Идея взломать «Гению» с помощью Тайлера имела один существенный недостаток: он сидел в тюрьме именно за хакерство. Все это заведение было устроено так, чтобы перекрыть заключенным любой доступ к Сети. Все входящие и исходящие линии связи экранировались, иметь компьютер любого типа не дозволялось, телефон прослушивался, почта прочитывалась, и не знаю уж, что там еще. Водопроводную сеть заизолировали так, чтобы невозможно было передавать какие-нибудь сигналы через трубы или через саму воду. Единственными местами, где Тайлер мог уединиться, были ванная и церковь.
— Закон провозглашает тайну вероисповедания, — сказал он, — поэтому в тюремных церквях нет прослушки. И я дал взятку фирме, которая устанавливала здесь окна.
Мы созвонились с Селией — той женщиной, чье имя было в записке Тайлера. Она работала в фирме, изготавливавшей витражи для церкви. Более того, она состояла в маленьком преступном синдикате, а эти окна служили частью масштабного плана, который заключался в том, что Тайлер мог взламывать компьютерные системы, не выходя из тюрьмы. Окошки эти были не совсем обычные. Их покрывал тончайший слой какого-то геля с уникальными свойствами. Этот гель от удара звуковой волны слегка сжимался, заставляя стекло менять цвет. Селия называла это «интерференцией тонкой пленки». «Вообще-то это довольно древняя и грубая технология, — сказала она. — Этакий секретный передатчик для бедных».
Другое свойство этих окон состояло в том, что они коротко вспыхивали, когда на них попадал свет. Управляемый компьютером лазер рисовал на таком окне буквы. Тайлер мог их считывать, а через несколько секунд они бесследно исчезали. Так что эта аппаратура обеспечивала двусторонний обмен информацией, не оставляя никаких следов.
Условились, что Селия снимет квартиру в пределах видимости тюремной церкви. План был такой: Тайлер будет делать вид, что молится, а телескопический цветоанализатор в квартире будет распознавать цветовые изменения на специальном оконном стекле. Затем он переведет эти изменения обратно в звук, и мы услышим, что говорит Тайлер. После этого мы сможем ответить ему с помощью лазера. Или внедриться в компьютерную систему, а Тайлер сможет выполнять в ней операции дистанционно, из тюрьмы.
— Надежность здесь высокая, поскольку прямой связи нет, — объяснила Селия. — Со стороны трудно даже догадаться о том, что мы тут делаем.
— Почему? — удивился Свами. — В Пентагоне ведь разрабатывались меры противодействия таким вещам. Там опасались, что шпионы считают вибрацию с окон комнат, где проводились засекреченные совещания. Они просто ставили на стекла радиоколонки, чтобы смазывать голосовые вибрации.
Селия понимающе улыбнулась.
— Я вижу, ты неплохо подготовлен. Но думаю, в тюрьме таких технологий никто не ждет. Они там слишком озабочены подкожными наночипами и беспроводными телефонами, спрятанными в зубных пломбах. А эта доисторическая уловка почти забыта. В принципе, мы могли бы попробовать считывать звук напрямую со стекла, но лучше использовать цветовые сигналы, и к тому же это дает возможность двусторонней коммуникации.
Тайлер уже пользовался этой системой для какого-то взлома, и ему не терпелось попробовать что-нибудь покрупнее. Свами не был хакером, но он много чего знал про «Гению» и другие корпоративные системы — те, что использовались для электронной почты, подключения к Сети и всего такого прочего. Под руководством опытного мастера он мог стать по-настоящему опасным. Теперь мы и сами были готовы посылать проверочные сигналы.
…В квартире на восьмом этаже было темно и пусто. Единственная настольная лампа, с тусклой флуоресцентной трубкой и без абажура, стояла на полу. В затхлом нутре холодильника —. несколько бутылок с водой, а на окне с видом на тюрьму — дешевые жалюзи. Возле окна на тяжелых треногах стояли два прибора, лазер и телескоп. Я, впрочем, не делал различия между ними. Несколько ноутбуков и разных других штук лежали на двух складных столиках, и все это соединялось висящими макаронинами проводов. Селия пояснила, что для таких рискованных дел они никогда не пользуются беспроводными системами. Кабельное соединение гораздо надежнее.
Согласно плану, Тайлер вошел в церковь, включил там свет и начал молиться. Свами, Селия и я сидели в затемненной квартире с нацеленным на церковные окна телескопом и подключенным к нему цветоана-лизатором. Селия показала Свами, как слегка подкручивать телескоп, чтобы обнаружить самую активную точку. Мы зафиксировали несколько очень отчетливых цветовых изменений, и анализатор показал множество структур, не видимых простым глазом. Когда модулированные частоты перевели в звук, из колонки заскрежетал голос Тайлера:
— Господи, ты меня слышишь? Проверка номер девять, номер девять, номер девять… Пройдет восемьдесят семь лет, и я стряхну с себя мрачные узы тюрьмы, наконец свободный, наконец свободный, наконец свободный…[ «Молитва» Тайлера — мешанина из разнообразных цитат: песня «Битлз» «Revolution № 9», геттисбергское обращение Авраама Линкольна, негритянский спиричуэлс. (Здесь и далее прим, перев.)]
— Получилось! — заметил Свами.
Селия улыбнулась удовлетворенно и еще подкрутила ручку настройки.
Голос Тайлера стал слышен яснее.
— Время пришло, все добрые люди, приидите к Уотсону! Вы мне нужны![ «Господин Уотсон, идите сюда, вы мне нужны» — первая фраза, переданная в 1876 г. Беллом по проводам своему помощнику.]
Мы набрали на клавиатуре ответ, и луч лазера затрепетал незаметно глазу, выписывая слова на стекле — или, как выразился Свами, «перст Господень выводит письмена на стене».
— Моя молитва услышана, — произнес Тайлер.
— Теперь пора молиться системе, — сострил Свами.
Забавно, подумал я. Мы хотим атаковать программу, которая изо всех сил трудится ради излечения таких уродов, как мы. Мы были в долгу перед Тайлером и Селией, и я пообещал себе щедро с ними расплатиться, если это дерево принесет какие-нибудь плоды.
К тому времени, когда мы встретились на квартире в следующий раз, Свами подготовил подключение к корпоративной локальной сети. Связь была беспроводная, но зашифрованная. Квартира была достаточно старая, и в ней сохранились наземные линии связи, но лишь аналоговые. Пока мы не продвинулись слишком далеко, Свами собирался оснастить офис адаптером. А сейчас нам требовалось выкрасть административный пароль. Мы выяснили, что существует масса способов это сделать, но большинство из них засечет служба безопасности. Имелся один простой способ, который обычно пробовал Тайлер. Когда все было готово, я позвонил ему и сказал, чтобы он шел произносить свои молитвы. Через несколько минут мы уже считывали их.
— Дойдите до того уровня, где предлагается ввести пароль, — велел он.
— Готово.
— О'кей. Введите следующие данные.
Тайлер продиктовал логин, который включал в себя что-то вроде префикса, корня и суффикса. Только средняя его часть походила на мой собственный логин, которым мне никогда не придется воспользоваться, если только мой биочип не выйдет из строя. Он подождал немного, после чего выдал навороченный пароль.
Свами засиял, словно тлеющий кончик косяка. Во всяком случае, мне так показалось.
— Я там! — воскликнул он со смехом. — Я проник внутрь!
— Что-то я не понял, — удивился я. — Неужели все эти окна, телескопы, компьютеры — все было только ради этого?
Оказалось, что нет. Тайлер предоставил нам всего лишь аккаунт суперпользователя и пароль, который был установлен на корпоративном сервере изначально. Никто не позаботился сменить установленный по умолчанию пароль: оплошность глупая, но распространенная.
— Попасть внутрь системы — это только начало, — констатировал Тайлер. — Вам еще понадобится моя помощь, чтобы обходить другие преграды, извлекать данные и прочая, и прочая.
Я мало что понимал из того, чем занимались Свами и Тайлер, так что вскоре перестал встревать в разговор. После полутора недель ежедневных, хотя и непродолжительных сеансов связи картина происходящего стала проясняться. Свами и Тайлер начали задавать мне вопросы по поводу работы компании, патентного права и других вещей. Моя часть работы заключалась в том, чтобы находить ответы. Иногда нужная информация извлекалась легко, особенно по наиболее противоречивым вопросам, поскольку государственные архивы были забиты соответствующими дебатами. А вот подробности о работе компании раскопать оказалось сложнее, но с несколькими допущениями и предположениями все постепенно прояснялось.
* * *
Тем временем одна важная вещь случилась, а другая — нет. Вторая: не было никаких вестей от Тины. А первая: мои паразитические ручки начали отрастать заново. Все началось с ноющей боли, затем появились опухоли, а потом начала лопаться кожа. Видимо, моя грудная клетка была не способна трансформироваться в клетки пальцев, поэтому кулакам приходилось буквально пробивать себе дорогу изнутри. В больницу я не пошел, и тому имелось много причин. Да и потрескавшаяся кожа быстро зажила, так что ничего страшного не произошло. Но чесалось просто адски.
Мои руки обладали способностью регенерировать — свойство для людей неслыханное. Я отрастил себе новые конечности, как ящерица хвост. Мне даже пришло в голову, что когда я только родился, эти ручонки, должно быть, уже пытались отрезать, но они отросли заново, и родители решили оставить все как есть. Отсюда перекомпенсация моей мамочки, которая всю жизнь твердила, что эти ручки — некий дар.
Я проработал в компании достаточно долго, чтобы знать цену самовосстанавливающимся костям, мышцам и коже. Этот дар действительно стоил целого состояния. Похоже, «проверочный сигнал», обнаруженный Тиной и так смахивающий на меня, был не просто подсунут ей умышленно. Он был жизнеспособным организмом, быть может, с уникальными стволовыми клетками. Отследить, откуда он взялся и кто поставил его в очередь к Тине, не представлялось возможным, но было ясно: кто-то подтолкнул ее обратиться ко мне.
В ее письме говорилось то же самое. Компания сделала мне что-то плохое, писала Тина, и она им помогла. Чем? Уговорила меня отрезать руки, вот чем. Причем не только отрезать, но и пожертвовать их на опыты. Такое впечатление, что это и было основной целью: заставить меня подписать отказ от ампутированных органов.
Не зная, чем именно я интересуюсь, мой босс Дейв прислал мне несколько интересных ссылок. Наш «Счастливый случай» и другие подобные компании находятся в жестких рамках патентного права. Нельзя запатентовать вещества или целые организмы, распространенные в природе как норма. Давным-давно лаборатории пытались получить патент на гены, созданные по образцам представителей племен третьего мира, а кто-то даже пытался присвоить себе весь человеческий геном. «Вампиры» — вот как их стали называть тогда. И тем не менее спрос на новые средства продления жизни оказался велик. Где же было взять деньги на дорогостоящие исследования в этой наполовину государственной индустрии?
Вот тут-то и появилась «Гения». Патентовать вымершие нечеловекообразные организмы законом не запрещалось, поскольку живых заинтересованных сторон уже не существовало. Если вам удалось регенерировать ДНК динозавра, вы могли либо присвоить его и оставить у себя в собственности, либо запатентовать и сделать на этом деньги. Еще одна вещь, которую разрешалось патентовать, это трансгенные организмы, созданные из нескольких видов, срощенных вместе. К этим двум типам, в основном, и принадлежало большинство наших объектов.
Проблема с трансгенами заключалась в том, что незаконно было создавать, так сказать, «действующие модели» — слишком велик был потенциальный биологический риск. Вымершие виды тоже находились под контролем, но меньшим. Одна школа научной мысли утверждала, что раз они когда-то обитали на планете, то по отношению к современным формам жизни они не являются взаимоисключающими, тогда как другое мнение гласило, что могут и являться. Эта неуверенность оставляла лазейки в законе.
Я попытался вычислить, являюсь ли единственным представителем какого-то вида (этот случай не подпадал под существующие законы) или же каким-то образом соответствую типичным категориям, с которыми имеет дело наша «Гения». Настало время проконсультироваться со специалистом по патентному праву.
Ее звали Маккензи, и из ее офиса в небоскребе открывался именно такой вид, какие обычно показывают по телевизору. Сам офис выглядел не слишком эффектно. Мебель стояла дешевенькая, а на смартдеске невозможно было что-нибудь разглядеть из-за сваленных кучей книг и бумаг. Маккензи оказалась симпатичной женщиной лет пятидесяти, с гладко зачесанными назад светлыми волосами. Я смущался, ерзал в потертом кожаном кресле, потирая бока и надеясь, что мои раны не начнут кровоточить.
Маккензи сразу же уловила суть, едва я рассказал ей про свои ампутированные и присвоенные кем-то конечности.
— Когда вы подписали отказ от образцов ткани, — заключила она, — они стали собственностью нового владельца, при условии, что они используются в соответствии с условиями договора.
— И это означает?
— Если ваши ткани в норме не встречаются в природе и если обладают тем потенциалом, которым, как мне кажется, они обладают, это означает, что ваша компания может их запатентовать. На их основе они могут разрабатывать медикаменты и методы лечения и собирать барыши. Вы же не получите ничего.
Она продолжала, увлеченно перечисляя прецеденты подобных дел, как удачных, так и проваленных. Мур, Слейвин, Йорк против Джонса и прочие славные имена. Килрой против Джорджа Вашингтона. Прямо как в университете, ей-богу. Все это началось, когда до людей вдруг дошло, что информация, необходимая для лечения многих серьезных болезней, на самом деле доступна и совершенно бесплатна. В скопившихся за десятки лет военно-медицинских архивах имелись достоверные данные, по которым можно было установить взаимосвязь между всевозможными болезнями и генетической историей, пищевыми привычками, воздействием вредных веществ и так далее. Все, что нужно было сделать — сопоставить эти данные, и революция в медицине обеспечена. Некоторое время министерство обороны и медики сражались за сохранение врачебной тайны (а уж сражаться они умеют), пока кто-то не нашел способ использовать эту информацию анонимно.
Просто убрать имена было недостаточно. Предстояло выстроить целый ряд совершенно иных данных, используя не только вымышленные имена, но и вымышленное место рождения, вымышленные лекарства и вымышленные болезни. Эта «продезинфицированная» информация выставлялась на продажу, и такие компании, как наша, пользовались ею постоянно. Обнаружив что-нибудь интересное, мы обязаны были представить открытие в Министерство обороны, которое переводило этот результат в реальный мир, используя специальный декодер. Мы платили установленную мзду, и нам предоставлялись эксклюзивные права'на открытие.
Однако сама идея того, что кто-то хочет запатентовать образцы моих тканей, выбила меня из колеи. Должно быть, вид у меня был озадаченный, потому что Маккензи отложила перо, скрестила руки на груди и вздохнула.