— Ну а меня зовут Орм. Однако Гронни прав: Соня — не ванирское имя.
— Я выросла в Туране.
— Понятно. А откуда ты знаешь песнь о Ронде?
— От матери… Она много рассказывала мне о родных местах.
— Понятно. Соня, Соня… Может, Сана? Жену Улфа-воителя звали Саной.
—…Хей! — кричал тем временем Грейп.— Вы что-то разленились! А ну, быстрее забирайте, что еще осталось ценного на этой груде старых досок и возвращайтесь на борт «Дракона»! Живо, живо!
«Дум-м!.. Дум-м!.. Дум-м!.. Дум-м!..» Мерные, гулкие удары барабана разносились над морем, задавая ритм гребцам. Барабан представлял собой огромный медный котел, верх которого был затянут бычьей шкурой. Бить по ней полагалось увесистой дубинкой. В такт барабанному бою подымались и опускались весла. Тридцать два гребца — по шестнадцать с каждого борта — наклонялись вперед и выпрямлялись, ворочая тяжелые весла, наклонялись и выпрямлялись… Перед барабанщиком стояли большие песочные часы, отмерявшие время работы гребцов. Когда последние песчинки пересыпались из верхней части стеклянного сосуда в нижнюю, барабанщик перевернул его и отдал команду, по которой гребцы встали со своих скамей и поменялись местами. При работе с веслами больше устает та рука, которая находится дальше от борта. Чтобы нагрузка была равномерной, гребцы время от времени меняли борт. Барабанщик возобновил удары. И снова весла подымались и опускались, двигая вперед корабль. Х-ха… Х-ха… Х-ха… Х-ха…— слышалось тяжелое дыхание гребцов. Это была нелегкая работа. Гребцы вытирали потные лбы и все чаще поглядывали на струйку песка, отмерявшую время. Когда верхняя часть сосуда из толстого зеленоватого стекла опустеет, за весла сядет другая смена. Но песок сыпался так медленно… Бил барабан, шипели волны, разрезаемые носом корабля. «Морской Дракон», мерно ударяя по воде веслами-плавниками, неутомимо двигался на юго-восток. Глаза «Дракона», сделанные из двух овальных зеркал, отражали подымающееся солнце.
Капитан Грейп внимательно осматривал горизонт. Вдруг он насторожился и, прищурив глаза, уставился в какую-то точку, заинтересовавшую его.
— Сана! — позвал он.— Сана!.. Эй, где эта девчонка?
Соня находилась на носу корабля. Она стояла под драконьей головой, ухватившись за ее «шею», и неотрывно смотрела в темную воду, колеблемую медленной пологой зыбью. Девушку настолько поглотило это занятие, что она, казалось, не замечала ничего и никого вокруг. Грейп подошел к ней, хлопнул по плечу… и едва успел увернуться от крепкого кулачка, удар которого был нацелен ему в лицо.
— Тише ты, рыжая кошка!
— А чего ты пугаешь? Подкрался…
— Так ты, значит, с перепугу ударила? — улыбнулся Грейп.— Молодец. Это говорит в тебе ванирская кровь. Южанин, испугавшись, пытается убежать, а ванир — ударить. Но я хочу поговорить с тобой не об этом. Видишь, во-он там, по левому борту, виднеется горная вершина. Можешь ли ты сказать, что это за земля?
— Могу,— ответила девушка.— Это один из островов Барахского архипелага.
— Барахского..? — задумчиво протянул капитан.— Не на нем ли расположены стоянки пиратов?
— Верно. Сама я там не была, но слышала много рассказов об этих местах. Люди говорят, что на Барахских островах пираты выстроили целые города — с верфями, доками, тавернами и игорными домами. А бухты и проливы защищены так хорошо, что даже зингарский флот не рискует входить в них. Пиратские города существуют уже много сотен лет. Они упомянуты еще в легендах о Конане…
— Угу,— кивнул капитан, внимательно разглядывая далекое темное пятнышко возле самого горизонта. Неопытный человек принял бы это пятнышко за самое обычное облачко.
— Так говоришь, зингарцы не рискуют сунуться в волчье логово? А если туда войдет волк-одиночка?
Девушка, прищурив зеленые глаза, испытующе глянула на капитана.
— Разве ты не знаешь волчьи обычаи? Обычно стая разрывает чужака в клочья.
— Не всегда,— покачал головой Грейп.— Только в том случае, если чужак покажет свою слабость или трусость.
Капитан повернулся и задумчиво поглядел в сторону кормы. Похоже, какая-то мысль не давала ему покоя. Два ряда гребцов, повернутых к нему спинами, нагибались и распрямлялись в такт ударам барабана, нагибались и распрямлялись. Люди из отдыхающей смены расположились в средней части палубы: они чистили и точили оружие, переговаривались, негромко напевали, наконец, просто лежали на палубе, уставясь в голубое бездонное небо, или дремали. Наконец капитан решил, что ему делать.
— Левый борт табань! — проревел он.
Гребцы левого борта замерли, удерживая весла неподвижно в воде. На правом борту гребли по-прежнему. «Морской Дракон» начал менять направление движения: пять ударов барабана и гребков, десять, двенадцать… Нос корабля постепенно развернулся в сторону далекой земли.
— Левый борт — весла суши!
Гребцы дружно навалились на вальки, подымая лопасти весел. Капли воды, падающие с концов весел, звонко щелкали по поверхности воды.
— Оба борта — греби! — заревел капитан.— Эй, рулевой, видишь сушу прямо по носу?!
— Вижу…— донесся с кормы голос рулевого.
— Держи прямо на нее!
«Дум-м… Дум-м… Дум-м…» — бил барабан, точно раздавались удары огромного сердца. «Дракон» устремился к новой цели.
— Ты очень рискуешь,— Соня пристально смотрела на капитана.
— Я рискую всю жизнь,— ответил тот.
— Надо же, и до сих пор живой…
— А это уж потому, что я никогда не рискую глупо! — Капитан громко расхохотался.
— Эй, храбрецы мои! — заорал он, резко оборвав смех.— Та земля, к которой мы сейчас плывем, заселена славными вояками. Они могут стать неплохими союзниками для нас, а уж врагами — так и вовсе замечательными!
Ваниры радостно взревели. Эти воины считали, что смерть в бою почетней и гораздо предпочтительней, чем смерть в постели, а для каждого человека час смерти, как и час славы, заранее предопределен богами. Кроме того, ваниры верили в то, что существуют люди, которым судьба благоволит во всех их начинаниях. Именно таким счастливчиком считался Грейп Крысиный Нос — это был четвертый поход под его руководством, причем из предыдущих трех он возвращался почти без потерь и с богатой добычей.
Один из гребцов вдруг запел хриплым голосом, а вся команда подхватила припев в такт барабану.
Вижу я берег далекий, над ним — островерхие крыши, Это — дворец короля, богатого короля! С борта на берег спущусь и во дворец войду я, Золото я возьму, много золота я возьму! Вот и солдаты бегут, пусть нападают солдаты, Руби их, мой меч, руби, пей их теплую кровь!
— Да, я вижу, вы — действительно настоящие волки,— задумчиво сказала Соня капитану.
— Верно,— кивнул Грейп.— Белые Волки с севера. Самые сильные и опасные из всей волчьей породы.
Расстояния на море велики и преодолеваются они медленно. Весь остаток дня ушел на путь к острову, а он все еще маячил далеко впереди. Жизнь на корабле, посреди открытого моря, однообразна и тосклива. Вокруг — лишь волны до самого горизонта, да наверху — перевернутая чаша неба. Лишь изредка мимо корабля пролетит любопытная чайка, крикнет пронзительно и умчится прочь. Море оставалось пустынным. Даже дельфинов, так любящих сопровождать корабли, не было видно. Осень… Погода была неустойчива: то солнце проглядывало сквозь облака, то влажная морось повисала в воздухе, затягивая горизонт, пряча горную вершину, к которой устремлялся корабль.
Ближе к вечеру поднялся устойчивый юго-западный ветер, позволявший идти под парусом. Барабанщик положил свою колотушку, но еще довольно долгое время назойливый ритм продолжал звенеть в ушах людей. Мачта «Морского Дракона» имела более двадцати локтей в высоту. Через блок, укрепленный в верхней ее части, был перекинут канат, один конец которого крепился к длинному рею, уложенному сейчас вдоль палубы, а второй тянулся к большому вертикальному вороту, служившему для подъема и спуска паруса, выборки якоря, подъема на борт тяжелых грузов и прочих работ, при которых требовались большие усилия. Несколько человек навалились на толстые деревянные рукояти, и ворот, пронзительно скрипя, завращался. За этот высокий, резкий скрип моряки называли такие вороты «плакальщиками». Рей, почти такой же длинный, как и сама мачта, медленно пополз вверх, увлекая за собой четырехугольный парус с широкими вертикальными полосами, желтыми и красными. Выбрав канаты, рей развернули наискось, слева направо, потому что ветер дул с юго-запада, а путь корабля лежал почти прямо на север.
Теперь «Морской Дракон» двигался вперед почти беззвучно, лишь под носовым брусом шипела и всплескивала вода. Команда отдыхала, освобожденная попутным ветром от тяжелой работы на веслах. Один только рулевой, внимательно вглядываясь вперед, держал в ладонях рукоять кормового весла. Воины неторопливо переговаривались. Попутный ветер они считали доказательством того, что предприятие увенчается успехом.
Оглядывая отдыхавших на палубе ваниров, Соня вдруг увидела Корка — того самого воина, что заступился за нее, нагнав страху на Гронни. Корк сидел, прислонившись спиной к дощатому ограждению борта. Сейчас в его лице не было заметно и признака безумия. Корк задумчиво смотрел куда-то в пространство и мягко, мечтательно улыбался. Глаза его ярко голубели из-под спутанной гривы волос, цветом и жесткостью напоминавших пшеничную солому. Соня решила поблагодарить этого человека. Она подошла и села рядом с ним. Корк покосился на девушку и снова уставился куда-то вдаль.
— Спасибо тебе,— сказала Соня.
— За что? — Голос его был мягок и не имел ничего общего с тем хриплым карканьем, которое Соня слышала раньше.
— Ты ведь вступился за меня,— сказала девушка.
— Вступился… Действительно…— Корк выглядел растерянным.— Но разве тут нужна благодарность?
— Конечно, нужна,— кивнула Соня.— Ты ведь никогда меня раньше не видел и совершенно ничем мне не обязан.