Дамблдор с завистью смотрел, как МакГонагалл уходит из Большого Зала. Позволить себе такую роскошь — больничный — он не мог, хотя сегодня не просто хотелось, надо. Остро необходимо взять тайм-аут, запереться в своей комнате и подумать. Просто спокойно подумать. Но жизнь, как известно, очень противная игра. Мало того, что нельзя сделать бэк-ап, а потом восстановиться и переиграть неудачный участок заново, так ведь еще и паузу не закажешь. То есть ты сам, конечно, можешь остановиться, но при этом всегда есть шанс, что, зайдя после паузы в этот, до отвращения знакомый, Большой Зал, нарвешься на недоуменный вопрос:
— А ты здесь кто? Вас здесь не стояло!
И скажет тебе это кто-нибудь из тех, кто сегодня почитает за честь пожать твою руку… Поэтому Дамблдор намеренно растягивал завтрак, оттягивая момент своего появления в кабинете, момент, начиная с которого ему придется действовать, и на то, чтобы думать, уже не останется ни времени, ни сил.
У гриффиндорцев были свои заботы. Первый урок — опять Защита, под руководством Снегга. Опять спаренная со Слизерином. Профессор вошел в класс своей стремительной походкой; как обычно при его появлении сами собой закрылись ставни, задернулись шторы и зажглись свечи. А когда он вышел к кафедре и повернулся к классу, ученики увидели такое, от чего ужас пробрал всех, даже слизеринцев, а некоторым, Невиллу Лонгботтому, например, так и вовсе захотелось умереть. Взгляд Снегга был добрым. Сначала все решили, что это какой-то страшный глюк, который быстро рассеется, но когда этот глюк начислил Гермионе двадцать балов за правильный ответ, все поняли, что-то в этом мире изменилось. Ужас был столь силен, что Лаванда и Парвати удержались от немедленного обсуждения происходящего, хотя разные, абсолютно достоверные, версии так и роились в их беспокойных мозгах. Впрочем, когда, дверь посреди урока открылась, и в класс заглянул Филч, все поняли, что у Снегга поменялось настроение, но не сущность.
— Что Вам надо, Аргус? — спросил он, очень вежливо, лицо же его вернулось в обычное, «снегговское», состояние.
Те, кто хорошо знал профессора, встретив такое сочетание улыбки и вежливости, старались исчезнуть в максимально короткие сроки. Но Филчу все было пофиг. Уверенно держа морду тяпкой, типа «я просто делаю свою работу и вы все меня не интересуете», он возвестил:
— Поттера к директору!
Возвестил и захлопнул дверь с той стороны. Видать, как ни держал завхоз морду тяпкой, снегговская улыбка вдохновила и его. Снегг сделал пару глубоких вдохов, успокаивая нервы, и сказал:
— Что делать. Если наш дражайший директор считает, что дегустация нового сорта лимонных долек важнее, чем изучение дементоров, Вам, Поттер, придется присоединиться к нему. Идите.
Слизеринцы угодливо заржали, гриффиндорцы недовольно засопели, но профессор быстро навел порядок в классе и продолжил урок. Гарри же было не до того. Неспешной походкой парень брел в сторону директорского кабинета. Именно брел, выигрывая время для того, чтобы подумать о причинах столь поспешного вызова и настроить блокировку сознания. Так ни до чего и не додумавшись, он постучал в дверь дамблдорова кабинета.
— Заходи, Гарри, — раздалось изнутри.
Переступив порог, Гарри увидел Артура, Молли и Джинни Уизли. «Черт! Чарли!» — вспыхнула в мозгу догадка. Вспыхнула и погасла, задавленная волей. Это потом он будет переживать за свою забывчивость и обдумывать варианты, а сейчас было важно думать правильно. Невозможно предотвратить вторжение легилимента в свои мысли. Защититься можно только двумя способами: не думать вообще или подсунуть легилименту ложные мысли. Гарри не сильно полагался на свои щиты, надежда была в основном на то, что Дамблдор не будет сильно наглеть. Пока надежда оправдывалась: Дамблдор коснулся сознания Гарри и убрался нафиг.
— Гарри! Мальчик мой! — Молли тем временем начала всхлипывать. — Такое несчастье!
— Что случилось? — Гарри внутренне напрягся.
— Чарли… — Всхлипывания перешли в сдавленные рыдания.
— Чарльз пропал в прошлую субботу. — Пояснил директор.
— Как? — Гарри очень натурально изобразил удивление вперемешку с испугом.
Дамблдор пространно объяснил, то, что Гарри знал и сам. Позавчера в Хогсмиде пропал Чарли Уизли. Пропал тихо, не оставив ни каких следов. То, что Чарли похитили, и сделал это именно Злой и Страшный Вольдеморт, предполагалось изначально, как аксиома. Шквал предположений, о том как это было сделано заглох сам собой, ибо ничего разумного никто не предложил, в том числе и Дамблдор. Чарли — сильный волшебник, участвовал в операциях Ордена, да и постоянное общение с драконами развивает бойцовские качества. И вот пропал, словно щепотка соли, растворившаяся в океане…
Гарри жалел старших Уизли. Он-то мог сказать, что Чарли сейчас хорошо проводит время в обществе Хельги Риббентроп, племянницы Лейстранджа, а Злой и Страшный Вольдеморт уговаривает толкового драконолога перейти работать к нему на зарплату вдвое больше министерской. Только как это сделать? И Гарри решился.
— Может, пока ничего страшного не произошло? Если бы Вольдеморт что-то сделал с Чарли, он бы уже сообщил об этом. Он всегда убивает демонстративно.
Дамблдор поморщился. Видно, что перед самым приходом Гарри он впаривал присутствующим совсем другие идеи.
— Мы всегда должны надеяться, но… — И многозначительно замолчал.
Тем временем мелкий и подлый Поттер продолжал портить старому многоопытному Дамблдору всю игру. Он начал расспрашивать Дамблдора о новостях от шпионов. Оказалось, что шпионская сеть Старика ничего не выяснила, что было очень странно, ибо Чарли — не простой пленник, а информация о таких обычно просачивается наружу. Услышав такое, Гарри выдал предположение:
— Так может он и не у Вольдеморта?
Дамблдор подумал, что вот так бы сейчас собственными руками и придушил гаденыша. Даже если Чарли не у Вольдеморта, то его туда надо сдать, если брать не будут — доплатить, а если и с доплатой не возьмут, убить извращенным способом и труп подкинуть. Разве не ясно, что этих Уизлей, и без Чарли — как тараканов не мореных. Одним больше, одним меньше, какая разница? А вот замученный насмерть Чарли резко поднимает боевой дух оставшихся. Потому и принимаем аксиому, что украден он Вольдемортом, для бесчеловечных опытов и надежды для него нет никакой.
— Независимо от того, что нам известно, очевидно, что Чарли захватил Вольдеморт, со всеми вытекающими, — безапелляционно заявил Глава Сил Света.
Сказал и увидел, что пелена отчаяния в глазах миссис Уизли, сменившаяся, после слов Гарри, огоньком надежды, так не вернулась. «Чтоб тебя разорвало!» — В сердцах подумал Дамблдор, и в результате Гарри неделю маялся метеоризмом. А что Вы думаете? Так разозлить Великого Белого Мага, это Вам не бладжером по башке получить. Кого другого могло и вправду разорвать, а Гарри в очередной раз выжил.
Наконец дверь за посетителями закрылась, и Дамблдор тяжело вздохнул. «Тогда считать мы стали раны…» — обреченно процитировал он. Тщательно взращиваемая и лелеемая вражда «все против Слизерина» рушилась на глазах. Хорошо бы еще случись драка «Гриффиндор на Слизерин», так нет, козлы малолетние, передрались между собой! А еще львами называются! Так скоро все факультеты подружатся со Слизерином, и воевать будет не с кем, а кому нужен могучий, мудрый и единолично правящий Вождь, если нет Страшного Врага? И придется жить на собственные сбережения, или того хуже, на зарплату. Причем не на ту зарплату, которую сам себе назначаешь (как глава Ордена Феникса), а на ту, что положит министерство. Этак сразу четыре нуля придется из нее вычеркнуть. Обидно, однако! Хорошо хоть, что Том пока ни с кем дружить не собирается… Тут Дамблдора прошиб холодный пот. Том уже помирился. С Поттером! Дамблдор стукнул кулаком по столу, отчего Фоукс на своей жердочке подпрыгнул и кукарекнул.
— Легко тебе! — Проворчал Дамблдор. — Кукареку, и нет проблем. А мне что делать?
И снова вопросы без ответов. Мочить, как сказал уже сам себе в минуту отчаяния? Проще сказать, чем сделать. Во-первых, пророчество. Хрен он сдохнет, этот Поттер, пока Тома не уложишь. В идеале им бы упокоить друг друга Авадой, как и планировалось изначально, но, увы, этот план протух. Во-вторых, как же они убрали Амелию Боунс? Как бы самому на такое не нарваться. Конечно, скорее всего, Том отследил тактику Дамблдора в отношении Поттера и просто прикрыл его в нужное время и в нужном месте, благо кое-какие профи в его команде еще остались. Самый очевидный ответ. Вот только опыт подсказывал белейшему из белых, что жизнь — она извращеннее самых больных фантазий, а значит, может у Гарри быть какой-то туз в рукаве.
Можно упрятать Поттера в Азкабан, за то что продался врагу, благо, и в самом деле продался, даже обвинить найдется в чем конкретном, да вот только… Что щенок знает? Что он может спиз… простите, ляпнуть не к месту? А ведь совсем втихую упрятать его не удастся, у Тома хватит людей, чтобы каждое слово Поттереныша раздуть и растрезвонить. А если он нужен Тому, тот просто пошлет в Азкабан толпу дементоров, выручать лучшего друга… Вот поэтому и не стал Дамблдор легилиментить Поттера. Щенок уже знает, что это такое, и только начни ломать его защиту, сразу просечет, а дальше… Дамблдор начинал махать палочкой только тогда, когда точно знал, что противник ему не опасен, потому до сих пор и живой. А здесь… Что все-таки случилось с Амелией? Значит, остается только одно, ждать и собирать информацию. «Хорошо, конечно, иметь страшного врага, плохо — когда враг на самом деле что-то может. А совсем плохо, когда неизвестно что он может» — завершил Дамблдор свои печальные размышления
Вечером МакГонагалл вызвала Гермиону, для воспитательной работы. Она долго втирала, что Малфой — бяка, что он поиграется и бросит, что в среде сильно чистокровных Гермиона все равно не приживется, да и кто ее туда пустит, ибо будущее Малфоя предрешено его родителями… И вообще она староста, должна быть лицом факультета, а на нее сейчас из-за этой истории смотрят косо.
— Простите, мадам. — Гермиона сделала непонимающее лицо. — Мы столько говорили о дружбе между факультетами, почему бы нам, как старостам, не подать пример?
Лицо у МакГонагалл приняло выражение как голодающего вампира, которому скормили целую головку чеснока. Но возразить она ничего не могла. И в самом деле — столько говорили о дружбе и единстве, а как только кто-то начал это единство устанавливать, так все недовольны. Неувязочка получается…
Что до ненадежности Малфоя, то Гермиона, как девушка разумная, сама много думала над этим вопросом. Девушки ведь, в отличие от парней, любое, даже самое шапочное, знакомство примеряют как вариант на всю оставшуюся жизнь, даже когда сознательно об этом не думают. Инстинкт у них такой. А подумав, Гермиона решила, что в жизни еще очень много интересного, кроме кухонной плиты и деторождения, поэтому планы Малфоя на всю оставшуюся жизнь ее пока мало трогают, а вот конкретно сейчас проводить с ним время гораздо приятнее и интереснее, чем с Уизли, у которого всего две темы для разговоров — квиддич и сволочизм Малфоя. Уж на что Гарри не против об этом потрепаться, но и его такой подход к жизни периодически напрягает.
Последние дни перед каникулами прошли относительно спокойно. Рон помирился с Гарри, но демонстративно не разговаривал с Гермионой, что сразу сказалось на его оценках, причем, далеко не в лучшую сторону. Изрядно побитые гриффиндорцы и слизеринцы притихли и стали налаживать мирную жизнь. Сначала внутри своих факультетов, потом и между факультетами. Девушки, которым досталось меньше, бузили дольше, но тоже притихли. Дольше всех пыталась воевать Ромилда Вэйн. Оно и понятно, злая конкурентка, которая увела Поттера, всегда рядом — только руку протяни, и можно выдирать волосы. Однажды протянула, а Джинни достала палочку. Повторять этот печальный опыт Ромилде очень не хотелось, поэтому она ограничилась тем, что объявила Джинни бойкот. Джинни вознесла хвалу Мерлину за то, что это наконец-то случилось.
И вот, наступил день отбытия на каникулы. Министерство организовало «полностью безопасный», как они заявили, путь через каминную сеть. В кабинет МакГонагалл выстроилась очередь. Первыми отбывали слизеринцы.
— А Вы куда, мисс Грейнджер? Дождитесь очереди своего факультета.
— Я вместе с Драко. — Ответила Гермиона самым нежным голосом.
— Да, да. — Тот уже легок на помине.
Он обнял свою даму за талию, провел так мимо позеленевшей в одно мгновение МакГонагалл и посеревшей Паркинсон, зачерпнул летучего пороха. Взмах рукой, хором:
— Малфой-мэнор!
Вспышка зеленого пламени, и оба пропали.
— Следующий!