Но как она оказалась в моей комнате? Может это чья-то глупая шутка? Не сама же книга сюда пришла. Понимая как это глупо, я все же осторожно перевернула книжку, в полубезумной надежде увидеть там маленькие ножки. Нет, крыша у меня не едет, потому что, после всего случившегося сегодня, ее уже нет! Иначе искала бы я сейчас ножки у книги!
Почемуто как только я прикоснулась к книге, страх ушел. Руки сами открыли ее. Находясь в какой то прострации, почти бессознательно я взяла маленький ножик, лежавший на столе. И уколола палец. На нем тут же выступла капелька крови, которой я капнула на страницу.
Всего мгновение, и появились слова: " На чердаке. В сундуке".
А я думала, будет еще одна сказка на ночь про хороших теть и плохих дядь… С трудом сбросив с себя это странное оцепенение я захлопнула ненавистную книгу. Она хочет, чтобы я пошла на чердак. Ну да, сейчас, уже бегу. Если бы я была любопытным человеком, я бы сходила на чердак и посмотрела бы на этот сундук. Но…
Но я была безумно любопытна…
Поэтому, я собиралсь еще и открыть этот сундук!
Чувствуя себя ребенком, отпривившимся искать клад, закопаный под мамиными любимыми клумбами, я пробралась на чердак.
Казалось он состоял из одной только пыли и…пыли. Приходилось дышать через раз. Вдох, кашель, еще раз вдох. Чихнув для профилактики, я попыталась отыскать взглядом свой сундук с сокровищами.
Наконец взгляд наткнулся на нечто деревянное и перекошеное. Если это сундук, то как же тогда назвать старый, прогнивший и пыльный ящик?
Что-то я в последнее время стала придирчивой, мне прямо не угодишь. Ну да, а чего ты ожидала? Расписной сундучок, почти треснувший от обилия драгоценностей и золотых монет? Держи карман шире.
Я подошла к ящичку и сдвинула крышку. Не веря своим глазам, я достала содержимое. Длинная пестрая юбка была вышита цветами сочного красного цвета. Ткань была прочная и в то же время легкая. Белая блузка была такой короткой, что наверняка открывала живот. А на самом дне лежала алая шаль, украшенная бахромой. Простой, но откровенный наряд. Такой должна носить страстная, красивая, уверенная в себе женщина. Такой носят все женщины-эбхи. Так значит, книга тоже хочет, чтобы я пошла на праздник. Что ж, наши желания совпадают. Пусть она будет моей феей-крестной. Ну что ж, Золушка едет на бал!
Главное утром не проснуться в тыкве вместе с крысами…
Нервно одергивая юбку, я ходила около двери, как голодный тигр вокруг потенциальной жертвы. Ну, когда уже слуги уйдут на праздник? Сколько можно глупо хихикать и бегать туда сюда с фразами: " Ой, а эбхи такие красавчики, вот бы охмурить какого-нибудь! Что? Ну и что, что жених, я потом ему до гробовой доски верна буду!" Угу, такая женушка сама последний гвоздь забьет в гроб горячо любимого мужа. Еше и проследит, чтоб поглубже закапывали…
Наконец за дверью все стихло, и я осторожно выскользнула из комнаты. До ворот я добралась без проишествий, оглядываясь за спину, как последний параноик.
Заматавшись в шаль, чтобы скрыть свои совершенно не эбские «прелести», я вознесла жаркую молитву, чтобы меня приняли за неудавшийся экземляр этого красивого народа. Ну да, не красавица, зато приставать не будут, на такую даже пьяный развратник не позарится.
Еще издалека я услышала веселые крики и бойкую музыку. Костры еще не разжигали, поэтому я не пропустила самого интересного. Эбхи разбили свои пестрые кибитки по краям поляны. Казалось, что на ней распустились огромные алые маки. Я попыталась затеряться в толпе. Это оказалось несложно — поляна была похожа на большой муравейник. Хотя костер еще не был зажжен, для некоторых праздник Грозолуния уже начался — даже музыка не могла заглушить звона чекающихся друг о друга стаканов. И что-то мне подсказывало, что это не ромашковый чай.
У самой яркой кибитки стояла старуха-эбх. Не думала, что люди могут дожить до такого возраста — лицо ее было похоже на изрезанную трещинами скалу. Казалось, оно состояло из одник только углов. И особенно жутко на этом фоне смотрелись черные, как волчьи ягоды, глаза. Вокруг нее, пестрой стаей маленьких птичек, суетились девушки. Толкая и перебивая друг-друга, они просили старуху погадать им. Глупые крестьянки. Может за меня говорит мой аристократический снобизм, но я еще раз повторю. Глупые кресьянки. Конечно же, за одну звонкую монету гадалка предскажет каждому по принцу на белом коне и по королевству в придачу, тактично умолчав о будущем муже-пьянице и пятерых вечно голодных и орущих детей. На всех принцев с конями не хватит. Но юные девы надеются, что если не хватит, прийдут пешком.
Старуха раздраженно махнула рукой и девушки разачарованно затихли. И тут, старуха-эбх резко повернула голову и посмотрела на меня в упор. Внутри все сжалось от этого взгляда. Ее глаза были похожи на зеркальный коридор. Только отражения отражений черных зеркал. Если бы я верила в колдовство, я бы точно подумала, что она ведьма. Плотнее закутавшись в шаль, я вошла в толпу, чтобы скрыться от этих глаз. На меня не обращали вниманися, потому-что я укуталась так, что был виден только кончик носа. Добравшись на другую сторону поляны, я осмотрелась. Старухи нигде не было, и я облегченно вздохнула.
Вдруг крики и смех немного стихли. Я поняла, что настал момент, которого все так ждали, в том числе и я. Сейчас будут разжигать костер. Девушки возбужденно перешептывались и косились на парней, стоявших чуть поодаль. Через минуту каждая из них будет кружиться в танце с огнем, попробовав стать его партнершей, чтобы стихия приняла ее. Она будет извиваться и умолять огонь выбрать именно ее. И в этом будет ее ошибка. Огонь не терпит слабых и тех, кто просит его о чем-то, умоляя и поклоняясь. Только равных себе он примет, только тех, в ком будет такое же неукротимое и никому не подчиняющееся пламя.
— Ты здесь чужая, — услышала я рядом скрипучий голос.
Я еле удержалась от испуганного вскрика. Даже не поворачивая головы, я знала, кто стоит рядом. Кого-кого, а эту старуху не обманешь.
— Я знаю, я чужая на этом празднике. Но позвольте мне остаться ненадолго. Как только танец закончится, я уйду.
Вдруг старуха рассмеялась, на удивление звонким и даже какием-то молодым смехом.
— Я говорю не о празднике, Полуночная. Я говорю об этом мире. Это не твой мир, ты здесь чужая и должна вернуться туда, где тебе место.
Я расстерялась, не зная, как понимать ее слова.
— Я не понимаю, о чем вы говорите. И почему вы меня так странно назвали?
— Потому что ты наполовину принадлежишь ночи, — усмехнулась старая эбх, — ты слишком долго жила в этом ненастоящем мире. Здесь ты слаба и полностью ими управляема.
Ничего не понимая, я все же решилась спросить:
— Кеми, ими?
— Будь осторожна в своем выборе, Полуночная. Не ищи свет там, где горит огонь. Потому что свет можно увидеть, только если вокруг темно.
Старуха вдруг начала сильно кашлять, обхватив себя руками. А потом опять рассмеялась и подмигнула мне.
— Они злятся, что я тебе это говорю. Но ждать осталось недолго. Скоро он придет за тобой.
— Кто придет? Кто они? — уже почти закричала я. Что все это значит?!
— Посмотри, — кивнула старуха на уже разгоравшийся костер, так и не ответив ни на один из моих вопросов.
Там уже плясали самые смелые из девушек. Их танец был быстр и весел. Но на фоне страстно извивающегося пламени костра, смотрелся просто и безжизненно. А в пламени была жизнь, была дикая, первобытная мелодия. Девушки не слышали ее, танцуя только под сладкие звуки гитары и флейты. Огонь насмешливо наблюдал за ними, презрительно вспыхивая и взмываясь вверх. Он не даст им пройти сквозь себя, не пропустит тех, кто глух к его музыке. А я слышала ее. Каждую ноту, каждый такт. По телу вдруг разлилось приятное тепло и сладкая истома. А сердце возбужденно забилось в груди, в предвкушении чего-то.
— Ты видишь. Ты слышишь. Ты хочешь. И ты сможешь, Полуночная, только ты. Ты чувствуешь, как откликаешься на зов огня? Он тоже тебя чувствует и ждет, когда ты бросишь ему вызов.
Голос старухи доносился, как сквозь туман. Но тело предательски задрожала в ответ на ее слова.
— Скинь свою шаль и иди в круг. Он тебя ждет, Полуночная.
Я не знаю почему, но я как-то поняла, что «он» это не огонь. Но кто тогда? О ком постоянно упоминает старуха-эбх?
У костра оставалось все меньше и меньше девушек. Когда одна из них подходила к огню, чтобы перепрыгнуть через него, он яростно вздымался вверх, не пропуская танцовщицу, и она, разочарованно опустив голову, выходила из круга.
Я почувствовала, что старуха слегка подтолкнула меня. На мгновение я почувствовала нерешительность.
А что, если огонь меня не пропустит? — мелькнула в голове шальная мысль, и я вступила в круг.
Я разгорался все ярче и ярче, чувствуя, как горячий гнев сковывает лед призрения. Вот еще одна смертная вступила в круг, чтобы станцевать для меня. Еще одна пародия на танец, пустая и лишенная жизни. Всего лишь движения тела, для кого-то полные соблазна, во мне же вызывавшие лишь брезгливость. Что они могут, человеческие куклы? Их призывные покачивания бедрами, веером летящие волосы оставляли меня равнодушным. Никто из них не достоин моего пламени. Это всего лишь хворост для моего костра, очередная сухая ветка, чтобы гореть ярче, но недостаточно, чтобы коснуться пламенем звезд. Ко мне подходит еще одна смертная, призывно улыбаясь и протягивая ко мне руки. Я насмешливо вспыхиваю и задеваю подол ее платья. Испуганно вскрикнув, смертная покидает круг, пытаясь затушить горящую юбку. Как скучно, думаю я, отрешенно глядя на очередную танцовщицу, закутанную в алую шаль. Ну, давай, скидывай свой платок, смертная, почему ты прячешь глаза? И будто услышав мой насмешливый вопрос, она срывает шаль резким рывком. Я чувствую, как рванул вверх от удивления. Кто ты, девчонка? У кого ты украла эти глаза? Неужели ты ведьма, продавшая свою душу за это лицо и тело? Потому что мне ли не знать, что смертным не делают такие щедрые подарки. Только мои богини, отдавшие меня этому миру, были столь совершенны. Вот ты сделала шаг мне навстречу. Ты хочешь станцевать для меня? Тогда подходи ближе, девчонка, дай рассмотреть каким цветом горят твои раскосые глаза. Ты накрываешь их длинными черными ресницами и насмешливо улыбаясь, начинаешь кружиться, не подходя ко мне слишком близко. Твоя цветастая юбка летит вокруг прекрасных белоснежных ножек, а потом ты падаешь на колени и она ложиться вокруг тебя, заключая в круг. Вставай и иди ко мне. Ты медленно встаешь, не поднимая головы. И начинается твой танец. Твой полет. Длинный волосы черным веером танцуют над твоими мраморными плечами. Изгибаясь и наклоняясь, как зачарованая факиром кобра, ты приближаешься. Ближе, ну же, еще ближе. Я уже хочу коснуться тебя, смертная богиня. Каждым движением, каждый изгибом своего прекрасного тела ты бросаешь мне вызов. Я знаю, Он сейчас это видит и завидует мне. Потому что ты танцуешь для меня, а не для него. Но скоро завидывать буду я. Но прежде, дай мне обнять тебя, смертная, дай заглянуть в твои глаза. Твои движения становятся резкими и стремительными. Ты закидываешь голову назад и изгибаешься. Водопад черного шелка веером раскрывается над твоей головой и падает за спину. Я чувствую твой пульс, каждый удар сердца. Мое пламя вспыхивает от возбуждения и предвкушения, когда ты пройдешь сквозь меня. Ты пришла не для того, чтобы просить меня. Ты пришла, как равная мне. Ну что ж, дерзкая девчонка, иди сюда.
И смертная подходит ко мне, летящей походкой. Поднимая ресницы, она наконец смотрит на меня. О, богини… Я не забуду этих глаз никогда, даже когда догорев, превращусь в пепел. Два прелестных цветка распустились на ее лице. Они сияли, отражая мое пламя и переплетая его со своим. Я отдаю ей свой жар и жду, когда коснусь ее кожи. Я вижу в ее глазах решимость. Она не будет прыгать через меня. Она войдет. А я пропущу ее, нежно косаясь кожи и не оставив на ней следов.
И она входит в меня. Смертные, стоящие у костра видят лишь, как она перепрыгнула. Я заставил их это видить. Только она и я знаем, что это не так. И еще Он. Какая она нежная и мягкая. Я целую ее волосы и обнимая тонкий стан. Извиваясь, мое пламя танцует вокруг нее. Теперь она танцует не для меня, а со мной. Мое пламя сгорает на ее губых, цвета распустившихся маков. Я не хочу тебя отпускать, мой цветок. Но я должен, потому что я узнал кто ты. Ты не для меня, Полуночная. Поэтому иди. Я отпуская тебя, цветок. Жаль, что, догорев, я так и не узнаю, смог ли Он тебя сорвать?…
Вокрун меня был огонь. Целуя, лаская и обнимая, он стремился вверх, чтобы зажечь небо. Как жарко, отрешенно думала я, изгибаясь под его музыку. Губы тронула едва заметная усмешка. Ему понравился мой танец. Он выбрал меня. Холодный ветерок коснулся моего виска. Огонь отпустил меня. Пьянящий восторг охватил все мое естество. И я закружилась в бешеном танце. Первобытный ритм отсчитывал мой пульс. Так танцуют юные дикарки вокруг степных костров. Я заметила, что уже не одна в кругу. Несколько парней попробовали приблизиться ко мне, чтобы завладеть моим вниманим. В их глазах было одно и то же чуство. Восхищение. Оно пьянило не хуже крепленого вина. Особенно когда пьешь впервые. А это был мой первый глоток. Насмешливо улыбнувшись синеглазому юноше, я оттолкнула его. Почуствовав, как меня прижимают к себе чьи-то настойчивые руки, я слегко повернула голову. Встретившись взглядом с самоуверенными карими глазами, я лениво положила руку на плечо парня. Нахальная улыбка расползлась по его смазливому лицу. Тряхнув своими светлыми волосами и прижав меня к себе еще крепче, он начал кружить меня вокруг костра, под завистливые вздохи менее удачливых конкурентов. Еще несколько шагов и будет полный круг. Отрешенно подумав, какой бес в меня вселился, я призывно улубнулась этому сомоувереному нахалу. Он как зачарованый уставился в мои глаза. Что он мог увидить в моих мутных серых болотцах, чтобы смотреть как на драгоценные камни? Недоуменно пожав плечами, я ловко поставила подножку, пока блондин не опомнился. Красиво растянувшись прямо у моих ног, парень тихо застонал. Поставив свою голую ступню ему на плечо, я жестоко улыбнулась:
— Прости, милый, блондины не в моем вкусе, — и оттолкнувшись от его плеча, я снова пустилась в пляс.
Больше дураков не нашлось. А жаль, я бы еще повеселилась.
Постепенно круг пустел, а я все продолжала танцевать.