— Нет, думаю Томасон не прав. Семья, это не обязательно общая кровь. Вот у меня, вроде как были родители, и, кажется, даже братья с сёстрами. Но я их почти не помню, с тех пор как меня отправили в школу — никого не видел. Не знаю уж где они, что с ними и чем они занимаются. И меня это никогда не интересовало. Крови недостаточно, чтобы связывать людей. — Мастер пожал плечами — Может быть, я мог бы найти семью в Ормроне, если бы мне это зачем-то понадобилось. Когда люди работают в команде, и жизнь одного постоянно зависит от другого — это посильнее крови будет. Так что я не думаю, что главное — это кровь. Семья это люди, на которых ты можешь рассчитывать, и которым всегда готов помочь сам. Это те, с кем хорошо.
— Те, с кем хорошо… — задумчиво повторила Альрауне, удобнее устраиваясь в седле. — Значит, ты мог бы стать моей семьёй?
И это было как молния, выхватывающая из тьмы ясное, твёрдое и неотвратимое решение.
— Да. Пожалуй, мог бы.
И всё. Осталось всего немного — ускользнуть от всевидящего ока Моры, забрать из хранилища отложенные средства, выправить новые документы и вот она — свобода. Иди куда хочешь, только не к великой пустыне. Можно сесть на один из этих огромных кораблей и отправиться на другую сторону света. На восток. Туда, где волшебство воспринимается как чудо, туда, где раскинула степи свободная Ганария. Морей там нет, а вот озёра — чудесные.
В Левкотеоне у мастера были кое-какие связи. Они могли помочь с выводом денег и с новыми документами. Причём сделать это быстро. Дато Мора наверняка в курсе того, что случилось в Гераклее. Не сложно предположить, куда направится Вэн с Альрауне и рассчитать примерное время их прибытия на место. Если он задержится более, чем на пару дней, грандмастер заподозрит неладное. Вэн не собирался льстить себе, предполагая, что удостоился хоть какого-то доверия со стороны Моры. Доверяй она хоть кому-то, ей никогда бы не взобраться так высоко. Если бы не пристрастие к тёмным наукам вроде некромантии, Мора вполне могла бы стать членом высокого совета магов. Однако между столь лестным титулом и не совсем законными экспериментами грандмастер выбрала второе. Вэн понятия не имел почему, и, наверняка, не только он. Скрытность Моры в этом, да и во всём, что касалось её самой или её занятий, предоставляла огромный простор для догадок. Но что от них толку? В любом случае, дато либо уже наводнила город своими шпионами, либо сделает это в ближайшее время.
Перебирая в памяти знакомых, мастер остановился на Протагоре. Лет пять назад Вэн поймал этого мальчонку когда тот пытался чистить чужие карманы. С карманами Вэна ему не повезло, но поскольку общаться с городской стражей в планы мастер не входило, пришлось хорошенько всыпать несчастному. Однако того побои не очень напугали. Гораздо интереснее ему было, как Вэн смог его обнаружить — похоже, мальчонка, которого, как выяснилось, звали Протагором, считал себя одним из лучших воров города. В конце-концов мастер, который как раз закончил серьёзное дельце, и планировал пару месяцев отдохнуть, показал мальчишке пару приемов. Тот учился быстро, у парня был настоящий талант в области очистки пухлых кошельков. Решив, что грех пропадать такому таланту, мастер свёл его кое с кем в теневых городских кругах. Но мальчишка оказался не слишком контактным. В глазах Вэна это было, скорее, плюсом. Протагор брал то, что ему нужно, и тут же уходил — не связывая себя обязательствами, не примыкая ни к одной группировке, ни к одному ордену. После этого пути Вэна и Протагора несколько раз пересекались, и, насколько было известно первому, мальчишка так и не изменил своим идеалам. Вор на свободных началах был сейчас самой лучшей кандидатурой для получения необходимого. Отсутствие тесных связей с коллегами по ремеслу с одной стороны давало надежду, что Протагор не попал в зону внимания засланцев Моры, а с другой — вор со стороны, занимающийся кое-какими личными махинациями с документами, не возбудил бы подозрений в криминальных кругах. Благодаря этому пребывание Вэна и Альрауне в Левкотеоне могло пройти совершенно незамеченным, что мастера совершенно устроило бы.
Эти мысли занимали мастера, пока путники неспешно проезжали по узеньким улицам рабочего района Левкотеона. Здесь, в отличие от центральной части, почти не было повозок, торговцев или нищих. Трёхэтажные дома наклонялись друг к другу, почти полностью закрывая небо, отчего на улочках было темно и душно. Едва слышно постукивали деревянные ставни, хлопало развешенное на крошечных балконах бельё. Город всегда вымирал в полуденные часы, желтые городские стены источали жар, как нагретые угли. Там, где солнце добиралось до вымощенной камнями земли, его лучи полыхали так ярко, что больно было смотреть. В такое время не было нужды заботиться о скрытности — даже птицы сидели в сплетённых гнёздах под раскалёнными крышами, стараясь лишний раз не вдыхать обжигающе горячий воздух. Жгучее солнце не беспокоило только Альрауне. Одетая в традиционную мужскую одежду этих мест, она чувствовала себя так же комфортно, как в привычном платье. Ни доходящий до лодыжек кафтан и наброшенный сверху мишлах — кремовая накидка с золотистой обстрочкой, ни ихрам — закрывающий голову и шею, ни головной обруч ничуть ей не мешали. Сам мастер терпеть не мог подобную одежду — ремни с вставленными иглами, которые он носил в рукавах, на ногах и даже на поясе, намокли от пота и, больше не поддерживаемые тонкой облегающей рубашкой, скользили по телу.
Наконец, путешественники дошли до небольшого здания с полопавшимися стенами и растрескавшейся крышей. Внутри оказалось ничуть не прохладнее, чем снаружи. Смуглый мальчонка в белой тюбетейке вскочил с коврика и бросился к гостям, щебеча на местном. Вэн ответил ему на языке южных бедуинов, вознося короткую молитву. Похоже, сегодня небеса были благосклонны к мастеру, мальчишка ответил на ломаном лацийском — самом популярном языке в этой части света. К счастью Вэна языка бедуинов мальчишка не знал, иначе жуткий акцент и не менее жуткая грамматика тут же выдали мастера.
— Я и мой сын хотеть комната. — Ответил мастер, подражая плохому произношению прислужника.
— Есть много комната. Хороший комната. Дешево. Два золотой день.
— Два золотой? — Вэн развернулся и толкнул Альрауне к двери, проговаривая под нос те бедуинские слова, которые смутно помнил. Кажется, он произнёс что-то вроде "циновка, великая пустыня, верблюд, скорпион", но для юного портье это звучало как страшные незнакомые ругательства.
— Один золотой. Один золотой и еда вечер.
Мастер изобразил крайнюю задумчивость, после чего кивнул и достал деньги. Мальчишка сопроводил новых постояльцев в комнату наверху. Четыре стены, крыша и округлая дыра вместо окна. В один золотой входили две циновки, несколько подушек, низкий столик и ржавая раковина. Страшно было подумать, как же тогда выглядит ужин. Вэн надеялся, что они не задержатся в этом городе так надолго.
Как только маленький слуга удалился, Вэн достал из походной сумки свисток, и дунул в него. Раздался чуть слышный писк.
— Что это? — Альрауне разглядывала трубочку так, словно та была сделана из драгоценного металла.
— Свисток. Он приманит почтальона.
— Почтальона? Того, который носит в сумке письма с посылками и отдаёт их людям?
Мастер расхохотался, представив себе внушительного дядечку, влетающего в окно на зов свистка.
— Нет, сокола. Он передаст моё сообщение Протагору. Я напишу его на бумаге и вставлю в кольцо на лапе птицы — добавил Вэн чтобы избежать вопроса "а как передаст, соколы ведь не умеют разговаривать". Мастеру нравился придуманный мальчишкой способ общения. Никаких связных или подставных людей, никаких опасений, что кто-то донесёт страже. Дал свистки нескольким клиентам, те передали знакомым с похожими проблемами и так далее — без работы не останешься. Даже если кто-то заложит, и охранники правопорядка получат сокола — отследить полёт птицы невозможно, а если использовать магию хозяин пернатого узнает об этом гораздо раньше, чем боевой отряд городской стражи доберётся до места назначения. Определённо, Протагор знал своё дело.
Посланник появился примерно через полчаса. Вэн набросал короткую записку, используя при этом алхимические чернила. Если поблизости от читающего окажется активное магическое поле — например, сильный волшебник, мастер узнает об этом сразу же. Правда, для этого нужно было после отправки письма выпить оставшийся состав, но чего не сделаешь для безопасности.
Птица расправила широкие крылья и скрылась в ярко-синем небе. Потянулись томительные часы ожидания. Солнце, утомившись от собственного жара, поползло к западу, краснея от стыда за выжженную землю. Улицы постепенно оживали. Затопали ботинки и босые ноги, застучала посуда, выставленная на стол в ожидании ужина, затрещали печи, обжаривая тонкие лепёшки. Птицы сначала робко, а затем, постепенно набирая силу, обменивались трелями. Засыпанные песком, расплавившиеся под лучами солнца, лёгкие города медленно наполнялись остывающим вечерним воздухом.
Альрауне сидела у окна, задумчиво глядя на розовеющие крыши.
— О чём задумалась?
Девушка отрешенно прочертила на пыльном подоконнике полоску.
— Люди часто думаю о том, зачем они?
— В каком смысле? — Мастер опустился на циновку рядом с Альрауне.
— Ну, зачем они живут? Смотри, — она повернулась к столику и указала на медный кувшин с вмятиной на боку — этот сосуд нужен, чтобы в нём хранить воду. Эта подушка — чтобы было удобнее сидеть. Всё нужно для чего-то. А зачем я? Меня ведь сделали зачем-то, но если я не знаю для чего я, как я смогу выполнить это?
Мастер поднялся на ноги и взял в руки кувшин.
— Он пуст. В нём нет воды. А кувшин есть. Если бы он был нужен только для воды — как бы он мог существовать отдельно?
Вэн вернулся к окну и смахнул с каменного проема горсть песка.
— Зачем, по-твоему, песок? В нём почти ничего не растёт, он только нагревается от солнца и остывает под луной. Правда, в нём варят кофе, но тебе не кажется, что огромная пустыня, засыпанная песком, на котором можно только варить кофе — это многовато?
— Значит люди, как песок? В них нет смысла и их много? — Альрауне произнесла это так серьёзно, нахмурив брови, что мастер не удержался от смешка.
— Вроде того. Каждый находит себе смысл самостоятельно.
— И ты нашел?
— Это сложный вопрос, — Вэн растянулся на циновке, подложив под голову вышитую подушку. Синяки тут же откликнулись протяжной болью. — Я не очень-то задумывался над этим. Мне просто нравится жить ради самой жизни. Иногда, конечно, она бывает сущей дрянью, но временами кажется замечательной. Жизнь, это непаханое поле возможностей. Ты можешь стать кем хочешь и когда хочешь. Можешь делать что хочешь, и, соответственно, в некоторых случаях платить за свои деяния здоровьем — Мастер вдохнул, повернулся на спину и только потом выдохнул. Помятые рёбра скрипнули, подтверждая правоту сказанного. — Так что я думаю, что смысл жизни в том, чтобы просто жить. И желательно получать от этого удовольствие.
— Просто жить… — протянула Альрауне. — Не знаю. Если это подходит людям, может быть и мне подойдёт. Но я ведь не человек.
— Ерунда. Что такое человек? Два глаза, нос, две руки, две ноги, рот и всё прочее? Думаешь, для того, чтобы быть человеком, достаточно родиться у женщины? По-твоему выходит, что человек это как печать, ставится на каждого, кто появился на свет обычным образом, и этого достаточно. Стригга, которая на тебя напала, когда-то родилась на свет в нормальной семье. Её кто-то воспитывал, кто-то о ней заботился, и что? То, что ты увидела в подвале приюта, было очень похоже на человека? Тебе не приходило в голову, что если можно извратить свою суть до такого состояния, что перестаёшь быть человеком, то должно быть можно и стать им? Если для тебя так важно быть человеком — будь им.
— Но как им быть?
Ответу мастера помешал сокол, который спустился с темнеющего неба. Не обнаружив ни следа магии или алхимии, Вэн достал записку. Протагор писал, что документы и часто денег будут готовы завтра к рассвету. Предложенные пять процентов его не удовлетворяли, мальчишка требовал десять. Да, это было чертовски похоже на Протагора. Однако, следовало принять некоторые меры безопасности. Поэтому, как только стемнело, мастер велел девушке оставаться в номере, а сам отправился к дому драгомана. Некогда здесь жил посредник между югом и севером, человек, задачей которого было сохранение мира между двумя культурами. Последний драгоман справлялсо со своими обязанностями слишком хорошо — стороны так легко находили общий язык, что неожиданно решили, будто могут обойтись без его услуг. А поскольку у драгомана была не только власть, но и некоторое количество войнов, проблему решили с южным изяществом — однажды утром ни драгоман, ни члены его семьи, ни даже его слуги просто не проснулись.
Селиться в доме после таких событий никто не решался, поэтому здание приходило в упадок, до тех пор, пока кто-то из «коллег» Вэна не решил, что дурная слава дома и его расположение в стороне от центральных дорог могут сослужить добрую службу.
С тех пор здесь делили награбленное и периодически решали возникшие споры, в результате чего на потрескавшихся ступенях время от времени находили трупы с перерезанным горлом. Порядочные граждане обходили дом за версту, барды слагали легенды о проклятом доме, в котором поселились призраки, а городская стража не видела дома в упор, его застил блеск золотых монет, которыми это невидение оплачивалось.
Этой ночью дом был совершенно пуст. Вэн трижды всё проверил — ни следа магии, ловушек или живых существ. Пыль старой развалины не тревожили уже пару недель — и это мастера вполне устраивало. Успокоенный, Вэн вернулся в номер. Там он поправил шерстяное одеяло на спящей девушке, и позволил себе пару часов вздремнуть перед дальней дорогой.
VI
Утро в городах на юге начинается раньше, чем встаёт солнце. Едва восточный край неба за горами светлеет, меняя тёмно-синий на синий, распахиваются двери храмов, выпуская наружу первые утренние звуки — скрежет мётел и веников о плиты городских улиц. Затем в диалог с дворниками ненадолго вступали собаки. До тех пор, пока ботинок хозяина, брошенный наугад сонной рукой, не прерывал их взволнованное тявканье. За собаками просыпались птицы, и громким, натужным от необходимости накричаться сейчас, пока солнце не подняло огненный глаз над горизонтом, гомоном, будили город.
Когда проснулись птицы, мастер и Альрауне уже шли по городу, зябко кутаясь в куртки. Местную одежду путешественники бросили прямо в гостинице, вместо чаевых юному портье. Альрауне, стуча зубами, поинтересовалась, почему никто не догадался купить куртки потеплее, а мастер пообещал ей, что к полудню, когда город останется далеко позади, ей захочется вместо куртки сорочку, а то и тонкий платок, только бы стало чуть прохладнее. Девушка поверила ему на слово, хотя Вэн чувствовал, что подобная покорность останется в ней ненадолго. В девочке из великой пустыни начинал просыпаться характер. Перед выходом, подчиняясь непривычному желанию порадовать другое существо, мастер подарил ей маленький кинжал. Сам Вэн первое оружие получил от сото в Ормроне. Кажется, это были метательные ножи, но мастер так и не проникся к ним нежными чувствами. Ножи казались ему слишком грубыми. То ли дело иглы. Острые, тонкие стержни, которые могут исцелить, а могут и убить. Альрауне, правда, тут же попросила дать ей парочку игл, и мастер уступил, поделившись набором игл для чжень-цзю — лечебной терапии. После разговора о куртах, Вэн добавил к подаркам сегодняшнего дня мешочек с золотыми, взяв с девушки обещание, что если днём ей будет так же холодно, она будет оплачивать обед на ближайшем постоялом дворе. Памятуя о том, как тяжело Альрауне даются разговоры с другими людьми, Вэн решил, что чем чаще он будет заставлять подопечную общаться со случайными встречными, тем быстрее она сможет взять этот рубеж.
Дом дагомана в свете затухающих звёзд, казался не пугающим, а, скорее, таинственным. Тёмные впадины окон, полуприкрытых ставнями, прятали внутренности дома от интересующихся глаз, и только одно из окон на первом этаже, предусмотрительно распахнутое Вэном прошедшей ночью, приветствовало путников как старых знакомых.
Внутри обнаружилась цепочка следов, ведущая вниз, к подвалу. Если это был Протагор — он пришел один.
— Ты ведь не оставишь меня у входа? — поинтересовалась Альрауне, в ассортименте которой появился новый жест — воинственно выставленный вперёд подбородок.