— Тут повсюду свежие следы, — заметил Паоло. — Сегодня здесь побывала толпа народу.
— Другого я и не ожидала, — ответила я. — И наверняка с десяток шпионов вдоль дороги следили за тем, как мы подъехали. Но если с ним прибудет большой отряд, или же они соберутся окружать дом и сад, или сделают что угодно еще хоть сколь-нибудь подозрительное до, во время или после прибытия короля, Паоло, ты предупредишь Раделя. А ты, Радель, уведешь отсюда Герика, воспользовавшись всем, чем понадобится.
— Но, сударыня…
— Это все, что от тебя требуется.
Радель раздраженно мотнул головой и уехал прочь.
— Кто-то из нас должен оставаться с тобой, — возразил Герик, впервые за день раскрыв рот, если не считать односложных ответов. — Ты снова и снова повторяла, что король — негодяй и предатель. Тенни рассказывал мне…
— Да, Эвард — презренный ублюдок, но меня он не тронет. Я понимаю, что это звучит глупо, но за все эти годы у него была тысяча возможностей мне навредить. Но он обещал Томасу, что не станет, и, каков бы он ни был во всем прочем, Эвард хранит свое слово. Он любил Томаса, как брата. Я помню, как он скорбел, узнав о его гибели. Сказать по правде, я не побоялась бы встретиться с ним даже в его собственном дворце. Но во всех прочих делах у меня нет к нему доверия. И тебя он увидеть не должен.
В этот миг Герик выглядел совсем юным, его тонкие черты лица были искажены тревожными мыслями. Что ж я за мать, если подвергаю его такой опасности? Я погладила его гладкую щеку.
— Будь настороже, милый. Оставайся в безопасности, и мы увидим, что ждет нас впереди.
Полчаса спустя Радель вернулся с прогулки по саду. Заверив меня, что никто поблизости Не затаился, он привязал наших лошадей у сторожки и устроился на дереве, откуда мог видеть и ворота, и дом.
Солнце выглянуло из-за поросших лесом холмов. Герик наблюдал из пустого дверного проема, как Паоло помахал ему на прощание и направился от ворот в ту сторону, откуда мы приехали. Я пошла по подъездной дороге. Тропинка покороче вела от сторожки к главному зданию и садам, но было все еще слишком рано, а мне хотелось подойти к дому с фасада.
С того места, где дорога выныривала из-под деревьев, чтобы пройти по краю широкой открытой лужайки, поросшей сорной травой, я впервые увидела развалины особняка. Все окна были выбиты. Южное крыло, где располагались гостевые спальни и большой бальный зал, лежало грудой обугленных обломков. Северное крыло, включая гостиную, где мы с Кейроном венчались в свете пяти сотен свечей, выглядело так, словно его стену проломили тараном.
Поразительно, что Эвард выбрал для нашей встречи дом казненного им соперника. Неужели он думал, что в столь знакомом месте я буду чувствовать себя спокойнее? Нет, вероятнее, это было умышленное напоминание о его власти. Но какими бы ни были его побуждения, разрушенный особняк напомнил мне обо всем, что я так презирала в Эварде — поверхностном, заносчивом, честолюбивом человеке, убившем Мартина и его друзей за то лишь, что он не мог стать одним из них.
Когда последний красный отблеск на западе угас, я обогнула останки дома и вышла к садам за зданием. Растения, разумеется, одичали, только самые сильные еще боролись с чертополохом, ежевикой и подступающим лесом. От розовой аллеи не осталось и воспоминания, озерца и ручейки пересохли. К моему удивлению, арочный мостик остался невредимым, он изгибался над задыхающимся в сорняках провалом, где некогда был пруд. Только редкие птицы и одинокая лягушка, оплакивавшая потерю широколистных кувшинок, тревожили сумрачную тишину.
Я ждала; теплый ветерок трепал мои волосы. Недолго. Все мои чувства были настороже, так что я расслышала приглушенный стук копыт задолго до того, как одинокий всадник появился на краю сада. Конь тихонько заржал. Легкие шаги захрустели по гравию и задержались у зарослей жимолости, перегородивших тропку. Через спутанный кустарник пробивался тусклый свет фонаря.
— Идите вперед. Теперь направо. Садовники совсем обленились. Вам стоит сообщить об этом лорду.
В утонченной мягкости вечера мой голос звучал грубо. Несмотря на твердое решение сохранять непредвзятость, я не могла скрыть горечь от разрухи, причиной которой стал этот человек.
Он продирался сквозь заросли, пока я не различила смутный силуэт на дальнем конце арочного мостика. Странно… Эвард никогда не был таким же высоким, как мой брат, не выше среднего роста, что в юности доставляло ему изрядное неудовольствие, но приближающийся человек был даже ниже меня.
— Кто здесь? — спросила я, отступая на несколько шагов. — Отвечайте, или я уйду, не успеете вы и глазом моргнуть.
Я вслушивалась, пока мне не начало казаться, что мои уши вот-вот лопнут. Взгляд метался из стороны в сторону, выискивая в темных зарослях признаки засады, но больше никого поблизости я не чувствовала. Фигура приблизилась, и я отпрянула.
— Подождите. Не уходите!
Женщина! Ее голос был низким и звучным, в нем слышалась такая властность, что я невольно замерла. Взгляд бросил недоверчиво метаться и сосредоточился на неясной фигуре, следующей за светом фонаря по мосту.
— Условия встречи не изменились, — сообщила она. — Вы согласились на нее, а я подвергаю себя — и не только — опасности, приходя сюда. Вы не можете уйти.
На ней был легкий плащ глубокого синего цвета, низкий капюшон изящно ниспадал, пряча лицо в тени. Я подошла к краю моста.
— Но человек, с которым я согласилась встретиться…
— Он не смог прийти сегодня. Я буду говорить за него.
— Поверить не могу, что он позволил кому-то говорить за себя, тем более…
— Тем более женщине? — Она поставила фонарь на каменные перила. — Возможно, вы знаете его не настолько хорошо, как вам кажется, несмотря на столь давнее знакомство. И разумеется, меня вы не знаете совершенно.
Тонкие бледные руки, украшенные лишь тонкой нитью сапфиров, блеснувших в свете лампы, откинули капюшон. На лбу сверкал золотой венец с выгравированными на нем драконом и лилией — гербом королевы Лейрана.
Мариель Аннелизе Карестан Лавиаль, принцессе Валлеорской, было всего восемь, когда пало королевство ее отца. На ее глазах обезглавили ее отца и братьев, изнасиловали и казнили мать, поклявшуюся возлечь с первым же встречным валлеорцем и родить нового соперника лейранскому завоевателю. Только принцессе Мариель дозволено было остаться в живых. Ее, плененную, заточили в дальнем монастыре на тот случай, если она когда-нибудь пригодится Лейрану. Она была живым символом покорности Валлеора. Я, как и многие другие лейранцы, и не воспринимала ее иначе, даже когда ее извлекли из-под замка, чтобы выдать замуж за лейранского короля.
— Я давно хотела встретиться с вами. — Зеленые холодные глаза королевы пристально изучали меня, когда я преклонила перед ней колено, чего никогда бы не добился от меня ее муж. — С госпожой Серианой, которая отвергла королевство ради чародея. С женщиной, с которой меня всегда сравнивали, рядом с которой я всегда казалась недостойной… и супругу, и всему его двору.
— Ваше величество, я…
— Я давно решила не ненавидеть вас. В конце концов, вам я обязана жизнью. Если бы вы вышли за него, к семнадцати я была бы уже мертва. А если бы вас никогда не существовало, он бы и не вспомнил обо мне. Валлеорская принцесса не показалась бы ему дороже разграбленного замка или трофейной лошади. Но больше он так о вас не отзывается.
Светлые волосы королевы были уложены ровными завитками, а ее кожа в свете фонаря отливала слоновой костью. Бесстрастная придворная маска, почти не приоткрывавшая ее суть. И хотя ее лицо было слишком длинным и угловатым, чтобы считаться красивым, и стать ее не впечатляла, она держалась вполне уверенно. Ей было около тридцати пяти.
— Зачем я здесь, ваше величество? Откуда король узнал, что я жива?
Она приблизилась еще на несколько шагов.
— Как вы, конечно, знаете, с недавних пор наш народ страдает от некоторых… беспорядков, повергающих его в трепет. Ни наука, ни философия не могут найти им объяснения. Так что мысли моего супруга обратились к другим известным ему невероятным сказкам. К чародейству. К вам. Кто еще в этой стране знает что-то о колдовских созданиях и окажется достаточно дерзок, чтобы говорить о них со своим королем? — Она держалась по-деловому, говорила четко и разумно. — И несмотря на многие недостатки, Эвард совсем не глуп. Он сказал, что не поверит в вашу смерть, пока своими глазами не увидит тело.
Но я не позволила ее прямоте унять мою осторожность.
— Говорить о чародействе запрещено, моя госпожа. Согласно указу его величества мне прощены прошлые прегрешения, но я не стану снова подставлять горло закону.
— Я здесь не затем, чтобы заманить вас в ловушку, Сериана. Мне известно все, что вы рассказали моему супругу: о том, другом, мире и волшебном пути, связывающем нас, о принце чародеев и его врагах, об их войне, которая каким-то образом затрагивает и наши земли. Если бы я хотела арестовать вас за подобные разговоры, мне не пришлось бы отправляться в эту глушь и ломать комедию. Когда я все вам расскажу, вы поймете, почему король обращается к вам за советом.
— Ну, тогда… — Мне просто нечего было ей сказать. — Вы, разумеется, можете говорить, о чем захотите.
Она изящно присела на перила рядом с фонарем, свет заиграл на расшитой хрустальным бисером амазонке, выглядывающей из-под плаща.
— Первые рассказы дошли до нас больше двух лет назад, — начала она. — Перешептывания среди тех, кто был достаточно дерзок, чтобы затрагивать запретные темы в присутствии короля: военачальник доложил о пропавшем среди ночи искалеченном солдате… о пропавшей любовнице герцога, страдавшей от болезни костей… о военном коменданте, расследовавшем обвинения в колдовстве. Мой муж мало задумывался об этих происшествиях, пока человек по имени Мацерон не потребовал аудиенции, утверждая, что у него есть свидетельства вторжения в наш мир чародеев.
— Мацерон! — Я едва не покинула сад при звуке этого имени — убийца Мацерон, презренный охотник на чародеев, раскрывший тайну Кейрона моему брату и королю, прислуживавший зидам, когда они пытались использовать принца Авонара, чтобы разрушить Мост, подручный лорда Зиддари в мире людей. — Сударыня, Мацерон — злобный, лживый мерзавец.
— Да, у вас есть все причины презирать этого человека. Но вы должны выслушать меня. — Она жестом пригласила меня присесть рядом с ней. — Мацерон принес список более чем трех сотен исчезновений, рассеянных по всему королевству. Рассказы о тревожных снах, причудливых видениях дверей, дорог или невероятных пейзажей, почти в каждом из которых присутствовало упоминание о трех странных незнакомцах, владеющих таинственными силами. Колдовскими силами. Говорят, эти чародеи выглядят более чем странно: один из них высок и покрыт звериной шкурой, другой — черный и тощий, словно обугленный скелет, третий — одноглазый карлик, грубый в словах и в действиях. Их обвиняли в воровстве, в издевательствах над животными, во всех бедах и неурядицах. Странно и то, что почти все пропавшие были так или иначе увечны: хромы, слепы или чем-то больны.
Руки королевы, бледные на фоне темно-синих складок плаща, спокойно лежали на коленях, пока она говорила.
— Никто не поверил бы в эту историю. Но одинаковые описания этих злодеев приходят со всех концов страны, от людей, никогда не покидавших свою деревню, и от тех, кто много путешествовал и кого мало чем можно удивить. Негодяев видели в местах, отстоящих друг от друга на сотни лиг, в один и тот же день. И хотя этот Мацерон не вызывает у нас ни малейшей приязни — он и в самом деле отталкивающий мерзавец, — его свидетельства неоспоримы. Итак, скажите мне, Сериана, принадлежат ли эти существа к другому миру? И если нет, то кто они тогда?
Я медленно покачала головой, в которой царила полная неразбериха.
— Это не может быть вторжением из Гондеи, ваше величество. Как я уже говорила королю, хотя таланты и умения дар'нети отличаются от наших, внешне они такие же, как мы. Они не чудовища, а человеческие существа, красивые или нет, кому как повезет. Даже зиды — это те же дар'нети, только околдованные злыми чарами. То, что делают лорды Зев'На в нашем мире, куда более тонко и ужасно, чем эти детские страшилки.