— Ну пускай дрыхнет пока... Представляешь, Лева, а мне сегодня сон приснился, — поделился я.
— Яцхенам снятся сны? — удивился Святогневнев.
— В том-то и дело, что обычно я без снов дремлю — так, проваливаюсь куда-то и... ну и так далее. А сегодня вот приснился... да еще странный такой. Как будто
я снова человек, а за мной гонится... я сам. Только нынешний, шестирукий.
— Шо значить снова человек? — насторожился
Щученко. — Вы ж инопланетянин! Пришелец с ентого... как его... Альдебарана, что ли?.. Запамятовал, шо вы мне там в анкете накалякали.
— Полковник, я же вам уже говорил — я не инопланетянин.
— А хто ж тогда?!
— Демон, — досадливо огрызнулся я.
— Вы мне это бросьте, товарищ Бритва! — погрозил пальцем Щученко. — Существование инопланетных товарищей я еще в принципе согласен допустить, поскольку это не противоречит советской науке и неоднократно предсказывалось советской научной фантастикой в лице, значить, товарищей Толстого и Солженицына. А демоны и прочая нечисть — это все бесовщина и мракобесие. Такое, значить, только в отсталых буржуйских странах бываеть.
— Ну и хрен с ним, — отмахнулся я. — Лева, у тебя сонника случайно нет? Охота глянуть, к чему такие сны снятся.
— Нету у меня сонника, — снял сковороду с плиты
Святогневнев. — Мне вообще ничего не снится... да я и не сплю, собственно.
— Знамо дело. А вам что сегодня снилось, полковник? — полюбопытствовал я.
— Глупейший, значить, вопрос. Запомните, товарищ Бритва, настоящему, значить, коммунисту могуть сниться только вожди мирового пролетариата или победа мирового коммунизма!
— А голая женщина не может присниться?
— Только ежели Надежда Константиновна Крупская!
— А вам что сегодня снилось, товарищ куратор? —
спросил я у Джемулана, как раз вошедшего в кухню.
Сид окинул нас троих пренебрежительным взглядом. Увиденное ему явно не понравилось. Он вытер совершенно сухие руки совершенно сухим полотенцем и ядовито процедил:
— Если у вас есть время болтать о таких глупостях, быть может, у вас найдется и время объяснить мне, почему из кранов не идет вода?
— Так отключили еще третьего дня, — пожал плечами Святогневнев. — Ремонтные работы у нас — до конца недели воды не будет. Никакой — ни горячей, ни холодной.
— Серьезно? — огорчился я.
— Ну а кого волнует, что кладбищенскому сторожу помыться негде? — посетовал Святогневнев. — А идти в ЖЭУ скандалить мне не с руки — они и так на меня косятся последнее время. Фиг уж знает почему.
— Может, они там просто все антисемиты? — предположил я.
— Так я же не еврей.
— Да это я так шучу.
— А... Извини, Олег, я просто не всегда понимаю, когда ты шутишь, а когда тупишь.
— Я всегда шучу, — обиделся я. — Я вообще по жизни добрый и веселый человек. Просто кое у кого нет чувства юмора, и эти кое-кто не понимают моих шуток. Не буду называть конкретные имена.
Джемулан все же кое-как ополоснул рожу водой из ведра. Святогневнев с утра сходил на колонку. Однако этого силу показалось недостаточно — он даже собрался прыгнуть в другой мир чисто для того, чтобы принять ванну.
— Думаю, Хорадзима подойдет, — задумчиво произнес Джемулан, сверившись с ирбинкобоем. — Среди его достопримечательностей названа знаменитая на сотню миров купальня. Если верить рекламному проспекту, ее посещают даже боги.
— Правда, что ли? — усомнился я.
— Реклама обычно сильно преувеличивает. Но даже если там в тысячу раз хуже, чем обещают, это все равно лучше ржавого ведра с ледяной водой.
— Можно подумать, у нас тут бани плохие, — обиделся за державу я. — А ты вот в Сандунах бывал? Если не бывал, тогда молчи лучше.
Признаться, в Сандуновских банях я и сам не бывал. В Москву я впервые нагрянул уже будучи яцхеном, а в этом виде достаточно сложно посещать общественные места. Особенно такие, где все голые.
Ну вот теперь и восполню пробел.
Услышав о походе в баню, оживился и Щученко. Полковник любил и ценил хорошую парилку.
— Езжайте на метро до «Кузнецкого Моста», а там дуйте по Неглинной, пока не дойдете до Звонарского, — проинструктировал нас Святогневнев. — Найдете сами-то?
— Вы, товарищ Святогневнев, не волновайтесь,
значить, по пустякам, — надул щеки Щученко. — Я усю жизнь в столице нашей родины прожил — чать, не заблужусь.
— Только это другая Москва была... — пробормотал я. — Порт пяти морей...
— Одного моря, — поправил Щученко. — Советского.
Деньгами на расходы нас снабдил Святогневнев. Полгода назад, когда я исполнял желания пацанов, решивших поиграть в демонологов, мне в руки упала кругленькая сумма — без малого миллион долларов. В Лэнге от этих зеленых бумажек толку чуть, так что я без сожалений отдал их знакомому мертвецу. Святогневнев, будучи довольно скромен в быту, потратил немного на всякие научные прибамбасы, но большую часть просто закопал в подвале. Класть в банк не стал — побоялся, что начнут спрашивать, откуда у кладбищенского сторожа такие деньжищи.
Я немного тревожился, что Джемулан испугается спускаться в черное жерло подземки. А если все-таки спустится — перетрусит поезда метро. Ну знаете, как старик Хоттабыч шарахался от всякого такого.
Однако мои страхи были беспочвенны. Джемулан — не какой-то средневековый крестьянин, а матерый энгах с огромным опытом. Он бывал в сотнях миров — от первобытных до сверхразвитых. На такое чудо света, как московское метро, сид взирал с неизменным равнодушием и вел себя так, словно прожил здесь всю жизнь. Ничто в нем не выдавало чужака.
У меня и то проблем возникло больше — я замешкался с турникетом, не сообразив поначалу, куда прикладывать карточку. Давно не доводилось ездить в метро. А Джемулан проделал это одним машинальным движением — ну точно коренной москвич.
Немного погодя я заметил, что равнодушие Джему-лана — лишь кажущееся. Сид очень цепко и внимательно наблюдал за происходящим вокруг, буквально фотографируя глазами каждого встречного. Машинальность его жеста у турникета не была естественной — он очень искусно скопировал действия проходившего перед ним.
Наверное, имённо таким вещам и учат в академии энгахов. Сливаться с толпой, становиться своим в каждом посещенном мире...
— Именно так, патрон, — подтвердил Рабан. Он, как всегда, следил за моими мыслями. — Волдреса этому тоже учили.