"Ишь ты, на Гойко Митича<Известный югославский киноактер, снискавший популярность за исполнение ролей индейских Робин Гудов - Винниту, вождя апачей, и Чингачгука Большого Змея.> похож. - Буров усмехнулся, отложил портрет и принялся следить за мухой, барражирующей по кабинету на бреющем. - А еще на Джо Дассена. Скрещенного с Остапом Бендером. Импозантно смотрится, сволочь".
Конечно, сволочь. Колдует по-черному, мутит воду в отечестве да еще посягает на его, Бурова, кровный головной мозг. Мордовороты-то те, в лодке, заявились не иначе как с его легкой руки, оторвать бы ее с корнем, заодно с ногами. В общем, пора было браться за этого де Гарда всерьез, и даже не потому, что за шкуру боязно, а, как это ни парадоксально звучит, за державу обидно. Пусть уж лучше Орловы будут у трона, чем воинствующие ничтожества типа Платона Зубова<Платон Александрович Зубов (1767-1822), без сомнения, был самым низким, корыстолюбивым и ничтожным из всех фаворитов императрицы. Человек недалекого ума и малообразованный, однако хорошо владеющий французским языком, он начинал свою карьеру простым поручиком в Конной гвардии. Выбившись в фавориты, он сосредоточил в своих руках до тринадцати должностей по высшему управлению Империей, получил только в Польше до пятнадцати тысяч крестьян и был возведен в графское достоинство, а также стал князем святейшей Римской империи. До 1793 года значение Зубова умерялось влиянием Потемкина, но по смерти последнего Платон Александрович становится всесильным при дворе. К нему переходит высшее военное управление, в вопросах международной дипломатии он начинает играть главенствующую роль. Власть и почет сделали Зубова до крайности самонадеянным и высокомерным. Возложив всю деловую сторону своих обязанностей на секретарей - Альтести, Грибовского и Дерибаса, людей невысокого нравственного уровня, - Зубов считал себя призванным к решению общих вопросов государственной жизни и политики. Именно он придумал план овладеть Персией и всем Востоком до Тибета, а затем оттуда (!!!) действовать против турок. Затея эта пришлась императрице по душе, однако начавшаяся война с Персией обнаружила, что государственная казна расстроена, а армия, еще помнившая победы Суворова, совершенно небоеспособна. После смерти Екатерины Зубов принимал участие в заговоре против ее сына, императора Павла I, и был одним из непосредственных виновников его смерти. Позже, при Александре I, он покинул двор и занялся было сельским хозяйством, однако оказался помещиком столь жестоким, что получил официальное внушение со стороны императора. Умер Зубов в безвестности, без потомства.>.
А между тем наступила пятница...
- Счастливо повеселиться, князь, управимся без вас, - сдержанно позавидовал Неваляев Бурову, приказал вывести из камеры иудея Борха и двинул с подчиненными к тому нах хауз устраивать масштабную засаду.
- А этот камзол, князь, вам очень к лицу, - изрек уже в карете Алехан, пронизывающим взглядом ощупав Бурова, с довольным видом развалился на подушках и важно отдал последнее цэу: - И ни на мгновение не забывайте: меньше слов, больше дела. Женщины любят смелых.
Сам он был тоже при параде - при шляпе, в парике, в малиновом, шитом золотом камзоле, отчего немилосердно потел и вытирал лицо батистовым платочком.
- Знаем, ваше сиятельство, знаем. Смелого штык не берет, смелого пуля боится. - Буров понимающе оскалился, мастерски изобразил на миг доброго идиота. - Потому что пуля дура, а штык молодец...
Держался он покладисто, почтительно кивал, смотрел в окно кареты на тянущиеся по Неве посудины. Эх, сбросить бы этот раззолоченный камзол, атласные, с серебряными пряжками штаны да и махнуть с набережной в прозрачнейшую воду. Ни тебе мазута, ни тебе фекалий, дно песчаное, небось без битых бутылок... Так ведь нет, надо ехать по жаре искать на жопу Большое приключение. Еще какое - рандеву с Шешковским, а тем паче с Зубовым ничего хорошего не сулит. И вообще, если по уму, давно бы уже надо было двигать в противоположном направлении, и куда подальше, - деньги есть, пачпорт тоже, подорожных липовых в канцелярии завались. А с другой стороны, чего ему терять? Кроме случая очаровать царицу и свернуть, если повезет, шею черному злокозненному волшебнику... Всего-то делов, а жить сразу становится интереснее, кровь интенсивнее циркулирует по жилам, и вообще кажется, что не кровь это - чистый стопроцентный адреналин. Так что - ура, вперед, направление на Зимний. А с фаворитом подраненным и инквизитором покоцанным уж как-нибудь разберемся, не впервой.
Между тем приехали. Так и не определив в деталях будущность Шешковского и Зубова, Буров поправил алмазную булавку, потряс кистями, оправляя кружево манжет, и важно, следом за Чесменским, вылез из кареты на воздух - будто окунулся в марево русской бани. Однако, несмотря на жару, жизнь на Дворцовой площади кипела ключом. С шумом великим прибывали кареты, надрывно ржали лошади, суетились кучера, люди простые собирались в толпу, глазели на господ, делились впечатлениями, полиция при посредстве палок призывала их к порядку, направо и налево, со всего плеча щедро раздавала удары:
- Ну что, такую мать, позолоченных карет, запряженных шестерней, не видали? А ну вали отсюда, вали, вали!
Экипажи все прибывали и прибывали, скоро вся Дворцовая площадь была запружена ими. Эрмитажное собрание, как видно, обещало быть "большим"<Эрмитажные собрания были трех родов: большие, средние и малые. На первые приглашались все особы двора, почетные гости, иностранные министры. На вторые - одни только придворные, пользовавшиеся особенным благоволением государыни. На третьи - только близкие ей лица, которым предписывалось отказаться от этикета.>.
- Князь, прошу вас не отставать и держаться строго в моем кильватере, - по-адмиральски изрек Чесменский, лихо, по-боцманмовски сплюнул и взглядом указал на эрмитажный подъезд: - Там, такую мать, такое... Содом и Гоморра. Черт ногу сломит.
Истину глаголили их сиятельство, ни на йоту не соврали. Внутри Эрмитажа действительно было шумно и бестолково: слышались повышенные голоса, толпами метались слуги, в глазах рябило от густоты румян, сверкания бриллиантов и роскоши одежд. Дамы были в робах с фижмами и шлейфами, при высоких прическах, мушках и жемчугах, кавалеры - по французской моде, на красных каблуках, в радужном сиянии орденов и эполет, лакеи - вымуштрованы, оливреены и похожи на дубовых истуканов. Все это человеческое скопище шумело, разговаривало, предавалось движению, воздух в Эрмитаже был тяжел, густо отдавал потом, табаком, "усладительными", из цедры и розового масла, притираниями. Казалось, что в парфюмерную лавку запустили козла...
А между тем раздались всхлипы скрипок, томно застонали виолы, и все галантнейшее общество потянулось в залу принимать участие в "круглом польском"<Полонез. Популярны были сочинения Огинского и Козловского, танцевали их медленно и величаво, иногда до получаса без перерыва.>, коим по обыкновению сам великий князь<То есть будущий император Павел I. К слову сказать, по воспоминаниям современников, он был непревзойденным танцором.> открывал большое эрмитажное собрание.
- Ну, такую мать, это надолго. - Фыркнув, Чесменский поскучнел, шмыгнул с неодобрением носом и потянул Бурова в другую сторону, в залу, где был накрыт стол с закусками. - Знаете, князь, все эти полонезы, менуэты, англезы, гавоты вызывают у меня морскую болезнь - бездарнейшие кобенья, никакой жизни<Англез представлял собой некую пантомиму любви: партнерша, уклоняясь от ухаживаний кавалера, держалась от него на пионерском расстоянии. Гавот - старинный французский танец, исполняли его медленно и печально.>. То ли дело наша русская, вот где удаль, вот где размах<Между прочим, дочь Чесменского графиня Орлова вошла в историю как непревзойденная мастерица русской пляски.>. Хотя вальсен этот новомодный очень даже ничего. Выбрать бабенку поглаже, облапать ее поладней и... Пойдемте-ка лучше выпьем, матушка-то государыня никуда от нас не денется. Вот черт, только этого хохла нам не хватало... Дьявол его побери со всеми потрохами...
Он тут же замолчал, расправил плечи и вполне дружелюбно произнес:
- Приятного аппетита, Кирилла Григорьевич, что это в одиночку-то? Принимайте в кумпанство...
Действительно, у стола в гордом одиночестве пребывал экс-гетман малороссийский Разумовский и угощался водочкой под икру и буженину. И, судя по траектории его движений, уже давно.
- А, это вы, морской волк, прошу, прошу, - сказал он с тщательно скрытой ненавистью, наирадушнейше повел рукой и вдруг, возрадовавшись, забыв про налитое, с улыбкой изумления уставился на Бурова. - Ты?
- Граф, разрешите мне представить вам князя Бурова-Задунайского, полез было с церемониалом Чесменский, да только Разумовский начхал на церемонии и хлопнул князя Бурова по плечу:
- А ведь ты казак! Я так тогда и смекнул, даром что на рожу черный, а закваски нашей, коренной, казацкой. - Он оскалился, погрозил кому-то кулаком, снова хлопнул Бурова по плечу и шепнул так, чтобы Чесменский не услышал, прямо в ухо: - Слава Богу, не кацапской...
Верно говорят, что проявляется порода во втором колене. Видно, похож был Буров на своего геройского малороссийского деда. А уж тот-то точно в коленках не был слаб...
- Э, да вы знакомы? - удивился в свою очередь Орлов, пхнул локтем назойливого лакея и лично потянул со льда нарядную бутылку. - Ну что, господа, шампанского за встречу?
А в хитроватых прищуренных глазах его угадывалась усиленная работа мысли - где, когда, при каких обстоятельствах пересеклись пути-дорожки Бурова и Разумовского?
- Нет уж, только не шампанского. - Разумовский помрачнел, глянул хмуро на бутыль, какими наводнил уже всю столицу, и, выпив в одиночку водки, закусывать не стал, засобирался. - И вообще, господа... Пойду-ка я освежусь. А то день нынче жаркий... Экий ты, хлопче, гарный, ну прям орел!
Дружески подмигнул Бурову, сдержанно икнул и, не подавая виду, что уже изрядно пьян, степенно вышел из зала. Бриллианты у него были даже на спине...
- Чертов хохол, ему его шампанское, видите ли, не нравится! - тихо, так, чтобы Буров не услышал, прошептал Чесменский и ловко, изображая жизнелюба, принялся открывать бутылку. - И мы освежимся винцом холодненьким. Сие пользительно для здоровья. Весьма. - Без звука откупорил, с улыбочкой налил, веско взглянул на Бурова поверх хрустального бокала: За успех, князь.
Ладно, выпили шампанского, закусили устрицами, поели ракового биска<Студень, приготовленный из раков, которых выдерживали некоторое время в сливках с пармезаном.>, облагороженного каперсами и розмарином. А между тем величественный полонез сменился бравой манимаской<Полька с фигурами.>, и Алехан, играя вилкой, гнусаво замычал, себе под нос, якобы в такт:
- Трам-пам-пам, трам-пам-пам...
Солировал он недолго - снова налили, выпили еще и принялис закусывать изысканнейшими разносолами. Остановились, когда оркестр заиграл галантный менуэт в двенадцать форланов.
- Эге, князь, нам, кажись, пора, труба зовет. - Чесменский вздохнул, потом рыгнул и положил на скатерть грязную вилку. - Никак менуэтец дают. Значит, Като уже там. Уж я-то ее повадки знаю<В обычае императрицы было первой исполнять менуэт.>.
Выпили, как водится, на дорожку еще, зажевали голубятиной с молодыми оливками и направились в залу, где царило прекрасное. В самом деле, прекрасен, преисполнен величия благородный менуэт, но и мудрен же, ох как мудрен. То присядь хитро, то поклонись до земли, то руки поменяй, да ведь не просто так, а все с бережением, иначе лбом кого боднешь, в спину шарахнешь дерзко или вообще, Господи спаси, в ногах запутаешься и грохнешься наземь. Ужас, чего напридумывали французы там у себя в Париже. Однако и наши-то, русские, ничего, не пальцем деланные и не лыком шитые, танцевали изрядно, с достоинством, лихо выписывали фигуры да выделывали па. Кавалеры выступали сановито, дамы приседали в лучшем виде. Вот это пляска так пляска, одно слово - балет.
Однако же не все галантнейшее общество пребывало в объятьях Терпсихоры, в основном работала ногами молодежь. Люди-то основательные, годами зрелые размещались большей частью вдоль стен, где были устроены столы для "шуршания листвой"<Так называли игру в карты.> и места имелись для приятного общения и праздного отдохновения. Играли, само собой, в чепуховину изряднейшую - так, в ламбер, в кадрилию, в пикет да в контру<Коммерческие игры, не запрещенные указом.>, - не для выигрыша, конечно, единственно для времяпрепровождения, следили за танцующими, судачили, мыли кости, угощались мороженым, усиленно потели, вспоминали молодость. Да, были времена... А теперь мгновения...
"Марлезонский балет, блин, - Буров с интересом огляделся, сам встал в шестую позицию, усмехнулся про себя, - это тебе не "заливши фары, танцуют пары"...<Из репертуара группы "Ленинград".>
Ну, и где ее величество?"
- Зубова с Шешковским он, хвала Аллаху, тоже пока что не замечал.
- Вот она, матушка, в зеленом молдаване<Широкое платье без талии.>, с кавалером в белых штанах, - тихо, не прекращая улыбаться, произнес Чесменский, и голос его задрожал от ярости. - Это князь Барятинский, мать его. Чистоплюй хренов. Отвертелся тогда, гад, когда мы Петрушку-то того. Теперь вот с Като за одним столом сидит...<Князь Барятинский принимал активное участие в заговоре против Петра III. Видимо, поэтому и входил в круг придворных, которым разрешалось обедать с Екатериной за одним столом. Эти счастливцы были: Кирилл Разумовский, Потемкин, его племянница, она же любовница, Бронницкая, Строганов, Барятинский, дежурный генерал-адъютант и еще четырнадцать персон. Орлова-Чесменского не приглашали.>
А менуэтец между тем подошел к концу - дамы сделали книксен в последний раз, кавалеры поклонились в знак прощания, и музыка смолкла. Стали ясно различимы голоса, смех, позванивание хрусталя, постукивание ложечек о креманки с мороженым. Терпсихора на время взяла тайм-аут. А вот танцорка в молдаване и не подумала отдыхать - сопровождаемая Барятинским, она отведала смородинного джема, разведенного в вареной воде<Любимый напиток Екатерины.>, промокнула платочком губы и с достоинством, величественной походкой, неспешно подалась в народ. Останавливалась, заговаривала и, кивнув, провожаемая поклонами, шествовала себе дальше. Сразу чувствовалось, что она здесь хозяйка. И не только здесь... Так, в атмосфере почтительности и подобострастия, она доплыла до Алехана, встала на мертвый якорь и дружелюбно улыбнулась:
- А, вот вы где, граф. И вижу, не один. Никак это тот самый...
- Князь Буров. Буров-Задунайский. - Буров напористо кивнул, мощно притопнул каблуками и, улыбнувшись очень по-мужски, схватил инициативу в свои руки. - Безмерно счастлив, ваше величество, видеть вас во всем сиянии красоты, обаяния и несравненного шарма. Видел сие лишь единожды, и то в эротическом сне. Позвольте ручку. - И, не дожидаясь разрешения, грохнулся на колено и припал к холеной, пахнущей духами длани - правой. Знал, что левую, отдающую табаком, императрица не позволяет целовать никому<Екатерина была страстная нюхательница табака, причем брала его только левой рукой, чтобы правая, предназначенная для целования, не пахла оным.>. А еще Буров, и не хуже Чесменского, знал женщин. Обращайся с императрицей словно с потаскухой, и успех тебе обеспечен. Главное - обратить на себя внимание, выделиться из общей массы, показать полное пренебрежение этикетом и условностями. Да насрать на них, если женщина нравится. Правда, вот в плане последнего Буров был не уверен. Очень даже. Ничего уж такого примечательного в самодержице государыне российской не было. Так, в годах, мелкого росточка, со взглядом искушенной, много чего повидавшей женщины. Говорит негромко, нараспев, держится жеманно, нарочито вежливо. Словно майорша Недоносова из Первого отдела управления кадров ГРУ. Такая же лиса с повадками вальяжной, готовой выпустить в любой момент когти кошки. Мелковата будет для смилодона, не та порода.
- Ну право же, подымайтесь, князь, с кавалерами приятнее общаться, когда они в стоячем положении. - Императрица тонко улыбнулась, с толикой кокетства, но без тени смущения, собрала губы в крошечную вишенку и мягко отняла державную длань. - Я слыхала вашу историю, князь, она занимательна. И что же послужило причиной ей?
- Козни Калиостро, ваше величество. - Буров, мигом сориентировавшись в обстановке, встал, лихо изобразил почтительность и вежливую ярость. Черные происки этого шарлатана, возмутителя спокойствия и злостного фармазона. Коварно воспользовавшегося моей доверчивостью.
- Ох уж эти мне фармазоны. Всю эту масонию нужно высечь кнутом. Я как раз на эту тему только что написала пьесу<Речь идет о пьесе "Обманщик", высмеивающей Калиостро как шарлатана и представителя масонства.>. - Ее величество на миг выпустила когти, но тут же, совладав с собой, коротко вздохнула и одарила Бурова любезной улыбкой. - На той неделе, с Божьей помощью и тщаниями господина Елагина, премьера. Так что, князь, прошу вас быть в следующий вторник, буду рада видеть в вас зрителя внимательного и добросердечного. - Всемилостивейше кивнув, она вторично допустила Бурова к руке, прищурилась лукаво и только приготовилась плыть дальше, как откуда-то из-за ее спины вывернулся наследник, великий князь Павел Петрович. От был совсем такой, как его изображают в кино, - курносый, маленький, на удивление похожий на обезьяну. Плюс уже изрядно навеселе, точнее, в основательнейшем мрачном подпитии.
- А, никак у нас уже второй Задунайский, слава Богу еще не фельдмаршал<Имеется в виду внебрачный сын Петра I фельдмаршал Румянцев, которому за все хорошее был присвоен титул Задунайский.>, - с ненавистью, смешанной с брезгливостью, глянул он на Бурова, и ноздри его короткого сифилитического<То есть очень курносый. При запущенном сифилисе проваливается спинка носа.> носа злобно раздулись. - А потом, что это за род такой, Буровы? Настолько древний, что о нем уже никто не помнит?
Вот ведь как, на мартышку похож, а соображает. И говорит как человек. До чертиков уставший от фаворитов своей державной матушки.
- Его высочеству наследнику престола гип-гип-гип-гип ура! - лихо изобразил Швейка в камзоле Буров и, низко поклонившись с отменнейшим старанием, расплылся в улыбке обожания. - А что касаемо Дуная, его превосходительства фельдмаршала и моей скромной персоны, то поясняю вкратце, для всех: господин Румянцев - левозадунайский, а ваш покорный слуга, соответственно, - правозадунайский. Хотя, ваше высочество, это не принципиально, ибо в одну и ту же реку нельзя войти дважды, потому как, не зная броду и сунувшись в воду, даже если и пойдешь налево, то все равно попадешь направо. Теперь по второму пункту. - Буров замолчал, поклонился снова и, поймав пытливый, полный мыслей взгляд наследника, принялся развешивать лапшу дальше: - Род Буровых действительно очень древний. Мои предки сиживали у Ивана Калиты выше Хованских, Мстиславских и Заозерских. Рюриковичи у них в холопах ходили. Игнатий Буров с Евпатием Коловратом встретили смерть жуткую, лютую во славу отечества. Никита Буров командовал полком засадным в Куликовской битве, а старший сын его, Матвей, водил рати в сечу в сражении при Калке. Что же касаемо места рода нашего в памяти людской... - Буров на мгновение сделал паузу, потемнел лицом, и в голосе его послышались мука, скорбь и клокочущая святая ярость. - Когда Мамай, собака, взял Торжок<Полный бред - Мамай Торжка не брал. И вообще Торжок очень далеко от Дуная.>, нашу испокон веков наследную вотчину, то предал огню все - и детинец, и кладенец, и хоромы, и утварь. А главное - семейные летописи. Увы, ваше высочество, анналами времен всегда распоряжается победитель...
- Итак, князь, приятно было, - прервала Бурова императрица, благожелательно кивнула и подала сигнал Галуппи<Придворный капельмейстер.>, чтобы начинал новый танец. - До вторника...
Сама авантюристка до корней волос, силой узурпировавшая власть у мужа и хитростью у сына, она всегда испытывала симпатию к людям волевым, решительным, не лезущим в карман за словом. А кроме того, она отлично знала, что летописями времен действительно распоряжаются победители<Сейчас уже даже ортодоксальные историки склоняются к мысли, что династия Романовых пришла к власти в результате кровопролитной гражданской войны, называемой официальной наукой Смутным временем. Захватив бразды правления в свои руки, первое, что они сделали, это переиначили все летописи. Поговорка: "Что написано пером, то не вырубишь топором" - не для властей предержащих.>.
"Ну, слава Богу, кажись, клюнула".