"Дома нет", - подумал Катышев, и с облегчением, и зная, что если нету дома, то он жалеть будет.
Зашуршало за дверью, замок щелкнул, дверь приоткрылась.
Она стояла в дверях и на него смотрела. Ну, ясно, не ожидала она его, конечно, но видел Катышев, что и не удивилась.
- Это ты? - спросила она.
- Я, - сказал Катышев. - Это я.
- Заходи, - сказала она. - Только я в таком виде...
- Все нормально, - сказал Катышев, входя. - Нормальный вид. - Он обернулся и стал за собой дверь запирать.
- Входи, - сказала она. - Я закрою.
- Валяй, - сказал Катышев бодро. Так бодро, что даже противно ему стало, и про себя он выругался, а потом вдруг решил, что все нормально, чего в самом деле...
Он снял плащ, на вешалку повесил, и кепку повесил.
А она входную дверь защелкнула, к нему обернулась. А на ней халатик какой-то красный был, выцветший. Отдыхала, наверное, спала.
- Ну, привет, - сказал Катышев и улыбнулся. Очень широко он улыбнулся. - Ты спала, что ли?
- Читала, - сказала она. - Заходи, только не пугайся, у меня там беспорядок.
- У всех беспорядок, - пошутил Катышев. Так он, значит, пошутил.
И она пошла из коридора в комнату. И Катышев пошел.
И вот они сидят - он на диване, а она на стуле, а между ними стол круглый, скатертью покрытый, а на нем - рислинг и два бокала (или фужера?) и две пачки сигарет - "Опал" и "Столичные". И уже она его спросила: "По пути зайти решил или специально?" - и Катышев ответил: "По пути, но специально", и уже они поговорили про его работу, и про ее работу, и про знакомых, и Катышев ей два анекдота рассказал, а она посмеялась, и она ему рассказала, что на автобусе в Таллинн ездила, а там дождь лил, а Катышев сказал, что надо бы и ему поехать как-нибудь, а то он уже давно не был, потом еще они про фильмы поговорили. А потом все, выдыхаться стал этот разговор - разговор просто так.
И вот они сидят, и Катышев курит молча, мужественно так курит и на нее задумчиво так смотрит, и она тоже молча курит, но не мужественно и не задумчиво, а обыкновенно.
- Да, - медленно говорит Катышев, - вот такие дела...
И хмурится.
"Ну, артист!" - думает он про себя. И хмурится.
- Какие дела? - спрашивает она и усмехается.
Но не обидно, и не над ним она иронизирует. А так, ситуация. Была уже эта ситуация... Сидит, курит, нервничает. Красиво он курит... И глазами своими серыми смотрит. Грустные у него глаза. У него вообще такие. Прямо даже жалко его становится. Хотя непонятно почему. Непонятно, а вот хорошо, что он пришел... Смешно все это ужасно...
- Такие дела, - говорит Катышев. - Помнишь, у Курта Воннегута? "Такие дела". Читала "Бойню"?
- Я не читала, - говорит она.
Катышев гасит сигарету, берет новую, потом наливает остатки вина в фужеры (или бокалы?) и говорит:
- Давай. За улучшение нашего состояния.
- Споить меня хочешь? - спрашивает она. И пьет.
- Зачем? - спрашивает Катышев и на нее смотрит.
- Не знаю, - говорит она вроде как шутя.
Все она знает. И он все знает. Потому так и говорит. Потому что это уже разговор не просто так.
- А я пластинку новую купила, - говорит она. - Челентано. Хочешь поставлю?
- Поставь, - говорит Катышев. - Послушаем Чипполлино.
- Темный человек, - говорит она. - Челентано.
Она подходит к проигрывателю, включает, ставит пластинку.
Сумрачный сладкий голос вплывает в комнату, скользит вдоль стен, поднимается шатром к потолку, окружает, обволакивает, впрыскивает в сердце тревогу...
И Катышев на нее смотрит, а она сидит, рукой в такт покачивает, и сигарета покачивается, и дымок рвется на мелкие спиральки...
И Катышев встает, начинает ходить по комнате. Потом к окну подходит, стучит пальцами по стеклу в такт. А Чипполлино поет. Иголка поскрипывает. А она неподвижно сидит. И вот Катышев подходит к ней и руки на плечи кладет.
А она сидит неподвижно, только пепел с сигареты падает. А он отбирает у нее сигарету и гасит.
- Хулиганишь, - говорит она.
И на него снизу вверх смотрит.
И он к ней наклоняется, целует в губы. И еще. И еще...
Потом она отстраняется и на него долго смотрит. И Катышев спрашивает шепотом: "Что ты?" - и снова целует...
Потом она снова отстраняется и говорит: "Подожди" - и выходит из комнаты.
И Катышев один остается.
Музыка кончилась, иголка уже у самой этикетки шипит. Катышев подходит, снова пластинку пускает. Потом к зеркалу подходит. А в зеркале красный Катышев стоит, и волосы у него встрепаны, и Катышев смотрит на Катышева и подмигивает. И Катышеву, который с этой стороны смотрит, смешно делается, и оба Катышевых ухмыляются. "Кретин", - думает этот Катышев, и Катышевы расходятся по своим комнатам, садятся на диваны, и этот Катышев правой рукой волосы приглаживает. И тот Катышев приглаживает - только левой... И вот слышны ее шаги в коридоре.
И Катышев смотрит на дверь.
И дверь открывается.
И она входит.
И подходит к нему.