Почти все апрельские записи были уже знакомы Михаилу. Франция, остров Поркероль, институт Кларка, опыты. Он уточнил для себя несколько дат, перечитал отрывок про скандал, случившийся из-за обрыва связи. Вдруг вспомнилось пятое мая: надо было сразу догадаться! В этот день был глобальный сбой связи, говорят – по всей планете. Потом в газетах появились бредни про кладоискателя Калинина, который, якобы, всё это и устроил, чушь, конечно, но… Михаил вспомнил, что шестого мая ему позвонили из Москвы, спросили что-то про Куйбышева, а седьмого уже пришёл приказ – прибыть незамедлительно. Вот оно что! Генерал кричал про связь, проблемы со связью… К ним, конечно же, никакой кладоискатель отношения не имеет, а вот дружок, Коля-Коля-Николай – как раз наоборот.
Догадка из смутной стала явной. Значит, этот любитель ветра стал ездить за границу? Ему, видите ли, нужны циклоны и антициклоны! И он в виде отчётов писал разную хрень про вислоухих коротышек, распятья, бордели, видения, затмения! Блин, и кто может повестись на такую ерунду… Михаил прислушался к девичьему смеху, доносящемуся из-за занавески. Ещё раз прикинул, что к чему. Вскочил, бросил нетбук на кресло и быстро пошёл по проходу вперед. «Так, этот не годится, эта парочка – тоже, старичков пропускаем, поддатый мордатый дядя не нужен, и эти – мимо, так, а вот то, что надо…» Около зашторенного иллюминатора дремал хилый полуподросток-полумужчинка с наушниками. Немытые патлы уныло свисали на угрястый лоб. На столике перед ним умещались планшет и смартфон, торчали проводки, доставляющие музыку в мозг.
– Слышь, друг, – Миша тряхнул полумужчинку за плечо.
Тот раскрыл мутные глаза, поводил ими вверх-вниз, сосредоточился и секунд через пятнадцать вернулся на грешную землю.
– Что?
– Слышь, друг, у тебя флешка есть?
– Есть, – парень изумленно вытаращился, не врубаясь, что к чему.
– Сколько гигабайт?
– Шестнадцать…
– Сколько такая стоит?
– Точно не помню, тыща двести, кажется.
Миша достал из заднего кармана брюк пятитысячную, положил на колени парню.
– Очень надо, друг. Продай. Ты меня спасёшь.
– Это… Это много, она же…
– Бери, бери, новую купишь.
Парень порылся в сумке, достал флешку, задумался на секунду:
– Там у меня фильмы записаны.
– Ничего, я отформатирую. – Миша уверенно вытащил девайс из ладони полумужчинки и рванул назад.
Скопировал всю программу с дневником на флешку, потом всю папку Program Files и на всякий случай ProgramData. Посмотрел внутри каталога – вроде бы обычная база данных. «Значит, сломаем, раскусим, посмотрим, что ты тут прячешь, друг дорогой». Михаил уже не сомневался: Куйбышев завербован. Какая-то разведка обкатывает новую технологию, наверняка из области передачи данных. Может быть, это оружие, уничтожающее информацию? Это было бы круто, никаких танков не нужно, сотри данные на компьютерах противников и бери их голыми руками!
Свезло, повторял про себя Михаил, опять свезло. Даже представил себе, как Николай стирает досье генерала Овченкова. Ставит птичку в чекбоксе, нажимает «делет» – и больше нет никакого генерала. А потом копирует на его место Заботина – рраз, и на штанах лампасы! За занавеской, в пяти метрах, Николай показывал стюардессам чудеса. Кажется, он там разделся до пояса, а они обвешивают его всяческими предметами. Голый мужской торс (или это был не мужской торс?.. нет, слишком круто для Кольки) мелькнул в просвете. Хихикают. Радуются. Чудеса всегда занимают человеческое воображение, но не бывает чудес. Есть только новые разработки, техника, о которой мы пока не знаем, а лет через двадцать всё это будет казаться банальным… «Ну, Куйбышев, если я тебя на чистую воду выведу, вот будет поворот!»
В Магадане опять приземлились. Петропавловск не принимал из-за циклона. Путешествие затягивалось. Выпустили в аэропорт на полтора часа, потом продлили паузу ещё на три. Николай сидел в баре, глотал дрянной кофе по десять баксов за чашечку, а Михаил тихой сапой свинтил от него, купил час в интернет-кафе, воткнул в компьютер вожделенную флешку. Программа выплюнула несколько предупредительных окон, поругалась, но всё же запустилась. Апрельский архив открылся по паролю «норзер», майский спрашивал другой. Михаил перебрал все слова, связанные с погодой, какие только знал. Но разве догадаешься, этот Куйбышев наверняка придумал нечто, недоступное простым смертным… После доброй сотни попыток он понял, что кавалерийским наскоком тут ничего не добьёшься.
Михаил чувствовал себя гончей, идущей по следу, Шерлоком Холмсом, который уже увидел кучку пепла от сигары преступника и вот-вот угадает его ФИО и паспортные данные. В голове крутились слова генерала – связь, есть проблемы со связью… Вдруг осенило: щёлкнул в меню «редактирование», выбрал «найти далее», ввёл «сбой связи». И тупой Аутлук моментально закинул его в запись, датированную пятым мая. Правда, в середине экрана возникло маленькое окошко с призывом «введите пароль». Но под окошком текст прокручивался и вверх, и вниз. Вот тебе и безопасность продуктов Майкрософт!
+
Из записей Н. Куйбышева
5 мая 2011 г.
Вот так, взял да и попал на остров, тот самый, грезившийся мне ещё в Патагонии, когда казалось, что нужно уехать на край света, чтобы видение стало реальностью. Меня всегда тянет решать простые проблемы сложным путем: я не ищу телефон прачечной в справочнике; я выхожу на берег океана, слушаю шторм и спрашиваю. Ветры рассказывают, но не всё и не тогда, когда надо. Наверное, телефонный номер стоило бы узнавать обычным способом, тем более что я спокойно совершаю тысячи и тысячи самых простых действий с самой простой логикой: сплю, надеваю джинсы, варю кофе, ругаюсь с женой. Раздражение испытываю, но противоречия никакого нет.
Почему же, если нужно узнать что-то новое, я меняюсь, подозрительно прищуриваюсь и не верю бытовым методам? Любой вопрос к справочнику принесёт однозначный ответ; да, это будет номер прачечной, и туда можно будет позвонить. Только конечный результат может оказаться отрицательным: разгильдяи вдруг потеряют свитер, который ты отдал стирать. Я не размениваюсь на мелочи и спрашиваю ветер. Ветер номера не называет, он рассказывает легенды и притчи. Я вижу, как на ладони, весь отрезок оставшейся мне земной жизни; я чую кончину и знаю её час. Так стоит ли заниматься стиркой?..
Самое потрясающее то, что ветер ничего не говорит зря. Любой бред значим, любое слово прорастает и даёт плод.
Чем дальше, тем реже посещают меня мысли о сумасшествии. Когда я беседовал с Длинноухим Коротышкой, мне казалось, что карьера учёного окончена, впереди унылые больничные процедуры и профессиональная непригодность. Потом это ушло. Сейчас я знаю, что остров существует независимо от моего мозга. Собственно, любой человек может попасть в эту часть мира. Я думаю, что два независимых наблюдателя увидят здесь примерно одно и то же. А вот один наблюдатель в два разных момента времени может не застать ничего общего. Это хронотоп; каждый новый момент времени тут уникален, притом что сам остров никуда не исчезает. Попадая сюда, ты выпадаешь из русла земных событий и вступаешь в неведомый фарватер с непонятными свойствами, с другими причинно-следственными связями. Нужны лишь две вещи, чтобы стать наблюдателем острова: перестать верить в ерунду про непрерывность и однородность пространства и накопить определённый потенциал, необходимый для восприятия иных областей. Всего лишь. В этом году, правдами и неправдами, я добился своего, получил нужное, даже больше, много больше, чем ожидал.
Плохо то, что я начинаю задыхаться в обычной атмосфере. Мёртвый воздух квартиры становится непригодным для меня; приехал домой всего четыре дня назад, а сна уже нет, и депрессия просто душит. Сегодня утром не выдержал, убежал от жены на крышу. Там хоть что-то, хоть как-то, слабое, но движение, и можно восстановиться. Проблемы с Надей, большие проблемы, но не до них сейчас.
И вот тут, на крыше, вдруг пришло это удивительное, чего так и не случилось ни в горах, ни у моря. Остров приобрел очертания, я сделал шаг, и под ногами оказалась твёрдая почва. Не знаю, оставался ли я физически на крыше своего московского дома, или исчез?.. Со стороны бы посмотреть, но это пока ещё не получается.
Произошла очень странная встреча, или, точнее, не встреча, а визит. Да, это было посещение, я пришёл потому, что он там ждал и помог войти, подсказал что-то неопределимое, какую-то координату вне плоского пространства, без наших градусов и минут. Он стоит напротив; я не испуган и не удивлен, но трепет испытываю, потому что среда другая, не бытовая, метафизическая, гиперфизическая, что ли… Кажется? В самом ли деле так, но каждый штрих, каждая мелочь значимы: туман, ровная дорожка под ногами, неуловимый запах в воздухе, ватная тишина и безветрие… Само собой приходит понимание: надо именно так и не иначе, и ответ на все вопросы может быть только таким – неожиданным и бесспорным. Этот человек не назвал себя. Что-то в нём было очень знакомое, может быть, он был уверен, что я сам его узнаю. Но у меня нет памяти на лица, и, к тому же, я был очень осторожен, памятуя Поркероль. Ещё не хватало только устроить что-то подобное в Москве… Я почти не двигался, никуда не шёл, смотрел только вперёд, мне достаточно было сознания, что я попал туда, и смогу выйти, и теперь уже сам смогу повторить вход и выход. Никогда не знаешь, чем это обернётся: может магнитная буря случиться, а может и рвануть; но раз уж я пишу эти строки, то, значит, не рвануло, дом на месте, и в розетке дремлют обычные двести двадцать вольт.
Он сказал, что это – остров Яблок. Он пришёл сюда предупредить. Сказал, что сделал с миром одну простую вещь, сродни тем фокусам, что я показывал в молодости. Этот фокус необходим, сказал он. Но нужно всё довести до ума, и это уже не его задача. Он сказал, что в руках у него была книга о великих жертвах, и он должен был прочесть её, но не смог. Ему перевели всего одну страницу. Книга там осталась, сказал он, ты прочтёшь и узнаешь, что делать. И несколько раз повторил: тебе нужно спешить. Торопись, потому что всё меняется. Если не бросить земное и привычное, ты не успеешь. Брось сегодня же, уезжай… Я стою как замороженный, сдвинуться с места не решаюсь. Понимаю, что это кто-то свой, вполне можно вопрос задать, уточнить, узнать наверняка… и ничего в голову не приходит. Спросил, где мне искать эту книгу. Он засмеялся. Начни с Камчатки, говорит, с самого юга Камчатки, там маленький хвостик, мыс – увидишь, поймёшь.
Он ушёл… А я вернулся – в Москву и в свою квартиру. Надя уже на работе была. Дома телевизор орёт и мобильник надрывается. Посмотрел на экран – номер не определён. Отвечать не стал. А в телевизоре – по экрану рябь, как в давние времена, когда папаша мой колотил кулаком по «Рубину», чтобы посмотреть на своего любимого Капицу. Я, понятное дело, по плазме кулаком стучать не стал. Выключил, да и всё. И чувствую, что это не только у меня в квартире помехи, что это большое-большое прошло, огромное, над всей Землей… Точно, потом в газетах прочитал про сбой связи. И репортаж про кладоискателя. И фото его в «Комсомолке» увидел.
Это был он. Кладоискатель.
+
Камчатский край, Петропавловск – Паратунка – мыс Лопатка
14-15 мая 2011 г.
Камчатка парила над океаном. В сизой дымке угадывались белые конусы вулканов. Тёмно-серый океан набегал на высокий берег, пытался забраться в глубь Авачинского залива. Солёный ветер бился о прибрежные скалы. Суровый, девственно красивый край, удивляющий любого циника, напоминающий не то обиталище олимпийских богов, не то сказочный край мира, с которого запросто можно разглядеть спину огромной черепахи...
Николай прилип к иллюминатору и ничего вокруг не замечал. Самолёт описал круг над побережьем, спустился к грешной земле, коснулся её колёсами, докатился до невзрачного здания аэропорта «Елизово». Смотреть стало не на что – разлинованный бетон, самоходные трапы, самолеты разных аэрокомпаний, облупленные стены зданий. Миша тряс друга за плечо: проснись, вставай, страна огромная, пошли на смертный бой.
В аэропорту их встречали – рослый, подтянутый лётчик в синем кителе, с живыми глазами, орлиным носом и громовым голосом. Он протянул большую твёрдую ладонь: «Здравия желаю! Полковник Прозоровский, можно просто Сергей. А как вас? Из Москвы? На Лопатку летим? Придется подождать, вертолёт будет только завтра».
Михаил попробовал спорить, но полковник даже слушать не стал: «вертушка» завтра, сейчас едем в Паратунку! «Какая, к черту, Паратунка, генерал меня порвёт на куски». А Николай чуть не подпрыгнул от восторга, просветлел, заулыбался: в самом деле? можно? вы не шутите? всю жизнь мечтал!