— Обитатели этого мира называют его Предельем.
— Этого мира…
Она неожиданно села на простую деревянную скамью, стоящую у стены. К ее чести, она даже не побледнела.
— Ты ведь говоришь всерьез, верно?
— Да.
— Однажды я слышала рассказ про другой мир…
— … и мост-заклинание, который связывает его с нашим.
— Я что-то об этом помню. Такая странная история… колдовство… другие миры… злобные твари, лишенные души. Я решила, что эта женщина наверняка должна быть безумна.
— Эта женщина — моя мать.
Моя матушка очень удивлялась тому, что король Эвард оставил дочь в комнате, когда она рассказывала ему про Гондею, Мост и сражение, в котором погиб ее брат.
— Твоя мать… правда? Я не могла поверить, что отец слушает ее. Я решила, это потому, что она была родственницей его Защитника, герцога… — Ее речь слегка замедлилась, и, широко распахнув серые глаза, она снова уставилась на меня. — Так вот ты кто! Ты сын герцога Томаса!
Я поклонился.
— Самый тупой мальчишка в мире — к вашим услугам.
Она наморщила бровь.
— Но женщина, которая рассказывала эту историю, не была женой герцога Томаса.
— Ранее вышла некоторая путаница. На самом деле он был мне не отцом, а дядей. Его сестра, Сериана, была — и остается — моей матерью.
Она покачала головой. Высыхая, ее волосы начали виться, и несколько локонов упало на лицо. Она, казалось, этого и не заметила.
— Герик. Так тебя звали. И ты был таким недружелюбным! Ты ни слова не говорил, не хотел играть со мной. Я рассказала тебе про вишневые пирожные, чтобы произвести впечатление. А потом тебя украли разбойники. Все считали, что ты умер.
— Все очень запутанно. Но я не умер.
— Так, значит, этот тот самый мир, о котором говорила твоя мать? — Она с заново вспыхнувшим интересом окинула приемную взглядом.
— Нет… точнее, я не вполне уверен. Это долгая история. Хочешь, я покажу тебе, как выйти из Голубой башни? Полагаю, для одного дня странностей будет достаточно.
После этого я смог бы оставить ее и заняться собственными делами.
— Да. Конечно. Это докажет мне, что я здесь не в плену. — Она вскочила со скамьи. — Как это все странно. Мы играли вместе. Кажется, это было тысячу лет назад. Это место… эти люди… Знаешь… мне все равно, насколько сложно объяснить мне, где мы. Я хочу это услышать. Я не тупая и не из тех дурочек, что падают в обморок от малейшего испуга. Но сначала покажи мне, как выйти отсюда.
Роксана безостановочно болтала всю дорогу через приемную. Не давая мне слишком много времени на ответы, она засыпала меня вопросами, и далеко не всегда теми, которых я ожидал.
— Кто твой друг, что ты так о нем заботишься?
— Его зовут Паоло. Он родился в деревеньке Данфарри. Моя матушка подружилась с ним там, а четыре года назад он помог ей спасти меня от людей, которые похитили…
— То есть обычный мальчишка.
— Эти слова для него чересчур неуважительны.
— Ну хорошо, хорошо. Я не понимаю. А ты и в самом деле такой жестокий, как говоришь?
Я глаз не спускал с дверей в конце приемной, жалея о том, что мы еще не добрались до круглого зала, откуда я смогу выпихнуть девицу наружу и отделаться от нее.
— У меня было необычное детство. Я делал все, о чем говорил.
Она задумалась на миг, ее взгляд обжигал мне кожу.
— Многие подумали бы, что ты чересчур молод для короля, но я думаю, точнее будет сказать, что ты слишком взрослый, чтобы быть на один год, десять месяцев и пять дней младше меня.
Главный вход в Голубую башню, через который мы с Паоло впервые прошли в гости к Стражу, располагался посреди гладкой, выгнутой наружу стены, выделяясь на ней лишь узкой серебряной окантовкой. Я провел по ней пальцами, чтобы обратить на нее внимание Роксаны.
— Здания в этом мире называются оплотами. Нам они кажутся просто башнями. Но размеры — высота, ширина и глубина — отмеряются здесь по-разному, так что внутренние пространства не отражают внешней формы. И хотя двери между комнатами кажутся нам привычными, те, которые ведут сквозь стены, от них отличаются. Женщины были совершенно правы. Ты должна подумать о себе снаружи…
Я объяснил ей это так же, как мне объяснял Вроун, и описал те мысли, которые помогли мне тогда. Это было нелегко, потому что мне давно уже не приходилось про них вспоминать. Потом я показал ей, как это происходит. Когда я вошел обратно, она уже кричала на меня.
— Колдовство! Мне следовало догадаться! Как вышло, что ты способен на такое нечестие? — Принцесса вспыхнула, то ли от злости, то ли от испуга — не могу сказать наверняка. — И как ты мог подумать, что я…
— Это не колдовство, хотя я уверен, что разницы ты не видишь. Но и ты, и любой другой человек в этом мире способен на это. И никто тебя за это не сожжет.
На этот раз она все же побледнела. Я подумал, что она сейчас убежит. Но она смотрела на меня, пока мне не сделалось жарко.
— Хорошо же, — решилась она наконец. — Объясни мне.
Несколько мгновений я обдумывал, как много ей сказать. Я много размышлял о Пределье. Любой житель Четырех королевств назвал бы целительство Нитей колдовством, равно как и поиск дороги Занора, весомые слова Оба и все эти растущие башни. Но хотя я не чувствовал характерного для чар покалывания, пока целительница разминала мне плечо, вывихнутое упавшим на меня мертвым охранником, теперь я мог резко поднять руку над головой, не потеряв при этом сознания от боли. И я не пользовался силой, чтобы представить себя вне Голубой башни. Покалывание было признаком сопротивления мира использованию колдовской силы. Так что я решил, что Страж не произносил никаких заклинаний, открывая в каменном круге проход в сад, поскольку чар и не требовалось. Магия была самой природой Пределья.
Пальцы принцессы нетерпеливо постукивали по сложенным рукам.
— Ну, для начала ты должна понять разницу между законами природы и колдовством. Законы природы — это набор правил, по которым существует мир, и они могут быть разными в зависимости от мира. А колдовство — это использование определенного рода силы, чтобы расширить или отменить эти правила. Вход и выход из этих башен имеют не большее отношение к магии, чем катание на колесной повозке или плавание на лодке по озеру в Лейране…
Я попытался объяснить, как вещи, невозможные в нашем мире без того, чтобы прибегнуть к колдовской силе, могут быть естественными для другого мира. Я чувствовал, что сам уже начинаю запутываться в этом. Роксана смотрела в пол, слушала и с каждым мигом хмурилась все сильнее.
Когда я в конце концов сдался и замолчал, она подняла глаза.
— Ладно. Думаю, это имеет какой-то извращенный смысл. Продолжай.
Я был поражен. На миг я задумался, что бы она ответила, расскажи я ей, как плавил камни молнией, срывавшейся с кончика пальца, или плавал в глубинах океана в теле рыбы, но решил придерживаться природной теории.
— Итак, чтобы переместиться из пространства, именуемого «внутри», в пространство, именуемое «снаружи», нужно убедить себя в том, как именно ты передвигаешься. Твой разум еще не привык находиться в мире с иным набором правил и попросту не верит в то, что ты велишь ему сделать. Если не хочешь попытаться, я могу…
— Нет. Я чувствую себя несколько переполненной всеми этими странностями и устала от этого унылого места и ламп, которые вечно включают и выключают незаметно прокрадывающиеся слуги, которых я ни разу не видела. Мне нужно пройтись по солнышку. Может, покататься верхом.