- Хо-хо-хо-оо!!!
Одни жопники на это - ноль внимания. Захвачены своим.
Прикиндел, начитанный вор, выражает Пинскому:
- Вы, Константин Павлович, провели игру, которой нет примера в мировой истории. Разрешите от имени всех...
Тут глупый вор Ревун рванул на груди рубашку:
- А-а-а! Так это он подстроил? Р-режь его, братва!
Крики пресек голос небрежный и строгий, какой может быть только у умнейшего из подпольных миллионеров:
- Дайте ему в морду!
Варежка и Прикиндел съездили Ревуна по карточке.
- Вот кто виноват! - Пинской показал на него пальцем. - А ну вспомним, как один бывший человек в пьяной приятности говорил про перрон, про отъезд... про то, как проводник поднимает - что?
Ревун выплюнул изо рта кровь и, как и раньше, орет:
- Х...!
- Вот, вот, - брезгливо морщится Пинской. - Ты это слово крикнул, и оно застряло в башке бывшего человека. За то его теперь и любят.
Банда сбилась в гурт, хавает умную мысль. Варежка принес от жопников "Романтику", снова включил запись...
- Из-за одного дурака, - говорит Пинской, - с каждым из вас могло и может случиться то же.
Воры всхрапели, хвать Ревуна:
- Отрезать язык!
Распластали на земле, на грудь наступили коленом. У кого-то перчатка нашлась - рукой в перчатке потянули язык из пасти... лезвие финки от него уже в сантиметре... Пинской:
- Стоп! Что он напоследок-то скажет?
Ревун во все горло:
- Братва! Вы меня хуже наказываете, чем Бородастый наказан! Несправедливо...
Шепотки побежали. Кто-то задумался: а и в самом-то деле? Прикиндел с Варежкой пошептались и:
- Уважим, Константин Павлович?
- А почему бы и нет?
Ревуна подняли с земли, встряхнули, отряхнули и передали жопникам. Те благодарить...
Еле от них оторвались. Пинской взошел на первый попавшийся пригорок и говорит ворам:
- Ревун решил - лучше быть козликом, чем безъязыким! Мы пошли ему навстречу. Но остается другая забота. Каждый из вас боится, чтобы и его не подвел язык. Что же - отрезать его себе? Конечно же, нет - если мы обратимся к мысли. Мысль говорит нам: надо взять и записать, как называется то, что поднимает в руке проводник.
- Сигнальный жезл! - подсказал Прикиндел.
- Нет! Сигнальный жезл - у мента-регулировщика. А у проводника флажок, как поначалу и сказал ваш бывший главарь, но его сбили. Флажок в свернутом виде! - Пинской достал из бумажника химический карандаш в медном футлярчике и бросил ворам: - Записывайте!
Урки слюнявили карандаш и записывали на клочках бумаги: "Не х..., а флажок".
Позднее, когда они попадались, эти клочки находили у них зашитыми под подкладку пиджака или в ворот рубашки. Из бандитов жестоко выбивали суть пароля. Но одни молчали - хоть убей! А другие врали какую-то чушь про игралки, перрон и магнитофон "Романтика", пытаясь заморочить следствие.
Слова: "Не х..., а флажок" - так и остались загадкой для уголовного розыска.
*Известный в шестидесятые годы переносной магнитофон "Романтика" весил шесть килограммов (Прим. автора).
Сказ "Тонкость мысли" следует третьим, после сказа "Карликовый хобот по-тюменски", в книге "Пинской - неизменно Пинской!" (1989-93).