сжимал вас в объятиях. Вскидывал руки к небу и благодарил Господа,
от которого отрекся множество лет тому назад. Одним своим
поступком, Аннет, вы заставили ярого атеиста превратиться в
набожного мальчишку. Почему вы не сказали ему, что переспали с
другим, чтобы заиметь ребенка?! Это ли, по-вашему, справедливость,
миссис Лоутон!? Вас следует наказать. Впрочем, выкидыш -
страшнейшее возмездие. Вы загубили жизнь младенца, зачатого в
грехе. Это ваша вина.
Отныне вы знаете, что мне известно многое о вас, мон ами.
Равно как и то, что я нахожусь поблизости. В прошлом письме я дал
вам множество намеков. Alea jacta est****. Ваша свобода
заканчивается там, где начинаюсь я. Напоминаю вам, Аннет, вы
можете предотвратить, казалось бы, неизбежное, лишь взяв в руки
"перо". И не забывайте, миссис Лоутон, но не сочтите за угрозу:
"Qui tacet - consentire videtur...*****"
Искренне ваш, Эйс..."
Aut Caesar, aut nihil* - или Цезарь, или ничто.
Silencio** - "тишина", с испанского.
Solitudinem faciunt, pacem appelant*** - они создают пустыню и
называют это миром.
Alea jacta est**** - жребий брошен.
Qui tacet - consentire videtur...***** - кто молчит, тот
рассматривается как согласившийся.
"Боится лишь тот, кому есть что терять, мистер Эйс..."
6 декабря, 1973 года. Штат Мэн.
Здравствуйте, Эйс.
Всё то время, что получаю Ваши письма, я убеждаюсь в том, что
вы невероятно наблюдательны и умны. И, думаю, для вас не будет
секретом то, что мне очень тяжело было решиться на написание сего
ответа. Но вы, наверняка, не знаете о том, что значит быть вдовой,
матерью выкидыша, покинутой женщиной. Для вас это повод
усмехнуться. Погладить себя по головке, наградить за необычайную
проницательность. Все, что для вас игра, для меня - данность. Вы
смеетесь над горем, будто это каламбур или хорошая шутка. Вы не
представляете, что значит быть уставшей. Изможденной
перманентной борьбой со всем, что произошло. Вы не знаете, каково
это – смотреть на крохотные ручки мертворожденного ребенка. Не
знаете, каким был ужас, в объятия которого вы меня любезно
подтолкнули, прислав руку супруга. Пусть он изменял, пусть мы не
могли иметь детей, но я была готова на все ради улыбки того, за кем я
находилась, как за каменной стеной. Я солгала ему, переспав с
другим. Но сказав супругу о том, что беременна, я поняла - жертвы
были не напрасны. То был момент непередаваемой эйфории. Ты
видишь, что твоя любовь расцветает, благоухает сильнее прежнего.
Тяготы, связанные с невозможностью дать Джейсону ребенка,
растворились. Не важно, каким образом. Не важно, на что мне
пришлось пойти. Мой умысел был чист. Без самопожертвования
победа кажется нереальной, когда стечение обстоятельств отбирает у
тебя надежду на семейное счастье. И за содеянное отвечать мне и