У дверей зала шумно разоружали адъютантов коннетабля. Один из них успел получить ранение в ногу и громко стонал, лежа и пачкая пол свежей кровью.
Хайем, раскрасневшийся от негодования, приказал убрать из дворца задержанных и немедленно предупредить силы, верные Совету, о грозящем мятеже...
Этот приказ был отдан вовремя: промедли Хайем хотя бы минуту-другую, было бы поздно что-либо предпринимать. Столичный гарнизон, который успел подняться по тайному приказу военачальника и подойти к зданию дворца, был окружен силами министерства порядка и дворцовой охраной. Совет опасался, что солдаты гарнизона не сдадут оружие и начнут штурм дворцовых зданий: Голон, боясь резни, предложил начать переговоры с восставшими. Остальные отвергли его неразумную просьбу: арестованный коннетабль был ещё жив, а столичный гарнизон славился на всю армию своей воинственностью. Дворцовые охранники начали запирать все двери и окна. Все, находящиеся во дворце, готовились к штурму, который начнется с минуты на минуту...
Однако все произошло совсем не так, как ожидалось: видя бессмысленность сопротивления и уже зная об аресте коннетабля, командир гарнизона отдал приказ сдать оружие. Только несколько человек оказали сопротивление и были убиты, их с остервенением порубили на куски люди Министерства порядка. Требование Голона казнить всех участников мятежа - от высших офицеров до рядовых, - было отвергнуто Советом: во-первых, Совет не располагал временем на это, во-вторых, подобные действия могли противопоставить правительству остальные войска. Командир гарнизона вместе со старшими офицерами был арестован, и отправлен в Тулааген: зачинщики мятежа плакали и обещали быть верными новому правительству, но их никто не слушал.
Не откладывая на потом, Совет решил назначить нового командира столичного гарнизона. На пост командира назначили одного из людей Голона: распорядитель двора смотрел на всех с ликующей улыбкой, словно он только что выиграл большое сражение. Стали решать, что теперь делать с другими войсками. Хайем подозревал, что и в провинциях у Вонберегема сохранилось много сторонников среди старших офицеров. Все вспомнили, что совсем недавно вынудили коннетабля отправить в провинции своих самых верных людей.
- Если они успеют узнать об аресте Вонберегема, они поднимут против нас провинции. И тогда нам не сдабровать, - сухо поделился с мыслями Сасер: он был впервые выбит из колеи и казался жалким и потерянным.
Решили опередить новость об аресте коннетабля. В провинциальные города Совет отправил верные себе части. Им надлежало разоружить местные гарнизоны и арестовать офицеров, участвовавших в заговоре Вонберегема. Каждого командира, который возглавлял подобную экспедицию, тщательно проверяли на лояльность, среди военных теперь не было человека, который мог быть вне подозрений. В качестве сдерживающего условия семьи этих командиров были арестованы: в случае измены им грозила смерть в тулаагенских камерах...
На двадцатый день правления Совета стало известно, что гарнизон Сууваратта, второго по величине города в государстве, отказался подчиняться приказам нового правительства. Во главе взбунтовавшихся частей стоял старший командир Суулагемен Хоор - один из верных людей опального коннетабля. К бунтовщикам присоединился наместник, ещё оставшийся со времен правителя. Его не успели сменить и его звали Суувараттен Ирси. Хайем помнил этого хмурого желтолицего человека с низким голосом, его вечно припухшие глазки и уродливо широкий нос. Хайем кусал губы от досады: ошибкой было не сменить глав провинций в тот же день, когда злосчастный Вонберегем попытался захватить власть. Наместника поддержала администрация Восточной провинции: среди её служащих многие были уроженцами Суувараттена и ставленниками Ирси. Посланный из столицы отряд вместо того, чтобы арестовать бунтовщиков, присоединился к мятежу. По получению этого известия семью командира Суувесети Орена, всех восьмерых, казнили в тулаагенской тюрьме...
Совет был ошеломлен мятежом Сууваратта: Сасер потребовал отрезать город от остальной страны верными правительству войсками, перекрыв все дороги, и начать блокаду - дело шло к зиме, а осенние урожаи ещё не перекочевали в общественные склады.
- Вы понимаете, что это массовый голод? - мрачно поинтересовался Хайем: ему не нравилась излишняя жестокость министра порядка, - Это только возбудит против нас население восточных районов.
- А что вы предлагаете? Сидеть и ждать, когда к этим ублюдкам присоединятся наместники соседних городов?! - агрессивно осведомился Сасер: в его голосе читалось плохо скрываемое бешенство. Он боялся, что его обвинят в пособничестве суувараттскому мятежу: городское отделение министерства порядка ничем не помешало противникам Совета установить свою власть в провинциальном центре.
Раен и Голон были полностью подавлены случившимся, и потому молчали. Суутинсер Келе, новый коннетабль, с радостью поддержал бы любое решение, которое будет принято Советом. Он не хотел повторять путь Вонберегема и постоянно демонстрировал всем свою лояльность, расточая блеклые улыбки. Его некрасивые глаза в упор изучали Сасера, и Хайем вдруг понял, что у министра порядка в скором будущем появиться новый противник. Хайем осознал, что никто, кроме мстительного Сасера, не хочет принимать участие в подавлении суувараттского бунта. "Значит, - подумал он, внутренне содрогнувшись, - Только мне решать: что делать с мятежным городом? От меня одного зависит, будет ликвидирован мятеж или нет. Только от меня зависит, погибнет сто человек или сто тысяч..." Он не хотел идти на поводу у Сасера. Но, похоже, что придется делать именно то, что хочет этот худой и жестокий человек с веснушчатым лицом.
Хайем согласился, и Совет принял предложение министра порядка.
В тот же день верные правительству части армии и отряды Министерства порядка начали стягиваться к Сууваратту.
Через день Совет получил известие от агента, который их информировал о происходящем в мятежном городе: объявился Суусем Кокентеби, бывший министр внешних сношений.
- Это измена! Грязные подлецы! Они продались Букнереку и теперь хотят отложиться от Суувара!.. - истерически кричал толстый Голон, сотрясая вислые щеки.
Хайем сохранял спокойствие: он тоже был встревожен внезапным появлением опального чиновника, но не придавал этому такого большого значения, как это делал распорядитель двора.
- Это ещё ничего не значит, - пытался образумить Голона главный министр: истеричный Голон был ему крайне неприятен, - Просто опальный чиновник бежал к мятежникам, - ведь ему грозит смертная казнь... если я не ошибаюсь?
Нахмурившийся Сасер сдержанно кивнул: это так.
- Или вы принимаете за чистую монету обвинения, сделанные в его адрес при... Хозяине?
Голон принимал за чистую монету подобные обвинения.
- Но это же смешно, любезный Голон, ведь мы прекрасно знаем, как делались подобные обвинения при... Хозяине. Это может ещё ничего не значить. Одно дело объявлять букнерекским агентом государственного преступника, чтобы поддержать нужный страх перед Букнереком у населения. Другое дело, верить самому в это. Настоящие шпионы излавливаются без лишнего шума... если я не ошибаюсь?
Сасер кивнул повторно: это начинало его раздражать, и он стал рассматривать ногти на пальцах. Ногти на пальцах были чистыми и аккуратно постриженными, в отличие от неряшливых рук распорядителя двора.
Голон, не замечая увещеваний Хайема, потребовал немедленно брать штурмом Сууваратт. В его голосе звучали визгливые нотки. Против этого был новый коннетабль: он, как военный человек, знал, что мятежный город имеет хорошие оборонительные сооружения, а восставший гарнизон, если не считать мужской половины городского населения, в численности и вооруженности не уступает столичному гарнизону.
- Чтобы взять Сууваратт штурмом придется пожертвовать не одной тысячей солдат и это предприятие съест половину армейских запасов. Если бы город был захвачен букнерекскими псами... - тут новый коннетабль покачал головой, - Мы могли бы тогда рассчитывать на поддержку горожан и ресурсы близлежащих деревень. Но в данном случае это просто...
Он опять покачал головой, но фразу не закончил.
Хайем сам мог завершить её, - про себя. Это его страшило, и он отгонял подобные мысли.
При голосовании было принято решение: блокировать город, но штурма не предпринимать, пока ограничиваться демонстрацией силы и письменным ультиматумом. Восставшим предписывалось сложить оружие, открыть городские ворота и выдать организаторов...
Ответ не заставил себя ждать. Мятежники отказывались капитулировать и возводили с помощью горожан новые укрепления вокруг Сууваратта. Некоторые части, что были в свое время укомплектованы из выходцев Восточной провинции, отказались воевать против соотечественников. Их разоружили и под вооруженным конвоем вернули в центральные районы.
Несколько дней прошло в мелких стычках: появились первые убитые и раненные. Соседние с Суувараттом городки и деревни присоединялись к мятежникам: они ненавидели столичных чиновников и были обозлены присутствием правительственных войск, которые для своих нужд отнимали продовольствие и лошадей у местного населения.
На двадцать пятый день правления Совета мятежники, а они, уже, по сути, контролировали почти всю провинцию, прислали своего гонца с бумагой. Это был ультиматум.
В двадцать шестой день правления Совета Хайем взволнованно читал ультиматум мятежной провинции:
"Подлые изменники и предатели, продавшиеся Букнереку!
Мы, члены Совета Сюзеренитета - единственной законной власти, избранные лучшими сынами свободного народа Суувара временно управлять государством, предъявляем вам свои требования. С момента образования Совета Сюзеренитета, ваш так называемый "Совет Сюзеренитета" рассматривается как преступная клика, незаконно захватившая власть в столице и прилегающих районах и бесстыдно претендующая на управление всей страной, не имея на то никакого права. Вы обвиняетесь в подлом убийстве нашего великого и любимого правителя - в исполнении заговора, задуманного Букнереком. Вы обвиняетесь в самовольном присвоении власти и обмане свободного народа Суувара. Вы обвиняетесь в жестоких убийствах лучших сыновей свободного народа Суувара и незаконном присвоении имуществ. Всякое указание или постановление, сделанное самозванным "Советом", отныне считается преступлением против закона. Всякий человек, исполняющий волю самозванного "Совета" или пособничающий такому исполнению, рассматривается, как государственный преступник и должен караться смертной казню. Войска самозванного "Совета" рассматриваются как банды, вооружаемые и поддерживаемые Букнереком. Мы предъявляем вам, самозванцы и предатели, свои справедливые требования. Самозванный "Совет" в течение трех дней должен распустить и разоружить свои банды. Самозванный "Совет" в течение трех дней должен распустить всякие учреждения, созданные в противоречии с законом. Самозванный "Совет" в течение трех дней должен снять охрану с городов, мостов и дорог. Самозванный "Совет" в течение трех дней должен самораспуститься, а участники его - немедленно покинуть пределы Свободных Долин Суувара. Если эти требования будут исполнены, участники заговора и его пособники не будут преданы смертной казни: их помилует государственный суд, и они понесут ущемление в имуществах. Если по истечению трех дней от предъявления наших требований самозванный "Совет" не исполнит предъявленных требований, все участники заговора и его пособники будут немедленно казнены, а их имущество конфисковано в пользу государственной казны Свободных Долин Суувара.
Да восторжествует справедливость!
Слава свободному народу Суувара!
Смерть букнерекским псам!
Временный и полномочный Совет Сюзеренитета Свободных Долин Суувара."
Пока Хайем читал ультиматум, соправители неоднократно с возмущением вскрикивали и багровели лицом. Когда он закончил читать, Совет буквально взорвался. Особенно шумно негодовал Голон:
- Эти проходимцы нас обвиняют в убийстве Хозяина!.. Они... они сами пытались убить Хозяина! Он умер, и их планы рассыпались как карточный домик грязные ублюдки, псы Букнерека!..
Хайему тоже пришла такая мысль в голову: мятежники при жизни Хозяина пытались составить заговор с целью его убийства. А когда он неожиданно умер, решили, что их опередила другая группа заговорщиков. "А что, - ошеломленно думал Хайем, - Ведь могло быть и так!.."
Но вскоре он поостыл и понял, что это глупость. Истерика Голона и Раена на некоторое время заразила и его, и теперь главный министр этого стыдился. Обвинения в заговоре и убийстве, предъявленные Совету мятежниками, примитивный пропагандистский шаг. Мятежники исходили из принципа: лучшая защита - это нападение. Теперь Совет поставлен в глупое положение: ему приходится оправдываться и обвинять в заговоре противную сторону. Но это выглядит не очень убедительно: оправдывающийся в глазах непосвященных всегда виноват. "Мы упустили возможность взять все под свой контроль" - понял Хайем и такая мысль перечеркнула какие-либо надежды, которые они отчаянно питал на протяжении всех этих лихорадочных дней. Он все время чувствовал, что все напрасно: чем больше старается сделать Совет, тем безнадежней его положение. Они действовали, просто исходя из страха все потерять, поэтому они заразили всех этим страхом, - столицу, провинции, всю страну. Чего теперь удивляться, читая ультиматумы самозванного Совета?..
Сасер с невозмутимым лицом жестким и каким-то незнакомым голосом потребовал Голона и Раена прекратить истерику. Это возмутило последних, но кричать и брызгать слюною они перестали.
Стали решать, что делать в данной ситуации. Только Голону ситуация представлялась не катастрофической, но никто его не слушал. Министр порядка потребовал отдать приказ о начале штурма Сууваратта:
- Мы упустили прекрасную возможность блокировать очаг заразы! Промедление на день или два грозит потерей Восточной провинции!..
Он все ещё не понимал, все ещё чувствовал себя на коне и насаждал лающим голосом искусственную уверенность.
- Я требую от Совета немедленного решения: начать штурм Сууваратта. Кинуть на штурм все отборные части. Предлагаю коннетаблю перебросить к мятежному городу полки из Западной и Южной провинций. Я отправлю все лучшие части министерства порядка. Мы потеряем не одну тысячу людей, но это неизбежно и на это нужно идти. Потеряв тысячу другую, мы подавим мятеж, и не дадим ему охватить другие районы. Если мы побоимся подобных потерь, через несколько дней мы можем потерять неизмеримо больше...
Хайем с горечью решил, было, что самоуверенный Сасер смог убедить остальных и теперь ему одному придется оспаривать его требования: ему не нравилось, что остальные самоустранились от принятия решений, а ему и Сасеру приходится бороться между собой по каждому серьезному вопросу.
Но не тут-то было. Коннетабль, с момента своего назначения старавшийся не вступать в споры с другими членами Совета, неожиданно резко осадил министра порядка: