— Совсем сдурел?!
— Черт его знает! Чувствуете какой-нибудь запах вокруг?
— Духи кто-то разлил, похоже… — Валерий сморщил нос, внимательно посмотрел на лицо Савицкого, оглянулся на торопливо выбегающих из трамвая пассажиров, пожал плечами, наклонился и, сморщившись еще больше, осторожно потянул воздух рядом с мертвым раскрытым ртом. Поспешно выпрямился и озадаченно почесал затылок.
— Лаванда. Несет, как не знаю что!.. Ела она ее, что ли?
— Мальчишка болтал что-то про ванну… с пеной… бред какой-то нес… какая-то Инна, мол, уже ванну набирает…
— Опять ты со своим мальчишкой?! — так громко заорал Нечаев, что один из пассажиров с перепугу споткнулся о ступеньку и выпал на тротуар. — Не было никакого мальчишки, Савицкий! Она одна сидела, ясно тебе?! Я ее видел! Видел, как ты к ней подрулил и чего-то сказанул! Что ты ей сказал, что она тебе в рожу вцепилась?!
— Не ей я сказал, а пацану, кретин! И это из-за него она в меня вцепилась?!
— Да не было никакого пацана, шизик! Никто его не видел, кроме тебя! Да тебя в психушку надо упечь до скончания веков!..
В это время в трамвай поднялся официально прибывший врач, раздраженно посмотрел на них и направился к телу, следуя манящей руке полного удрученного мужчины. Роман с Валерием мгновенно замолчали и вышли на улицу, где Нечаев тотчас ухватил Савицкого за рукав.
— Ты куда это?
— На работу.
— Мы с тобой не договорили!
— А чего говорить, коли ты все так прекрасно видел? Если у меня и галлюцинации, то они вот этого, — Роман махнул рукой в сторону трамвая, — сделать никак не могли! Или, скажешь, и ее я тоже, а? Интересно, и каким же это затейливым образом?! Ты видел, сколько из нее вытекло?! Непонятно, как она вообще смогла выйти из дома и сесть в трамвай. Это невозможно, вообще-то. Подумай над этим. А еще подумай, если пацана не было, то почему она тоже его видела? Ты слышал, что она кричала?
— Мой родной, — холодно ответил Валерий. — Она кричала это тебе. Ты ее знаешь, не так ли?
— Впервые вижу. Она кричала не мне. Она кричала, что я хочу забрать у нее ее родного. То есть, пацана.
— Да не было там!.. — возопил Валерий, но тут же осекся, глядя на оконное стекло. Взъерошил свои светлые волосы, болезненно сощурился и внезапно стал самым озадаченным человеком в мире.
— Что за бред?.. — пробормотал он едва слышно.
Роман тоже взглянул на трамвайное окно, желая узнать, что привело Нечаева в такое состояние, но ровным счетом ничего не увидел. Стекло было мутным, но относительно чистым, на нем не было никаких кровавых или угрожающих надписей — вообще ничего не было. Изнутри оно запотело, и на бледной дымке кто-то пальцем нарисовал большую римскую цифру V, подчеркнутую сверху и снизу. Цифра уже таяла, расползалась, оплывала крошечными каплями влаги.
Что-то метнулось в его мозгу — что-то стремительное, неуловимое — и тотчас исчезло.
— Ты зашел позже меня… — еще тише произнес Валерий, так что Роман едва разобрал сказанное. — Но не… Нет, не верю я в такие совпадения…
— Что вы там бормочете, господин детектив? — раздраженно спросил Савицкий, покосившись на толпящихся возле трамвая людей, которые только недавно утверждали, что опаздывают на работу.
— Не твое дело, — отозвался Нечаев как-то сонно и повернул голову. Его ярко-голубые глаза потускнели и словно ушли в глубь черепа. — Вы, собственно, свободны, Савицкий. Я вас боле не задерживаю. Только сделайте одолжение — в ближайшее время никуда из города не выезжайте. И постарайтесь не менять место жительства.
Рядом с самым озадаченным человеком в мире появился еще один не менее озадаченный.
— Отчего вдруг столь резкая перемена? И с какой стати мне сидеть сиднем в этом городе? Я что — подозреваемый? Из-за того, что какая-то незнакомая мне баба чего-то там наглоталась?!
— Савицкий, если отпускают, то следует уходить — и как можно быстрее, — блекло сообщил Валерий. — Я еще разберусь с тобой и твоими галлюцинациями.
— А я тебе говорю — был там пацан! — упрямо буркнул Роман, сам раздраженный собственным упрямством. Чего он, собственно, стоит тут и чего-то доказывает какому-то тупоумному старлею?! — И я с ним говорил. Только…
— Я не знаю, что там тебе опять привиделось, — Нечаев сунул в рот сигарету и с недобрым прищуром взглянул на Романа. — Я знаю только одно — в последнее время там, где ты появляешься, кто-то умирает.
Ему пришлось возвращаться домой, чтобы переодеться, и Савицкий опоздал почти на полчаса. Подходя к причалу, он не сомневался в том, что если вздорная кошка вздумает устроить по этому поводу истерику, он скинет ее в воду. Наплевать, что за это его уволят. Сейчас ему было абсолютно на все наплевать. Происшедшее крутилось в голове сумасшедшей каруселью, и из этого кружения то и дело выглядывало лицо мальчика, который стал старше, и издевательски улыбалось, и качалась приветственно детская ладошка, и в уши ввинчивались взрослые фразы, произнесенные звонким детским голосом. Ему казалось, что и асфальт, и деревья, и сам воздух — все вокруг пахнет лавандой — теплый, сырой, приторный запах, будто весь Аркудинск превратился в огромный кусок мокрого туалетного мыла. Ладони по-прежнему чувствовали тяжесть умирающей и судороги, сотрясавшие ее тело, и она снова и снова взвизгивала в его мозгу:
… Пусти моего родного!.. Он мой родной!..
А следом почему-то неизменно выплывало озадаченное лицо Нечаева, и это раздражало больше всего.
К его удивлению Риты на катере еще не было — не было ее и нигде вокруг — ни у перил, ни в барчике на причале. Роман взглянул на часы, пожал плечами и зашагал было к конторе, но в этот момент на стоянку, визжа шинами, в облаке темной пыли влетел «мини купер» и затормозил в самый, что ни на есть, последний момент, едва не въехав передним бампером в ствол липы. Из машины выскочила Рита в короткой черной куртке и облегающих золотистых брюках, вытащила пакет, хлопнула дверцей, перекинула через плечо ремешок сумочки, включила сигнализацию — и все это на одном стремительном движении, так что Роман совершенно не успел уловить, где начиналось одно действие и заканчивалось другое. Стуча высоченными каблуками, она почти подлетела к Роману, и тот воззрился на нее изумленно — где же вчерашняя элегантность и надменность? Девушка выглядела какой-то взъерошенной, спутавшиеся волосы небрежно рассыпались по плечам и спине, куртка сидела на ней как-то косо. Рита тяжело дышала, и казалось, что она приехала не на машине, а только что слезла с лошади после долгой безумной скачки. Напряженное лицо со слегка поджившей царапиной было очень бледным, а глаза смотрели странно, точно Рита пристально приглядывалась к чему-то внутри себя. Оказавшись возле Романа, она поспешно пристроила на ненакрашенные губы вчерашнюю безмятежную улыбку, но он этой безмятежности не поверил.
— Здравствуйте. Я опоздала, да? — небрежно спросила Рита чуть срывающимся голосом, и ее глаза посмотрели на Савицкого так, словно Рита ждала от него какой-то особой реакции. — Давайте поедем. Давайте скорее поедем!..
Он молча развернулся и пошел к катеру. Каблучки торопливо застучали сзади, потом рядом, и Рита, обогнав его, метнулась к катеру и прыгнула на него, отчего катер чуть покачнулся. Роман вздернул бровь, озадаченный тем, как удается развивать такую скорость в столь неудобной обуви, потом спохватился и запоздало крикнул:
— Я же говорил — нельзя прыгать на катер!
Она не огрызнулась, как вчера — вообще ничего не ответила, сидела на диванчике, обняв свой пакет, и смотрела в сторону причала, и в ее молчании было что-то такое, отчего Роман то и дело украдкой поглядывал на нее. Казалось, что на диванчике и впрямь сидит кукла — неживая, холодная, и за приоткрытыми губами и стеклянными глазами одна лишь пустота. Рита ожила, только когда катер уже вошел в Шаю, и ее первые слова озадачили Романа еще больше.
— У вас все в порядке?
— Разумеется, — равнодушно ответил он. — С чего бы у меня быть беспорядку?
— Это просто вежливость! — сказала Рита со знакомым раздражением. — Неужели вам чужда обычная человеческая вежливость? Мне показалось, что вы неважно выглядите.
Ты на моем месте, подруга, выглядела б еще хуже. Знать бы только точно, на каком я месте.
— Вам показалось. Вы и сегодня вооружены? Что прихватили на этот раз? «ТТ» или, — Роман обернулся, — парочку осколочных гранат?
— Фаустпатрон, — буркнула Рита и снова превратилась в куклу. Роман хмыкнул и отвернулся.
Сегодня она не просила делать остановки и практически не разговаривала, молча смотрела на берег, то ли предаваясь созерцанию весеннего пейзажа, то ли погруженная в какие-то свои мысли. Роман был доволен — на этот раз он вез почти идеальную пассажирку, но в то же время его не оставляло недоумение. Вчера вечером Рита не оставила ему сомнений в том, что и сегодня на катер придет взбалмошное и вздорное существо, беспрерывно говорящее и делающее глупости и окутывающее его усиленным и столь подозрительным Роману вниманием. Но сегодня на катер пришел кто-то другой, сидел очень тихо, очень много курил, и если Савицкому и удавалось поймать обращенный на него сине-зеленый взгляд, то никакого выражения он в нем не видел. Кукольный взгляд. Стеклянный. Обедать она ушла в каюту, ничего ему на этот раз не предложив.
Выйдя из каюты почти через час, Рита перебралась на нос, устроилась в креслице рядом с Романом, поставила у ног пакет и принялась заплетать волосы в косу, склонив голову набок и глядя на скользящие мимо развесистые вековые ели. Ее пальцы быстро и слаженно бегали среди золотистых прядей.
— А вы женаты, Роман Андреевич? — поинтересовалась она рассеянно, и Роман так же рассеянно ответил:
— Не ваше дело.
— Я бы удивилась, если б вы сказали что-нибудь другое.
— Я не женат.
Рита усмехнулась, бросила недоплетенную косу, достала из сумочки сигареты и закурила. Роман, скосив на нее глаза, заметил, что пальцы девушки чуть подрагивают. Она неотрывно смотрела на лес, и он не мог видеть выражения ее лица. Внезапно Роману захотелось, чтобы лицо это было видно — хотя бы часть. Сейчас отчего-то, когда Рита поворачивалась затылком, он чувствовал себя неспокойно, как будто в эти моменты с ее лицом происходило что-то ужасное.
Словно почуяв его мысли, Рита повернула голову, и сине-зеленый взгляд огладил его щеку — по-знакомому недвусмысленно-игривый, и так же по-знакомому Роман почуял за этой игривостью легкую фальшь. Неприязнь просвечивала сквозь эту игривость едва-едва, как донные камешки сквозь темную воду, а к неприязни этой тесно прильнуло смятение. Савицкий чуть повернул голову, и взгляд, скользнув по его зрачку, вдруг всполошенно, словно вспугнутый воришка, дернулся вниз, к груди, перепрыгнул на руку и снова юркнул в сторону береговой линии, выискивая что-то среди елей. Мысленно Роман спросил себя, какая, в сущности, разница — что, да почему? Фальшивит игривая кошечка или нет? Чего задумываться о подоплеке — важен сам факт — красивая девка в самом соку предлагает себя уже второй день подряд — тут и статуя командора слюной бы изошла. Да вот только при всей Ритиной игривости что-то не позволяет поставить ее в ряд особ легкого поведения.