– Клубок разматывал? – хмыкнул Нат.
Кот сделал ему «страшные глаза», но промолчал.
– Можно мне к вам еще как-нибудь зайти? – обратился Нат к тоже поднявшемуся из кресла императору. – Я чувствую – моя жизнь изменилась. Но пока не могу понять, что же стало другим. И... что мне теперь делать?
– Мы все обсудим, заходите. Могу, например, предложить вам должность.
– Нет, спасибо, – без раздумий отказался Нат.
– Такая неприязнь к службе коронованным особам? – усмехнулся Павел. – Вы же утверждаете, что ничего не помните?
– Не помню, – сухо подтвердил шкипер. – Но достаточно хорошо представил – по вашему же рассказу.
– Вы ведь еще не знаете, что я хочу вам предложить... Ничего, в следующий раз мы вернемся к этому разговору. До свидания, господин шкипер... Господин Филипп...
Император коротко поклонился, хмыкнул себе под нос – и исчез.
* * *
– Сказал бы, что подумаешь. Что же ты сразу – «нет», – упрекнул Ната кот, когда они вышли из замка. Филипп меховым воротником возлежал на шее шкипера – идти своим ходом он наотрез отказался. Хотя, понятно, что никакой снег ему теперь был не страшен. Но кот заявил, что осваивать посреди ночи призрачное хождение по городу – это уже чересчур. Да и вообще – к новому следует привыкать постепенно. Во избежание «этого... как его... стресса». И Нат без долгих разговоров поднял недовольного к себе на загривок. И не рассчитал. Потому что эфирными существами призраки являлись только с точки зрения обычного мира. А для Ната призрачный кот существовал вполне материально. И шею эта материальность, как оказалось, могла отдавить весьма чувствительно. Нат приостановился и, придерживая наездника, немного подвигал головой и плечами. Потом ответил:
– Не хочу я никому служить. Ходить в гости, спрашивать совета – почему нет. Может быть, в чем-то помогать... Но не служить. А тебе что – хотелось бы светской жизни, серый?
– Да я не о себе беспокоюсь, – махнул хвостом Филипп. – Меня ведь и самого приглашали.
– Пройдем через площадь? – спросил Нат. Почему-то он снова чувствовал себя ужасно одиноким. Конечно, старика не будет – второй час ночи. Но хоть постоять на том месте, где они встретились глазами... Собственно говоря, этим-то, смутным поначалу, желанием столь несвоевременная прогулка и объяснялась.
– Как хочешь, – фыркнул Филипп. – Идти-то тебе.
И, свесив полосатый хвост, кажется, стал задремывать.
Но старик был на месте – перед играющей разноцветными огнями елкой. Как будто и не уходил вовсе с опустевшей на время площади. Нат остановился поблизости, невольно тоже любуясь меняющимися узорами. И то и дело искоса поглядывая на соседа.
– Доброй ночи. На этот раз выгуливаете кота?
Конечно, Нат надеялся, что к нему обратятся... Но ответные слова сразу же потерялись. И даже не пришло в голову – а, собственно, с кем заговорил этот человек, кого перед собой видит?
– Да, что-то в этом роде... – выдавил он наконец. – С Новым годом. А можно... можно сделать вам новогодний подарок?
– Мне? – удивился старик.
Нат неуверенно кивнул – он уже досадовал на свой неуклюжий вопрос. Принялся спешно подбирать объяснение – и осекся. Желание хоть чем-то помочь «двойнику» в его, по всему видно, не слишком отрадном существовании не ослабело. Но вот загвоздка – неожиданно стало жаль коллекции. Когда дарил ее Филиппу, все было уже неважно. А сейчас... «Этот старик не меньше твоего нуждается в теплоте человеческих улыбок», – упрекнул себя Нат. – «И уж наверняка почувствует ее лучше бестелесного призрака. А внутри тебя опять разрастается пустота. Чего ты жалеешь? Еще неизвестно, что будет с тобой дальше».
– И что же вы хотите мне подарить? – последовал сдержанно ироничный вопрос.
– Мою... Часть моей коллекции. Я... боялся, что не доживу до Нового года. И попросил своего друга, – тут Нат сообразил, что Филипп, наверное, слушает, и продолжил немного смущенно: – передать коллекцию вам. Сейчас все обошлось, но я все равно хочу...
– Вы тоже нумизмат?
– Я... – Нат прикусил губу – дальше должно было идти слово «призрак». Приблизил к руке старика ладонь. Ладонь, которую, как оказалось, все-таки можно было увидеть. Но нельзя почувствовать. Мгновенной вспышкой прожег невидимую границу. Отдал самые яркие, самые искренние взгляды и улыбки. И сбежал. Испарился, прежде чем его собеседник успел сказать еще хоть слово.
– Что ты творишь?! – возмутился чуть не слетевший с плеч от резкого движения Филипп. Но они были уже на месте. На чердаке дома номер четырнадцать, в своем отныне «официальном» жилище. Призрачный кот с грацией мамонтенка прошествовал к стоявшей неподалеку большой картонной коробке. Вспрыгнул. Еще раз укоризненно поглядел на шкипера – и свернулся калачиком. Нат тоже прилег на какие-то доски. Хотя сейчас можно было уже не поддерживать «человеческий облик» – расслабиться, отключиться... Но шкипера, наоборот, тянуло поразмышлять. И так он десять лет прожил, не задаваясь вопросами, – ни о себе самом, ни о той странной действительности, в которой пребывает. Где только и делает, что копит чужие эмоции... За одни сутки жизнь переменилась. И вернуться к прежнему, бездумному, существованию уже не получалось. Начать новую жизнь — тоже.
* * *
– Так хотели остаться, а теперь стремитесь нас покинуть?
Нат открыл глаза – напротив, на деревянном ящике сидел император Павел.
– Вы же не оставляете замок?
– Кто вам это сказал? – Павел наклонился и, подперев рукой подбородок, посмотрел с таким сочувствием, что у шкипера засосало под ложечкой: – Я хочу вас предупредить: еще пара часов грустных размышлений, и вы уйдете. И даже наш кудесник Филипп не сможет вас удержать. Я видел такое не раз, не сомневайтесь.
Нат хотел было по старинке буркнуть: «Оставьте меня в покое», но вместо этого устало признался:
– Я не знаю, зачем жить. Кажется, уже давно. А вам... Вам самому не надоело – век за веком следить за всякими взбалмошными призраками?
Павел вздохнул:
– Нет, не надоело. Но я, наверное, по-иному скроен. Такая... «роль в истории» меня, как ни странно, вполне устраивает... И мне не хочется, чтобы вы уходили, шкипер. Кроме того, вы единственный умеете то, что не под силу ни одному другому призраку, какой бы властью он ни обладал. Я говорил вам о службе. На самом деле, я готов просить... об одолжении.
– Об одолжении?
– Даже о помощи. Мы убедились – вы действительно способны сохранять живые человеческие чувства и, что самое важное, – дарить их. А значит, вам, скорее всего, под силу настраивать людей на определенные идеи.
Шкипер напрягся, ожидая неприятного. Кажется, его вновь настигают чьи-то амбиции.
– Какие идеи?
Павел понимающе улыбнулся. И пояснил:
– Ну, например, внушить кому-нибудь написать книгу о привидениях... Обо всех городских привидениях сразу. С подробным изложением судеб и перечислением деталей. Люди о чем только не пишут – о призраках тоже достаточно, но это была бы единственная по-настоящему правдивая книга. Ведь о материалах для нее позаботится наш архивариус. А в авторы мы подберем человека серьезного и добросовестного. Всеми уважаемого, отнюдь не склонного к мистике – слово мистика просто растворилось бы среди массы подделок. В городе постоянно что-то перестраивается, сносится, заменяется искусными подчас, но совершенно непригодными для нас копиями... Господин шкипер, вы хотели уйти, но смогли остаться. А кто-то продолжает исчезать – просто потому что о них забыли. Подумайте.
* * *
В конце концов Нат заставил себя подняться. Осторожно погладил несколько утратившего во сне определенность форм и размеров кота. Филипп зыбко шевельнул ухом, но похоже, все случившееся его, и в самом деле, порядком измотало. Впрочем, чуткостью сна он никогда не отличался. Шкипер еще раз провел по ватному боку и выскользнул наружу. Праздничная ночь продолжается и на улице будет легче избавиться от навязчивых мыслей. Размеренная ходьба, кстати, и сама по себе отвлекает.
...Вернулся он только поздним утром – успокоенный и почти примирившийся с реальностью.
Филипп встретил его на лестнице – донельзя насупленный и взъерошенный. Нат не помнил, чтобы упитанный, флегматичный Филипп когда-нибудь выглядел так жалко. И ему стало не по себе.
– Где ты столько времени гулял? – сердито поинтересовался кот.
– Просто бродил по городу... Что-то случилось?
– Я, оказывается, умер, – с таким, и правда, убитым видом сказал серый кот, что у Ната екнуло его призрачное сердце. Он помолчал. Потом как можно мягче заметил: