Где-то внутри нее нарастал смех: безрадостный, нездоровый, точно рвота, но все же несущий облегчение. А может, это и не смех был, а плач, без слез и всхлипываний… У Сони тряслись плечи, она сделала шаг назад, затем еще один и уперлась плечами в стену башни. Она испытывала слабость и тошноту. Волосы растрепались и свисали на глаза, мешая смотреть. Соня подняла руку, чтобы откинуть их, и, неожиданно для себя, больно ударила по лбу ожерельем, все еще зажатым в кулаке. Она совсем забыла о нем! Это была довольно толстая, но все же изящная цепь из звеньев в форме восьмерки, сплетенных в длинную плоскую ленту. Она свисала из Сониных пальцев, чуть заметно покачиваясь в воздухе. В середину каждого звена-восьмерки были вделаны самоцветы. Зеленые, с голубым отливом бериллы чередовались с нежно-розовыми шпинелями. Камни искрились и поблескивали под лучами невысокого утреннего солнца.
— Что, понравилось? — весело спросил Грейп.— Эти зеленые камушки здорово подходят к твоим глазам. Ну-ка, надень ее.
Соня опустила тяжелое ожерелье на шею, затем высвободила из-под него волосы. Девушка вдруг почувствовала, что напряжение покидает ее, сменяясь спокойствием и удовлетворением. Может, это было вызвано красотой подарка, но, скорее всего, другими, куда более серьезными причинами. Впервые после гибели семьи она почувствовала, что находится среди друзей. И впервые в душе утихла боль за погибших родных. Теперь они были отомщены. Впрочем, лишь отчасти. Сулар! Но его очередь тоже придет. Соня обязательно позаботится об этом…
— Сана, солнышко мое, я впервые вижу тебя улыбающейся,— сказал Грейп, причем неожиданно мягким тоном.
Соня взглянула на капитана. Тот откровенно любовался ею, однако, без всякого вожделения. Так мог бы отец любоваться своей взрослеющей дочерью. Енси, стоявший рядом с предводителем ваниров, тоже смотрел на девушку, но его глаза были печальны, а сам он чем-то походил на маленькую, несчастную обезьянку.
Тина, по прозвищу Счастливый, правит севером Нордхейма. Велики его богатства, а стада бессчетны. Благоволят боги Тинду. Прозван он людьми счастливым, но в глазах его нет счастья. Не дали боги сына владыке. Кто подхватит тяжелый меч, когда руки ослабеют? Старость — враг непобедимый, встреча с нею — уже скоро…
«Гром» и «Дракон» двигались вниз по Хороту, держась середины реки, где течение было наиболее быстрым. Низкие, заросшие тростником берега уходили назад, желтый песок излучин сменялся участками красновато-бурой глины. Время от времени на глаза попадалась рыбацкая деревенька: несколько десятков домишек с обмазанными глиной стенами и крышами, крытыми тростником. Гребцы на пиратских кораблях отдыхали: за них работало течение. Ваниры, собравшись возле Орма, слушали древние баллады. Старик пел, аккомпанируя себе на инструменте, который Соня, никогда не бывавшая в Ванахейме, видела впервые. Инструмент этот назывался кантл и представлял собой нечто вроде горизонтальной арфы. Играли на нем сидя, положив на колени плоский деревянный корпус, на котором было натянуто множество струн, изготовленных из воловьих жил. Перебирая струны пальцами, Орм извлекал мягкие переливчатые звуки. Глубоким, чарующим голосом старик то ли пел, то ли рассказывал древнюю легенду о Ронде, дочери счастливого Тинда, не имевшего сыновей. Во время одного из набегов Тинда на Асгард его захватили в плен. Асгардцы бросили его в глубокую яму, закрытую прочной железной решеткой. Там Тинд и провел бы остаток своих дней, моля небеса о ниспослании скорой смерти, если бы не дочь его, Ронда. Не достигшая еще совершеннолетия девушка проявила решительность и присутствие духа. Облачившись в доспехи, она созвала военный совет и объявила, что намерена повести войска на Асгард и освободить отца или хотя бы отомстить за него. Это было нечто доселе невиданное: девушка-военачальник! Слова Ронды встретили смехом, а один из испытанных воинов сказал, что никогда не подчинится вождю, носящему косы. Тогда Ронда извлекла из ножен меч и обрезала им волосы…
Ваниры, ведомые Рондой, перевалили через пограничные горы и принялись опустошать земли Асгард а. Они сжигали дома, вырубали сады и вытаптывали поля. Позади войска оставалась почерневшая пустыня. Жители Асгарда в страхе поспешили освободить Тинда и заплатили ванирам богатый выкуп, чтобы те перестали разорять страну и вернулись обратно в свои земли… Так Тинд, благодаря дочери, вновь занял свой трон. А когда Ронда переоделась в женскую одежду, то все увидели на ее глазах слезы: она плакала по пышным косам, которые обрезала ради спасения отца.
— Орм, а не сыграть ли тебе что-нибудь повеселее? — сказал один из воинов.— Скажем, песенку о глупом щенке и старом лисе? А мы бы спели…
— Нет,— покачал седою головой Орм.— Не годится на одном и том же инструменте исполнять древние легенды и веселые песенки. Кроме того, песню о щенке и лисе поют хором и громко.
Прибрежные обитатели услышат нас, несмотря на то что корабль идет по середине реки.
— Если и услышат, то ничего страшного в этом не будет,— вмешался в разговор Грейп.— Сообщить в Мессантию они все равно не успеют: мы доберемся туда раньше, чем любой гонец. А «лиса и щенка» можно прекрасно спеть и без всякого сопровождения.
Вскоре ваниры во всю мощь своих глоток ревели веселую, разухабистую песню о том, как старый хитрый лис зазвал молодого, глупого щенка на охоту, завел его в глухую лесную чащобу и бросил там, а сам возвратился и обокрал курятник, который этот щенок должен был охранять. «Вот как поохотился старый лис! — разносилось над широкой гладью Хорота, наводя ужас на жителей окрестных деревень.— Славно поохотился умный лис!»
Вечером, незадолго до захода солнца, на голубятню на маяке прилетел почтовый голубь. Маяк этот высился возле входа в Мессантийский порт и использовался как для указания курса кораблям, входившим в порт или наоборот, покидавшим его, так и для многих других целей. Например — поддерживать связь с внутренними областями Аргоса. Смотритель маяка осторожно взял птицу-почтальона в руки и снял с нее маленькую легкую коробочку, закрепленную на спинке меж крыльев. В коробочке лежало донесение. Прочитав его, смотритель поспешно поднялся на верхнюю площадку маяка, развернул стоящее там огромное зеркало и принялся посылать световые сигналы кораблям небольшой флотилии, расположившейся в устье Хорота. «Они идут. Они возвращаются»,— означали эти сигналы. Показывая, что сообщение замечено и понято, на мачте флагманской галеры поднялся штандарт. Затем послышался протяжный, певучий голос трубы, повинуясь которому корабли снялись с якорей и, выстраиваясь цепью, двинулись к берегу. Вскоре они вошли в реку, по-прежнему держась цепью и перекрывая фарватер от берега до берега. Флотилия состояла из пяти кораблей. Это были боевые галеры: две большие, имеющие по девяносто весел (причем с каждым веслом управлялись три гребца), и три малые, имеющие по сорок весел и сорок гребцов. Правитель Зингары и всего Аргоса уже был поставлен в известность о том, что бараханские пираты, проявив неслыханную доселе наглость, вошли на двух кораблях в Хорот. Тогда же были приняты все меры, чтобы им уже не удалось выйти обратно на морские просторы. Пять боевых галер получили приказ встать на якорь возле Мессантии, дожидаясь, когда пиратские корабли станут возвращаться. И вот наконец этот момент настал. В донесении сообщалось, что пиратские корабли должны будут пройти мимо Мессантии этой ночью.
Войдя в реку, галеры, находясь на равных расстояниях друг от друга, перегородили Хорот от одного берега до другого. Мало того, с корабля на корабль были перекинуты толстые канаты. Река оказалась надежно заперта. Галеры стояли, обратясь носом в сторону моря, готовые сняться с якорей и пойти вперед в тот самый момент, когда пиратские корабли окажутся рядом. Затем должны последовать сближение борт к борту и абордажная схватка, в исходе которой трудно было сомневаться: на каждой галере находились лучшие отряды аргосской армии.
Всю ночь напролет дозорные внимательно наблюдали за рекой, мягко серебрившейся в лунном свете. Однако пиратские корабли так и не появились. Не было их и в течение следующего дня. Ближе к вечеру предводитель флотилии Лендио созвал совет. Капитаны съехались на борт флагманской галеры. Они расположились в кормовой каюте, и адмирал попросил их высказать свои мнения. Капитаны единодушно полагали, что пираты либо каким-то образом узнали о готовившейся ловушке, либо сумели своевременно разглядеть в устье реки боевые корабли. Если это предположение правильно, то сейчас бараханцы, скорее всего, затаились где-то выше по течению и выжидают. Выслушав мнение капитанов, адмирал в свою очередь решил, что пираты, понимая всю безнадежность попытки прорваться в море, бросят свои корабли и попытаются уйти через Рабирийские горы в Зингару. Всем известно, что правительство Зингары тайно поддерживает бараханцев. Более того, столичная знать из Кордавы не гнушается пиратской добычей. Итак, заключил адмирал, чтоб бараханцы не смогли бежать в Зингару, следует послать за ними в погоню конные отряды, а также предупредить воинов, охраняющих перевалы в Рабирийских горах. Впрочем, завершил адмирал свою речь, осаду Хорота снимать пока не следует. Устье реки должно оставаться перекрытым. На всякий случай. На этом совещание закончилось, и в эту ночь дозорные несли свою службу уже с гораздо меньшим рвением: слух о том, что пираты бросили свои корабли и уходят сушей, быстро разнесся по всей флотилии.
Адмирал Лендио, бесспорно, был умным человеком и опытным военачальником. Но он не принял в расчет отчаянной храбрости, свойственной пиратам с Барахских островов. Не знал он также и того, сколь хитрый противник противостоит ему в лице капитана Енси, Старой Гиены. Действительно, пираты своевременно заметили ожидающую их флотилию. «Гром» и «Дракон» подошли к Мессантии около полуночи. Однако Енси не стал с ходу соваться в устье. Вместо этого он остановил корабли под прикрытием ближайшего мыса и выслал на берег разведчиков. Луна светила ярко, так что задолго до восхода солнца пираты уже знали о засаде, знали количество ожидавших их кораблей и приблизительную численность абордажных отрядов. Выслушав разведчиков, Енси распорядился сниматься с якоря. «Гром» и «Дракон» двинулись обратно, вверх по Хороту. Но это было лишь временное отступление…
Днем пиратские корабли вошли в какую-то безымянную боковую протоку и укрылись там от посторонних взглядов. А вскоре с борта «Грома» и «Дракона» сошли на берег немногочисленные отряды. В течение этого дня оказались разорены четыре рыбацкие деревеньки. Каждый раз нападение совершалось одинаково: толпа свирепых воинов появлялась из прибрежных зарослей и, мгновенно окружив деревню, сгоняла жителей в одно место. Их связывали, а при попытке бегства или сопротивления, безжалостно убивали. Затем воины забирали все имевшиеся лодки и, что было совсем уж непонятно, обдирали тростниковые крыши хижин. Нагрузив лодки сухим тростником, они уплывали вниз по течению.
Следующей ночью «Гром» и «Дракон» вновь подошли к Мессантии и заняли прежнюю позицию за мысом. Но на этот раз каждый корабль вел на буксире десятка по два, а то и больше, разномастных рыбачьих лодок и баркасов, выше бортов груженных сухим тростником. Оба корабля остановились рядом, уткнувшись носами в берег. Лодки, тянувшиеся за ними на канатах, течение мало-помалу сбило в одну огромную, бесформенную массу, казавшуюся в лунном свете невысоким островом, покрытым белесым, полегшим тростником.
— Ну как, пора? — послышался голос капитана Грейпа с борта «Дракона».
— Рано,— ответил Енси.— Солнце лишь недавно зашло. Часовые сейчас настороже. К утру они будут уже не так внимательны. Кроме того, наши вояки изрядно набегались за этот день. Если не дать им поспать хотя бы немного, в схватке они будут вялыми и неловкими. А схватка предстоит очень жаркая. Как раз по твоему нраву, отважный мой соратник.
— Что же, я согласен с тобой,— донесся после недолгого молчания голос Грейпа.— Послушай, Енси, должен признать, что ты очень умный человек, хоть и неважный воин. Клянусь благосклонностью Имира, твоя затея с рыбачьими лодками великолепна.— Вслед за этими словами послышался довольный смешок.
— Ты далеко не первый человек, который признает, что я обладаю некоторой толикой разума,— отозвался Старая Гиена.— А теперь ложись-ка спать. Подняться придется задолго до рассвета.
— И то правда,— согласился Грейп.— Эх, поутру вволю намахаемся топорами. Это будет славная победа или славная гибель. Как тот, так и другой исход достоин настоящего воина. Хотя, конечно, я предпочел бы победить.
— Эти слова свидетельствуют о том, что ты на редкость рассудителен,— Енси завершил фразу коротким сухим смешком.
Когда дозорные на флагманской галере увидели огонек, появившийся из-за излучины реки, им и в голову не пришло подымать тревогу: ведь ни один, даже самый сумасшедший пират не пошел бы мимо Мессантии в открытую, с зажженными фонарями. Конечно же, это плыл какой-нибудь купец или рыбак. Однако за первым огоньком показался второй, затем третий, четвертый, десятый… Было совершенно непонятно, что же это такое. Вид множества приближающихся светящихся точек нагнетал смутную тревогу. Посовещавшись, дозорные решили разбудить вахтенного офицера, который, в нарушение требований дисциплины, спал на скамье, завернувшись в плащ. Поглядев на приближающиеся огни, офицер довольно быстро сообразил, что они слишком велики и ярки для свеч или масляных ламп. Тогда он отправился к адмиралу Лендио. Пожалуй, этому офицеру следовало сразу объявить тревогу: ведь время шло, а опасность все приближалась. Когда адмирал поднялся на мостик, уже было ясно видно, что по реке приближаются огромные плавучие глыбы огня. Слышался рев пламени и громкий треск пылающего тростника. Адмирал немедленно отдал трубачу-сигнальщику соответствующее приказание, но тот еще не успел доиграть сигнал, как в боевые порядки аргосских галер врезались не менее полусотни лодок, несущих пламя и смерть. Все смешалось: матросы принялись торопливо рубить якорные канаты и канаты, соединявшие корабли между собой, гребцы налегали на весла, а пылающие лодки с хода врезались в борта галер. При этих столкновениях огромные снопы искр вздымались в воздух, осыпая огненным дождем палубы, жестоко жаля кожу людей… Клубы дыма разъедали глаза и вызывали неудержимый кашель. Матросы пытались потушить паруса и такелаж, загоревшиеся сразу в десятках мест. Грозная флотилия, еще недавно надежно перекрывавшая устье Хорота, почти мгновенно превратилась в беспорядочную дымящуюся массу кораблей и лодок, спутанную обрезками канатов, беспомощно дрейфующую вниз по течению. Но в это время, никем не замеченная, из темноты выдвинулась туша «Грома». На носовой и кормовой башенках пиратского корабля располагалось по две баллисты. Все они были взведены, и сейчас наводчики в последний раз выверяли прицел. «3-з-а-н-н!» Четыре метательные лапы почти одновременно взвились в воздух. Прочертив в ночном небе четыре огненные дуги, глиняные снаряды, начиненные жидким горючим составом, разбились о борта мессантийских кораблей. Это было куда страшнее, чем пылающий хворост. Пятна жидкого, липкого огня растекались по дереву. Потушить это пламя было почти невозможно — вода не помогала. Оно продолжало бушевать, шипя, треща и разбрасывая длинные багровые искры. Проходя мимо аргосцев, «Гром» успел дать еще два залпа, в результате чего одна из галер превратилась в пылающий факел и вскоре затонула, а еще две были сильно повреждены пожаром. На галерах тоже были баллисты, но в нужный момент они оказались не готовы к стрельбе. Ничего удивительного: аргосцы были слишком заняты рыбачьими лодками, груженными пылающим хворостом…
Пройдя мимо растерянного и порядком напуганного противника, «Гром» исчез в морской дали, прикрытой ночной тьмой. Но идущий следом за ним «Дракон» не имел на своем борту никаких метательных орудий, а адмирал Лендио был достаточно опытным военачальником, чтобы сразу понять это. Адмирал отдавал себе отчет в том, что если он не захватит хотя бы этот корабль, то может поставить на своей карьере крест. Мало того, вероятно, ему придется распрощаться и со свободой. Адмирал представил себе рудники в Рабирийских горах, куда ссылали каторжников, и содрогнулся. Броситься в погоню? Но его флагман, поврежденный огнем, не годился для преследования. С левого борта корабля, где разбился пиратский метательный снаряд, неслись крики и жалобные стоны: рабы-гребцы, прикованные к своим скамьям, не могли бежать от пожара. Адмирал озирался по сторонам, терзаемый отчаянием и ненавистью. Вдруг Лендио увидел, что под самым бортом флагмана находится одна из малых галер, не получившая пока повреждений в этом бою. Не раздумывая ни мгновения, адмирал разбежался и перепрыгнул на ее палубу. Повинуясь команде, гребцы взмахнули веслами, и длинная, низкая галера устремилась в погоню.
События этой ночи перепутались в голове Сони, наблюдавшей за боем с борта «Дракона», образовав сплошное беспорядочное месиво из огня и тьмы: ночь, флотилия пылающих лодок, увлекаемых течением в сторону аргосских кораблей; «Гром», устремившийся следом; ночной бой в потоках золотого и красного пламени… О это было захватывающее зрелище! Корабль ваниров, с грозно воздетыми лапами абордажных мостиков, шел к морю мимо аргосской эскадры, озаренной пламенем пожаров. Накануне вечером ваниры сняли со своего корабля фальшивые башенки, и драконья голова равнодушными зеркальными глазами взирала вперед, туда, где во тьме расстилалась необъятная морская ширь. С военных галер доносились крики ужаса и ярости. Кричали и на берегу, в городе. Когда начался бой, там во многих окнах появился свет, а у воды собралась орущая толпа с факелами в руках. «Дракон» несся вперед, разрезая волны, гребцы ворочали веслами изо всех сил, работая так, что жилы были готовы лопнуть от натуги. А барабан все подгонял, подгонял, подгонял их…
— Вперед, волки северные! Впер-р-ред!!! — орал Грейп Крысиный Нос и заходился в ликующем хохоте. Отпихнув барабанщика, он сам взял колотушку и бил, бил, бил по гудящему котлу, торопя гребцов.
А потом сбоку из темноты вывернула галера, чем-то похожая на «Дракона»: такая же длинная и низкая, столь же стремительно мчавшаяся вперед. Гребцы правого борта едва успели втянуть весла, уберегая их от поломки, как галера с оглушительным грохотом и треском навалилась бортом на их корабль. От толчка Соня покатилась по палубе, а на «Дракона» уже перепрыгивали чужие солдаты в кирасах, шлемах и с пиками в руках. Завязалась схватка, спасаясь от которой Соня поспешила укрыться на камбузе. И все же она не могла удержаться от того, чтобы приоткрыть дверь и понаблюдать за тем, что происходит снаружи. На корме чужой галеры орал и бесновался, подгоняя солдат, какой-то человек, видно важный вельможа. На его одежде, плохо различимой в утреннем сумраке, разноцветными отблесками вспыхивали драгоценные камни. Утро? Неужели уже утро, поразилась девушка. Казалось, эта ночь никогда не должна была кончиться. Кто-то из ваниров, кажется Корк, подбежал к абордажному мостику и с хохотом перерубил канат, что удерживал его в вертикальном положении. «Дракон» нанес свой удар, решивший исход сражения. На мессантийской галере не было палубы, так что драконья лапа врубилась железными когтями прямо в ее днище, пробив там огромную, в несколько локтей, дыру. Вода потоками начала врываться внутрь галеры. Корабль противника осел и, задрав корму, медленно ушел под воду.
Капитан Енси отдыхал после ночного боя. Он возлежал на роскошной кровати в большой кормовой каюте «Грома». Одеваясь подчеркнуто скромно, Енси однако отнюдь не был настоящим сибаритом во всем, что касалось удобств, пищи или развлечений. Члены команды знали характер своего капитана, а потому среди них едва ли нашелся бы храбрец, осмелившийся нарушить его отдых. Старая Гиена славился своей злопамятностью не меньше, чем талантом полководца. Потревожить капитана во время сна решился бы разве что Лангтар, первый помощник, но его уже не было в живых.
Время близилось к полудню, когда из каюты Старой Гиены раздался удар серебряного гонга. Слуга, дремавший на скамье возле каюты, поспешно отворил дверь и вошел внутрь.
— Ну, как там дела? — встретил его вопросом капитан. Он сидел на краю кровати, сгорбившись и подперев подбородок ладонью.
— Скоро полдень, ветер восточный, плывем под парусом,— ответил слуга.
— Мне и самому ясно, что под парусом, если весла не скрипят,— сварливо оборвал его Старая Гиена.— Гораздо больше меня волнует, есть ли в пределах видимости какие-нибудь суда? Погони нет?
— Нет,— ответил слуга,— никого нет. Только ванирский корабль плывет следом за нами, в двух или трех полетах стрелы. Этот их «Дракон».
— А-а… Скажи-ка, ваниры тоже плывут под парусом?
— Да, конечно. Ветер ведь попутный.
— Что-то ты стал излишне говорлив. Достаточно было просто сказать «да». Не укоротить ли тебе язык, чтоб ты мог лишь кивать головой? — Слуга рухнул на колени. В устах Старого Гиены подобные заявления далеко не всегда были пустой угрозой…
— Ладно, можешь встать. Я пошутил,— сказал наконец капитан.— Так, значит, они идут под парусом… Гм… Гм-м… Возможно, не так уж и хорошо, что ветер попутный. Желательно бы узнать, сколько людей осталось на борту этого самого «Дракона» после ночного боя. Если бы они шли на веслах, то сразу было бы видно, хватает ли у них гребцов. Вот что, позови ко мне в каюту… Хм… Да, позови Рафа, этот юноша подойдет. Молодой, да из ранних. Эх, жаль Лангтар погиб. Олух драчливый… Постой-ка, после того как найдешь Рафа, принеси сюда кувшин красного вина, того, аквилонского. И к вину — сыра, мяса, фруктов. И не вздумай подслушивать у двери, а то велю уши отрезать. Ты все понял?
Слуга, согнувшись в поклоне, покинул каюту. Вскоре раздались шаги, и в дверь, изящно и почтительно поклонившись, вошел Раф. Молодой пират выглядел весьма представительно: тонкие черты лица, стройный, темноволосый, с аккуратно подстриженной бородкой. В глазах его светились ум и самоуверенность.
— А-а, красавчик,— приветствовал его капитан.— Заходи, присаживайся. Раздели мою скромную трапезу. А за едой обсудим некоторые наши дела.
В дверь постучали, и вошел слуга, несший большой серебряный поднос, на котором стоял кувшин с вином, две чаши, а также блюда с разнообразными, изысканными яствами: ярко-желтый, нежный, почти как масло, сыр, приготовленный в Шеме, копченое с пряностями седло косули, аргосские груши — сочные и ароматные, бананы и апельсины из Черных Королевств… Капитан Енси был большой лакомка. А то, что он предложил Рафу разделить трапезу, означало немалую милость и знак того, что Старая Гиена ожидает от молодого человека каких-то серьезных услуг. Действительно, капитан нуждался в преданном человеке, способном заменить погибшего Лангтара. Что же, Раф вполне подходил для этой роли: умный, храбрый, а также начисто лишенный разных глупых предрассудков вроде совести, щепетильности или чести. Правда, человека таких выдающихся душевных качеств придется тщательно контролировать и не давать ему спуску, но Енси был готов к этому.
Капитан подал знак, и Раф, проявив похвальную сообразительность, откупорил кувшин. Когда он разлил вино по чашам, в воздухе распространился тонкий, немного пряный аромат.
— Итак,— голос Старой Гиены звучал вкрадчиво,— я хочу поговорить с тобой об этих ванирах, что плывут за нами следом. Кстати, на их корабле находится половина всей добычи.
Раф кивнул и выжидающе посмотрел на капитана.
— А людей у них…— задумчиво протянул Енси.
— Людей у них намного меньше, чем у нас,— подхватил Раф,— особенно после ночного боя в устье Хорота. Ведь они взяли на абордаж галеру. Да ваниры и раньше понесли серьезные потери, в замке.
— Так-так,— подбодрил его капитан,— продолжай, юный друг мой.