Наталья Петровна еще на шаг продвинулась вперед.
— Думаю, нам осталось минут пятнадцать, — особа хлопнула паренька в жокейке по спине. — Чуть ногу не отдавил, паразит!
У прилавка сыпалась мелочь, ворчала продавщица.
Наталья Петровна приготовила деньги.
Интересно, а Зинка вышла замуж или промыкалась так? После войны домой она не вернулась и даже писем не писала… Что выжила, сомневаться не приходится — такие всегда на плаву… Нашла теплое местечко — осела… Торгует сейчас где-нибудь бананами, обсчитывает покупателей… Ее всегда выручала наглость… В том грузинском городе, зажатом горами, не было бананов, но зато был фундук, пресные лепешки и курага, которую ежедневно сыпали в кашу…
Всю осень они отступали, то застревая в брошенных садах с осыпающимися в лужи яблоками, с грушами на истомленно склоненных ветках, то ползли по узким дорогам, то карабкались на перевалы, надсажая моторы, пока не остались зимовать в разбросанном по скалам, вздыбленном городке, распоротом надвое гудящей речушкой…
— Сегодня продолжим изучение материальной части, — лейтенант Ремезов выдвинул полевую рацию на середину низкого стола.
— Надоела эта галиматья до чертиков, — Зинка привстала. — Честное слово.
— Наряд вне очереди на кухню, — лейтенант подождал, когда девчонки успокоятся. — Итак…
— Надоело, — прошептала Наташа и спряталась за Зинку.
— Есть еще желающие на кухню? — лейтенант снял с рации крышку.
После занятий Наташа и Зинка спускались, засунув руки в карманы шинелей, по узкой крутой улочке мимо нагромождения домов с плоскими крышами. Небо тоже было плоским и серым, ближние горы упирались гранитом в него, пытаясь отодвинуть подальше разбухшие тучи.
Навстречу им попалась старуха в черном. Она остановилась, почти прижавшись к стене, что-то прошептала и плюнула Зинке под ноги.
— Сколько еще будем торчать здесь? — запнувшись о камень, Наташа ухватила Зинку за локоть.
— А по мне хоть сто лет…
— Я бы на месте лейтенанта давно на фронт выпросилась. Жмут, гады.
— Ему с нами уютней, — завидев еще одну старуху в черном, Зинка показала ей язык.
За каменной оградой проблеяла коза. Пахло сеном и еще чем-то кислым.
Они свернули к речушке, над которой стоял туман, и возле башни с щелями бойниц увидели повара в замызганном фартуке. Он что-то сунул мальчишке, притащившему связку хвороста, и стал важно прогуливаться вокруг котла.
— Так-с, так-с, — повар сыпанул прибывшим по горсти кураги. — Задание будет одно — вычистить котел внутрях… Проверю…
Наташа расстегнула шинель, Зинка сунула ей щетку на длинной ручке и помогла забраться наверх. Нагнувшись над котлом и шоркнув щеткой по жирной стенке, Наташа вдруг отчетливо услышала речушку — вода разбивалась о камни, пенилась, струилась, а потом совсем рядом заворковал повар, и Зинка хохотнула в ответ, как всегда, сочно и заливисто…
Наталья Петровна пересчитала деньги. Беременная развернула большой полиэтиленовый пакет.
А ведь в горный кинулась из-за той кавказской зимы…
В городке наткнулись они случайно на пещеру — как раз напротив башни за речкой. Ходили у подножья черной скалы втроем, и Верочка разглядела меж валунами дыру. Зинка, скорчившись, пролезла внутрь и чиркнула спичкой. Наташа, выпрямляясь, успела заметить косые закопченные стены и бугристые наросты свода. Когда Верочка тоже всунулась в пещеру, спичка погасла. Зинка начала шипеть по-змеиному, Верочка заплакала, пытаясь выбраться назад, и Наташе почудилось, что они останутся здесь навсегда и превратятся в камни.
Потом они переходили речушку по широким валунам, и Верочка поскользнулась и очутилась по колено в разъяренной воде. Зинка ухватила ее за воротник шинели, выдернула на берег и заставила всю дорогу бежать — шинель заледенелыми полами скребла о белесые сапоги.
А через два дня Верочка попала в госпиталь…
Наталья Петровна машинально шагнула на свободное место у самого прилавка, но особа, работая локтями, завоевала свой "пятачок" и ткнула прямо в руки продавщицы червонец.
Горный обещал самостоятельность и перспективу, но полевая практика добавила ума, и распределение в контору показалось нежданной удачей, и лишь один раз сметы и картограммы были отставлены в сторону… Заболела Анна Ивановна, и пришлось выехать с инспекцией на дальний рудник. А так бы и вспомнить было нечего, кроме бумаг…
Из компрессорной Наташа следом за сменным мастером вышла на заснеженную тропу. Чужая телогрейка поминутно расстегивалась, шаровары хлопали на ветру, а тяжелые разношенные сапоги скользили.
Она оглянулась на утепленную войлоком дверь сруба, запахнула телогрейку и догнала мастера уже на рельсах. На отвале одиноко торчала вагонетка. В скале чернела дыра и наружу выползали закуржевелые провода и трубы.
Мастер протянул ей карбидную лампу, и, поднырнув под брезентовый полог, они вошли в приготовленную для промышленной добычи штольню. Вздрагивающие гулкие доски, колеблющийся свет "карбидок", пестрые изрезанные стены, деревянные обтесанные стойки, вентиляционная труба, прижатая к стене кольями. Поворот, и снова — то стена, то кровля, и всегда рядом — тень мастера, уверенная, молчаливая тень.
Наташа привыкла к его шагам, к устойчивому кисловатому запаху, наплывающему из глухих забоев, к шипению карбидной лампы и стала вскоре замечать крупные вкрапления слюды, мерцающие по сторонам, а за очередным поворотом остолбенела перед матовым зеркалом, выпирающим из стены.
— Мощная жила, — мастер погладил пальцами мусковит. — Скоро развернемся здесь по-настоящему…
Пластина мутно отражала свет шипящих ламп.
Через час Наташа, переодевшись в закутке, вышла из жарко натопленной компрессорной и, обогнув угол, вскарабкалась к накатанной дороге. Там уже стояла приземистая гривастая лошадь, запряженная в кошевку. На брошенном тулупе сидел начальник рудника и лениво перебирал вожжи.
— Как вам наш мусковит? По глазам вижу — поражены! Слюда первого размера. Теперь он вам будет до самой смерти сниться… Знаете что я подумал — а если вам с супругом перебраться сюда?.. Мужик он толковый… Кадры нужны позарез… Настоящих специалистов — раз-два и обчелся… Неужели кончали Плехановский, чтобы в бумагах зарыться? К тому же слушок идет, что вашу контору подсократят. А у нас и работа настоящая, и зарплата… Подумайте!
Она села рядом с начальником, запахнула ноги тулупом. Лошадь, всхрапнув, тронулась, из-под копыт полетели комья снега. Дорога, вильнув, устремилась под гору, и сразу внизу, в узкой долине, стали видны разбросанные бараки поселка и река, белая, ровная, продравшаяся сквозь вал кустарника, а за речкой — сизые крутые сопки, за сопками — гольцы.
Навстречу из поселка выкатились собаки и запрыгали перед лошадью, а та лишь мотала головой, позвякивая сбруей…
— Вот не знаю, сколько взять, — Наталья Петровна переложила джемпер, сумочку повесила на запястье, приготовила сетку. — Килограмма два?
— Берите сколько утащите, — особа стянула с прилавка набитую до отказа бананами сумку. — Такую очередину отстояли…
— Что их, солить? — беременная встала на место особы.
— Ох, и нажрусь от пуза! — паренек в жокейке зажмурился.
Наталья Петровна отвернулась от весов.
Дома, на серванте, долго стоял кусок мусковита, пока дочь не отнесла его в школу… А вдруг у Зинки тоже родилась дочь? Врочем, какая разница — дочь или сын, пусть даже двойня… Важно, что она про отца наговорила?.. По обыкновению, соврала…
— Девочки, весной пахнет, — Наташа отодвинула тяжелую дверь теплушки и выглянула в темноту.
Состав, прозвенев буферами, замер. Впереди посапывал паровоз да чей-то одинокий голос кричал непонятные слова. Крик этот дробился, множился, терялся и снова дробился, метаясь между поездом и черными пятнами зданий.
— Не весной, а пожарищем, — Зинка нашарила сапоги и тоже выглянула наружу, оттеснив Наташу плечом. — Наверняка недавно бомбили… Кончилась наша тихая жизнь… Так хорошо, так тихо было всю зиму, как у Христа за пазухой… Помнишь, как сперли мешок фундука?
Заскрипел гравий, и они поняли, что кто-то бежит вдоль состава.
— Диверсант, подохнуть мне на месте! — Зинка обеими руками вцепилась в узкую холодную скобу — дверь натужно сдвинулась.