- Эти древляне, язви их в корень, бабам своим уж больно много воли дают. Они у них наравне с мужиками. Чуть что не по ним- и в рыло без разговоров, хорошо, когда не скалкой ...
Метко пущенный сапог заставил его замолчать.
А все она, Домогара. Ну, ездил он дань собирать. Хорошо ребята принимали, душевно. Конечно, задержался. А как возвернулся, она сразу за грудки:
- Девками дань брал?
Ну и что, даже если и девками. Он в своем праве. Князь он, в конце концов, или кто?
Ольгерд задумчиво потрогал мизинцем заплывающий глаз и скривился.
Домогара была полонянкой из древлян. Обычно девки у Ольгерда не задерживались, но эта присушила его своим диким темпераментом и неукротимостью.
"Вот она неукротимость-то, вся на морде и вышла! ", - чертыхался разукрашенный повеса. - "Как теперь к дружине выйдешь? Князя баба побила! Ох, пойдут, пойдут разговоры! "
Ноги сами несли его по лестнице, к горенке, где жила его старая нянька.
- Что, голубь, с голубицей своей рассорился? - с ходу определила старушка. - Проходи, садись. Нянюшка тебя сказочкой потешит.
Ольгерд благодарно ткнулся ей в колени. Сухонькие птичьи лапки гладили-перебирали его кудри, а из древних уст лилась неторопливая речь.
- На море-окияне, на острове Буяне, где кот белый за мышью бегал, рос цветок короток, вышиной с локоток. Раз гуляла в том садочке девица-краса. Всех подружек отпустила, косы русы распустила, стала их чесать- причесывать...
Мысли князя тем временем бродили далеко. Вот бывают же где-то девицы- красавицы, скромницы-благочестивицы. Что ж ему-то так не везет?
Нянюшка словно угадала его мысли:
- Жениться тебе надо, соколик, вот и весь сказ.
И, в ответ на недоуменный взгляд Ольгерда, пояснила:
- Да не на твоей псице неуемной, а на деве достойной и родовитой.
- Брось, нянька, - перебил ее бывший воспитанник. - Знаю я этих родовитых. Они все не девы, а коровы разжиревшие, двумя руками не обоймешь.
- Все да не все, - урезонила его нянька, строго поджав губы. - Вот намедни торговые люди приходили, баили, что у царьградского базилевса дочь есть красоты неписанной-несказанной. Как лебедь белая, ходит, глазоньки не подымет. Скромница, каких свет не видывал. Воды не замутит, булочки не надкусит. Даже смеха ее отродясь никто не слыхивал. Вот невеста так невеста, а ты говоришь, коровы.
Старушка шутливо ткнула его в щеку костяшками полусогнутых пальцев. Покалеченный глаз князя тут же отозвался ноющей болью, и Ольгерд застонал сквозь зубы.
- Ой, прости, дитятко, - спохватилась старушка. - Сейчас полечим тебя, к утру и следочка не останется.
Нянька бросилась стучать туесками. Во мгновение ока комната наполнилась густым травяным духом. Пока шло врачевание его ран, князь глубоко задумался. А что? Поддержка Царьграда, да и о династии уже думать пора. Родит ему жена сына-наследника, будет кому земли и дружину передать. Да тихая, да красавица. Может и правда, судьба?
Только кого в посольство снаряжать? Наладишь пышный поезд к будущему тестюшке да нареченной, а они тебе от ворот поворот, получи-ка. Сраму не оберешься. Нет, это дело надо тихо провернуть, по-умному. Жаль, с Порфирием размолвка вышла- а то бы свата лучше и не надо. Монах, ихней веры, по-гречески как другой по матерному понимает. Князь задумчиво поскреб бровь. Ну, кто ж знал, что он так переполошится, древо свое пурпурное отдавать не восхочет? А ведь по-доброму просил: и денег давал и увещевал всяко. Такое чудо только у княжьего престола быть должно. Так нет же- уперся и ни в какую. Теперь волком смотрит.
Придется Шиша посылать. Он человек верный. А далеко будет, так оно и к лучшему- ни о чем таком лишнем не протреплется. В подмогу ему- писаря Любомудра. Один хитер, другой учен- оно и ладно выйдет. А от ушлых книгочеев храни нас бог. Ох, грехи наши, грехи!
***
Болотная жижа противно хлюпала под сапогами. Моросил промозглый осенний дождик. Чав-чав, кап-кап. Тоска зеленая, прости господи.
Любомудр и не заметил, как последние слова вырвались у него вслух.
- А ты что думал, в каретах поедем, что ли? - из серой пелены дождя вынырнула рыжая плутовская рожа Шиша. - Держи карман шире. Наш князюшка куда как прижимист.
- Не могу я больше, - обреченно вздохнул писарь.
- Не боись, брат, прорвемся. Глянь, издаля избушка виднеется? Там и обсушимся и отдохнем малость.
Путники с новыми силами ринулись вперед. Скоро они уже стояли перед неказистым, почерневшим от времени строением. Любомудр собирался шагнуть внутрь, но дядька удержал его за локоть.
- Обожди чуток, резвый. Так дела не делаются.
Он наклонился и развязал заплечный мешок. Кряхтя, отломал от краюхи ломтик, присовокупил сморщенное яблочко и осторожно подсунул под дверь.
- Прими, хозяин ласковый, от непрошенных гостей подношеньице, - чуть нараспев проговорил Шиш. Минуту или две он прислушивался к тишине за дверью. Потом удовлетворенно кивнул.
- Порядок. Теперя можно.
Халупа была давно заброшенной и отсыревшей, но худо-бедно защищала от дождя и ветра. Любомудр сразу бросился на лежанку и принялся сдирать с себя насквозь промокшую одежду. Шиш ожесточенно щелкал кресалом и скоро воздух наполнился смолистым щипачим дымком- избушка топилась по черному. Через некоторое время согревшийся писарь начал осматриваться. Ни хлеба ни яблока на порожке не было.
- Слышь, ты, - смущенно обратился он к Шишу. - А еду то ты кому ... эта?
- А это я тебе, милок, опосля растолкую, - откликнулся тот, заговорщицки подмигивая. - Вот двинемся в путь и за разговором то дорогу и скоротаем. А сейчас спи. Утро вечера мудренее .
Поутру, когда дядька снова кланялся и прощался неизвестно с кем, Любомудра от любопытства прямо таки распирало.
- Нешто ты не знаешь, что в каждом доме дед-домовик живет? - вразумлял его Шиш.
- Ну, то дом, а то лачуга заброшенная.
- В том- то и дело, дуралей. В хорошем доме домовой сытый, сливочками да сладкими заедочками кормленный. А тут дедок одичалый, голодный. Он, может, здесь цельный год один сидел.
- А че сидел-то? Ушел бы, да и все.
- Не могут они так. К месту, к людям привязываются. Я задобрил домовичка, он и не бушевал. А то кто его знает, нашли б за избушкой только наши белые косточки.
Сообщение о столь радостных перспективах до того напугали писаря, что тот спал с лица.
- Да не журись ты, - успокаивал его Шиш. - День-два, а там на лодьи сядем и прямиком до Царьграда- лежи-полеживай.
Пророчества дядьки сбылись. Скоро они уже плавно покачивались на дощатом полу настила. По бокам проплывали леса, пашни, деревушки. Душа Любомудра понемногу возвращалось к равновесию.
- А здесь что, никого угощать не надо? - даже попытался подколоть он дядьку.
- Водянника? - живо откликнулся тот. - Не-а. Это все хозяина нашего дела. - И он ткнул в сторону белобрысого варяга, важно стоящего у носа. - А ежели он у речного царя в немилости- мы тут с нашими яблочками тьфу и растереть- без разницы. Раньше, сказывали, и людей ему сбрасывали, а теперича скотиной обходятся.