Но человек любит жить. Будет стараться выжить всегда, в любой ситуации. И зацепившись за происходящее вокруг действо, переключившись на какую-то ерунду, он упустил подходящий момент. Потом, проснувшись на влажном песке с раскалывающейся от боли головой, пожалел о своей слабости. Проблевавшись, посмотрел на ситуацию со стороны и посмеялся той ловкости, с которой инстинкт увел его вчера от finis.
В "Катманду" он не остался, потому что понял: осуществить задуманное здесь не сможет. Слишком шумно, слишком весело, слишком много молодых, красивых женских лиц. Хотя место непрекращающейся тусовки, куда съезжались отдыхающие со всего бывшего СССР, замечательно подходило для реализации плана. Тысячи людей — это как раз то, что было ему нужно. Но не судьба…
Деньги, вырученные от продажи однокомнатной квартиры, улетали с пугающей быстротой. Но с другой стороны он впервые за тридцатитрехлетнюю жизнь почувствовал опьяняющую легкость в отношениях с окружающим миром. Не было теперь над ним начальства и педантичных сослуживцев. Не было самой работы с ее невозможным режимом и растаявшими в прошлом перспективами. Никто не давил на психику из-за срывающегося графика, неработающего оборудования, не требовали на ковер за реальные и мнимые грехи. Секса последний месяц он не хотел совсем, что тоже было немаловажно. Не нужно думать о будущем, знакомиться и флиртовать с женщинами, затаскивать их в постель, ездить со знакомыми по выходным на рыбалку-шашлыки. Не надо было пить со всеми водку. Отпала необходимость в ежедневной готовке, в уборке квартиры и стирке белья. Он всю жизнь терпеть не мог расстилать-собирать свою постель. Получал мелочное удовлетворение от того, что теперь вокруг, в ожидании щедрых чаевых, постоянно крутился штат гостиничной и ресторанной обслуги. Вся эта суета тоже отвлекала…
Временами ему становилось страшно, казалось, что поторопился и все еще можно исправить. Попробовать вернуться назад, к обычной жизни. Конечно, она уже не будет такой, как раньше, но все же можно попытаться. Например, уехать в другой город или страну. На какое-то время денег хватит, а потом… Ведь живут же бомжи, в конце концов? Но голос в голове тут же убедительно отвечал, что деньги быстро закончатся, начальство его отыщет и мягко говоря, "накажет". Впрочем, это его волновало меньше всего. Главным было другое… Главным было то, что шампанское скоро перестанет растворять в себе душевную боль, и он останется с ней один на один. С болью и бессильной ненавистью, клеточку за клеточкой выжигавшей ему мозг последние пол года, превративших сердце в тлеющую головешку. И он знал, что тогда, наедине с самим собой, все равно не выдержит. Продлевать агонию было бессмысленно.
Обдумав ситуацию еще раз, он пришел к выводу, что ошибался, выбирая для своего последнего шага многолюдные места. Как оказалось, его уход требовал интимного уединения. Самоубийства не свершаются в толпе. Ничто не должно отвлекать.
На следующий день он сел в маршрутный автобус, следовавший из "Катманду" в Заднепровск. Затем купил билет на другой и, обливаясь потом, высидел в душном, прокуренном салоне целый час пути. И поддавшись импульсу, сошел вместе с несколькими пассажирами на маленькой остановке. Раскалившийся на солнце жестяной навес, а под ним облупленная лавка. В нескольких десятках метров поворот с шоссе к поселку Приморск.
Изнывая от жары, он зашагал по растрескавшемуся асфальту к деревне. Буквально сразу ощутил уверенность, что его метания закончились, и все случится здесь. В богом забытом селе. Так и произошло, на маленькой самодельной скамейке, под мерный шум морского прибоя.
Оказалось, что в произведенном над собой действии нет ничего страшного. Тысячи раз до этого он вводил препарат белым мышам в лаборатории. Правда, зверьки после эксперимента умерщвлялись с помощью особых щипцов, которыми он сдавливал грызунам шейку. Затем трупик отправлялся в мусоросжигательную печь. Где исчезнет его мертвое тело, он пока не знал и не хотел. Это было совершенно не важно.
Под вечер он напросился в один из домов на ночлег. За деньги. Прожил там двое суток. Питался за хозяйским столом, покупая для всех продукты в магазинчике на окраине поселка. Реакция на введенный препарат проявилась в первый же вечер насморком и ознобом. Хозяйка предложила запарить ему чай с малиной, а хозяин долго рассуждал о пользе водки с перцем. На следующий день, почувствовав себя чуть лучше и поняв, что finis откладывается, он пошел за шампанским. В очереди познакомился с местными мужиками и, разговорившись, ощутив желание побыть в компании, купил им четыре бутылки водки. Потом вместе пили в саду у одного из новых знакомцев.
Мужики были пожилыми и смирными. Жили за счет своих огородов, садов, рыбалки. Один сдавал комнату редким приезжим: поселок у отдыхающих популярностью не пользовался.
Новым приятелям водка развязала языки и открыла шлюзы памяти. Слушая поток возбужденных восклицаний, "в Союзе было по-другому…", "чув, як премьєр казав…" (1), "а помнишь президент…" — он глотал свое шампанское и думал, что поступил правильно. Ничто не имело смысла в этой серой жизни. В любом случае конец у всех был бы один и без его участия. "И потом, — он усмехнулся своим мыслям, — если бог захочет, то остановит тот камешек, который он столкнул вчера…"
Утром, несмотря на усилившийся озноб, шумно чихая, он собрал вещи и распростился с хозяевами. Дождавшись на остановке маршрутный автобус, пустился в обратное путешествие. Заднепровск, Червоное, "Катманду"… Впрочем, самую большую дискотеку на побережье Черного моря он проехал, даже и не думая сходить: ужасно болела голова и трясло от поднявшейся температуры. Добрался до Одессы. Глотая парацетамол, пролежал сутки в гостиничном номере. Стало полегче и он купил шампанского.
На следующий день ему совсем полегчало. Торчать в гостинице было скучно, бесцельно бродить по улицам или сидеть в кафе тоже. От нечего делать приобрел в турагенстве билеты на суточный круиз. Вечером вышли в плавание. Сидя в миниатюрной каюте, подставив лицо под теплый ветер из открытого иллюминатора, он снова пил. Ночью, после второй бутылки, его пробило на сочинительство. Последнее в жизни письмо, послание самоубийцы, еще живущим, мэссидж от внутреннего мира внешнему.
Сочинял он долго и нудно, но справился. К этому моменту опустела уже третья бутылка вина. Непослушными пальцами, сам не понимая зачем, сорвал полосками этикетку. Потом скатал письмо в трубочку и протолкнул через влажное горлышко. Запрессовал ладонью пробку. Выкинул бутылку в иллюминатор. И уснул за столом, положив голову на руки.
Проснулся под утро от начавшегося на море волнения. Долго и мучительно блевал в тесном гальюне при каюте. Потом спал до самого окончания круиза. Кораблик вернулся в порт отправления и пришвартовался к пирсу. Уходить из каюты не хотелось: на суше уже нечего было делать. Он отыскал на палубе агента туристической фирмы и купил новую поездку. На три дня и в другой каюте, побольше.
До отправления корабля оставалось много времени и он сошел на причал. Позавтракал в ресторанчике неподалеку, за столиком под тентом с рекламой пива. Когда пил кофе, к нему подошли трое — невысокие крепкие ребята с цепкими глазами. "Корочки" предъявлять не стали, только спросили фамилию, имя-отчество. Он не запирался: вместо ответа вынул из портмоне свой пропуск в институт и положил на стол.
Самый невысокий из троицы достал наручники. Надел ему на запястья. Другой набросил на них свою курточку. Сказал "пошли" и они тесной компанией покинули ресторан. У входа ждала спецмашина "скорой помощи". Медик в красной куртке-пижамке и брюках с флуоресцентными полосками предупредительно откатил боковую дверцу.
Ему помогли забраться в салон "скорой". Здоровяк фельдшер молча уложил на каталку и затянул на груди, животе и ногах многочисленные ремни. Профессионально ловко вонзил иглу маленького шприца ему в руку. Не успел поршень протолкнуть остатки прозрачного лекарства в синюю змейку вены, как он отключился…
"Ястребы"
Километрах в тридцати от Приморска "ястребы" сделали остановку на заправочной станции "БенЗаКо". Было без четверти четыре утра. Храпевшие всю дорогу на заднем сиденье Игорек с Олегом окончательно проснулись, лишь выпив по-стаканчику кофе из автомата. Пока паренек в зеленом фирменном жилете и бейсболке заправлял бус, майор Алексей Дмитриевич Короб, а для сослуживцев просто Леха, объявил спутникам, что хочет жрать.
— Желательно чего-нибудь мясного, — он плотоядно облизнулся. — Есть возражения?
Похожие ростом и телосложением на братьев-баскетболистов, в одинаковых спортивных костюмах Игорек с Олегом переглянулись. Поесть любили оба, и предложение шефа пришлось им по душе. Гурьбой ввалились в маленькую закусочную тут же при станции. В зале сразу стало тесно, а с буфетчицы — крашеной блондинки лет тридцати при виде атлетически сложенных парней мгновенно слетело сонное выражение. За столиком у входа завтракали картошкой фри двое в красных куртках: экипаж припаркованной на выезде с заправки "скорой помощи". Один из "айболитов" — со светлой бородкой, в очках читал журнал с красочными фото полуголых девиц.
Заказали по стейку, салаты и минералку. Мясо пришлось ждать, поэтому пока закусывали булочками, влажными дольками помидора густо присыпанными укропом, перемешанными с колечками злого лука. Игорек, попробовав минералку, заключил, что разливали ее из какой-то местной лужи. Пришлось сходить за бутылкой апельсинового сока.
— И мне плесни, — Олег протянул опустевший стаканчик. — Половинку.
Игорек скрутил с запотевшей бутылки пробку, разлил. Мобильник майора, который хозяин выложил на столик, внезапно закаркал:
— А теперь, Горбатый! Я сказал, Горбатый!
— Привет, — Короб поднес "нокию" к уху. — Да, почти приехали. Решили перекусить на заправке. Как у тебя дела?
Подошла буфетчица с подносом и выставила на столик тарелки со стейками. Майор, не переставая слушать, улыбнулся девушке своей фирменной улыбочкой, появлявшейся у него во время разговора с незнакомыми женщинами. Сделал буфетчице знак задержаться. Та послушно застыла, прижав к переднику поднос из коричневого пластика.
— Я понял, — сказал Короб невидимому собеседнику. — Найдем… Жди, скоро будем.
— Серега? — спросил с набитым ртом Олег. — Не спится ему?
— Интересуется, как у нас дела, — майор спрятал телефон в нагрудный карман. — Солнышко, — обратился он к женщине, — у вас есть охлажденное пиво?
— Баночное, — буфетчица бросила взгляд в сторону холодильного шкафа. — Темное и светлое.
— Тогда шесть баночек светлого, — Короб вынул из бумажника пятьдесят гривен, — Держи сразу денежку, солнышко. Мы скоро поедем, так что достань пиво из холодильника и положи в пакет.
— Я сейчас принесу сдачу, — буфетчица взяла сиреневую купюру.
— Не нужно, солнышко, — майор принялся сыпать перец на стейк. — Можешь себе оставить.
— Ой, спасибочки, — женщина вернулась к стойке.
Врачи поднялись из-за столика и направились к выходу. Очкарик сунул скрученный журнал в карман, а его напарник, ростом и размахом плеч не уступавший спутникам Короба, достал пачку сигарет.
— Качается пацан, — проводил его взглядом Игорек.
— А мясо — говно, — промычал Олег. — Лучше бы еще салата взяли.
— Можешь не доедать, — сказал Игорек. — Оставь.
— Нельзя, — Олег глотнул сока. — Заплачено, а значит надо съесть. Если не съем, то… амфибиоморфная асфиксия начнется. Жаба задавит, — он хохотнул.
— Что там, шеф? — Игорек смотрел на кушавшего майора. — Проблемы?
— Нет, все путем, — Леха глянул по сторонам и, чуть понизив голос, сказал:
— Вчера Сереге весь товар показали, — он многозначительно поднял брови. — Сегодня в тринадцать ноль-ноль встреча, будем брать. Пока все идет, как по маслу.
В закусочную один за другим вошли двое молодых мужчин. Первый только что подъехал на темно-синем джипе, а второй минут пять назад оставил заправщику белый "фольксваген". Парнишка наполнил бак и теперь усердно размазывал мыльную пену по лобовому стеклу губкой. Водитель джипа остановился напротив принявшей привычную стойку буфетчицы, стал молча рассматривать закуски, салаты в холодильнике.
— Мне спрайт, — подошел хозяин "фольксвагена". — Только не холодный.
Голос у него был громкий, командно-начальственный и плохо вязался с внешностью сугубо штатского человека. Узкие плечи, заметный животик под белой футболкой, ранняя плешь на макушке. Любитель спрайта достал из заднего кармана шортов, плотно обтягивающих тяжелый зад, бумажник. Порывшись, протянул женщине купюру в сто гривен.
— Помельче нет? — скривилась буфетчица.
— Нет, — отрезал покупатель.