Ворон явно заинтересовался, смотря на меня темными глазами и вальяжно развалившись на рее:
— То есть практический экзамен? Неужели билеты тянула?
— Нет, конечно, что ты — засмеялась я — ну… как бы тебе объяснить… ну вот например мой первый экзамен: меня высадили в лесу с только моим мечом и кальчужкой и сказали выловить банду разбойников. — Я начала в красках описывать, как искала этих разбойников, как в конце концов попалась им сама, а ночью перетирала веревки и тихо убегала из лагеря, а потом настраивала всяких уловок в лесу и перелавливала их по одному. Ворон тихо ржал, смотря на иллюзии-воспоминания, которыми я дополняла свой рассказ. — Весь экзамен занял наверно около двух недель. Что самое обидное, еду я тоже добывала сама, собирательством и охотой, а потом еще маялась животом, съев какую-то гадость. Кстати, а у тебя ничего перекусить нет?
— Смотря, насколько ты голодна.
— А сколько я спала? — Поинтересовалась я.
— Сутки с чем-то. А что? — Работодатель немного удивился резкому переходу вопросов, хотя я это поняла скорее по выражению глаз, чем по интонации.
— так вот, я голодна настолько, насколько может быть голоден человек, спавший сутки с чем-то, до этого протаскавший на себе около двадцати тяжеленных ящиков, а еще до этого съевший наутро только бутерброд. Я готова буйвола съесть.
— Ну, тогда. — Засмеялся Ворон. — Остается разве что ограбить местную кухню.
— Ничего не имею против — в том же тоне ответила я и спрыгнула с реи, замедлив прыжок заклинанием. Рядом мягко приземлился золотокожий. Слишком мягко для человека. Точно также приземляются коты, прыгая с высоты. Но Ворон ведь не оборотень. Работодатель отряхнул руки и полушутливо показал в сторону камбуза:
— Вперед и с песнями.
— Если с песнями, то весь корабль разбудим, — заметила я, на что Ворон философски пожал плечами:
— А мы и так его разбудим: камбуз маленький и темный, а вещей туда напихано дол потолка. Обо что-нибудь споткнемся, и прости — прощай секретность. А потом, ты правда думаешь, что их чем-то можно разбудить? — Золотокожий повел рукой в сторону храпящих матросов и я молча с ним согласилась.
— Свет я обеспечу.
Пробравшись в маленькую заставленную комнату, именуемую камбузом, мы тут же чуть не свалили гору немытых тарелок и кастрюль. К счастью сообщник ограбления, схватив ручку самой верхней сковородки. Пока я развешивала светляков, Ворон пробрался сквозь завалы кастрюль, картошки, каких-то бочек, и, порывшись в шкафу, вытащил оттуда две кастрюли, копченый окорок, и, по дороге обратно, несколько моченых яблок. Перебросив часть ноши на меня он воровато огляделся и вышел из камбуза. Грабеж совершился. Чтобы разделить и съесть добычу мы спрятались за мотками канатов. Некоторое время работодатель наблюдал как я жадно поглощаю окорок, закусывая недосоленным картофельным пюре из одной кастрюли, и запивая жиденьким киселем из другой, уверяя, что не голоден, но потом не удержался и присоединился ко мне, ибо голод не тетка, а дядька и терзает сильно. Как он потом уверял, аппетит пришел, когда он смотрел на быстро убывающий окорок, и понял, что он ему уже вряд ли достанется. Остаток ночи мы провели на все той же рее, лениво доедая оставшиеся яблочки и благодушно болтая на отвлеченные темы. Кастрюли, кстати, мы потом поставили перед входом в камбуз, не решившись снова зайти внутрь, а потом долго смеялись, услышав рано утром сочный мат кока.
Следующие недели мы проводили в праздном лежании кверху или книзу пузом, нет, конечно, мы не все время лежали, и ели, и спали. По утрам мы с Шакалом и Вороном, а иногда и с Ирбис тренировались, в основном на мечах. Ирбис, кстати, тоже совсем неплохо дралась, проигрывая нам в знании и технике приемов, но выезжая за счет нечеловеческой быстроты реакции и скорости. День мы загорали, болтали, играли в кости, карты и другие игры, которые нам приходили на ум, вплоть до салок и жмурок. В общем, вели абсолютно праздный образ жизни. За эти недели я сдружилась с Ирбис, хотя до этого никогда не имела ни подруг, ни друзей, не считая драконов и Учителя. К Шакалу я прониклась чувством рабочего уважения, как в прочем, и он ко мне. Ну а Ворон, я вообще не понимаю как могло родиться на свет такое странное и ни на что не похожее существо. Мне временами даже начинало казаться, что он… идеален? Однако, когда я сообщила об этом Ирбис, та долго хохотала:
— Ворон? Идеальный?? Айри не смеши! Ты его просто не узнала получше! Это безжалостный, самовлюбленный, эгоистичный тип, не ценящий ни кого и ничего, который живет развлечениями, и поверь, не самыми приличными и невинными. И это только мягко и в общих чертах!
Пытаясь подобрать отвисшую челюсть от такого шокированного определения, столь не совпавшего с моим мнением, я в который раз мысленно спрашивала себя, кем же приходится Ирбис Ворону. Не мудрствуя лукаво, я задала этот вопрос девушке напрямую, так сказать, в лоб, не надеясь, впрочем, что она ответит. Девушка ответила, правда, подумав перед этим, очень долго подумав.
— Другом детства. Самым близким человеком.
— Когда свадьба? — безразлично спросила я. Так я и думала.
— У кого свадьба? Когда праздновать будем? — как всегда неожиданно, неслышно и не вовремя подошел «жених».
— Айри, с чего ты решила, что мы с Вороном поженимся? — очень серьезно спросила Ирбис. Ворона в буквальном смысле повалила с ног тяжелейшая эпидемия кашля. После того как кашлять уже стало неприлично, Ворон выдавил хрипящим голосом:
— Знаешь, котенок, я конечно тебя очень сильно люблю, но тому кто на тебе жениться я поставлю памятник.
— Ту, кто женится на тебе, — произнесла сочащимся от яда голосом Ирбис, — я возведу в великомучениц всех существующих богов и богинь! Я не знаю, насколько сильно тебя надо любить, милый братик, что бы терпеть твои выкрутасы хотя бы месяц…ой…
Брат с сестрой одинаково ошеломленно посмотрели друг на друга и перевели взгляд на меня, уже второй раз за день пытающуюся совладать со своей никак не хотевшей слушаться челюстью.
— Ты этого не слышала. — Тихо предупредил работодатель и уже своим обычным беззаботным тоном добавил, — пойдемте-ка немного потренируемся, а то что-то совсем скучно стало…
Эта новость меня просто ошеломила. Хотя конечно это многое сразу же стало ясным и понятным. Например, их близость и постоянные ссоры. Несмотря на вечные подколки и рычание со стороны то одного, то другого, они относились друг к другу с какой-то оберегающей нежностью. Так относятся к единственному, близкому человеку. Впрочем, это не мое дело. "Я наемница", напомнила я себе, мое дело защищать их жизни и преодолевать неожиданные препятствия. Однако была еще проблема: неожиданным препятствием могла стать и я, с моей чрезмерной любовью искать неприятности на свою… голову. Чтобы это доказать, могу привести случай, который произошел со мной через несколько дней после того разговора. Утром, или даже скорее днем я проснулась от восклика: "Дельфины!". Спать хотелось жутко, так как прошлой ночью мы, то есть наша компания резались в карты, а точнее в подкидного дурака, сначала на щелбаны а потом на а потом и на раздевание. Играли с переменным успехом и долго, так что под конец, что-то снять, не смущаясь, стало затруднительно. Я, как самая умная, надела больше всего вещей и сидела в раздельном купальнике, Шакал, как заправский наемник и игрок был все еще в штанах, а вот Ворон сидел, обернувшись в одеяла. Ирбис вообще поступила бесподобно: когда на ней осталась одна ночная рубашка девушка перекинулась и заявила, что теперь мы можем выдергивать из нее по волоску. Сейчас же утром, это вспомнилось как сон, требующий продолжения, тем более, открыв глаза, я нашла остатки нашего гуляния. Но позволить себе не увидеть дельфина я не могла. С грехом пополам одевшись я вышла на палубу, с трудом удерживаясь, чтобы не зевнуть. Команда столпилась у бортов, высматривая кого-то в воде, заметив три знакомых макушки я, не долго думая, присоединилась к ним. Этот кто-то не замедлил забрызгать мою не выспавшуюся физиономию, покосившись хитроватым глазом и сверкнув на солнце мокрой серой спиной. Под хохот моих спутников, тоже, кстати, мокрых и не выспавшихся, я очумело протерла рукой лицо и перевесилась через борт, чтобы получше рассмотреть этих удивительных существ. Матросы тоже радовались появлению дельфинов, не забывая, впрочем, вконец своих дел и вполголоса говоря друг другу: "Дельфины приносят счастье". Дельфины прыгали прямо рядом с бортом, не уступая кораблю в скорости. Их было пять или шесть. Хотя, кто знает, может, мы видели не всех веселых, резвящихся, радующихся солнцу и воде, заставляющих радоваться и нас. Я еще сильнее перегнулась через борт, пытаясь дотронуться до одной из серых спин. Один из дельфинов, похоже, самый молодой это заметил и прыгнул совсем впритык к борту. Моя рука дотронулась до мокрого плавника, от неожиданности я разжала руку, сжимавшую перилла. Пальцы ребят ухватили пустоту, а я отчаянно визжа, полетела в воду.
Изрядно нахлебавшись воды, я все же вынырнула, наверно, не без помощи дельфинов, ошалело косящихся на меня. Что ж я их вполне понимаю. Нередко встречаешь настолько неудачливых людей. Вынырнув, я первым делом посмотрела вслед удаляющемуся кораблю. Там, несмотря на стремительно расширяющееся расстояние можно было услышать крики и ругань, с которыми матросы, под порывами мной же наколдованного ветра, пытались убрать паруса. От деактивации заклинания корабль почти сразу же остановился, отчего ругань только усилилась. Я поплыла к кораблю, понимая, что, судя по всему, при моей черепашьей скорости плыть я буду до вечера, если не больше. Дельфины плыли следом, интересуясь развязкой ситуации. Молодой дельфиненок, видно тот самый из-за которого я свалилась, чувствуя свою вину, повернулся ко мне спиной, мол, хватайся. С другого бока вынырнул еще один дельфин, тоже подставляя мне плавник. Я, не очень понимая, схватилась за плавники. Дельфины рванулись с места, заставив меня выводить визгливые рулады, от которых, впрочем, дельфины поплыли еще быстрей. Хоп. Мгновенная остановка, в результате которой я пролетела еще метр над водой, прежде чем плюхнулась в воду. Второй раз за день. Слаженно дернув руками и ногами я выплыла на поверхность. Взглянула на возвышающуюся надо мной громаду корабля, на кажущиеся маленькими головы столпившихся на борту, чтобы посмотреть на столь знаменательное и неуклюжее существо, в меня гордо именуемое мной. Затем благодарно погладила морду высунувшегося передо мной дельфина.
— Спасибо вам, вечно веселый народец, вы можете на мою помощь.
При звуках этой ритуальной фразы дельфинчик радостно фыркнул и нырнул на глубину, окатив меня брызгами на прощанье. Теперь надо было выбираться на палубу. Всего лишь. Точно в ответ на мои мысли в воду шлепнулся конец веревки, по которой можно было вполне спокойно забраться наверх. Через минуту я была уже там. Бесславно перевалившись за борт, я активировала заклинание ветра и виновато посмотрела на своих спутников. Но те только фыркали от тщательно сдерживаемого смеха и отводили глаза. Проблемой оказался взбешенный капитан.
— Я с самого начала знал, что женщина на борту к беде, тем более, такая как ты, ведьма! А ты уже со своими выкрутасами переходишь все рамки! Отродье и воплощение дьявола! Ты умудрилась спугнуть дельфинов! — Щербатый аж подпрыгнул от возмущения. — Рыжеволосая дрянь! Ты до конца поездки будешь заперта в трюме! А если не согласна сама, то будешь сидеть там насильно, мерзавка!
Мне ничего не оставалось, как расхохотаться, хотя это вряд ли сулило что-либо хорошее нашему очаровательному капитану. Медленно поднявшись на ноги и сложив руки на груди, я преувеличенно ласково поинтересовалась:
— Меня интересует только один вопрос — как же вы меня собрались связывать?
Капитан об этом маленьком нюансе очевидно как раз не подумал.
— Ну… это… обыкновенно… свяжем… да! Свяжем, руки за спину, что б колдовать не могла и весь сказ!
— А вы не подумали, что я могу просто вывернуть руки из веревок?
— Ну — хитро улыбнулся капитан — это уже как связать. — Н-да. Он, однако, быстро в себя приходит. Что ж, тем хуже для него.
Нет, честно было даже интересно смотреть, как матросы опасливо, бочком, подходят ко мне,
Накидывая веревки. Когда я стала больше напоминать кокон, чем человека Ирбис отвлеклась от созерцания моей расползающейся по губам ухмылки, которая не предвещала ну очень много неприятностей нашему капитану.
— Айри, тебе помощь не нужна? — поинтересовалась оборотень несколько обеспокоено. Именно оборотень, скосив глаза, я заметила несколько увеличенные, острые клыки, кисточки на заостренных ушах, проглядывающих сквозь ее пышные волосы, и когти, которыми Ирбис неосторожно водила по перилам, отщелкивая длинные завитушки стружек
— О нет, что ты. — Силовая волна мягко оттеснила матросов в сторону и столь же мягко вырвала у них из рук концы канатов, опутывающих меня с головы до ног. Неужели что капитан думал, что меня это остановит, меня, Эд'хе?! Зря он так думал, ой зря. Те самые свободные концы стали отплясывать вокруг меня буйную пляску удавов, кокон истлел за несколько секунд. Причем эффектно истлел, медленно расходясь во все стороны черным кольцом угольков. Наконец веревки расчертили вокруг меня последние восьмерки и исчезли, оставив после себя только легкий запах дыма. И тут я сделала очень большую ошибку, сорвав все представление. Я выпустила свои чувства на волю. А их у меня было ох как много: раздражение, смущение, стыд перед спутниками, злость и какая-то нехорошая радость от столкновения с капитаном, особенно нехорошая радость от столкновения с капитаном. И естественно, кто бы мог подумать, что что-то произойдет иначе, вся моя неоформленная злость полетела в кэпа. Ну что ж поделать, ну не сталкивалась я с такими моральными уродами в исследовательском центре в Драгонлессе. Нет там таких, ну просто нет. Волосы затрепали по лицу от неожиданного поднявшегося ветра, капитана вздернуло в метре над землей, и закрутило как в центрифуге. Да-да, я знаю, что такое центрифуга, сама ее проходила, прежде чем меня допустили до полетов на Пламенеющем Угле. А потом, потом меня схватили Ворон с Шакалом, не скажу, что им очень хорошо удавалось меня удержать, но результат на лицо. Я ахнула: судя по всему, я на долю секунду потеряла над собой управление, этого было достаточно, что бы спалить одежду. У матросов и моих спутников одежда сгорела, или, вернее сказать сотлела частями, у меня само собой не сгорело ничего, капитан сидел голый на черной от сгоревшего верхнего слоя палубы и истерически икал от пережитого страха.
— Отпустите. — Я почувствовала как Шакал с Вороном неуверенно переглянулись и ослабили хватку, от которой у меня даже затекли руки, но не отпустили.
— Отпустите! — Чуть громче повторила я, и, не дождавшись ответа, вывернулась из их захвата. — А ты, капитан, если еще хоть раз подойдешь ко мне с подобным, будешь вылизывать ноги всем своим матросам. Ах да, чуть не забыла спросить: в каком месяце ты мылся? Пасет как от свинарни! — Презрительно плюнув, я ушла на нос корабля, чтобы не смотреть ни на притихших матросов, ни на почерневшую палубу. Залезла на самый край бушприта, чудом не свалившись в пенящиеся у носа волны, уселась там, держась за канаты, и сидела так до поздней ночи. Хорошо хоть думать мне всегда есть о чем.
Наконец я пришла в более или менее нормальное состояние, а точнее вышла из медитации, в результате которой узнала все изменения в моем организме, могущие вызвать такую реакцию за последние несколько дней. Результат, кстати, был очевидным: капитан меня раздражал, очень. Воровато оглядываясь по сторонам, я тихо прокралась к нашей с Ирбис каюте. Постояла немного перед дверью, сомневаясь в правильности своего решения, но затем все же тихо открыла дверь, намереваясь столь же тихо лечь спать. Ощущение неправильности решения многократно возросло. На моей койке, развалившись, валялся Ворон. Когда он увидел меня, реакция у него была, мягко говоря, странная: он из предельно фривольной позы, в которой сидел, взвился в воздух, и, уже на лету, перегруппировавшись, попытался сбить меня с ног. Его на долю секунды опередило что-то мохнатое, клыкастое и когтистое, приятно пахнувшее снегом. А сверху на это самое мохнатое, успевшее запустить свои коготки мне под ключицу, приземлился Ворон. Я обеими руками уперлась животному в горло и постаралась не заорать дурным голосом, чтобы не перебудить всю команду. К счастью, работодатель просто лежать на нас не собирался, моментально вскочив, он перехватил мохнатое и пушистое поперек туловища и потянул на себя.
— Ирбис! Свои! — Ирбис зашипела, но потом помотала головой, взглянула на меня более осмысленным взглядом и втянула когти. — Успокоилась?
— Да? — Рык, вырвавшийся из тронутого изменениями горла, мало походил на тонкий серебристый колокольчик, который озвучивал речь оборотня в человеческом обличии. Мужчина отпустил кошку, и та сразу же с меня слезла, одарив таким извиняющимся взором, что я чуть не расплакалась. Вот уж не думала, что когти такое сильное оружие, а я, как назло, не одела сегодня кольчуги. Медленно поднявшись, я с помощью Ворона дошла до кровати. Я его конечно об этом не спросила, но возмущаться не очень то и хотелось. Достала свою знахарскую сумку и, порывшись в этом хламе, достала небольшой пузырек с розоватой жидкостью. То, что надо. Сняла рубашку, правда снимать уже было практически нечего: вся грудь рубахи превратилась в одни висячие лоскуты. Откупорила пузырек, щедро полила раны его содержимым и громко выругалась. Нет, я честно не знала, что Учитель не стал разбавлять настойку лепестков карраты. И это притом, что даже на самую сильную рану надо вваливать раствор не более трех капель на пузырек. Края рваных порезов захлопнулись мгновенно, оставив после себя жуткие красные следы, которые исчезнут через пару дней. Несколько минут я сидела скорчив страдальческую мину от боли. Резкий переход от обычного состояния к регенерации вызывал адские ощущения во всем организме. А вы думаете легко за секунду стянуть восемь глубоких порезов? Да ничего подобного, такое рекордное время отражается на всем организме, вызывая жуткую усталость. Потому и делают из лепестков карраты раствор, чтобы раны затягивались не за секунды лишая всех сил, а за минуты, лишая сил, но не так сильно и не вызывая настолько сильной боли.
Ворон и Ирбис сидели и смотрели на меня с одинаково извиняющимися выражениями на морде и лице.
— А теперь выкладываете, что это было или утренняя сцена пойдет по новому кругу.
Впечатлившийся Ворон тут же начал рассказывать.
— Видишь ли, дело в том, что Ирбис оборотень и это вносит в ее поведение некоторые издержки.