В садах между тремя первыми стенами, возле одноэтажных домиков, окруженных заборами с ползучими вьюнами, прогуливались господа с сосредоточенными лицами. Ни улыбки, ни шутки, хотя именно они, живущие на полном довольствии и призванные заниматься лишь творчеством, философией и научным поиском, более всего и нуждаются в шутке и смехе.
Заложив руки за спину, вокруг маленького пятачка палисадника ходил взад-вперед Галилей, иронически повторяя: "А все-таки она вертится... вертится, господа, вертится..."
Хотя и повторял это Галилей еле слышно, но, должно быть, поняв слова его по движению губ, постоялец из соседнего домика, тоже вышедший погулять, гражданин рая по имени Ницше, презрительно бросил в сторону Галилея реплику:
- Сократический человек! - И, сорвав какой-то цветок, поднес было к носу, но нервно отшвырнул в сторону.
На крик Ницше, в предвкушении скандального развлечения, вышли из своих домиков Сенека, Джордано Бруно, Спиноза, Гегель, повторяющий уже каждый день: "Чистый, не знающий пределов разум есть само божество...", а минуту спустя - торопливо и протопоп Аввакум, за ним - Вольтер и последним - с заспанным лицом - Сократ.
Каждый из них, привыкший к таким представлениям, делал вид, что оставил работу и вышел просто прогуляться. Притворно смотрели по сторонам, гладили деревья по стволу, черпали ладонью воду из источника, чтобы протереть глаза.
- Да перестаньте бубнить одно и то же! - крикнул Галилею через забор Ницше, весь багровый от возмущения. - Вы мешаете мне закончить сотый том "Несвоевременных размышлений". Вы - холодный, трусливый, рациональный, сократический... Рай, где предпочтение отдается ученым перед философами и художниками, - это не настоящий рай для великих умов! Это ад!
Галилей открыл рот, не зная, что сказать в ответ, и повернулся к Сократу, как бы ища у него поддержки.
Сократ, нахмурившись, кашлянул и сказал хрипло, потирая горло:
- Видно, тот яд, который заставили меня выпить господа типа Ницше, еще долго будет першить в горле. - И посмотрев холодным взглядом в сторону Ницше, спросил: - Чем не нравлюсь я, Сократ, вам? Сократ один, и второго Сократа мир уже не родит, сколько бы вы с господином Шопенгауэром ни рассуждали о том, что человечество лишь песок, из которого надо намыть несколько золотых крупинок, то есть гениев... И Галилей - один, и второго физика Нильса Бора из песка не намоешь. И при чем здесь отец ракеты фон Браун; и Теллер ни при чем - прародитель атомной бомбы. Каждый - уникум, в единственном экземпляре, и я не понимаю, почему вы, в своем болезненном воображении, всех обобщаете, называя "сократическими людьми", хотя, признаться, мне, Сократу, это и льстит...
Ницше слушал Сократа с заносчивым видом, покручивая ус и обдумывая убедительный ответ.
- И вообще не понимаю, как это господин Ницше оказался среди нас? Если он в восторге от "дионисийского человека", то не лучше ли перевести его за четвертую стену рая, где он мог бы проводить время среди вечного танца, пения и развлечений с - ха-ха! - красотками! - сказал Сократ, обращаясь к своим ученым собратьям, комично топнув ногой и щелкая пальцами, как кастаньетами. - Надо попросить настоятеля нашей половины рая, чтобы он немедленно избавил нас от певца гимнов в честь Дионисия...
- Перестаньте, шут! - прервал его Ницше. - Это запрещенный прием в полемике - всякие угрозы, запреты, переводы за четвертую стену и так далее. Конечно же настоятель нашей половины рая станет на вашу сторону, господа ученые, я знаю! Ибо и он, как человек с государственным мышлением, воспитанный у вас в городе-государстве Афинах, он, конечно, станет на вашу сторону против художников и святых. Но я повторяю, рай, откуда изгоняют художников, - это ад. И таким адом сделали его вы, Сократ, отдавая предпочтение разуму перед живыми чувствами, а разум породил химер. И,ничего вам брать под защиту господ фон Брауна и Теллера и компанию...
- Господа, господа... - из-за деревьев послышался умоляющий голос настоятеля "духовной половины рая". Показался небольшого роста человек, шагающий вразвалку; с помятым котелком на голове, вертящий трость в левой руке, а в правой сжимающий кувшин, - сам Чарли Чаплин. - Сколько раз я просил вас, господа, не проводить время Ъ бесплодных спорах... вместо того чтобы трудиться на благо... Вот вы, господин Вольтер, сколько страниц из сорок пятого тома "Кандида" вы написали до обеда? Уверен, опять не выполнили норму, ходили к четвертой стене, чтобы поглядеть, что там делается, в "веселой половине рая"... Снова попросите часть недоделанной сегодня нормы оставить на завтра...
Пока Чаплин говорил все это назидательным тоном, Вольтер пятился, пытаясь скрыться за спинами собравшихся.
- И вы, господин Ницше, я уверен... хотя все ждут к сроку очередной том "Несвоевременных размышлений"... Ну, а о Сократе и говорить нечего, он любитель полениться, уклониться, пожаловаться на сухость в горле... хотя иной раз не отгонишь его от Платона, когда делается говорливым...
Все слушали Чаплина, как провинившиеся дети, опустив головы и не смея возразить. А он подошел к источнику, зачерпнул в кувшин воды и подошел к Ницше:
- Попейте еще из источника Сальбасил. Видно, мы рано отменили процедуру. В складках вашей души остались ненависть и зависть. Назначаю повторно тридцать промываний... Пейте, пейте прямо из горла... У меня на складе не осталось ни одной чашки. Солидные люди, а уносите куда-то копеечную дрянь...
Ницше дрожащими руками взял кувшин и отпил глоток, и с лица его тут же сошло напряжение.
- Вы не забыли, что после воды из Сальбасила надо с полчаса полежать, чтобы дошла она, промыв сердце и душу, до желудка и вышла с нечистотами?
- Нет, не забыл, - с покорностью ответил Ницше и отошел, направляясь в сторону своего домика.
- После Ницше я не буду пить, - запротестовал Сократ, отталкивая протянутый Чаплиным кувшин. - У него зараза на губах. Вы что, хотите, чтобы и я заразился СПИДом - болезнью, которой награждают красотки в лучших домах Берлина?! Никогда! Лучше я снова приму яд! Пусть пьет господин Вольтер они, поэты, очень любят заражать себя подобными болезнями, чтобы творить в экстазе, в эйфории, в безотчетном тумане и бреду. Нам, ученым, нужна ясность ума.
- Перед тем как пустить господина Ницше в рай, мы удостоверились, что вода Сальбасила вылечит его от той болезни, о которой вы, Сократ, говорите. Так что пейте. Ницше уже физически здоров, хотя так же, как и вы, еще полностью не излечился духовно...
- Ну, если вы гарантируете, - пожал плечами Сократ и, взяв кувшин, не прикоснулся к его горлу губами, а, подняв высоко, влил струю себе в рот.
- Браво! - похвалил его Чаплин. - Жаль, что я не знал о вашей изобретательности раньше, иначе предложил бы вам роль метрдотеля или сутенера в фильме "Графиня из Гонконга"...
Сократ сделал вид, что не понял, и отошел, передав кувшин Спинозе, а тот, в свою очередь, Нильсу Бору...
- Господа, - поторапливал их Чаплин, - ровно в восемь вечера приму у вас то, что вы сочинили за полный рабочий день. И строго, по весу исписанного, выдам чистую бумагу для завтрашней работы, ни листа больше. На складе у нас учет и строгая экономия...
Уже перелетев третий сад и приближаясь к четвертой стене рая, где начиналась его "веселая половина", Джабраил пояснил сосредоточенно-задумчивому Мухаммеду:
- Настоятель унесет потом сочиненное гениями за день на склад, положит листы под пресс и выдавит из бумаги всю воду и чернила. Из каждого труда получится маленький, размером с ноготь, кубик. И он бросит куда-нибудь на полку среди других кубиков и этот... А ночами - в этой части рая есть и день и ночь - сторожа играют, подбрасывая кубики вверх, чтобы попасть в лунку...
- Сон гениев слушал... Ужели не знают они, что Бог знает и то, что утаивают они, и то, что открывают? Между ними есть невежды, которые знают не писание, а одни только вымыслы... Горе им за то, что приобретают они! прошептал Мухаммед непроизвольно, за что Джабраил тут же похвалил его:
- О, ты уже цитируешь Коран наизусть! Истинно, Аллах в тебе не ошибся!
Мухаммед не ответил, ибо в тот момент, когда он пролетал над третьей стеной, заметил в ней небольшую калитку, видно прорубленную самими обитателями рая, и возле нее фигуру Вольтера, толкающего плечом дверцу.
От четвертой стены, сверкающей вкрапленными в нее драгоценными камнями, до седьмой, последней, в садах белели шатры, всюду играла музыка и слышалось пение. Здесь ощущалась иная, чем в "духовной половине рая", атмосфера легкости и веселья. Среди деревьев, в прозрачных нарядах, прохаживались девушки, в ожидании того часа, когда мужчины пригласят их к себе на пиршество в шатры.
В разных углах сада развлекали их своим пением Элвис Пресли и Фрэнк Синатра. Слушательницы Элвиса.каждый вздох его голоса встречали криками восторга, повторяя в экстазе движения его тела, тогда как собравшиеся вокруг хитро прищурившегося Синатры словно обволакивали дурманом его пения, переходящего от шепота до однотонного укачивающего, летающего замирания...
А поклонницы "Битлз", поющих на ярко освещенной поляне, у источника Кафур, после каждого возбуждающего аккорда старались что-то вырвать себе на память у битлов - галстук-бабочку, цилиндр, сурдинку саксофона или сандалию с ноги.
Прошла где-то позади слушательниц Мэрилин Монро, переводя свой таинственный взгляд от одного шатра к другому. Мимо нее с понимающим видом легко прошагала Мэри Пикфорд, чуть лукаво улыбнувшись.
За шестой стеной, где летела с победным видом неотразимая Джина Лолобриджида, из шатра вдруг донесся мужской крик:
- Обман! Мне в раю была обещана непорочная дева! - И тут же из шатра выскочила вся взъерошенная, босая Брижит Бардо, и мужская рука, высунутая из шатра, бросила ей вслед сандалию...
Тут же из-за кустов выглянул Вольтер. Простодушный Кандид, неискушенный, цыканьем позвал к себе Брижит. Чуть не плача от досады, Брижит бросилась к Вольтеру, и тот, схватив ее за руку, укоряюще прошептал:
- Я ведь советовал тебе искупаться в воде источника Кафур - она сглаживает морщины... а уж потом, благоухающая, зашла бы к этому капризному старцу Казанове...
- Нечего мораль читать! - с раздражением перебила Вольтера Брижит. Пусть принимает меня такой, какая я есть! Я не могу выдавать себя за орлеанскую девственницу!
От слов этих горечью сжалось сердце Мухаммеда, ибо вспомнил он Ха-дичу, женщину, которая рядом с ним выглядела старухой и уже давно не привлекала, злясь и страдая от этого и укоряя совесть мужа.
Заметив перемену в его настроении, предупредительный Джабраил сказал:
- Я вижу, в тебе пропал интерес к райской жизни. Ты все увидел и понял, так что поворачиваем и летим обратно. Я провожу тебя к твоей пещере в горе Хира - нам все равно по пути... - И он дал знак, чтобы прочие ангелы отстали от них, разлетаясь по своим делам. И ангелы, приветственно помахивая крыльями Мухаммеду, улетели в разные стороны.
Без свиты Мухаммед верхом на нетерпеливом Бураке и Джабраил спускались кругами и быстро, отчего пророк чувствовал легкое головокружение. Не успел он как следует осмыслить увиденные картины ада и рая, как раскрылся ему внизу город фемудян, площадь с капищем и толпами людей вокруг святилища. Мухаммед уже был здесь когда-то и даже молился каменным истуканам, стоящим в обнимку, чтобы не возбуждать к себе ненависть Бабасоля и послушных ему фемудян.
Кто-то из толпы на площади заметил две летящие точки, которые, описывая круги, все увеличивались, излучая матовый свет. Фемудянин толкнул в бок своего соседа, показывая на него, и вскоре вся толпа уже следила за огненными шарами; наблюдали безо всякого напряжения и удивления, привыкшие почти каждый божий день видеть летящие огни, бороздящие небо в разных направлениях, кружащиеся над городом, а затем улетающие за горизонт. Лишь гадали они о происхождении странных огненных вспышек, ибо ни один из ангелов - ни Джабраил, ни Азраил, ловец душ, ни Исро-филь с длинной трубой - хранитель душ до Судного дня - не представал пред ними в своем обличье и всегда ходил невидимкой.
Мухаммед, спустившийся еще на один круг, услышал гул, поднимающийся из-под земли. И земля под ногами фемудян вдруг дрогнула и заколебалась. Первый толчок землетрясения был не очень сильный - никто на площади не закричал в испуге, не бросился бежать, лишь побледнели, посмотрели друг на друга в страхе, в ожидании второго, ужасного толчка, о котором пророчествовал осмеянный ими Салих.
- Идолы! - крикнул Мухаммед. - Надо сжечь капище с идолами - к дьяволу! И тогда они поверят в спасение и милосердие Аллаха...
- Это ты хорошо придумал, - похвалил пророка Джабраил и, сжавшись в полете, вдруг направил в сторону капища такой луч света, который на глазах у изумленных фемудян тут же разрезал стены капища надвое и испепелил обнявшихся истуканов, превратив их в груду красной глины.