-Нет, но знающий человек может и не такое сделать, если умеючи то…
-Чья затея?– тихо спросил слугу господин.
-Моя затея, повелитель,– внезапно побледнел Еремей, с опаской глядя на пальцы своего господина гладящие ножны с дорогим подарком прошлого государя.
-Хорошо…
-Правда?!– не удержался от возгласа давний слуга.
-Хорошо, что ты такой… нужный и умный,– как будто не замечая слугу, продолжил Он.– Вот только мне кажется слишком умный. Если твоя затея удастся, награжу по царски, а нет, то накажу … тоже по-царски. Ха-ха!
Усмехнулся господин, махнув рукой слуге, мол, свободен. Не говоря ни слова, Еремей развернулся и бесшумно вышел в коридор, оставляя своего повелителя одного в полутьме, столь любимой им, особенно в последнее время.
…Небольшой картеж въехал на территорию дворца князя Головина, у ворот замер караул из городских полицейских, картеж проехал мимо поста без каких-либо проволочек, приказ о его пропуске был дан самим князем.
Еще пара минут потребовалась запряженной двойке, чтобы довести карету к лестнице ведущей к парадной двери. Возле которой уже стоял невысокий старичок в белом парике. Из кареты вылез капитан Суворов и лорд Витворт, с немного опухшим лицом, он уже не выглядел незыблемым столпом. О который разбились не один десяток знатных родом Русского царства, подтачиваемого английским послом как дерево жуком короедом. Вроде бы и не смертельно, но все же крайне неприятно!
Следом за ними из кареты вылезла пара солдат несших изъятый у посла сундучок, впереди них шел сержант с пухлой папкой, в последний момент захваченной со стола лорда. Поприветствовав гостей слуга, не задерживаясь, вошел во дворец, ведя их к кабинету канцлера.
А уже через десять минут солдаты во главе с капитаном выходили из дверей дворца, с улыбками глядящие на позвякивающий мешочек в руках сержанта. Сам же капитан Суворов смотрел на мир счастливыми глазами, ведь предстоящее повышение оказывается уже не за горами и очень даже может быть, что может случиться так, что это повышение окажется переводом в гвардейский полк.
Всем было хорошо, кроме английского посла, с тоской глядящего на стоящий перед ним кубок с рубиновой жидкостью. Напротив лорда сидел с таким же кубком в руке князь Головкин, с улыбкой смотрящий на своего гостя.
Алексей Петрович.
Путешествовать осенью мало приятного, а уж, когда еще и сами небеса против этого, то и вовсе движение не иначе как мучением не назовешь. Карета, приобретенная еще в Мадриде, постоянно застревала, из-за чего мне казалось, что мы проводим на одном месте больше времени, чем двигаемся вообще. Однако хандрить я себе не давал, отгоняя непрошеные мысли о том, что это только юг России, а все трудности еще впереди, ведь как это не прискорбно, но болотистая местность Мещеры была еще не осушена. И огромные площади по-прежнему занимали полуболотные грязевые равнины, с кочками-мхами и редкими голыми деревцами, кое-как удерживающимися корнями за спрятанную где-то на дне землю.
Между разудалыми криками гвардейцев и испанскими словечками Александра, то и дело помогающего им в нелегком деле по изъятию из грязевого плена увязших до самых рессор колес кареты, я размышлял о том, как уже совсем скоро окажусь в своем граде. Пускай, он пока не столь красив как столица, и размер его не так уж и велик, но за те два года, которые я в не нем правил, успел таки прикипеть к нему. Да и что кривить душой, не город главная причина, не город…
Ухабы постепенно становились все хуже и хуже, пока не дошло до того, что пришлось даже на один день остановиться в какой-то деревушке со звучным названием Пеньки. Почему именно так никто в самой деревне не знал, мол, было и было, а почему именно так никому не интересно.
Однако как бы не была плоха дорога, версты оставались позади, и желанная цель становилась все ближе и ближе, несмотря на ярое противодействие сил природы. И все же я не удержался от того, чтобы заглянуть в Воронеж, город становления мореходства на Азовском море, город с которого в принципе началось мое военное настоящее в этом времени!
В первый же день прибытия в Воронеж я узнал, что в город приехал смоленский губернатор – боярин Петр Самойлович Салтыков. Остановившись в палатах государя, заняв правое крыло, как и пристало наследнику царя, я первым делом в приказном порядке отправил всех в бани, отмывать дорожную грязь и конечно же хорошенько пропарить кости. Все-таки путешествовать под проливными ливнями и холодными ветрами опасно для здоровья, поэтому и следить за ним следует много внимательней, чем летом. Правда с нами есть лекарь, целый хирург(!), но ведь заболей кто-нибудь из нас даже обычным гриппом и я думаю, он, вряд ли сможет помочь, не та специфика знаний.
С утра же, сразу, как только я проснулся, чуть ли не с восходом солнца, а может и раньше, в комнату бесшумно вошел Никифор, с извечным белым полотенцем на согнуто руке, в середине комнаты стоял большой таз, над ним клубились комья пара, растворяющиеся в воздухе почти сразу же как только они поднимались на локоть-другой от таза.
Взяв щепотку мелко резаных трав, приготовленных для меня Оленькой перед отъездом, засунул их в рот, глотнул теплой воды и минут пять гонял слипшийся, вязкий комок в ротовой полости. Альтернатива конечно зубной пасте не очень, однако проблем с зубами и деснами я не замечал, за это огромное спасибо мой прелестной лекарке!
Еще пару минут ушло на утреннее омовение, и как замена контрастному душу, сразу же после теплой воды пару раз умываюсь ледяной ключевой водой из стоящего рядом с тазиком кувшина. Вот теперь я полон сил и энергии! Жаль, только погода за окном подгуляла, вечные спутницы осени: сырость и слякоть в своем самом отвратном состоянии пришли в Воронеж, навевая уныние. До Рязани то еще не меньше пяти ста верст, ну быть может четыре с половиной сотни, и из-за непроходимых дорог путешествие может затянуться непозволительно долго!
-Были ли донесения ко мне?– по привычке поинтересовался я у камердинера.
-С заутреней приискал гонец с письмом для вашего высочества, оно лежит на столе.
Повернувшись к круглому дубовому столу, с резными ножками я увидел желтоватый квадрат бумаги с аккуратно прилепленной печатью на стыке двух краев.
-Прикажи подать мне завтрак прямо сюда,– накидывая рубаху, приказываю Никифору.
-Сию секунду будет исполнено, господин,– поклонился камердинер, бесшумно выходя из комнаты.
Сорвав печать, прочитал, увидел ровный аккуратный почерк, в нем говорилось о том, что смоленский губернатор хотел бы с соизволения цесаревича отобедать, а заодно и поговорить о делах на южных и западных границах Руси.
-Ну коли так, то грех не воспользоваться приглашением, хм точнее пригласить к себе Петра Самойловича, да и на сколько мне известно от вездесущего Николы Волкова, боярин мужик он с головой,– чуть слышно проговариваю мысли, складывая письмо, убирая его в папку с документами.
Поглядев на шпагу, одиноко стоящую рядом с изголовьем кровати, выбросил из головы появившиеся мысли об утренней тренировке. Как никак только прибыли в город можно дать себе послабление, тем более что завтра-послезавтра снова в путь, и он как я думаю, будет не в пример тяжелее пройденного, так что придется набраться сил и терпения. Терпения для того, чтобы не начать срываться, на ком не попадя.
Через плотно сдвинутые шторы пробился первый лучик света, не дожидаясь пока придет прислуга, сам распахиваю закрывающие окно портьеры. На сером небосклоне появился небольшой проблеск чистого голубого неба, да так удачно, что падал он можно сказать аккурат ко мне в окно, если конечно не считать всего дворца, с половиной города в придачу.
Прикрыв от удовольствия глаза, я так и стоял, пока какая-то туча не заволокла собой этот небольшой островок солнца, лишая сынов земли чудесного созерцания светила. Как бы то ни было, но написать приглашение боярину стоит как можно скорее, а то чего доброго он еще додумается, до того, чтобы опоздать и явиться не в срок. А такое пренебрежение к собственной персоне хочешь, не хочешь прощать нельзя, и тем более оставлять безнаказанным. Но зачем это, когда можно просто чуть-чуть ускорить процесс?
Правда, вопреки моим опасениям смоленский губернатор прибыл вовремя. Первоначальная беседа, начавшаяся было до того, как были выставлены кулинарные изыски местных поваров, затронула сугубо мои посольские дела. Но как я выяснил, многое из того, что было написано государю уже известно и его ближайшему окружению, так что рассказ мой получился коротким и почти неинформативным. Ведь не буду же я рассказывать служивому человеку то, о чем должен знать только государь!?
Так же я узнал, что «Зверь» и «Медведь», два из трех посольских барка вернулись в порт Азова, о судьбе же третьего ничего не известно и многие думают, что он потонул в море во время шторма, потому что вестей не от одного из находящихся на нем людей до сих пор не поступало. Кроме того тело Петра Алексеевича Толстого не удалось отвезти дальше Азова, поэтому его похоронили на кладбище одной из недавно построенных церквей, какой именно боярин не знал.
После того как я казалось, рассказал Петру Самойловичу все интересующие его новости, он сам было начал рассказывать о тех делах, которые творятся в его вотчине и окрестных землях. Причину его рвения я понял сразу же: кто-то из ближнего окружения батюшки имеет большой зуб на боярина и тот ищет себе покровителя. А кто как не цесаревич подойдет для этого? Пускай раньше я был в опале, но ведь отношение Петра ко мне сильно изменилась. Так что желание Борина понять можно, да и в принципе уважить можно, не все же самому себе сотоварищей взращивать аки вощи какие, надо наконец и государевых людей к себе привязывать, но только не деньгами, хотя в случае нужды и они пойдут в ход, однако об этом пока еще рано, лучше послушаем что там интересного расскажет губернатор.
-…на поляков надежды нет совсем, король их Август не раз государя нашего предать решался, в тихую со шведом мирясь, но после победы под Полтавой, он сам к царю-батюшке прибежал, о возобновлении союза речь завел,– с неприязнью сказал боярин, отпивая из кубка разбавленного вина.
-Так что ты так извелся, боярин? Неужто беда какая приключилась?– интересуюсь у него.
-Слава Богу, нет никакой беды ваше Высочество,– несколько замявшись, сказал он.– Вот только татарва крымская осмелела, а за ними и прочие тянутся…
-А ты то тут причем, губернатор? На то ведь генерал-губернаторы есть, вот пускай они и разбираются что почем, а то и государю отписывают, если нужда такая возникнет.
-Да должок у меня перед Азовским губернатором имеется, вот и обещал подсобить ему, по старой дружбе.
-Ну а я что смогу сделать то? Не властен я над землями этими, да и над Рязанщиной тоже, если в корень зреть тоже не властен, с соизволения отца только восседаю там. Так что не тому человеку ты речи свои сказываешь,– прожевав кусок мяса слегка развел руками, мол, я тут не причем.
-Но, вы ведь наследник государев, а сам царь-батюшка вскоре должен в Москву златоглавую прибыть, победу над шведом праздновать…
Не договорив, боярин замолчал, поглаживая чистый подбородок, искоса поглядывая на меня, словно ожидая сиюминутного отказа. Хотя я и мог бы не взваливать на себя лишний груз забот, но очень уж лестно получалось, что обращаются именно ко мне. Значит считают, что я способен на это, или по крайней мере рассчитывают на это. Что ж постараюсь не разочаровывать их, тем более что и государю при встрече много нужного и полезного сказать надобно, так что выслушать он меня обязательно выслушает.
-Что ж сказывай, в чем дело, а я подумаю, как помочь тебе и порубежью нашему, раз уж до царя нашего просьбы не доходят,– улыбнувшись, сказал я боярину, подумав, что много кто мог просто-напросто перенимать гонцов, а то и вовсе сами письма уничтожать, а самое удивительное никто ничего не докажет. Беда в этом времени с корреспонденцией, и не столько от разбойного люда, сколько из-за корыстолюбивых людишек и их ставленников. Вот только как избавиться от этой проблемы? Посадить своих людей, причем воспитанных должным образом и в должных традициях … таких как витязи, правда, со специфичными знаниями.
Придется набор увеличивать, и часть кадетов отделять в отдельный корпус, полу гражданского профиля, для обучения азам управления, экономики, законодательства, как необходимый резерв кадров, готовых сразу же вступить на новые должности.
Следующие два часа пролетели незаметно, слишком уж интересные вещи рассказывал смоленский губернатор. С одной стороны вроде бы и знал я о них, но только поверхностно, не вникая в суть, теперь же у меня появилась возможность исправить сию оплошность.
Петр Самойлович поведал мне о том, что в православные христиане, находящиеся под пятой у Османской империи, давно присылали к царскому двору посольства с грамотами о заверении в верности и просьбы о помощи и освобождении от исламского владычества. Самыми ревностными в этом плане оказались Дунайские княжества.
В Валахии господарем сейчас был Бранкован, а в Молдавии, свергнув Николая Маврокордата, восседал Димитрий Кантемир, который воспользовался помощью крымского хана. Как сказал смоленский губернатор крымский хан так прямо и сказал султану в полном диване: «Бранкован богат и силен, у него много войска, он предан русским; неосторожно при настоящих обстоятельствах оставить в его руках Валахию; ежеминутно должно ждать от него измены и помехи успеху нашего оружия. Надобно захватить его, потому что добровольно он не явится в Константинополь; только Димитрий Кантемир в состоянии исполнить это дело, и потому назначьте его молдавским князем, а Николай Маврокордато не способен на это. Не могу сноситься я о важных делах с человеком, которому не верю».
Кроме того, что Кантемир получил Молдавию, ему было дано обещание, что если успеет захватить Бранкована, то и вся Валахия станет его. Откуда все это узнал боярин я не спрашивал, слава Богу своих резидентов у Руси-матушки в тех краях предостаточно, так что сомневаться в его словах мне не следует.
Одновременно с этим угнетенные христиане действовали самостоятельно, без указки бояр и князя. В сентябре этого года к царскому двору приезжал сотник Богдан Попович, вручив канцлеру, за неимением государя, грамоту от австрийских сербов, из городов Арада и Сегедина, от полковников Ивана Текелия и Волина Потыседа.