Шаги на лестнице.
Эля поправила платье, пригладила волосы...
... Кто бы это? Анастасия?.. Клим?
В дверь стукнули. Она крикнула, - войдите!
Вошел Илья, который тут же стал оправдываться, что был неподалеку и решил заехать... - И очень хорошо! - Воскликнула Эля, - у меня собрались друзья, тоже случайно, вот вы со всеми и познакомитесь( а зачем? подумала она мельком и тут же заставила себя не думать так).
Илья сел в кресло, попросил разрешения закурить, сказал, что со всеми познакомился, но если бы знал, что у неё гости, пожалуй, не приехал бы.
- Не понравились мои друзья?
- Не в этом дело, - ответил он, - я пока не очень умею общаться...
- Научитесь, это не сложно, - успокоила его Эля.
- Вообще-то я хотела поговорить с вами. Конечно, лучше, когда в доме тихо. Но уж как получилось. Илья, я кое-что нашла...
Эля сорвалась с кресла, вытащила коробку с фотографиями и письмами.
- Вот, - сказала она торжественно, - здесь история Петровых и Капустиных... Правда, не вся.
Илья занервничал.
... Что там разыскала эта Эля?! Мало ли, какие там документы... Может, упоминается и злосчастное бюро?.. И как ему себя вести?
Он медленно взял из её рук фото. Он знал его. На нем были они трое: мать, отчим и он, Илюшка.
Такое же фото лежало сейчас у него в кармане: отчим заставил взять. Сказал, - на всякий случай, как разговор с Ираидой повернется. Предъявишь, как документ. Я такую же генералу посылал...
Илья прочел надпись на обороте и в газах у него вдруг защипало. Жаль ему стало и отчима, и мать, и, - главное, - себя!.. Нищего и неудачливого. Разве стал бы он что-то замышлять? Если бы у него были деньги, квартира, работа! Да наплевал бы он и на это бюро и на наследницу!
Илья вынул из пиджака такое же фото и протянул Эле. Та взглянула и лицо её сморщилось как от боли.
... Она их жалеет! А он вовсе не хотел, чтобы его жалели! Может она и милостыню подаст, - королевскую? Баксов пятьсот?.. Он не возьмет. Ни за что!
... Возьмешь, мил дружочек, сказал откуда-то несимпатичный голос, ещё как возьмешь, если дадут, конечно, не прикидывайся...
Эля молчала, стараясь подобрать нужные слова и не зная, показывать ли письмо. А если не показывать? О каком-то неблаговидном поступке отца...
Илья, чувствуя, что у неё есть ещё что-то, жаждал знать, что, и потому твердо сказал: говорите, Эля, не нужно меня жалеть. Как сказал Горький? Уважать человека надо, а не унижать его жалостью...
Эля совсем пала духом. Он прав.
- Хорошо, Илья, я скажу.
И со всякими экивоками, недомолвками и оправданиями, она рассказала о том, что было в письме генерала об отце Ильи и что ей сказал Палыч...
Илья слушал, опустив голову и только молил, чтобы в письме ничего не было о бюро... О бюро - не было.
Короче, дело надо доводить до конца.
- Я не знаю, что там у них случилось, отец не говорил, а теперь какое-то письмо выслал. Может, ему хочется повиниться?
Илья посмотрел на Элю.
У той в глазах стояли непролившиеся слезы.
Она скорым шепотом заверила: да, да, я тоже так думаю... Знаете, Илья, сколько бы мы не гадали, - узнаем из письма! А если не узнаем, просто будем с вами дружить. И давайте на - ты... Предложила она на вершине радостного возбуждения.
- Давай... те, - с трудом выговорил Илья.
Она была ему совершенно незнакомой, чужой, и опасной, но играть надо всерьез. - На брудершафт?
- Идет! - Воскликнула Эля, - пойдемте вниз и объявим, что мы - старые друзья, а остальное - наша с вами тайна.
Внизу было благостно.
Леон и Анастасия сидели у камина и о чем-то болтали.
Стах что-то тихо пытался наигрывать на небольшом кабинетном рояле. Клим наливался мартини.
Эля вошла в гостиную, взяла Илью за руку и возвестила: прошу внимания! Представляю вам моего друга детства, Илью, с которым мы встретились через много лет, не буду даже говорить, - сколько. Он уезжал с родителями далеко, а теперь вот вернулся в Москву! Прошу любить и жаловать.
Эле так хотелось, чтобы к её эйфории присоединились все. Но все - не торопились.
Анастасия, поддерживая приятельницу, предложила тост, - за дружбу. Леон добавил, что обычно дружба, - начало любви...
Стах ему возразил, кто-то - ему и начался общий гомон, в котором каждый выпивал, как хотел, без торжественности. А Эле её так хотелось!
Все шумно болтали, и они с Ильей остались в какой-то изоляции.
Илья был очень бледен: он злился на Элю. На кой ей надо было выступать! Посидел бы он - тихо и скромно.
Эля села за стол и нарочито лихо выпила джина.
И тут же услышала голос Стаха, - Элинор, не сварить ли кофе?
Она обиделась. Ей все время казалось, - а теперь она уверилась! Стах общается с ней на легкой насмешечке.
Почему? Она ему не нравится? Он считает, что она напилась? Да, ради Бога, считай как хочешь!
- Юра, вы, что, считаете, что я уже настолько пьяна?
Он посмотрел на неё со своей этой усмешкой и промолчал.