– А французы? Они добились чего-то конкретного?
– Видимо, да. Они пошли дальше нас.
– И что они решили? Существует ли феномен Куйбышева?
– Нам это неизвестно. Есть косвенные догадки. Ван Маарден, руководитель группы, проводившей эксперименты, на днях дал интервью для PhysicsWorld. Это элитный английский журнал для членов Института Физики. Весьма смелое интервью… Он заявил, что наука стоит на пороге, что он вот-вот опубликует некую сенсацию… Маарден не революционер. Всегда был консервативен и предпочитал практические аспекты. Такое заявление не просто так сделано. Он наверняка получил огромный массив информации после опытов с Куйбышевым. Если допустить, что Маарден сумел разобраться…
– Это перевернёт наши представления о человеке?
– Пока я могу только фантазировать. Новые источники энергии, возможно, неиссякаемые. Может быть, это будет обозначать историческую развилку.
– Не понимаю.
– Цивилизация давно уже идёт по пути развития техники, и только. Техника греет, перевозит, освещает, ну и так далее, не буду объяснять элементарные вещи. Между тем решение всех этих проблем может находиться не вне человека, а внутри. Техника враждебна природе, и рано или поздно приведёт цивилизацию к гибели. А поиск внутренних резервов… Это кажется смешным… Но вот как раз Куйбышев умел! Он доказывал, правда, несерьёзно как-то, по-детски. Не знаю, что сумел извлечь из этого Ван Маарден. Можно ли попросить ещё чаю? Знаете ли, пересохло в горле.
– Сделаем.
Через минуту секретарша внесла поднос с чашками. Пили чай, молчали. Генерал перестал посматривать на часы. А на Зеленцова смотрел всё пристальней, изучал, прикидывал.
– Вы, Евгений Михайлович, в Москве где остановились?
– Нигде пока. Я думал – или вечером назад на «Сапсане», или, гражданин начальник, вы меня ночлегом обеспечите… Лет на десять… Правда, столько я не проживу.
Овченков даже не улыбнулся:
– Бросьте вы эту паранойю. Тут вам не КГБ.
– Да? А мне всё видится вот такой же, как вы, серьёзный офицер, в таком же почти кабинете. Только не тот портрет... В шестьдесят девятом Брежнев над столами висел. Офицер популярно объяснил, что научного звания у меня больше нет и прав никаких нет, и обеспечил ночлегом на восемь лет. В Салехарде, на маленькой метеостанции.
– Наша служба никакого отношения ко всему этому не имеет, Евгений Михайлович. Я даже не могу извиниться перед вами за того офицера, поскольку присягал другому государству.
– А чем, простите, ваша служба занимается?
– Мы с вами коллеги. Мы тоже изучаем… весьма серьёзно, с применением техники… со статистическими формулами… Изучаем мы разные тенденции и возможности. А то, знаете ли, проснёшься в одно прекрасное утро, а мир ушёл далеко вперед, и ты остался в каменном веке. Хотим предложить вам поработать у нас.
– Вот как? Спасибо, у меня есть работа.
– Евгений Михайлович, я банальную фразу вам скажу. Но вы поймёте. Люди вашего поколения очень хорошо это понимают… Родина в опасности. И вы нужны. Именно вы.
Аргентина, таверна «Улатац» в шести милях от Лос-Чакрас
25 октября 2011 г.
Чернильная синь понемногу заполняла небо. Вершина Улатаца потерялась среди туч, и только вспышки молний возвращали её зрителю: страшный, мёртвый конус, за каким-то чёртом торчащий в небе. Даже физик Ван Маарден, привыкший к высоким энергиям, чувствовал липкий первобытный ужас, глядя в окно на приближающийся хуракан.
– Вы, Николя, утверждали, что человек – царь природы. И может повелевать ей как угодно… И вот этим тоже можно повелевать?
– Конечно. Тут ничего страшного нет, вы же прекрасно знаете. Слишком холодный воздух выдохнула Антарктика, только и всего.
– О да, знаю. Но немного страшно всё равно. Как это вы, Николя, пойдёте туда?
– Я не туда пойду.
– А куда?
– Ну вот, опять вернулись к самому началу, как будто и разговора не было. – Николай снова посмотрел на часы. – А тем временем к нам приближаются гости… Неприятные гости.
– Гости? В таком месте?
– Эх, а ещё профессор... Неужели вы думаете, что вас отпустили бы ко мне просто так?
– Как… Но вы же сказали, что их передатчики не будут работать?
– Единственный прибор, который тут работает, – вот эти часы. Электроника мертва. Даже машину нельзя завести. Но наши гости идут пешком. Если бы их джип не заглох, они давно бы уже были тут.
– Неприятно… Видимо, моя вина…
– Бросьте. Меа кулпа, да, конечно, характерная черта образованного человека, – искать свою вину в просторах вселенной. То ли подростковый комплекс, то ли мания величия. Я столь велик, что во всём виноват…
Ван Маарден беспокойно оглядывался. За стойкой бара в противоположном конце таверны аргентинец хлопал ладонью по старинному громоздкому радиоприёмнику, пытаясь вернуть его к жизни. Но радио умерло. Даже треска помех не было. Крыша таверны поскрипывала под порывами ветра. Стало совсем темно, и Николай что-то крикнул бармену. Через пару минут тот принёс свечу в стеклянном колпаке, похожем на колпак старой отечественной керосинки.
– Какой свет, интересно. Это настоящий антиквариат.
– Для вас. А в России это стёклышко ещё помнят.
– Я прервал вас, Николя, со своими глупыми страхами. Но ведь нам не дадут договорить, так? Мне очень нужно узнать всё. Это будет настоящий переворот в истории.
– У нас есть полтора часа.
– Как это обидно. Самый главный разговор в моей жизни. И всего час.
– А почему вы считаете, что нужно время? Вы можете понять и за минуту, а можете не понять никогда… Всё зависит от внутренней готовности… Не вникайте в аргументы, профессор, слушайте, как он воет, как бьётся грудью о крышу, как пытается сдуть с земли лишнее…
– О, я много раз убеждался в мусорной природе человечества.
– Не всего человечества. Вы допускаете системную ошибку… Почему-то по дефолту всё считается однородным: пространство, время, человечество. На самом деле кругом неоднородность… Но фиксировать её мы не способны.
– Николя, а как же изотропность, закон Хаббла? Его никто не опроверг.
– Вы ещё Джордано Бруно вспомните. Он, помнится, говорил, что центр мироздания везде. Нет, нет... И любой может это увидеть. Вот если бы вы играли в компьютерные игры, я бы объяснил вам так… Переход на следующий уровень можно найти там, где фактура другая. Идёшь по коридору, а на стене пятно – жми на него. А если вы не приглядываетесь к фактуре, будете вечно бродить по левелу ван. Никто не приглядывается! Люди приняли для суждений о мире не тот набор критериев. Люди оценивают лишь то, что важно с точки зрения выживаемости нашего вида: температуру, давление, излучение. А что важно для выживания самой Вселенной?