Армейская дружба, жестокие драки с «дедами», после которых все четверо оказались в больнице. Чечня. Высота, которую нужно занять любой ценой, и ошибка в радиограмме, в результате которой высоту, с которой уже почти выбили боевиков, накрывают залпами из «Градов».
Дембель. Безысходность. Предложение работать в милиции. Отказ. Безденежье. Наезд на одного из них местного авторитета, с которым он не поделили девушку. Драка, поножовщина, тело… Машина, дорога, лес. Безымянная могила, которой никто и никогда не найдет. Осознание того, с какой легкостью можно убивать.
Банда! Работа в милиции — не ради денег, а ради прикрытия. Все четверо — в одном отделении. Новое убийство — вор-домушник, на квартире которого нашлась заначка в пять тысяч долларов. Еще одна безымянная могила и никаких следов.
Раскол внутри группы. Артемий — старший, и по возрасту и по званию, против убийств. Предлагает заняться рэкетом — грабить воров и других рэкетиров. Грабить награбленное! Экспроприировать экспроприаторов! Коля, которого поддерживают и остальные, предлагает убивать. Не вымогать деньги, а убивать, и брать себе все. Убивать воров, рэкетиров и убийц — для него в этом нет ничего аморального.
Артемий тоже не святой, он соглашается с тем, что убийство — дело более прибыльное, но и более заметное. Он предлагает держаться в тени, не высовываться, не брать слишком много!
Недовольство команды своим лидеров. Несколько тайных встреч втроем, без Артемия. Коля предлагает провернуть одно дело без него, раз он такой трус. Дело оказывается прибыльным — загородный дом крупного бизнесмена. Пять трупов — охранники, слишком давно дембельнувшиеся и уже разучившиеся предчувствовать опасность, сам бизнесмен, его жена, и двенадцатилетняя дочь.
Закон джунглей — выживает сильнейший. Легкие угрызения совести, тут же задавленные мыслями о «проклятых капиталистах», захвативших все и вся. Десять тысяч долларов на каждого — хороший результат. Эти деньги стоят чужих смертей. Стоят того, чтобы взять на душу грех.
Артемий в ярости. Драка, шрам от Артемьевского ножа у Коли на груди. Решение разойтись по-хорошему, написанное Артемием заявление о переводе в другое отделение.
FV, которое меняет все. Забыв о распре бывшие друзья стараются держаться вместе — еще один закон джунглей: в стае легче выжить. Сотни смертей вокруг, появление пришельцев. Бегство из Медянска, военный совет «Что делать дальше». Артемий опасается что Медянский кошмар может повториться в любом другом городе, а потому предлагает запастись продуктами и переждать хотя бы неделю вдали от цивилизации. Коля видит в FV возможность наживы — в мертвом городе найдется чем поживиться! А потом можно и выбраться в Омск или Новосибирск — с полными карманами денег, с коробкой драгоценностей под мышкой. Риск есть — эти маленькие краснокожие твари. Он видел, как они двигаются, с какой легкостью убивают. Но кто не рискует, тот не пьет!
А теперь еще этот парень говорит, что в Омске все спокойно, и мерзкие краснокожие создания оккупировали только Медянск! Как раз то, что надо! Осталось только убрать Артемия — остальные пойдут за ним!
Коля еще поворачивался к Артемию, когда Женя с Бабаем уже знали, что сейчас произойдет. Знали, и были готовы действовать!
«Не мешай мне, — велел Бабай. — Просто доверься мне и не пытайся даже шевельнуться. Ближайшую минуту тебя здесь нет! Есть только я!»
Короткая очередь вошла Артемию в грудь, отшвырнув к стене. Коля собирался убить и невольных свидетелей смены власти в их банде, но не успел. Тело, почему-то, отказалось ему повиноваться, и даже палец замер на спусковом крючке, как он не старался надавить на него. И это не было параличом — мышцы продолжали подчиняться ему, просто они сталкивались с каким-то противодействием, невероятно сильным, не дающим даже пошевелиться.
Остальные двое испытывали то же самое… Разве что только еще больший ужас, когда Колина голова смялась, точно лимон в сильной руке. Затрещали кости, лицо вмялось внутрь, глаза синхронно упали на пол и покатились к их ногам… Тело Артемия еще оседало на пол, когда у Коли подломились ноги, и он упал, забившись на полу в агонии — Бабай больше не удерживал его, занявшись остальными.
Они пытались кричать, но могли издавать лишь похожий на мычание звук — намертво сжатые зубы, прикусившие языки, не раздвигались ни на миллиметр, не позволяя предсмертному крику вырваться на волю. Их тела поднялись в воздух — совсем чуть-чуть, на несколько сантиметров, которых было достаточно чтобы трижды прокрутить по часовой стрелке их ступни — так, чтобы они держались только на лоскутах кожи.
Женя не мог на это смотреть. Да, не вмешайся Бабай — и он, и Аня уже были мертвы, а минуту спустя погибли бы и Леха с Дашей. Но убивать их так…
Он пошевелился, прогоняя оцепенение, пытаясь вытеснить разошедшегося Бабая прочь, и висящие в воздухе тела упали на пол. Их колени подогнулись, но в обратную сторону, и парни ткнулись лицами в пол, обретя, наконец, способность кричать. И они закричали…
Аня метнулась прочь, к лестнице. Леха с Дашей — наоборот, навстречу ей, и они столкнулись у самого пролета, и там и остались. Аня — разрыдавшись у Лехи на груди, а он сам и Даша — будучи парализованными от страха.
Бабай не сдавался. С остервенением почувствовавшего вкус крови пса, он не позволял оттащить себя, продолжая кромсать извивающихся от боли парней. Ноги одного раздвинулись в стороны, образовав сначала угол в 180 градусов, а затем — подавшись еще выше, выворачиваясь из тазобедренных суставов. Рука второго, против его воли, все глубже и глубже влезала ему в рот. Женя отчетливо видел, как вздувается его шея, там, где кулак проходил по пищеводу…
— Прекрати! — закричал он. — Добей их и оставь!
И Бабай, наконец-то, послушался. Оба бьющихся на полу тела одновременно замерли в жутких позах, с оторванными ступнями, с вывернутыми ногами, и пальцами, торчащими из шеи чуть ниже кадыка. Бабай сжалился, и просто остановил им сердца.
«Зачем ты их так? Я думал, ты их просто убьешь?»
«Просто — было бы неинтересно!»
Женя задвинул его подальше, привычно отгородив от себя мысленной кирпичной стеной, но голос Бабая доносился и оттуда.
«Я уже устал тебе говорить, что я — это ты! Я — твои сокровенные желания! Как импотент мечтает об оргии сразу с тремя женщинами, так и ты, не способный изменить ненавистный тебе мир, мечтал обо мне. О том, кто сможет это сделать!
Считаешь меня жестоким? Считаешь, что я должен был убить, но не так? Ты даже не догадываешься, какую услугу я оказываю миру, и этим троим в частности!»
Женя мотнул головой, и направился к друзьям. Аня, то ли услышав его шаги, то ли почувствовав его приближение, попыталась убежать, но Леха удержал ее. Она поняла… не смотря на обрушение сознания, она поняла что это сделал он!
— Живо, пойдемте! — скомандовал он, и указал на дверь ближайшей комнаты. — Через главный вход не надо, там кровища. Не для женских глаз.
По лестнице, волоча за руку сына, спускалась Елена Семеновна. Перепуганная, не понимающая что происходит.
— Они вернулись? — спросила она. Под «ними» она явно понимала пришельцев.
— Нет, это не они — успокоил ее Женя, и толкнул плечом дверь в комнату. Открывалась она наружу, но была столь хлипкой, что выломать ее таким образом было гораздо проще. Дверь подалась со второго удара, а с третьего — вылетела в комнату, вместе с косяком.
— Леха, слушай меня внимательно. Мы уходим. Больше сюрпризов не ожидается, но все же давай все делать быстро. Ты выводишь женщин через балкон — того, что творится в фойе им лучше не видеть. Я — быстро поднимаюсь наверх, хватаю ключи от машины, деньги, и вообще все, что попадется мне под руку за тридцать секунд. Остальное бросаем здесь — не до того сейчас.
Умом он понимал, что как раз сейчас-то можно позволить себе расслабиться, собраться не торопясь, взять все, и в том числе — затариться продуктами из холодильника санатория. Просто так, на всякий случай! Ведь молния, пусть и может ударить два раза в одно место, но никогда не сделает этого два раза подряд! Так что, скорее всего весь остаток дня принадлежит им — никакие мародеры, и уж тем более, пришельцы, в «Дзержинский» больше не нагрянут.
Но если он мог остаться здесь еще хоть на сутки, то Аню с Дашей нужно вывозить отсюда немедленно. Особенно Аню! Может быть вдали от санатория, которые теперь ассоциируется у нее со стрельбой, трупами и кровью, она все же сможет придти в норму?
Да и к тому же, кто знает, нет ли в Дзержинце точно такой же банды, которая, пользуясь всеобщей паникой и неразберихой, решит поживиться за счет городских туристов. А убить в такой глуши, да еще и точно зная, что останутся безнаказанными, могут и за 5 рублей…
Получив от Лехи утвердительный кивок, и ключ от его комнаты, Женя помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через пол пролета. Из-за кирпичной стены в его сознании вновь донесся голос Бабая:
«Считаешь меня садистом, убивающим безо всякого смысла, да? Издевающимся над людьми? Ты просто еще зелен! Ты не знаешь того, что знаю я! Ты не знаешь, что происходит с душой после смерти!»
«И что же?» — не удержавшись, вступил в диалог Женя.
«Реинкарнация — это не только индийские мифы, равно как и загробная жизнь — не просто выдумка христиан! И то и другое существует! Душа на какое-то время отправляется в иной мир, чтобы потом возродиться на земле, в новом теле! Душа не будет помнить того, что произошло с ней в прошлой жизни, не помнит она и своего времени пребывания на небесах. Но какой-то отпечаток остается! И убитые мной ублюдки будут помнить, как они умирали! Где-то далеко-далеко в подсознании, но этот отпечаток останется! И будут они помнить и то, за что я их убил! И больше они не повторят своих ошибок, из страха вновь испытать эту боль и этот страх!
А еще, побывав на небе, они обязательно расскажут остальным о своей смерти! Потому я так жесток — чтобы это врезалось в память всех пребывающих между реинкарнацией душ. Чтобы они знали, где-то на земле есть кто-то, кто жестоко мстит людям за их глупость и подлость…»
«Я тебя понял, — прервал его излияния Женя. — Ты — санитар леса. Ты — мусорщик, очищающий улицы от грязи. И очищающий так, чтобы всякий человек, помня о твоем существовании, боялся стать грязью! Красиво звучит, и благородно! Вот только объясни мне одну вещь, откуда ты знаешь, что произойдет после смерти? Это ты тоже увидела в душах?»
«Да!»
Женя обнес стену еще одним рядом кирпичей, и голос Бабая исчез, не в силах пробиться через этот блок. Бабай не умел врать, по крайней мере ему… Женя явственно почувствовал его неуверенность в собственных словах. Бабай верил в то, о чем говорил, но не знал этого точно. Реинкарнация была лишь его гипотезой, оправдывавшей для него самого его нечеловеческую жестокость.
Ладно, с Бабаем можно разобраться позже, когда они останутся вдвоем — по пути в Медянск. Поговорить с ним, попытаться убедить его в том, что… А, собственно, в чем? В том, что людей убивать можно, и даже нужно, но нельзя убивать ТАК? Ведь он сам уже давно признал некоторую правоту своего второго «Я», относительно того, что многие, очень многие, заслуживают смерти, пусть и не такой жестокой?
На ум пришел «Терминатор — 2» — Джон Коннор, объясняющий Терминатору, почему нельзя убивать людей. Какие же аргументы он тогда подобрал? Да и были ли аргументы? Кажется, нет. Джон просто сказал подчиняющейся ему машине, что каждый человек имеет право на жизнь, и Терминатор просто-напросто воспринял это как прямой приказ, ослушаться которого он не имел права.
Так почему же нельзя убивать людей? Бандита, стреляющего в своего же босса, старого живодера, избивающего беззащитную кошку?
«Можно! И нужно!» — донесся до него приглушенный голос Бабая.
Стена тут же выросла еще на один ряд кирпичей. Поговорим потом, по дороге. Но черт возьми, о чем оговорим, если он сам почти разделяет точку зрения «зла внутри него»? Зла, которое пару минут назад спасло жизнь ему самому и его друзьям?
Ключи от машины так и лежали на столе в комнате Сергея и Марины. В комнате с забрызганными кровью обоями, с вынесенной дверью. Ключи, Серегин кошелек… Что еще? Свои деньги, Лехин бумажник, сумочки девушек… К черту чемоданы с одеждой, нет смысла тащить их с собой.