- Да пошел ты, - прошипела хидленка, морщась от боли.
Чтобы ощутить болезненный перелом, мне даже не требовалось подходить к ней вплотную.
- Если ты не против, я вправлю тебе руку. Чтобы кость правильно срослась.
- Вправишь, тупая скотина? А зачем было ломать?
- Война есть война. Назовем это превратностями боя. - Я обернулся к двум Наилучшим: - Подержите ее. Боюсь, сейчас ей будет больно.
Пленная плюнула в меня, а когда я взялся за ее руку, даже не вскрикнула, хотя боль, это от меня не укрылось, была ужасающей. Сознания она полностью не лишилась, но обмякла, и гармонизирующее заклятие, равно как и лубок, мне удалось наложить без сопротивления. Хотелось верить, что езда верхом не сведет мои старания на нет: это все, что мне оставалось.
Я утер лицо, а после того как бойцы усадили ее в седло, проверил, прочно ли держатся чары и повязка. Пленница одарила меня злобным взглядом, но ее можно было понять.
Тем временем два других бойца уже насыпали холмик из камней над наспех вырытой у реки могилой.
Я сглотнул. Этот человек погиб от моей руки, но ведь сумей он поднять тревогу, жертв было бы несравненно больше.
- По коням! - скомандовала Елена.
Я молча ехал рядом с ней во главе колонны. Дорога, следовавшая изгибам Желтой реки, снова пошла на подъем, но он был столь плавным, что я заметил это, лишь оглянувшись назад. На утоптанной глине еще виднелись колеи, оставленные ракетными установками. Слева к дороге подступали деревья, то хвойные, то по-зимнему серые.
- Знаешь, - сказала Елена, после того как мы проехали пару кай, не обнаружив больше никаких постов, - с тобой страшно иметь дело.
- Да, в бою я ужасен! - буркнул я, жалея, что не смог заговорить патрульным зубы, чтобы их просто окружили и взяли в плен. И что недостаточно силен и не в состоянии сделать невидимым целый взвод. Ведь тогда бы никто не погиб.
- Ты только защищаешься, но защищаешься здорово. К счастью для тебя и к несчастью для нападающих.
Еще дома, на Отшельничьем, наставник по боевым искусствам Гильберто объяснил, что сознательное нападение чуждо моей природе, а когда я лишь защищаюсь, тело само отреагирует должным образом. Он был прав, но что это меняло? Битва оставалась битвой, а смерть - смертью. Взять хоть Феррел: она поехала не на войну, а всего лишь на разведку, но не вернулась. Почему, так и осталось тайной для всех, кроме разве что белого чародея.
- Я сказала, что с тобой страшно иметь дело, - повторила Елена. - Кроме шуток. Дело не в твоих боевых навыках, а в том, что видеть, как добрый, мягкосердечный человек уничтожает людей, по-настоящему страшно. Так же как если честный, порядочный человек кривит душой.
Я промолчал. По моему разумению, ничего страшного во мне не было. Меня можно было назвать несчастным, невезучим и глупым, но никак не страшным.
Мы ехали дальше. Шелестели на легком ветру серые листья, солдаты приглушенно толковали о превратностях войны, журчала придорожная река, стучали по глине конские копыта. Ни вражеских патрулей, ни даже стервятников поблизости не было, но мне никак не удавалось отделаться от чувства, будто за мной следят.
XXXII
Где-то пополудни, после того как мы торопливо напоили лошадей и наспех подкрепились сухим пайком, отряд поравнялся с явно установленным хидленцами пограничным столбом из серого камня с надписью "Кифрос". Надпись, явно не без чьей-то недоброй помощи, была заляпана конским навозом.
Никто не сказал ни слова, лишь Джилла надолго задержала взгляд на оскверненной надписи.
По мере приближения к серному источнику дорога все круче забирала вверх и направо. Вместе с запахом серы ветер нес тонкую сухую пыль, бесспорное свидетельство того, что дождей здесь не было, возможно, с самого моего возвращения из Хидлена.
Елена подняла руку. Колонна замерла.
- ...опять то же самое...
- ...знай только кружим да топчемся...
- Тихо! - шикнула Елена на бойцов и обратилась ко мне: - Есть там еще часовые?
- В прошлый раз часовые были только на верхушке гряды, но проверить не мешает, - ответил я и направил чувства, старясь уловить, что находится на пологом подъеме за изгибом дороги.
На месте противника я разместил бы пост на верхней точке этого подъема: обзор оттуда открывался не менее чем на кай. Берфиров командир был не глупее меня: и в прошлый раз, и сейчас караульные находились именно там.
- Там они, на самой верхушке, - сказал я, когда мое сознание прояснилось.
- Что, Валдейн, согласен еще разок прокатиться на невидимой лошадке? спросила Фрейда.
Джилла рассмеялась.
- На сей раз ничего не выйдет, - возразил я. - Пикет большой, более полувзвода, а от поста до лагеря всего около двух кай.
- А сколько бойцов в лагере? - спросила Елена.
- На таком расстоянии определить трудно, но палаток, по сравнению с прошлым разом, не прибавилось. Думаю, их человек двести, от силы - триста.
- Почти в два с половиной раза больше, чем нас, - задумчиво произнесла Фрейда. - Достаточно, чтобы встреча оказалась интересной и запоминающейся.
- Мы сможем подобраться к ним под прикрытием деревьев, как задумывали? - спросила Елена, одарив Фрейду неодобрительным взглядом, который та оставила без внимания.
- Думаю, сможем. Но позволь мне сначала проехать чуть подальше.
Съехав с дороги налево, в южном направлении, я углубился в пахучий кедровник. Особенно едкий запах исходил от вырубок, оставленных герцогскими солдатами, наведывавшимися сюда по дрова.
Как мне и помнилось, склон был пологим, а лес не слишком густым, что позволяло пройти по нему даже крупному конному отряду. Но отсюда, со склона, близость белого мага ощущалась сама собой, без особых усилий. Невидимый хаос вскипал в долине и поднимался над ней, подобно пару.
Неужели мне не оставалось ничего другого, как попытаться сковать гармонией мага еще более могучего, чем Антонин? Посредством гармонии добиться того, чтобы его хаос обратился против него самого?
Когда я вернулся, Елена вопросительно подняла глаза.
- Должно сработать. Внизу, под грядой, караула нет, а с дороги, где он имеется, южная оконечность ближнего луга не видна. Да и деревья подступают чуть ли не к самым палаткам.
- А как насчет основных сил? Насколько они близко?
- С такого расстояния мне не определить. Поднимемся на гребень, может, тогда скажу. Ты уж не обессудь, но я не всесилен.
- ...извиняется, что не может видеть сквозь лес дальше чем на кай...
- ...здорово, что этот малый на нашей стороне...
Мне хотелось верить, что неизвестный боец будет чувствовать то же самое и после схватки.
- В конце концов мы окажемся на виду.
Это я понимал, но поскольку другого выхода не было, направил Гэрлока в кедровник. Позади застучали копыта - должно быть, Елена двинула отряд. Слегка забирая на юг, мы вышли на луг почти у самой южной оконечности гряды. Из-под копыт поднималась тонкая пыль, и я, даже зная, что из лагеря эта часть долины не видна, опасался, как бы кому не приспичило посмотреть повнимательнее в нашу сторону. Пыль забивалась в нос, и мне приходилось сосредоточиваться не только на прощупывании окрестностей чувствами, но и на том, чтобы не чихнуть.