Синтия включила свет. Фортнем поспешно разорвал конверт и развернул телеграмму.
СЛЕДУЮ НЬЮ-ОРЛЕАН. УДАЛОСЬ УЛУЧИТЬ МИНУТУ, ВЫЙДЯ ИЗ-ПОД КОНТРОЛЯ. ПРЕДУПРЕЖДАЮ: НЕ ПРИНИМАЙТЕ, ПОВТОРЯЮ, НЕ ПРИНИМАЙТЕ НИКАКИХ СРОЧНЫХ ЗАКАЗНЫХ БАНДЕРОЛЕЙ. — РОДЖЕР
Синтия подняла от телеграммы глаза.
— Не понимаю, что он имеет в виду?
Но Фортнем уже подскочил к телефону и набрал номер.
— Телефонистка? Полицию, пожалуйста. Срочно!
А в четверть одиннадцатого в шестой раз за вечер зазвонил телефон. Фортнем взял трубку и от удивления вытаращил глаза.
— Роджер?! Не может быть! Ты где?
— Черт побери, где я, ты знаешь не хуже меня, — беспечно и даже с каким-то удовольствием сказал Роджер. — Сюда я попал по твоей милости. Гляди, ведь я могу и обидеться.
Фортнем кивнул Синтии, и она кинулась на кухню к параллельному аппарату. Услышав легкий щелчок, Фортнем заговорил:
— Откуда же мне знать, честное слово? Я получил твою телеграммуУ
— Какую такую телеграмму? — весело закричал Роджер. — Я никаких телеграмм не посылал. Еду я себе спокойно на юг, и вдруг налетает полиция, меня снимают с поезда и волокут в участок. Будь любезен, скажи, чтоб меня отпустили. Ну у тебя и шуточки.
— Но, Роджер, ты так внезапно исчез из дома…
— Да, мне действительно понадобилось срочно выехать по делам. По-твоему, это называется «исчезать»? Дороти и Джона я предупредил.
— Странно, Роджер. Ты в безопасности? Тебя никто не шантажирует? Никто не запугивает?
— Я в здравом уме и твердой памяти, действую без принуждения и никого и ничего не боюсь.
— Но, Роджер, а твои прежние страхи?
— Ерунда! Как видишь, ничего со мной не случилось.
— Да, но…
— И пожалуйста, будь паинькой, не разыгрывай из себя грозного родителя, мне пора двигаться дальше. Позвони Дороти и скажи, чтобы ждала через пять дней. Как она могла все забыть!
— Она забыла. Значит, через пять дней?
— Не больше, обещаю.
Теплый, располагающий голос, голос прежнего Роджера. Фортнем покачал головой.
— Ничего не понимаю. Ты что, сбежал от Дороти? Господи, кому-кому, а мне-то ты можешь признаться!
— Я всем сердцем ее люблю. А сейчас с тобой будет говорить лейтенант Паркер из полиции Риджтауна. Пока, Хью.
— До сви…
Но уже лейтенант взял трубку и сердито говорил что-то, говорил, говорил. Что он себе позволяет? Как смеет зря беспокоить полицию? В чем дело? Что это ему взбрело в голову? И, наконец, чего он добивается: нужно задержать или отпустить его приятеля?
— Отпустить, — умудрился вставить слово Фортнем и повесил трубку. Чудилось, он еще слышит вокзальный шум с железнодорожного узла в трехстах километрах к югу, крик кондуктора: «Займите свои места!» и тяжкое грохотанье поезда, отправляющегося в непроглядно черную ночь. Синтия неторопливо вошла в гостиную.
— Какого же дурака мы сваляли! — сказала она.
— А представляешь, каково мне?
— Интересно, кто же тогда послал ту телеграмму и зачем?
Он плеснул себе виски и застыл посреди гостиной, уставившись на стакан.
— Хорошо, хоть с Роджером все в порядке, — наконец сказала жена.
— Где там!
— Но ведь ты сам только что сказал…
— Я ничего такого не говорил. Но коль он заверяет, что все хорошо, вытащить его из поезда и препроводить домой было бы непросто. Скорее всего, ничего бы у нас не вышло. Телеграмму он послал, а потом почему-то передумал. Но почему, почему? — Потягивая виски, Фортнем мерял шагами комнату. — Зачем было предупреждать о заказных бандеролях? В этом году всего-то была одна, та, которую сегодня утром получил Том…
Его голос дрогнул. Не успел он опомниться, как Синтия уже стояла у корзины для ненужных бумаг и тащила оттуда смятую обертку с заказной бандероли.
На почтовом штемпеле стояло: «Нью-Орлеан, Луизиана». Синтия подняла глаза.
— Нью-Орлеан. По-моему, как раз туда направляется Роджер.
Вспомнилось, как щелкнул дверной замок, и в воображении возникла картина: ручка опускается, дверь распахивается и закрывается. Другая дверная ручка повернулась, дверь отворилась, закрылась. И так же пахнуло влажной землей.
Он машинально набрал номер. Долго никто не подходил, наконец Дороти Уиллис взяла трубку. Фортнем представил, как сидит она одна, а во всех комнатах горит свет. Он поговорил с ней о том о сем, потом откашлялся и спросил:
— Дороти, может, тебе покажется глупым мой вопрос, но вы не получали на днях каких-нибудь срочных заказных бандеролей?
— Нет, — чуть слышно сказала она. И, поколебавшись, добавила: — Хотя… Погоди… Третьего дня была одна. Я ведь думала, ты в курсе! Дети в нашем квартале нашли наконец занятие по душе.
— Какое занятие? — с расстановкой спросил Фортнем.
— Да что ты разволновался? Дети выращивают грибы. Что в этом дурного?
Фортнем прикрыл глаза.
— Хью? Ты слушаешь? — спросила Дороти. — Я говорю, нет ничего дурного в том, что они…
— Выращивают грибы? — наконец отозвался Фортнем. — Нет. Ничего дурного.
И медленно опустил трубку.