Кондрахин подхватил совершенно обессилевшего Ведмедя. В груди резко вспыхнула и запульсировала боль.
— Погоди, — прохрипел Ведмедь. — Еще не все доделано. Картины на Тегле больше нет, но остался путь, которым она была сюда доставлена. Он должен быть уничтожен. Навсегда.
— Я не умею, а у тебя сейчас не хватит сил. Мы можем вернуться сюда чуть позже…
— Нет, именно сейчас. Поддержи меня.
Юрий подвел напарника к дыре. Тот некоторое время пристально смотрел перед собой, потом медленно вытянул вперед руки ладонями друг к другу. Между ними вырос и начал наливаться светом желтый шар размером с хорошее яблоко. Когда блеск его стал нестерпимым для глаз, Ведмедь развел руки. Шар, обретший свободу, скользнул прямо в провал. Оттуда забил фонтан света, словно разом включили тысячу прожекторов ПВО. Юрий зажмурился и даже прикрыл глаза рукавом.
— Вот теперь всё, — тихо произнес Ведмедь, — можешь смотреть.
На месте, где находилась картина Третьей Печати, не было ничего необычного. Стена, как стена, оклеенная шпалерами. Дыры как не бывало.
— Ну, побредем, что ли, — предложил Ведмедь. — Здесь мы свое дело сделали.
Когда римская эпопея Кондрахина успешно завершилась, он испытал какое-то опустошение. С ним уже происходило что-то подобное в фашистской Германии, после разгрома группы Раунбаха и ликвидации Густава Кроткого. Он просто не знал тогда, что делать дальше, как не знал и теперь. Правда, сейчас рядом был Ведмедь, которому было абсолютно все равно, куда двигаться дальше и чем заниматься. Собственно, он ни минуту и не прерывал своих занятий — постигал тайны доступной ему Вселенной, находя в том подлинный смысл жизни.
Напарники по-прежнему жили в Риме, в принадлежащей Юрию вилле, в одном из чуланов которой покоилось тело бывшего их слуги. Кондрахин предложил замуровать чулан по типу того, как Ведмедь произвел это с ходом в Разгор, но тот отказался без объяснения причин. И тогда Юрий в одиночку темной беззвездной ночью закопал труп в саду, накрыв могилу не только аккуратно срезанным дерном, но и охранными заклятиями.
Частенько напарники возвращались к теме существования третьего адепта злобы, но сошлись во мнении, что командир без войска, что пушка без снарядов: выглядит грозно, да вреда причинить не может. Тогда стоит ли его разыскивать? Только вот слуга-шпион… И еще Юрия не оставляло недоумение: почему Просветленные не забирают его с Тегле, если их задание выполнено. Но это могло произойти в любую минуту, и он честно предупредил Ведмедя, что может внезапно, даже вопреки своему желанию, исчезнуть.
Мудрый ведун усмехнулся:
— Я буду знать об этом заранее.
И все же планировать что-то серьезное и долгосрочное, когда тебя могут внезапно вырвать из этого мира, было психологически трудно.
Кондрахин часами слонялся по Вечному Городу, то пешком, то на автомобиле. Осмотрел сотни старинных храмов, руины древнеримских построек. Он не сразу заметил, что народу на улицах значительно прибавилось. И среди типичных итальянских лиц, к которым он успел приглядеться, все чаще стали попадаться совсем иные — белокурые, краснокожие, узкоглазые. Он осведомился, не приближается ли какой неизвестный ему праздник, на который традиционно съезжаются католики со всего мира, но не получил внятного ответа. Даже осторожное зондирование мозга одного из типичных приезжих, не знающего ни слова по-итальянски, не привнесло ясности. Был зов, призывающий ехать в Рим.
О своих наблюдениях Кондрахин рассказал Ведмедю. Тот тоже не смог сделать определенных выводов и предложил понаблюдать еще какое-то время.
С каждым днем и без того шумный город все больше напоминал гигантский копошащийся муравейник. Все отели переполнены. В соборах во время месс было не протолкнуться. Падре призывали местных прихожан потесниться, дать временное пристанище в своих жилищах приезжим братьям по вере. Вот и на виллу Кондрахина несколько раз приезжали просители. По понятным причинам он всем отказал.
Обычно при большом скопище людей в воздухе витает либо агрессивность, либо празднично-приподнятое, карнавальное, настроение. Уловить это способен любой человек без каких-то сверхчувственных способностей и навыков. Здесь же, и это было странно, царила сосредоточенно-деловая атмосфера. Можно было ожидать стычек между верующими разных конфессий, но их не возникало. В этом Юрий убедился, посетив немногочисленные православные храмы и мечети. Некоторые восточно-христианские монастыри даже предоставили для проживания католиков пустующие кельи.
Итальянское правительство делало вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Ватикан тоже помалкивал. Кондрахин связался с людьми Зеермана, рассчитывая, что уж дельцы обязательно должны что-то разнюхать, но и там не получил никакого разъяснения. Те сами недоумевали и, будучи в большинстве своем иудеями, потихоньку переводили капиталы в более спокойные страны. Береженого Бог бережет, а как там его имя — не важно.
Неизвестно, кто первым произнес эти слова, но они распространились со скоростью слухов: Крестовый Поход. Поход куда? Оказалось — на Восток, к Константинополю, бывшему оплотом православия. Конечная цель этого похода никем не озвучивалась, подчеркивалось лишь, что будет он сугубо мирным.
Поскольку маршрут такого похода мог пролегать только через территорию Балканского Союза, его правительство не на шутку встревожилось. Итальянские коллеги заверили их, что не имеют к данному мероприятию никакого отношения, заодно напомнив, что Ватикан, хотя и находится на территории Рима, является вполне самостоятельным государством.
— Что ты думаешь по этому поводу? — спрашивал Ведмедя Юрий, отслеживая каждый новый поворот в политической жизни Европы. Даже война между германцами и поляками отодвинулась на второй план.
— Не знаю, что и подумать, — признался тот. — Чтобы организовать такое массовое помешательство, нужно быть выдающимся ведуном. Я не смог бы не почувствовать его присутствия.
— Есть разные способы защиты своих мыслей от посторонних, — напомнил Юрий, — я сам знаю, по крайней мере, пять.
— Есть, — согласился Ведмедь, — когда хранишь их при себе, а не внушаешь одновременно миллионам.
Крестовый Поход начался от кафедрального собора, в воскресенье, сразу после утренней мессы. Вначале колонна состояла из тысяч, потом десятков тысяч, а дальше, по мере продвижения по римским улицам, достигла нескольких сотен тысяч человек. Впереди процессии, полностью парализовавшей автомобильное движение во всем городе, на носилках, четверо мужчин, сменяясь каждые пятнадцать минут, несли большую статую Святой Девы Марии. Многие пели церковные гимны. Сколь не вглядывался Кондрахин, вооруженных людей в колонне он не заметил. Обок ее — да, редкой цепью, прижимаясь спинами к стенам домов, стояли полицейские и карабинеры, с интересам, а некоторые и с завистью глядя на шествующих.
Чем дальше к северу уходила колонна, тем многочисленнее она становила. Все новые и новые паломники присоединялись к ней. Через месяц, на границе Италии и Балканского Союза их численность составила более миллиона человек, о чем взахлеб писали римские газеты. От головы до хвоста колонны было более трех дней пути.
С запозданием римские политики чесали головы: Италия на долгое время лишилась множества работников. Грозил разразиться серьезный промышленный кризис. В других католических странах положение было схожим, но все-таки не таким катастрофическим.
— Не махнуть ли нам в Константинополь? — предложил Юрий. — Кажется, там что-то нешуточное затевается. На автомобиле дня за полтора доберемся.
— Константинополь — дело интересное, — нехотя согласился Ведмедь, — но меня очень уж привлекает Пятая Печать Разгора. По-моему, в ней что-то кроется, что может пролить свет на многие события, как настоящие, так и будущие.
— Олкона? — спросил Юрий. — Но она появляется среди язычников, а те не слишком привечают посторонних, да еще смеющихся над их верованиями и истуканами. К тому же Увелбене Лас находится на территории Речи Посполитой, для которой Ханство Московское — самый близкий союзник. Тебя либо вышлют в Москву, либо попросту не пропустят.
— Ерунда! — отмахнулся Ведмедь. — Лишь бы Печать меня приняла.
Отправиться решили не медля. Да и какие могли быть сборы?
Германскую границу миновали без происшествий. Две пустые бумажки, благодаря Ведмедю, сошли за полноценные паспорта. Со сложным чувством, не передаваемым одним словом, чувством Юрий всматривался в ухоженные немецкие города и селения. Еще свежи были в памяти совсем иные виды — патрули на улицах, свастика, эсэсовские мундиры. Сейчас же мало что говорило о том, что идет война. Правда, бои велись далеко на востоке. По сводкам с фронта можно было понять, что ни одной из воюющих сторон не удалось добиться сколько-нибудь значимого успеха. Где-то немцы продвинулись на польскую территорию на 2–3 километра, на других участках фронта наблюдалась обратная картина. Словом, это была не та война, которой опасались Просветленные. Поставленную задачу Кондрахин успешно выполнил.
В дороге Юрий покупал свежие газеты и во время остановок вслух зачитывал их Ведмедю, переводя на русский. Похоже, мирный Крестовый Поход все же вызвал скандал. Досужие репортеры засняли в католической колонне нескольких вооруженных людей. Даже если с оружием идут не все, то поход уже с трудом можно было назвать мирным. Не на шутку встревоженные представители патриарха константинопольского при папском престоле потребовали объяснений. Заверения понтифика о том, что имеет место банальная провокация, тревоги не сняли. Ноту протеста в Ватикан направил и Московский патриархат. В православных странах, похоже, затевалось встречное шествие.
— Все же надо было ехать в Константинополь, — сказал Кондрахин, сворачивая очередную газету. — Пятая Печать может подождать, тем более, что Олкона далеко не всегда находится в Увелбене Ласе. А вот события, которые назревают, нас ждать не будут.
— Олкона важнее, — сказал, как отрезал Ведмедь. Спорить с ведуном было бесполезно, в этом Юрий убеждался не раз.
Машина мчала их на восток по прекрасным германским дорогам. Дважды они сделали двухдневные остановки, переночевав в первоклассных отелях. Пока они еще не думали, как будут пересекать линию фронта.
Но постепенно мирная картина менялась. Все чаще стали попадаться полевые госпитали, на улицах увеличилось число людей в военной форме. Да и лица гражданских здесь, в прифронтовой полосе, посуровели. Кто знает, куда повернется фортуна?
Ни Ведмедь, ни Кондрахин, без нужды после пересечения границы к гипнотическому внушению не прибегали. Никто и нигде их не останавливал, не спрашивал документов, а в бесплатной пище и прочем они не нуждались — итальянские лиры в самом начале пути были беспрепятственно обменены на германские талеры. Да и сколько нужно было двум нетребовательным людям денег, тем более, что в считанные дни они намеревались оказаться в таких местах, где деньги вообще не в ходу.
Ехать в машине было комфортабельно. Правда, Ведмедь совершил бы это путешествие еще более непринужденно — просто перенесся бы из Рима в Увелбене Лас. Но Кондрахин этого повторить не мог. Так бы мчаться и мчаться, глотая километры асфальта, коли бы не фронт, растянувшийся от Балтики до Венгерского королевства.
Ведмедь откинулся на спинку переднего сиденья и блаженно закрыл глаза, по видимому, медитируя. Кондрахин покосился на него.
— Автомобильного пути нам не больше часа. Потом — надо думать.
— Думай, — согласился ведун.
Решение назрело как бы само собой. В придорожном трактире, куда Юрий со спутником заявились поужинать, находилась группа германских офицеров, чуть подвыпивших и хваставших друг перед другом летными подвигами. Кондрахин не разбирался в знаках различия у военных Тегле — не видел в том практической нужды, но, судя по возрасту, это были не слишком опытные, но уже испытавшие азарт воздушных боев авиаторы. Выделялся лишь один из них — почти вдвое старше прочих, с проседью на висках, и орденами на форменном кителе. Военный летчик, доживший до седых волос, вряд ли может быть посредственным летчиком.
"Это то, что нужно, — подумал Юрий, — такого не так просто сбить огнем зенитной артиллерии". Его не смущало, что германский ас находился в компании молодых сослуживцев. Он и сам бы сумел отделить его, подчинить своей воле, а уж тем более — вместе с Ведмедем…
Он наклонился через стол и одними глазами показал на офицера-орденоносца. Ведмедь мгновенно все понял и согласно кивнул.
— С одной стороны, нужно дождаться темноты, — негромко сказал Кондрахин, — с другой — позаботиться о том, чтобы наш летун не напился.
— А он и не пьет, — ответил ведун, вовсе не глядевший в сторону офицерского столика, — просто вид делает.