— Волк, — ответил Гарадас. — Он нашел мертвого щенка. А сейчас он ищет нас. — Его люди тревожно задвигались, бросая нервные взгляды на окружающих их снег.
— Как? — спросил Джайал. — Разве он может пойти по нашему следу через снежную бурю?
— Ты не понимаешь: он везде на этой равнине. Это его королевство, Равнина Волков, — ответил Гарадас. И действительно, звук шел со всех сторон сразу, в нем было отчаяние и холод ледяного ветра.
— Тогда мы будем сражаться, — сказал Джайал, хватаясь за Зуб Дракона.
— Лучше бы ты как следует помолился, — ответил староста, бросая безнадежный взгляд на свою дочку, которая глядела на взрослых вокруг себя с невинным непониманием. — Он только наполовину принадлежит нашему миру: его глаза сделаны из умирающих углей сердец богов, тело из льда и тумана, дыхание ядовито, когти крепче чем шипы на перчатках жреца, а бежит он со скоростью ветра.
— Сколько еще до леса? — спросила Таласса у Аланды.
— Мы должны быть очень близки к нему; но посох говорит мне только в каком направлении идти, а не как близко мы от леса.
Он опять пошли дальше, пробиваясь через сугробы так быстро, как только могли. Глаза всех людей обшаривали окрестности и не видели нечего. Тем не менее острый запах йода наполнил воздух, а в слабом свете фонарей снег перед ними, казалось, стал слегка желтым.
Потом последовал еще один вой, от которого затряслись все кости. Значительно ближе, быть может в пятидесяти футах за ними, и даже через подушку снега они почувствовали, как под их ногами затряслась земля.
Люди в цепочке растерялись и впали в панику, веревка закрутилась вперед и назад. Гарадас выкрикнул приказы, но некоторые из его людей, казалось, лишились рассудка; они сбросили с себя пояса или перерезали веревку, привязывавшую их к колонне. Некоторые схватились за оружие, а половина горцев повернулась и побрела подальше от звука. Оставшиеся стали в круг и застыли в напряженном ожидании. Джайал, которого веревка сбросила на землю, вскочил на ноги. — Там! — сказал он, и в сиянии Зуба Дракона все увидели это: темный силуэт, больше чем дом, темнел сквозь падающий снег. Вприпрыжку фигура двинулась к ним, два красных уголька как фонари прыгали по воздуху — глаза зверя, высоко над землей. Он откинул голову назад, готовясь завыть.
Уртред мог видеть свет фонарей — белое пятно, едва видимое через летящий снег. Он шел по цепочке желтых следов на юг, надеясь, вопреки всякой надежде, оказаться рядом с ними раньше волка. Но он, конечно, опоздал, зверь материализовался впереди, между ним и светом.
Он побежал вперед через сугробы. Сейчас, больше чем когда-либо, ему была нужна магия Ре. Воздух был полон запахом твари, а потом Уртред оказался сразу за ним: волк как-то сразу появился из-за снежной бури, его темная фигура была высотой в дом. Уртред остановился и, напрягшись, закрыл глаза. Где те огненные искры, которые так ярко горели в его венах в Тралле? Сейчас он чувствовал только теплое покалывание и кончиках своих искалеченных пальцев, как если бы Бог услышал его призыв, но смутно и неопределённо, как если бы находился где-то в арктической ночи или на верхушке далекой горы, так что хотя по его венам и потекло огненное пламя, он смог создать только красный шар, похожий на пузырь, который стал медленно стекать с его пальцев. Уртред в отчаянии бросил его в направлении твари. Шар упал у его ног и снег, зашипев, начал испаряться.
Зверь повернулся, жидкий огонь в первый раз осветил его целиком. Уртред увидел белые кристаллы его шкуры; красные колодцы глаз глядели прямо на него, потом отравленное дыхание волка окатило его, похожее на вонь металла, давно утонувшего в пруду, проржавелого и ядовитого. Мгновенно на плаще образовалась корка из черного льда, похожая на медное покрывало, колени согнулись под ее тяжестью. Лед проник и в глазные отверстия его маски. Глаза, лишенные век, глядели на мороз, опустившийся на них. Уртред покачнулся, пытаясь остаться на ногах. Через тонкий слой льда он мог видеть небольшую группу людей: лицо Талассы, сияние Зуба Дракона, восемь горцев.
Он сражался, стараясь не дать льду сковать свои ноги. Где же этот расплавленный огненный дракон или Стена Огня?
И тут неожиданно, неизвестно откуда, пришло тепло, наполнив его тело. Постепенно зрение стало восстанавливаться, глаза отмерзали. Кончики пальцев взорвались огнем, и Уртред бросил пламя вперед, расплавленная лава ударила в бок твари, прожгла шкуру и устремилась внутрь; на теле волка появилась огромная дыра. Он увидел, что Таласса и остальные обогнули волка и неуклюже побежали к нему. На их ногах было что-то интересное: он всмотрелся, и увидел, что все они носили снегоступы.
— К башне! — крикнул Уртред во весь голос. Он повернулся, и в свете Зуба Дракона увидел, что она намного ближе, чем он отваживался надеяться. Не более пятидесяти футов, и, сразу за башней, голые ветки края леса. Все остальные были уже за ним, но волк пришел в себя и шел прямо на него, как лавина из кристалликов льда и тумана. Его фигура мигнула, потом исчезла, чтобы материализоваться опять, намного ближе; так, шаг за шагом, он надвигался на них.
Потом край тела Фенриса расплылся и наплыл на него, Уртред почувствовал ужасный, замораживающий холод. Он ударил перчатками налево и направо.
Тварь завыла от боли и ярости; из ниоткуда появился огромный ледяной коготь и, как серпом, попытался полоснуть по Уртреду, который успел пригнуться в самое последнее мгновение. Отпрыгнув назад, он почувствовал, что освободился от удушающего ледяного облака. Его плащ, однако, стоял как сталь; Уртред разодрал его своими когтями, тот раскололся с душераздирающим треском. Все остальные уже были за дверью. Джайал стоял за порогом, держа дверь открытой: Уртред бросился к нему. Волк был прямо за ним, так что когда Уртред бросился мимо Джайала в башню и дверь с треском захлопнулась, вся башня наполнилась облаком замерзающего пара.
Гарадас и Джайал всем весом налегли на дверь и опустили деревянный засов. Потом опять раздался страшный вой: как если бы воздух вырвали из его ушей и окружающего эфира, в то время как тварь окружила башню, наполнив её белым ослепляющим туманом, температура резко упала. Он мог видеть только свет от Зуба Дракона и фонарей, вокруг которых метались какие-то тени. Его руки встретились с чем-то твердым, и он сообразил, что это стол в центре комнаты. Он схватил его и приволок к двери; двое мужчин отступили в сторону и он бросил стол на их место. Джайал и Гарадас уже волокли другую мебель, чтобы укрепить баррикаду. Все выглядело так, как если бы дверь удержится — пока.
Потом послышался еще один долгий вой, холодный и пронизывающий, как арктический ветер, потом скрежет льда, царапающего по камню, как если бы зверь кружил вокруг башни; отвратительная вонь от его ядовитого дыхания сочилась через бойницы, покрывая льдом каждый дюйм обнаженного камня.
В этом свете, который пробивался через удушающую дымку, Уртред заметил еще одну колонну густого тумана, которая медленно текла вниз через открытый люк над его головой. Тут же он почувствовал леденящий холод на лодыжках и взглянул вниз: клубы тумана начали сочится через узкие щели рамой и дверью, и уже покрыли волнообразным покрывалом толщиной в два-три дюйма пол около порога. Опасность снизу и сверху. Фенрис: став нематериальным, как зимний ветер, дыхание, выдох, он собирается проникнуть внутрь, оказаться среди них. Никакой камень не остановит его, скоро он материализуется внутри башни. Тогда они все умрут, как и предсказывал Хозяин.
Воздух становился холоднее с каждой секундой. Уртред отступил назад и дико посмотрел вокруг. Огонь в его венах стал угасать. Тем не менее сейчас ему опять нужен огонь, больше чем когда-нибудь, но не тот огонь, который уничтожил вампиров в храме, а великий огонь, огонь творения, который заключен в существе, сила которого была бы не меньше темной силы Фенриса. Нужен огонь, который живет в драконах — жеребцах богов, которые сейчас носятся по воздуху над Равенспуром, нужна древняя магия.
Однажды он уже призвал эту силу, нечаянно, двенадцать лет назад в пещере Священного Огня монастыря Форгхольм. Сможет ли он опять выполнить заклинание творения? Или это сила природы, которой невозможно повелевать? Вызывание духов: самый высший уровень всех пяти искусств пиромантии. Змеи, которых он призвал на Равнине Призраков, были низшим уровнем в иерархии огненных созданий: Дракон был высшим. Никакие часы и годы учебы не помогут, если ты в глубине душе не веришь в успех. А что он узнал в могиле Маризиана? Книга Света превратилась в прах, та самая книга, по которой он учился заклинать Пламя. Но у него есть вера, вера, которая живет в его сердце, а не в книге.
Он закрыл глаза и начал искать семена огня, похороненные глубоко в душе, его мысль побежала по темным закоулкам его сознания. Ему казалось, что он ищет уже давно; одновременно он чувствовал, что становится все холоднее и холоднее, но это было далеко от него, давно ушедшего в путешествие по самому себе. Далекие воспоминания, детская невинность, давно испорченная шрамами и горькое одиночество, в его сознание кружились незваные гости; потом появились черные слова Хозяина, как если бы в этой одной личности собрались все предательства и неудачи его жизни. В башне медленно падала температура, пока туман и когти льда не поглотили все, даже свет Зуба Дракона…
Потом раздалось громкое рычание, на этот раз не снаружи, а внутри башни, и он сразу понял, что Фенрис здесь, и тут, вместе с этой мыслью, пришел и огонь, тот самый, который он искал, и все стало как тогда, много лет назад, в пещере Священного Огня Форгхольма. Его душа устремилась навстречу ему, от этого холода, страстно желая тепла. Внутренним взглядом он видел красные отблески огня, а внутри его змеевидную оранжевую фигуру в красном зародышевом мешочке, которая готова была родиться и ждала только семени, которое он должен принести. Он вошел в этот красный свет и вспомнил, что именно так все и было, когда он был ребенком, так что он был и в сердце существа, которое создавал, и, одновременно, снаружи. Теперь он бросил их вперед, огонь и яйцо, которое он создал из своего сердца, и они с ревом понеслись по потоку его крови; рев крови и рев огня слились в его ушах в музыку Пламени, а потом они достигли конца пути, он поднял перчатку и выпустил их наружу.
В то же самое мгновение белый туман стал оранжевым, и его творение встало перед его глазами.
Дракон, существо непонятной массы в десять футов высотой, пламенно-алое тело, глаза-карбункулы, которые глубоко сидели в треугольной ящероподобной голове, и по каждую сторону его похожей по луковицу шеи, жабры, напоминавшие надувшиеся кожаные мешки. Светящиеся серебряным светом крылья, сделанные, казалось, из твердого огня, раскинувшиеся на всю ширину башни, когтистые лапы из сверкающей стали. То самое создание, которое он сотворил в Форгхольме.
Его товарищи собрались в дальнем конце комнаты и закрыли лицо руками, защищаясь от страшного жара, который извергал из себя Дракон, окруженный аурой белого пламени. Какие-то соломинки и щепки взвились в воздух, вспыхнули и мгновенно сгорели. Лужа белого тумана на полу и форма, возникавшая в колонне света сверху, мгновенно выкипели, превратившись в густой пар, который черной слизью осел на пол. Башню сотряс агонизирующий вой волка прямо из середины комнаты, его ледяное сердце начало таять. Туман, из которого он образовывался, стал испаряться, потом побежал через открытый на потолке люк, улетая от раскаленного белого огня. Но башня была слишком мала для дракона. Колеблющаяся масса из пламени и чешуек взлетела вверх, вслед за убегающим туманом, лестница вспыхнула как свечка, от пола до потолка, когда он пронесся над ее горящими ступеньками в небо, в погоню за улетающими тенями.
Уртред почувствовал, как его уносит вверх, как если бы он сам был живым сердцем существа, которое создал. И тут он стал Драконом, под его ногами больше не было земли, его сущность устремилась вверх. За один удар сердца стены башни расплылись и исчезли с обеих сторон, когда он взлетел над полом и вырвался наружу через открытый люк на верхушке лестницы, оставляя за собой горящее дерево и кипящий пар. Он бросил огненный взгляд на покрытую лишайником верхушку башни и парапет, около которого стоял совсем недавно. Потом взлетел в летящий снег, который внезапно превратился в туман, как если бы жар тела мгновенно испарил его, и полетел дальше, окруженный оранжевым ореолом из капелек воды. Под собой он видел покрытую снегом равнину и темную линию Барьера Айкена.
Он не мог управлять полетом, Дракон нес его через темноту на север, как если бы чувствовал, куда улетели его собратья, которых Уртред видел в сумерках. Дракон летел, равномерно ударяя могучими крыльями и со свистом рассекая воздух перед собой. С того мгновения, как крылья унесли его вверх, Уртред ощущал радостное возбуждение, голова кружилась от мысли, что земля находится далеко внизу. Дракон летел над снеговыми облаками, ночь была кристально ясной; облака, похожие на шерстистых барашков, кружились в вихре вокруг сторожевой башни, из которой он взлетел в воздух. Небо было пусто, от севера до юга, Уртред отчетливо видел Сломанные Вязы, их острые пики, рвущиеся в небо, толпились вокруг их центра, Равенспура. А за ними находились Палисады.
Он стал Драконом, и видел его глазами, слышал его ушами и чуял его носом — и намного лучше, чем своими. Он чуял след драконов Харкена, слабый запах металла и огня. Он сам видел, как они летели на север, и его создание последовало за ними. Под собой он увидел лес, который простирался далеко на север. Внезапно ему захотелось остановить Дракона и вернуться обратно к сторожевой башне, но было слишком поздно — Дракон был квинтэссенцией воли, тварью Ре, родившейся в сердце солнца: как только он выбрал свой курс, никто и ничто не могло заставить его повернуть назад. Уртред мог только нестись вместе ним вперед, над лесом, земля стремительно уносилась прочь. Появился еще один горный кряж, руины города, озеро, далеко впереди он заметил холодную и пустую тундру. Темная линия Барьера Айкена бежала прямо через нее. Теперь земля под ним стала смазанным пятном. Могучие крылья покрыли сотни миль за минуту! И тут Уртред почувствовал, что чем дальше от башни и точки вызова улетал Дракон, тем слабее он становился. Его сила уходила, крылья били все медленнее и медленнее. Потом Уртред почувствовал невесомость, Дракон начал падать, земля понеслась навстречу. Он попытался захватить контроль над зверем, стараясь остановить вертикальное падение. Но его воля и воля Дракона были разделены.
Огонь в венах начал гаснуть, Дракон падал кругами, все быстрее и быстрее, похожий на птицу, подстреленную в полете стрелой охотника. Хотя голова Уртреда кружилась и во время полета, это не шло ни в какое сравнение с тем головокружением, которое накатило на него сейчас, когда Дракон камнем устремился прямо вниз на ледяную равнину под собой.
Уртред посмотрел на землю, стремительно несущуюся к нему, и приготовился к смерти…
Он спал и видел сны. Как всегда за последнюю тысячу лет. Во сне он видел прошедшие времена, когда был почти богом, золотые башни на Сверкающей Долине блестели под яркими лучами солнца, а в лазурном небе жеребцы богов грациозно летали между ними. Он видел себя на арене, серебряные стены которой были выше гор, а поле для поединков длиной в десять миль. Там он сражался как Воин Бога. Он был самым большим из всех воинов; никто не мог победить или разрушить его. Вплоть до последнего дня.
Был турнир и они привели его туда, медная музыка омывала равнину, гигантские трибуны и горы. Почти бог — это он знал даже тогда, любимец того, кто создал его: Ре. По одну сторону арены, очень далеко от него, находился золотой мерцающий туман, сиявший как солнце: внутри него, невидимый, сидел Бог. Никто из смертных никогда не видел его, а он, Талос, видел. Весь день, начиная с рассвета, он сражался. Он уничтожил всех соперников, воинов других Богов: один за другим они пали, включая предпоследнего: паук Бога Луны, которого он задушил его собственной адамантиновой путиной.
Остался последний воин: змея Исса. День почти закончился. Темнота пала на арену, он ждал, а ее все еще не было. Он насквозь просветил турнирное поле глазами, которыми мог видеть через сталь. Свет Ре с далекой трибуны начал ослабевать. Потом, внезапно, из-под земли появилась змея. Почему он не посмотрел под землю? Ведь змея Исса — создание земли, а не воздуха, именно земля открылась под его ногами и его затянуло глубоко вглубь земли, в логово, в котором она скрывалась весь этот долгий день. Он почувствовал, как яд ее укуса горит в его шее. А потом когти твари нанесли смертельный удар и стальные пластины его головы сорвались со стержней.
Тысячелетняя темнота опустилась на него. Он оставался там, похороненный на Стеклянной Равнине, и только искра сознания еще жила в его гигантском теле. Столетие шло за столетием, пришло время последней битвы, в которой боги сражались против богов: небо охватил огонь, а все, жившее на поверхности мира, было испепелено. Однако его разбитое тело было зарыто глубоко в земле, далеко от огня Богов, который мог бы уничтожить его. И тем не менее его глаза видели все, что происходило в мире над ним. Тысячу лет небо было черным, потом просветлело, и он увидел равнины и горы, покрытые сажей. Он увидел кучку выживших людей, а также тех, кого небесный огонь так страшно изменил.
Много лет спустя он почувствовал грохот уничтожения Искьярда, а потом увидел одинокого человека, который шел по равнине, одного из тех немногих, кто выжил в этом проклятом месте. Он шел вместе с гигантом, Адаманстором, одним из тех чудовищ, которые вместе с богами пришли со звезд. Они подошли прямо к тому месту, где он лежал, как если бы человек совершенно точно знал, где зарыт он, Талос. Гигант начал копать слюду, выбрасывая в небо целые ломкие фонтаны. Так его откопали, и солнечный свет ударил по его разбитому телу, впервые за пять тысяч лет.
Человека звали Маризиан. Он спустился в яму, которую вырыл Адаманстор. Потом он встал на колени и занялся Талосом, при помощи магии и таланта механика возвращая его к жизни. Талос почувствовал, как опять соединяются обгоревшие синапсы, а металлические мышцы срастаются при помощи целительного пламени. Потом он почувствовал, как лебедка подняла его из ямы, видимо волшебник занялся его ногами, восстанавливая их. Потом он взглянул вниз, и увидел, что человек далеко внизу глядит на него снизу вверх, голос Маризиана зазвучал прямо в его сознание, отчетливо выговаривая команды. Талосу показалось, что его ноги задвигались по своей собственной воле, не спрашивая у него разрешения, и он пошел за своим новым хозяином через горы. Маризиан шел, при помощи магии создавая перед ними дорогу. Волшебник нашел город в горах и назвал его Года. Он дал жителям Книгу Света и создал святилище над городом, сказав горцам о том, что сюда придет Светоносица.
Но Маризиан не захотел оставаться в Годе. Все то время, которое он провел там, его глаза глядели на север, как если бы он боялся кого-то или чего-то, что могло последовать за ним из Искьярда. Так что вскоре после основания города они ушли оттуда, и много месяцев бродили по горам. Наконец они добрались до южных склонов Палисад и увидели огромную гранитную гору, одиноко стоявшую посреди равнины, простиравшейся перед ними. Они пересекли равнину и подошли к горе. Волшебник поднял руки к небу и попросил богов благословить его новый город, который он назвал Тралл. Потом он призвал к себе все создания, жившие на горе, послал их вниз на равнину и они, все вместе, построили на этой горе великий город, чьи дворцы соперничали даже с дворцами богов. Бронзовый Воин работал вместе с другими гигантами, дварфами и даже покореженными людьми. Своей воли у него больше не было, ее заменила воля Маризиана.
И он слышал, как Маризиан рассказывал людям о богах, тех самых, которым он, Бронзовый Воин, служил много лет назад, слышал и то, как волшебник устанавливал законы для людей города, как если бы он сам был богом. Гнев и ненависть клокотали в расплавленной лаве груди Талоса, из его красных глаз вырывались огненные лучи: если бы Боги захотели, он мог бы растопить полярную шапку и затопить весь мир. И тем не менее, он был совершенно беспомощен: он не мог обрушить свой огонь на Маризиана. Волшебник держал его в рабстве.
Прошло много лет, мгновение ока для Бронзового Воина. Волшебник, ставший старым и дряхлым, привел его в помещение, находившееся глубоко под землей, под корнями скалы, и Талос увидел, что это и могила и тюрьма. Там Маризиан и умер. Как только магический саркофаг в последний раз закрылся за телом волшебника, Талос почувствовал, что проснулся, сбросил с себя цепи рабства. Но он был в ловушке: ноги не двигались, его стоны никто не слышал, он уснул, и проспал еще тысячу лет, а может быть и больше: он не мог сказать. В мешках его легких скопилась старая пыль, огонь в его венах не горел, а слабо светился. Опять он в темноте, сколько времени ему придется пробыть в ней на этот раз?
Только через много лет настала та ночь, когда он ощутил силу недалеко от себя и зашевелился. Он почувствовал, что буря, посланная богами, бушует за стенами его тюрьмы, потом огненный дротик, как корень, зарылся глубоко в землю, ударил в могилу и проник внутрь. Дротик ударил прямо в него и дошел до сердца. Талос проснулся: он опять услышал голос своего Бога, приказывавший ему бежать отсюда и немедленно возвращаться на север. Он встал и вышел из могилы, стены и потолок рушились, когда он шел. Когда он очутился на поверхности, люди, которые жили в Тралле, разбегались перед его сотрясающими землю шагами. Он опять пересек равнину, на этот раз направившись на север, туда, где когда-то жили боги. Он прошел по гулким пещерам Харкена, разнося на части двери конюшен, за которыми находились жеребцы Богов, своим пламенем он рассеял древнюю темноту этого места, как если бы вместо вечной полуночи под землей настал полдень: под горами стало светло от его огня. Потом он прошел через Равенспур — там он нашел первых воинов Чуди и уничтожил их всех. А потом прошел через лес и нашел дорогу в Лорн, где враги Ре, Полуночная Чудь, собрались на границе запретного королевства. Они встали на его пути, но он убил их всех, много тысяч, как и их товарищей под Равенспуром. После битвы он пошел в Кузницу на Острове Ветров, которую когда-то Ре выковал своими собственными руками, и здесь стал ждать, как приказал ему Бог.
А потом слуги Бога пришли к нему и попросили помочь. Они поставили его перед Яйцом Мира, привязали его руки к огромным рычагам, вокруг торса застегнули пояс, его немигающий огненный взгляд стал топливом, и он начал ковать при помощи сверкающего горящего света, который никогда не ослабевал. С тех пор каждый день и каждую ночь из Кузницы летели искры, а теплый ветер не давал врагам этих людей ступить на берег озера.
С того времени только однажды он увидал внешний мир, когда Полуночная Чудь опять пришла на границы Лорна; тогда он освободился от своей упряжи. Утром он вернулся обратно, уничтожив искалеченных тварей, пришедших вместе с туманом.
Но теперь он знал, что вскоре должен уйти из этого места. Она идет: та самая, которую видел Ре, та самая, на которую намекал Мазариан в своих пророчествах, которые сам вряд ли понимал: в конце концов он был только смертным. Та, которая была не человеком, но несла в себе кусочек Божественного Огня: Светоносица. И он пойдет с ней, на север, в Искьярд, и откроет тайну, которую оставил Мазариан в этом зачарованном месте.
И узнает, от чего бежал Мазариан пять тысяч лет назад.
— Жрец! — голос Аланды. Он дал себе упасть, ноги ослабели, в глазах все кружилось, он падал и падал через ночное небо, пока полностью не потерял представление о том, где находится, и закрыл глаза, ожидая треска сломанных костей и последнего в жизни мгновения.
Вместо этого голос старой дамы. Он мгновенно открыл глаза. Как оказалось, он стоял, покачиваясь, на грубом каменном полу сторожевой башни. Аланда опять резко дернула его за рукав. Он замигал, сбитый с толку, и почувствовал, что весь покрыт холодным потом, как если бы пришел в себя после жестокой горячки.