— Раскаялись в последнюю минуту…
— А вот я никогда не раскаивался.
— В чем, сын мой?
— В том, что ни разу не ходил в церковь.
Уинтроп Хестер отпрянул.
— А вы крещеный?
— Нет как будто.
Хестер вздрогнул.
— Но вы, конечно, верили в бога?
— Ну, знаете, я верил о боге многому такому, что вас, наверно, удивит.
Ошеломленный Хестер повернулся и быстро зашагал дальше.
На пути к кладбищу больше никто не останавливал Р. Е. Его часы стояли, и он не мог бы узнать, сколько времени шел туда, да ему и не приходило в голову поинтересоваться этим. Кладбище оказалось почти пустым, на нем не осталось ни деревьев, ни травы. Только тут до сознания Р. Е. дошло, что вообще нигде он не видел никакой зелени. Всюду была твердая, ровная почва, без единого бугорка, монотонно серого цвета. Небо было белое, светящееся.
Могильные плиты на кладбище все еще лежали на своих местах. На одной из них сидел тощий морщинистый человек с длинными черными волосами и мохнатой грудью.
— Эй, братишка! — окликнул он Р. Е. густым хриплым голосом.
— Здорово! — ответил тот и присел на соседнюю могильную плиту.
— Что-то чудно ты одет, — сказал черноволосый. — Какой же нынче год?
— 1967-й.
— Я умер в 1807-м. Вот ведь как получилось! Мне бы теперь надо корчиться в аду. Я так и ждал, что дьявол изжарит меня с потрохами.
— Хочешь, пойдем вместе в город?
— Подожди маленько… Меня зовут Зеб. То есть Зебюлон по-настоящему, но можешь звать просто Зеб. Ну, а каков сейчас город? Небось, маленько изменился?
— В нем почти сто тысяч.
Зеб разинул рот.
— Да ну! Значит, чуть ли не больше Филадельфии… Ты шутишь!
— В Филадельфии теперь…
Р. Е. осекся. Лучше не называть цифру, подумал он, чего доброго примет за враля.
— Ясное дело, город вырос за полтораста лет, — просто заметил он
— А страна тоже?
— Протянулась до самого Тихого океана.
— Вот те раз! — Зеб радостно хлопнул себя по бедру и тут же поморщился от неожиданной боли: удар пришелся крепко, не будучи смягчен толстыми домоткаными брюками.
— Если здесь не понадоблюсь, так пойду на Запад, — сказал Зеб.
Он помрачнел и злобно сжал тонкие губы. — Да, сэр! — воскликнул он. — Я всегда буду там, где нужен!
— Зачем нужен?
Ответ был кратким и решительным:
— Индейцы!
— Какие индейцы?
— Их будет несметное множество. Сначала повылезают из земли племена, с которыми мы дрались и которых мы переколотили. А потом другие, они никогда и не видели белого человека. Все они вернутся к жизни. Вот где понадобятся мои ребята! Вы, городские парни, для этого не годитесь… Ты видел когда-нибудь индейца?
— Нет. Их здесь теперь не найдешь.
Зеб презрительно взглянул на Р. Е. и хотел сплюнуть, но у него не оказалось слюны.
— Тогда возвращайся поживее в город. Тут скоро будет опасно. Ух, вот бы пригодился мой мушкет!
Р. Е. встал и после минутного раздумья, пожав плечами, собрался идти обратно. Как только он поднялся, могильный камень, на котором он сидел, сразу развалился и превратился в серый порошок, слившийся с такой же серой, ровной землей. Р. Е. посмотрел кругом. Большинство могильных плит рассыпалось, остальные потрескались и с минуты на минуту должны были развалиться. Крепкой оставалась только та, на которой расположился Зеб.
Р. Е. пошел к дороге, ведущей в город. Зеб даже не обернулся. Он сидел и ждал индейцев.
Подойдя к городу, Р. Е. остановился. Здания рушились. На месте деревянных домов лежали груды мусора. Р. Е. подобрал в ближайшей куче несколько щепок. Они были сухие, крошились.
Дальше в городе Р. Е. увидел, что каменные дома еще держатся, но края кирпичей осыпались, зловеще округлились.
— Долго не простоят, — послышался чей-то глухой голос. — Есть одно утешение, пусть слабое: когда дома рухнут, они никого не убьют.
Р. Е. удивленно оглянулся и увидел высокого тощего человека с мертвенно-бледным лицом, похожего на Дон-Кихота. У него были впалые щеки, унылые глаза, жесткие прямые волосы. Одежда на нем болталась, она была вся в прорехах, сквозь которые проглядывала кожа.
— Меня зовут Ричард Левайн, — сказал незнакомец. — Перед тем как это случилось, я был профессором истории.
— Я вижу, вы одеты, — сказал Р. Е. — Наверно, вы не из тех, что воскресли?
— Нет. Но только этот отличительный признак сейчас уж исчезает. Одежда расползается.
Р. Е. посмотрел на людей, медленно и бесцельно двигавшихся по улице, точно пылинки в солнечном луче. Мало на ком осталась одежда. Взглянув на свои ноги, он заметил, что брюки разошлись по швам. Он пощупал материю пиджака: шерсть расползалась под пальцами, ткань рвалась.