По случаю рабочей поры в церкви было немного народа. Причт, видя это, быстро делал свое дело, не желая задерживать и этих немногих. Гаврила машинально помолился и стал глядеть направо и налево. Но та, которую он так горячо хотел увидеть, не попадалась ему на глаза. Он прошел с одной стороны церкви на другую. Совсем отвертел голову, оглядываясь на каждого входящего, но Аксинья не показывалась. Гавриле стало скучно, он вышел на паперть, сошел со ступенек и сел на камень у ограды. Вслед за ним из церкви вышла одна сельская девушка и, проходя мимо, поклонилась ему.
Гаврила не утерпел и спросил:
– - Что же это так мало сегодня ваших в церкви?
– - Работают, -- отвечала девушка, -- у батюшки рожь жнут. Все поголовно ушли.
Гаврила понял, что ему Аксиньи не увидать. Ему стало досадно. Он вздохнул и проговорил:
"Ну, что же, и ладно. Взглянуть на нее очень хотелось бы, а говорить стоит ли? Как и что я ей буду говорить? Надо брать сватов да ехать на дом к ним. Там и сказать, что хочешь, можно. Напрасно я сам себя терзаю".
И он почувствовал какую-то легкость на душе и бодро зашагал из села. Июльское солнце ярко сияло, поспевающая рожь блестела от его лучей и уже не волновалась, как это бывало, когда она цвела. В траве на межниках еще не выпарилась роса, от шагов по дороге поднималась легкая пыль; становилось жарко, но Гаврила чувствовал себя очень легко. Он думал, что вот он придет домой и объявит старикам, что он нашел себе невесту и что нужно сватать ее. И они пойдут ее сватать, а потом сыграют свадьбу, и Аксинья будет его -- его на всю жизнь. Она будет с ним и дома и в поле на работе. С ней он будет ходить на улицу, ей будет рассказывать, что он знал и что вперед узнает. Жить они будут не как другие, а в любви, согласии, чтобы, глядя на них, им завидовали люди и ставили их в пример другим.
Дома Гаврила сразу ничего не мог сказать старикам. У него как-то не хватало смелости и не повертывался язык, но вечером, за ужином, зашел подходящий разговор, и Гаврила, преодолевая свою робость, проговорил:
– - А вы меня думаете нонче женить?
– - Как же, как же! -- поспешно заявила Дарья. -- Надо женить, чего же ждать? Слава богу, года вышли, человек нам нужен. Мы теперь люди немолодые, как-никак, а век доживаем. Мне-то вот трудненько становится. Нужно и стряпать, и нас обшить да обмыть, и на дворе уходить, -- помощница вот как нужна.
– - Мне хотелось бы в селе одну девку посватать.
– - У кого?
Гаврила сказал.
– - Что же, если девка подходящая, где хошь можно. Вот я как-нибудь утречком доеду туда да спрошу у церковной сторожихи, она мне подругой в девках была; баба хорошая, душой кривить не станет -- все выскажет.
У Гаврилы как гора с плеч свалилась, так ему стало легко. Значит, главное сделано -- старикам объявлено, скоро и дело пойдет. И он опять стал думать о будущем и весь ушел в эти думы.
Дарья среди недели рано утром, истопивши печку, отправилась в село. Она поехала как будто нанимать жней. Они всегда брали посторонних работниц на жнитво. Гаврила думал, что эта поездка только для виду, но, оказалось, вышло совсем не то. Старуха вошла в избу, перевела дух и заговорила:
– - Ну, была я в селе, расспросила про эту девку… Чем это, сынок, она тебе так полюбилась?
Гаврила был огорошен. Странное дело, -- чем? Полюбилась и полюбилась -- очень просто. Он даже не нашелся, что бы ответить матери. Старуха, продолжала:
– - Мне ее показывали издали. Шла она за лошадьми в стадо; сторожиха-то меня и кликнула. Так себе, не то чтобы очень дурна и не красива. Сирота, жила у бобылки, по хозяйству что едва ли хорошо знает. Нет у ней ни наряду хорошего, ни одежи. Тетка-то кой из чего перебивалась; и у дяди живет первый год: если ему награждать ее, то не из чего.
– - Коли так, то завидного мало, -- согласился Илья, -- это какая же невеста!
– - Сторожиха говорит, что от ней еще никто не видал ни зла, ни добра. Девка как девка.
– - Сторожиха по-своему рассуждает, а я по-своему гляжу, -- в сильном волнении проговорил Гаврила. -- Не ей с ней жить-то, а мне.
– - Знамо, тебе, -- воскликнула старуха, -- только всякое дело нужно делать с рассудком, нужно рубить подходящее дерево. Нешто нам, сынок, такую невесту надо? Нам надо первую из околотка. Ты у нас один, живем мы слава богу. Расчетливый человек, коли хошь знать, нам с наградой невесту-то даст: выложит два ста или три ста, только возьмите.
– - Никакой мне награды не нужно, мне человек дорог.
– - И человека дадут. Ты думаешь, с деньгами-то овцу нарядят? Такую дадут, что из-под ручки поглядеть.
– - Надо обстоятельно брать, -- поддерживал бабу Илья. -- Как-никак, а в сам деле, что же это мы к такому дому да кой с чем-то приведем? Нужно порядок блюсти. Мы помрем, вы двое только останетесь; твое-то вон какое имущество будет, а с ее доли что? Это тоже не дело.
– - Да что говорить, уж эту возьмешь прямо на все попеченье, потому у ней ни мать, ни отец. Дяде-то только с шеи ее стрясть. Ни тебе у него погостить, ни совета какого спросить. Другие вон из-за жениной родни-то на ноги становятся, а тут уж надеяться не на что!
– - Все ты не то, матушка, говоришь, -- сказал Гаврила. -- Мы не до того дожили, чтобы нам поправляться от свадьбы. Мне думается, женитьба дело не такое… Зачем все рассчитывать?
– - А то как же, по-твоему, -- без расчета?
И старуха опять заговорила, повторяя уже сказанное и приводя новые доводы. Гаврила спутался в мыслях и не находил нужных слов. Поэтому, что он ни говорил, старуха все опровергала. Гаврила решил не сдаваться. Старики, видимо, стояли на своем; так они ни до чего и не договорились.
Рожь была сжата, обмолочена, и посеяно озимое. Осталось убирать одно яровое поле. Всем стало вольготней. Народу как будто полегчало. Прошли жары, так допекавшие летом людей, ночи становились длинней, можно было вволю и высыпаться. Обновились харчи: в огородах поспел картофель, капуста, кое-кто резал ягнят и начинал питаться убоиной. Все стало выглядывать веселей.
С окончанием главных работ пошли и другие интересы: кто подумывал о свадьбе, кто о солдатчине. Старики Скворцовы, к великой досаде Гаврилы, разговора о свадьбе больше не заводили, точно они совсем раздумали парня женить. Гаврилу разбирала злость, и он все думал поднять снова об этом разговор и добиться во что бы то ни было согласья на брак с Аксиньей. Он чувствовал, что разговор будет решительный, и выжидал удобного момента.
В одно воскресенье, в конце августа, Гаврила после обеда пошел в лес, чтобы поразмяться и чтобы поосвежить мозги, как думал он. В лесу он прошлялся очень долго. Там было так хорошо! Год был не грибной, и ему там не попалось ни одной души. Трава была давно скошена, и нога ступала свободно по мшистым площадкам. По вершинам деревьев шел легкий шум от ветра. Листья, начавшие кое-где краснеть и желтеть, обрывались и, медленно крутясь, тихо падали на землю. Щебетали дрозды, шуршали ящерицы. Гаврила и не заметил, как прошел день. Стало свежеть, по деревьям пробивались уже совсем косые лучи солнышка. Парень отправился домой. Он шел не спеша, и когда пришел в деревню, совсем завечерело. Скотину пригнали домой, и на середину улицы высыпала уже толпа девушек. Девушки о чем-то громко рассуждали. Гаврилу взяло любопытство, и он подошел к ним, напустил на себя веселость и крикнул:
– - Что за шум, а драки нет?
– - Бить некого, -- бойко ответила ему одна.
– - Вот их собрать всех да отколошматить, -- проговорила другая.
– - За что такое? -- спросил Гаврила.
– - За старо, за ново, за два года вперед, что не по совести делаете: хороводы водить да плясать -- к нам, а как невесту сватать, то в чужую деревню!
– - Плевать, -- сказала еще одна девушка, -- пущай их поездят, лучше нас не приведут.
– - Кто же такой за невестой ездил?
– - Приятель твой, Арсений. А ты и не знаешь?
– - Почем же я знаю? Спасибо, что сказала.
– - Ну, вот! А в селе энту новенькую знаешь? Вот сироту-то?
– - Аксинью? -- спросил Гаврила и почувствовал, как в груди у него точно похолодело.
– - Вот, вот! Ее сосватал и зарушники взял.
– - Вот одним человеком в деревне прибудет!
– - Лиха беда начало, а то, може, за одним-то другой да третий. И уж повеличаем мы!
Гаврилу точно ударили по голове обухом, и он стоял, не зная, ни что ему делать, ни что говорить. В глазах у него забегали красные круги, и ему думалось, что под ним земля вертится. Постояв с минуту около девушек, он воспользовался первым удобным случаем и ушел от них. Он пришел в избу, лег на коник.
"Что они сделали! -- думал он про стариков. -- Оттянули! Упустил я девку! Да как же это так?"