– Нет, оставайся, ты же дома давно не был.
– Опять причитаешь. У меня много дел.
– Куда ты, Коля?
– На остров, потом расскажу.
– Что за остров, Коля?
– Остров яблок. Ну, пока.
И он идёт между яблонь, и надо бы за ним побежать, схватить, обнять, не отпускать, пригреть на груди, сказать, что он нужен тут, что без него пусто и плохо, и в квартире толкутся подруги, плачут, жалеют, и телефон звонит, и мама повторяет: «Ничего, ничего…»
– Ничего, ничего, дочка, всё перемелется, все пройдёт…
Надя подняла голову с подушки. В окно наискосок заглядывает майское солнышко. Рядом с кроватью на кресле сидит мама и разговаривает, кажется, спрашивает что-то. «Откуда она, почему она тут, что это, как она бросила своего Павлика одного, она же никогда его не оставляет больше чем на час, ведь он молодой, и убежит от неё, и она останется одна, как и я вот осталась…» Надя вдруг вспомнила всё, весь страшный вчерашний день, и поняла, что на самом деле осталась одна. Бросилась к маме, обняла и наконец заплакала.
+
…Они долго-долго разговаривали, две женщины, мать и дочь, Ольга и Надя. Одна пятидесяти двух, другая – двадцати девяти лет от роду. У мамы личная жизнь сложилась невесело: в конце восьмидесятых с двумя маленькими дочками на руках её бросил муж. Уехал, и больше не появлялся. Ольга попыталась его искать, пошла в суд, хотела подать на алименты, но, наткнувшись на суровые очереди и наглую спесь судейских, бросила эту затею. И времени не было, и унижаться не хотелось.
А когда дочери выросли, несмотря на вечные финансовые трудности, и выучились – Ольга вдруг встретила его, Павлика. Он ей почти годился в сыновья, но это было не очень заметно: порой русские мужики после тридцати становятся мутноватыми, одутловатыми, с ранней лысиной, с потухшими глазами, а женщины в пятьдесят только ещё расцветают. Именно так выглядела эта пара: Павлик, уставший от вечных проблем, и стройная, энергичная, знающая себе цену, умеющая увлечь и способная увлечься Ольга. Она сразу же стала его ревновать, хотя все вокруг понимали, что ревновать надо было бы ему. Она окружила его толстой бронёй забот, комфорта, мелких и крупных бытовых удобств. Она не отпускала его ни на минуту. Очень боялась остаться одна и до конца дней просыпаться в холодной пустой постели…
Говорили и об этом. И о Николае, о браке, который мать никогда не одобряла.
– Это не мужик, – кратко оценивала она зятя.
– Откуда тебе знать, мама? – спрашивала Надя.
– Да я таких за версту чую. Они мужики, только пока ты молодая и красивая. Родишь, располнеешь – и он сбежит сразу. Я-то вижу.
И Надя очень боялась располнеть, и не спешила рожать, и следила за фигурой, как могла. Она и в институт физкультуры пошла поэтому, и тренером по фитнесу, который не очень любила, стала. Она всегда очень верила маме. Даже в подростковые годы, когда друзья – это всё, а родители – ничто. А уж выйдя замуж – и подавно.
Они говорили и говорили, время от времени принимались плакать и жалеть друг друга. Несколько раз звонили знакомые. С Камчатки, от спасателей, вестей не было.
– Мама, он мне приснился сегодня. Он просил свитер найти.
– Это значит, холодно ему. Скорей всего, морем вынесло куда-то, мёрзнет.
– Ты не понимаешь, мама, он особенный, он не мёрзнет никогда. Холодная вода ему не страшна.
– Ты уж скажешь, Надюша. Это ведь север, а не Москва. А что он ещё тебе говорил?
– Сначала мы шли между яблонь… Цветы кругом, яблони цвели. Потом он меня остановил, сказал, что дальше один пойдёт, что ему надо на какой-то остров. И название сказал.
– Вот как? Даже название? Странный сон, Надюша. Что же за название?
– Не могу вспомнить. Весь день помнила, а сейчас забыла. Что-то очень простое. Кажется, так и было – остров яблок. Да, точно, так.
– Первый раз слышу. Может, в соннике поискать?
– Не надо, мама, не ищи. Николай много странного знал и мне рассказывал иногда… Про ветра… Легенды разные… Но яблоки… Не понимаю.
Надя опять стала вытирать слезы. И мама вслед за ней.
– Не жалей, дочка, это всё молодость, глупость, легенды эти. А в жизни надо за конкретного человека держаться. Говорила я тебе тогда про Заботина твоего…
– Ой, я ведь совсем про него забыла… Он же там с Николаем был… Где мой телефон?
– Как это – с Николаем был? Миша ведь уехал?
– Он появился недавно, да, на праздник, девятого мая. Говорил, что устроился оператором на Би-би-си… Это он Коле билеты купил на Камчатку.
– И сам с ним полетел?
– Да, конечно, он звонил мне оттуда. Как это я забыла…
Надя уже набирала номер. Но телефон Миши не отвечал: «номер временно не обслуживается».
– Может, их обоих смыло?
– Нет, мама, мне сказали только про Николая. Больше никто не пострадал… Хотя… не знаю.
– Хорошо, если не пострадал. Этот парень твой, дочка. Он смотрит на тебя так… Завидно даже. Мой Павлик так не может.
– Мама, не надо. Не сейчас.
– Сейчас или потом, всё одно. Он для тебя всё сделает, ничего не пожалеет. А твой… ладно, ладно, потом.
Позвонили родителям Михаила: слава богу, он оказался жив-здоров, недавно звонил, переживает, занимается поисками, скоро вернётся в Москву. На том и успокоились. Поужинали кефиром и легли спать, уже без надзора друг за другом, в разных комнатах. Только свет не гасили до конца, как будто потерявшаяся душа Николая могла вернуться вдруг в темноте и не узнать своё законное место.
+
– Вот послушай, что я тебе расскажу…
Николай пришёл сразу, Наде показалось, что и уснуть она не успела, даже до подушки не дотянулась. Села на кровать – а он уже тут.
– Рассказывай, Коля.