы, что она спятила. Вместо доски она рисовала сердца на обрывке бумаги, в то время как класс обсуждал «Укрощение строптивой». У нее было ощущение того, что Ивэн считал бы это уроком, соответствующим обстоятельствам.
День, казалось, будет тянуться вечно. Но вот наконец она стоит на краю спортплощадки, наблюдая за тренировкой и ожидая прихода Ивэна. Когда он подошел к ней сзади и обнял, сердце бешено забилось в ее груди. Она прислонилась к нему, прижимая мягкую округлость своего тела к его твердым бедрам. Его руки были в соблазнительной близости от ее груди, и ее соски стали твердеть под спортивной рубашкой. Он нагнулся и потянул губами ее ухо.
— М-м-м, — произнесла она в восторге. — Я тебя знаю?
— Тебе чертовски хорошо известно, кто это, — раздраженно прорычал он. — Я скучал, леди.
— Я тоже скучала по тебе, — призналась она. — Я бы хотела поправить дело, но не здесь, не перед мальчиками.
Она чувствовала, как его губы, прикасающиеся к ее шее, расплылись в улыбке.
— Ты хочешь, чтобы я отпустил тебя? — спросил он с явно преувеличенным разочарованием.