— Я не для того заплатила вам, чтобы мне указывали, что следует делать — раздался капризный женский голос из паланкина, который несли на могучих плечах шестеро рабов. Их некогда светлые туники потемнели от пота, а черная кожа, еще недавно лоснившаяся на солнце, потускнела от дорожной пыли. — Я желаю попасть в Аренджун как можно скорее, и, хвала небожителям, за то, что у меня достает здравомыслия не верить вашим глупым выдумкам.
— Но благородная госпожа — попытался урезонить почтенную матрону Вахир, один из охранников, который по молчаливому уговору с товарищами был за главного. — Если мы воспользуемся короткой дорогой в это время года, боги разгневаются на нас. Нет ничего ужаснее, чем оказаться в этих местах во время песчаной бури. Ведь благородная госпожа не хочет быть заживо похороненной под грудами песка?
— Ничего не желаю слышать! — не унималась дама, чей голос все более напоминал плач избалованного ребенка, требующего у чересчур снисходительных родителей лакомство. — Все это не более чем досужие выдумки. Неужели вы все такие трусы? О Вечноживой Тарим, я как будто снова вернулась в детство и оказалась под присмотром кормилиц. Вы так нарочно говорите, чтобы выманить у меня побольше денег. Но вам не перехитрить меня, слышите, вам это не удастся! Все кто боится бури или чего-нибудь еще могут повернуть назад, в Султанапур, но в таком случае они не получат от меня ни одной медной монеты!
Поняв безуспешность всех попыток воззвать к благоразумию женщины, десяток вооруженных и одетых как попало мужчин на невысоких лохматых лошадках гирканской породы, повернул туда, куда указывала высунувшаяся из-за кожаной занавески пухлая белая рука с пальцами, сплошь унизанными кольцами.
В конце концов, тем, в чьем кошеле давно уже не раздавалось звона монет, выбирать не приходится. Хвала богам, что подвернулась хотя бы эта работенка.
Поворачивая на опасную дорогу, некоторые из охранников бормотали слова молитв, некоторые делали охранительные знаки. Двое — невысокий чернобородый шемит и его друг, уроженец Хаурана с перебитым носом — яростно плюнули на раскаленный песок и повернули обратно. Обернувшись, они крикнули оставшимся, что их долю те могут поделить меж собой. Если только песчаные демоны прежде не утащат их вглубь барханов.
Лишь один из воинов, которым выпала сомнительная честь охранять взбалмошную особу сохранял спокойствие. Это был рослый северянин с пронзительно-синими глазами и гривой черных волос. Не удостоив даже взглядом своих малодушных товарищей, он все так же невозмутимо посматривал по сторонам, как будто путешествие по морю зыбучего песка было для него самым обычным делом.
— Ты что же, не боишься песчаной бури, Конан? — спросил его один из спутников — Фератис, вертлявый уроженец Шадизара, чем-то неуловимо напоминающий зингарского жука-усача, которые заводятся в сырых подвалах. — Или ты настолько полагаешься на удачу и милость богов?
— Судьба каждого в его собственных руках — неохотно ответил киммериец. — А трусов не спасет ничья милость.
Конан, как звали немногословного северянина, в глубине души сожалел, что позволил вовлечь себя в разговор о судьбе и милости богов. К чему тратить пустые слова, когда все и без этого просто и понятно. Суровый бог Кром, которому поклонялись еще его давние предки, дает каждому при рождении лишь две вещи — жизнь и волю. После, когда, свершив свой жизненный путь, смертный попадает на Серые Равнины, он обязан дать отчет: как распорядился этим даром. А здесь, на юге Хайбории, все по-другому. Тут не считается недостойным при малейших трудностях ныть и жаловаться подобно слабым женщинам или стучать лбом о храмовые полы, выпрашивая себе милости у Бессмертных. Но что толку роптать на то, что ты не в силах изменить?
— Ну, не скажи — подъехал к ним еще один воин — высокий темнокожий кушит Мабоа, уроженец Забхелы. — На постоялом дворе в Саридисе, один колченогий дуали, рассказывал притчу о некоем трусливом ученике стигийского мага, который во время колдовского ритуала вдруг испугался и спрятался под перевернутый котел. Когда, по прошествии немалого времени он осмелился вылезти наружу, то его взору предстала ужасная картина: от дома остались одни угольки, а на месте учителя тлела головня. Поэтому иной раз неплохо побыть в шкуре труса. Это куда лучше, чем отправиться на Серые Равнины. Вот и ученик был бы похрабрей — разделил бы судьбу учителя.
— Клянусь чреслами Дэркето, она глаз с тебя не сводит, — причмокнул шадизарец, кивнув в сторону паланкина, где в щели между занавесками и в самом деле можно было разглядеть игривый взгляд. — Эх, если бы на меня так глазели благородные женщины, а то ведь попадаются одни уличные девчонки, да и то когда деньги водятся.
— Нашел чему завидовать, — буркнул Конан, никогда не испытывавший недостатка в женском внимании.
— Ага, все они такие, благородные вдовушки. Спешит, якобы для того, чтобы посетить храм Митры, а помыслы то ее отнюдь не в чертогах Огненноликого. Ты, варвар, смотри, будь поосторожнее с ней. А то ведь придушит в порыве страсти и не заметит. Вот помнится несколько лун назад… Да в чем дело, киммериец? Почему ты привстал на стременах? Что привлекло твое внимание у кромки окоема? Ведь вокруг только песок и ничего более…
Посмотрев туда, куда молча указывал ему Конан, рассказчик увидел еле заметную тучку, единственную, омрачавшую безупречно чистый горизонт. Глаза всех остальных обратились в том же направлении. Казалось бы, безобидное зрелище исторгло вопль ужаса из груди тех, кто отнюдь не считал себя трусами. Слуги, несшие паланкин, остановились, испуганно озираясь по сторонам.
— О, рога Нергала, мы погибли!
— Кто-нибудь, наконец, объяснит мне, что происходит? — раздался все тот же капризный голос. — Почему вы опять остановились, бездельники?
— Песчаная буря, благородная госпожа! — ответил начальник охраны, изо всех сил проклиная себя за жадность.
— Так делайте что-нибудь! Не стойте на месте, как шемские идолы!
Занавеска паланкина задернулась.
Между тем облако приближалось, стремительно увеличиваясь в размерах. Оно было вовсе не похоже на те легкие тучи, которые исчезают, пролившись дождем. Внутри клубящегося серо-желтого ужаса, занявшего собой половину неба, не было ни капли влаги — напротив, он источал удушливые волны горячего воздуха. До слуха людей донеслось завывание ветра похожее на усиленный в сотни раз вопль дарфарской гиены и неумолчный шорох миллионов песчинок, трущихся друг о друга. Вскоре можно было заметить мелькающие в песчаном круговороте непонятные обломки и, вырванные с корнем, чахлые колючие кусты.
Поверхность пустыни, еще пару терций назад такая спокойная, теперь была подобна Закатному морю в канун осенних штормов. Ветер, который еще недавно так приятно обдувал разгоряченные лица, теперь норовил сдернуть в плащи, забивал колючий песок в глаза, нос и рот.
Всадники загарцевали на испуганных лошадях, пытаясь развернуться спиной к ветру. Носильщики опустили паланкин на песок и сгрудились с другой стороны, пытаясь хоть как то спрятаться от порывов ветра.
Кожаные занавеси паланкина надувались пузырями и во внезапно сгустившийся тьме иногда мелькало белое пятно руки, тщетно пытавшейся их удержать.
— Скорее бежим! Нужно уносить ноги, пока целы! Еще немного и наши кони взбесятся, понесут и мы будем обречены на гибель в этих песках, — в ужасе вопил грузный иранистанец, исступленно колотя пятками по бокам своего скакуна.
— Поздно! Нужно попытаться переждать бурю! — прокричал киммериец, отплевываясь от песка. — Кони увязнут и не смогут нести седоков. А кроме того мы не можем бросить ту, которая доверилась нам!
— К Нергалу эту султанапурскую потаскуху! Будь прокляты ее жалкие деньги! — завизжал Фератис. — Паланкин слишком тяжел. Рабы не смогут нести его, сопротивляясь порывам ветра Давайте бросим ее здесь, а сами постараемся спастись! Кто, как не эта безмозглая женщина, будь проклято все ее потомство, заставила нас погрузиться вглубь песков?!
— Сделать это заставила ваша жадность, псы! — рявкнул киммериец. — Эй, бродяги, слезайте с коней и постарайтесь уложить их на песок! Да не так, безмозглые глупцы, образуйте круг! Паланкин в центр!
Варвар хлестал плеткой направо и налево, пока не воцарилось хоть какое-то подобие порядка. Ему пытался помочь Вахир — единственный, кто кроме Конана не потерял присутствие духа, но голос его тонул в завывании ветра. Впрочем, даже если бы кто-нибудь и попытался последовать его указаниям вряд ли у него теперь бы это получилось.
— Куда вы, демоны вас забери?!
Чернокожие рабы, окончательно потеряв голову от страха, с жалобными воплями бросились куда глядят глаза. В это время из паланкина, путаясь в ворохе цветастых одеяний, выбралась незадачливая любительница коротких путей. Ветер вздыбил ее прическу, мгновенно запорошил песком глаза и сбил с ног. Конан рванулся было к ней, но она уже на четвереньках поползла назад, потеряв одну из расшитых туфель.
В ужасе обвив руками шею одного из охранников, она умоляла спасти ее, обещая все, что могло придти на ум вконец обезумевшей женщине. Зингарец, не отличавшийся красотой и к тому же лишь недавно снявший рабский ошейник, в другое время счел бы подобное невероятным даром небес, но сейчас он был озабочен лишь тем, чтобы добраться до лежащего на боку паланкина. Но отпихнуть намертво вцепившуюся в него матрону оказалось слишком нелегким делом, а ползти с таким грузом на спине — просто невозможным.
Конан, па чью долю выпало множество нелегких испытаний, был одним из немногих, кто не потерял головы перед лицом опасности. Удержав своего храпящего от ужаса коня, киммериец заставил его опуститься на колени и прикрыл голову плащом. Он уже собрался лечь рядом, но ураган легко как перышко, подхватил рослого северянина и потащил прочь.
Стало темно, как будто пес Эрлика проглотил Солнце. Ветер, который дул сразу со всех сторон, швырял в лицо целые тучи песка, не давая ни вдохнуть, ни даже открыть глаза. Вокруг, казалось, бесновались воющие демоны пустыни. Конан как будто оказался в одном из Запредельных миров, куда, если верить последователем культа Вечноживого пророка, попадают те, кто не проявляет должного почтения к его постулатам. Здесь не было ни верха, ни низа, исчезли все стороны света. Конан барахтался среди непроглядной мглы, карабкался, падал и снова вставал, продолжая куда-то брести. Песок был везде — он забивался в глаза, скрипел на зубах, лез в горло.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Конан открыл глаза. Прямо над ним сияло ослепительно яркое солнце. На небе, похожем на кусок выгоревшей до белизны одежды кочевника, не было ни единого даже самого крохотного облачка.
Варвар попытался подняться на ноги, но оказалось, что сделать это не так уж и просто. Прямо на груди громоздилась гора белого песка, такого приятного на ощупь, если идешь по нему или в задумчивости пропускаешь тонкую струйку сквозь пальцы. Но сейчас огромная тяжесть мягко, но непреодолимо давила на тело киммерийца, не давая возможности не то чтобы встать — даже слегка пошевелиться.
Северянин сделал несколько попыток освободиться из песчаного плена, но результатом были лишь струи песка, сыплющиеся на лицо и ощущение, что тело его погружается все глубже и глубже. Песок оказался сродни стальным объятиям демона из Кутхемеса, с которым киммерийцу однажды довелось сойтись в поединке.
Варвар как мог, огляделся по сторонам. Никого, ни одного человека или случайно уцелевшего вьючного животного. Если не удастся выбраться, его уделом станет смерть от голода и жажды. И тут легкое подрагивание песка прямо под его спиной и по бокам, известило Конана о том, что произошедшее с ним — еще не самое худшее.
Сомнений не оставалось — Сколопендры Рах'хаагра явились за своей добычей. Об этих жутких тварях киммерийцу немало доводилось слышать. О них со страхом рассказывали купцы в тавернах от Султанапура до Хоарезма. Отвратительное членистоногое живет внутри песчаных дюн и поражает свои жертвы странным излучением, при котором тело сильно дергается, а мышцы сводит в судорогах. Опытные путешественники рассказывали, что жуткая тварь может поразить человека на расстоянии двадцать локтей. После того, как добыча обездвижена, сколопендры Аздана внедряются под кожу жертвы и выедают его внутренности.
Много зим тому назад замбулийские жрецы-йогиты попытались снарядить экспедицию, чтобы поймать несколько таких тварей, и приспособить членистоногих для естественной мумификации. По разумению некромантов эти ужасные твари могли вычищать разложившиеся внутренности мертвого тела для того, чтобы впоследствии выеденную оболочку можно было набить песком и получить мумию, пригодную для колдовских ритуалов. Но жрецы потерпели неудачу.
Зыбучие пески, отсутствие волы и ужасающая жара, заставили самых упорных вернуться назад в Замбулу.
Колебания становились все ощутимее, причем теперь они были со всех сторон. Вскоре песок забурлил подобно кипящей воде. Некоторые их хищных тварей даже высунули наверх свои глянцевые безглазые морды с зазубренными жвалами.
Конан вспомнил, что сколопендры реагируют на малейшие колебания. Лишенные зрения, они имеют орган в виде ямки на черепе, который резонирует в унисон любым движениям в пространстве. Варвар понял, что появлением этих тварей он обязан своим беспомощным трепыханиям, когда он пытался тщетно вырваться из песчаного плена. Кром, теперь остается расслабиться и постараться не выдать себя ни малейшим движением, что сделать несколько трудно, ощущая все кожей спины и бедер снующие рядом суставчатые тела.
Конан закрыл глаза и представил, что он лежит на каменистом берегу под низким киммерийским небом. Вдалеке слышится легкое журчание и скупые лучи неяркого северного солнца ласкают его покрытое шрамами тело. Ничто не отвлекает его от отдыха, после прогулки по горным тропинкам, он чувствует легкую истому в натруженных мышцах.
Кажется удалось… Извилистые тела рядом закопошились теряя добычу. Варвар лежал не шелохнувшись и ему казалось, что прошла вечность, хотя скорее всего минуло лишь пара терций. Сколопендры Рах'хаагра не нападали, но и не уползали, Конан чувствовал, как под его спиной колышется песок.
В чем же дело?
Почему подземные твари не уходят? И тут варвар понял: он мог лежать абсолютно недвижимым, мог расслабить каждую мышцу своего огромного тела, но не в его власти приказать сердцу остановиться, а легким не наполняться воздухом. На всякий случай он стал дышать пореже, но это не помогло: твари продолжали буравить песок около его тела… Значит? Значит, что жуткие создания так и будут сновать рядом, до тех пор, пока он не выдаст себя случайным движением… Кром, почему ты решил посмеяться надо мной? Почему не дал умереть, как подобает воину — с мечом в руке, а уготовил долю стать пищей для примитивных существ, обитающих в недрах песка?
Впрочем, жизнь, полная приключений, приучила северянина не отчаиваться и бороться до последнего мгновения. Он помнил изречение, которое услышал от жреца бритунийского божества Амалиаса из Аббаса Долмиума: «Пока дышу — надеюсь!».
К сложившейся ситуации этот девиз подходил, как нельзя лучше.