Тут мне в голову пришел еще один вариант, тот самый, который Леший преподнес Фомину. Корабли ханхов это Ноев ковчег, который призван сохранить жизнь только лишь достойным. Если верить в библейские истории, этот способ уже применялся, причем теми же самыми авторами. Вопрос только почему в достойные выбрали всех нас, включая Петровича и Фому? А вдруг еще не выбрали? Вдруг мы лишь кандидаты? Вдруг сейчас в сторону Могилева пробираются сотни вот точно таких же бронетранспортеров со всех уголков мира… ладно, пусть не мира, пусть Европы? Дойдут далеко не все. И вот именно этот смертельно опасный поход и станет экзаменом, пропуском в мир живых, в команду избранных?
Углубившись в размышления, я не сразу понял что меня зовут. Точно, зовут. Я обернулся только лишь на второй окрик.
— Товарищ полковник!
Костя Соколовский стоял в метре от борта «302-го». Очевидно он прошел через торговые павильоны, а потому оказался позади БТРа. Почти вся наша команда трудилась с другой стороны машины и видеть капитана просто не могла.
Сразу бросилось в глаза, что Костя один. За спиной у Соколовского уже сновали первые посетители рынка, но среди них не было никого похожего на прапорщика ВДВ. О том что Клюев так и не объявится, говорил камуфлированный чехол РПГ-32, который висел на плече у офицера.
Я помахал капитану рукой и тут же прокричал Загребельному:
— Андрей, там Сокол пришел!
— Пусть сюда подходит! — Леший заканчивал с последним мешком.
— Обойди машину! — приказал я Косте и сам стал спускаться. Что я дурак куковать здесь в одиночестве, когда внизу будут рассказывать новости!
К Лешему мы подошли практически одновременно. Обменялись рукопожатиями. Пока дожидались замешкавшегося Нестерова, капитан предупредил:
— В павильоне буча назревает, — Соколовский кивнул в ту сторону, откуда только что пришел. — Говорят Фома соляру украл и сейчас в наглую вам ее сливает. А соляра ведь достояние общественное, ее только для поселковых дизелей берегут. Активисты уже в штаб идти намылились.
— Мурата нашли? Клюев где? — Загребельный проигнорировал всю эту историю.
— Прапор ушел, — Костя начал со второй части вопроса. — Сегодня на рассвете отправился большой караван в сторону Серпухова. Так он с ними рванул… пока возможность есть, пока тут все к чертям не полетело. — Капитан снял с плеча гранатомет и положил его на мешки с провизией. — Вот, «Хашим» оставил. Сказал не его это вещь. — Поглядев на гранатомет, Костя грустно вздохнул. — Аппарат, конечно, хороший, только выстрелов к нему осталось всего два.
— Угу, — Леший с пониманием кивнул.
— Как там с Муратом? — наконец подошел милиционер.
— Вроде видели его вчера днем, около периметра, в районе пожарной части. — Соколовский пожал плечами. — По приметам сходится, невысокий азиат в камуфляже и легком броннике.
— И это все? — Леший нахмурился.
— Мурат не сам был. С мужиком каким-то. Выше среднего роста, худой, в плаще. Это все. Больше никакой информации.
— Не густо, — вздохнул майор милиции.
— Из всего этого что-нибудь становится ясно? — я поглядел на специалистов, сперва на Нестерова, затем на Загребельного.
— Ни хрена из этого не ясно, — подполковник ФСБ отрицательно покачал головой. — Этим мужиком мог оказаться кто угодно, например, прохожий, который угостил Ертаева папироской или…
Леший не успел договорить. К нам буквально подбежал Владимир Фомин:
— Давайте сваливать быстрее! — выдохнул он. — Тут какая-то падла уже Надеждина известила. Не хватает еще, чтобы Морозов со своими идейными активистами заявился. Конфискация у этого волчары любимое, блин, занятие!
— Морозов это проблема, — подтвердил я. — Так что, мужики, давайте галопом!
Работа закипела с новой силой. Припасы и снаряжение грузили через верхние десантные люки. Внутри БТРа складированием особо не заморачивались. Это все потом. А сейчас распихивали ящики и мешки по углам, оставляя лишь узкий проход, по которому экипаж и десант мог добраться до своих мест. Когда погрузить оставалось лишь несколько канистр с питьевой водой, я улучил момент и высунулся наружу:
— Андрей, мы заканчиваем!
— Я тоже!
Подполковник ФСБ поднес к глазам пол литровую банку, в которой на два пальца была налита солярка. Посмотрел через жидкость на свет, поболтал ее, проверяя вязкость, понюхал и удовлетворенно кивнул. Контроль был пройден, и Загребельный позволил залить в бак последнюю канистру.
Я уже в который раз подивился другу. Даже не смотря на невероятную спешку, Андрюха делал все правильно и основательно. Для него не существовало второстепенных вопросов и несущественных мелочей. Цирк-зоопарк, вот у кого надо поучиться! Вот с кого стоит брать пример!
Попрактиковаться в хладнокровии и рассудительности мне не дал Фомин. Он вскарабкался на броню и, оказавшись со мной буквально лицом к лицу, прокричал:
— Петровича нет! Пропал! Не могу найти!
— Да что ж за дьявольщина здесь творится! — выдохнул я, вспоминая что и впрямь уже минут сорок не наблюдаю Петровича ни возле БТРа, ни во всем остальном дворе. Неужели еще одно исчезновение?
— Грузимся! — прокричал Загребельный и стал помогать Серебрянцеву взобраться на броню. — А где этот конченный солдафон?
Мы с Фомой сразу поняли о ком идет речь.
— Пропал! — я был вынужден повторить диагноз Фомина.
— Хреново! — в голосе Лешего мелькнула растерянность, которую подполковник тут же задавил усилием воли. — Искать некогда. Уходим!
Фомин что-то хотел сказать, может инстинктивно запротестовать, но тут же потух:
— Уходим, — едва слышно повторил он.
Все что происходило потом, воспринималось мной словно ускоренное кино. Рокот запущенного двигателя, толчея в десантном отсеке, как водится, немного нервов и неразберихи. Однако был во всем этом один стоп-кадр. Я видел как Леший и Соколовский обнялись на прощание. Крепкое товарищеское объятие. Было в нем что-то настоящее, мощное и несокрушимое, то что и называется солдатским братством. Я бы и сам стиснул Костины плечи, да уже не успевал. Просто высунулся повыше, так, чтобы над броней торчала не только одна голова, но и грудь, и помахал ему рукой. Ровно через минуту, когда Загребельный занял место в люке по-соседству, я рванул машину с места.
До периметра было метров шестьдесят: пересечь двор и два раза повернуть в узких проездах. Только тогда в широком коридоре, образованном торцом «Центрального» и зданием Федеральной Налоговой Службы, передо мной откроются тяжелые двухстворчатые ворота.
Вместо рокота мотора в ушах настойчиво стоял грохот кованных сапог. Я нутром чуял, что Морозов со своими дружинниками уже где-то на подходе. Вот-вот они станут у нас на пути и отрежут от выхода из поселка. Я отчетливо представлял эту картину, понимал всю шаткость нашего положения, но тем не менее продолжал продвигаться вперед очень медленно. Перед бронированной мордой БТРа то и дело появлялись люди. Газовать и разгонять их трубным голосом клаксона совсем не хотелось. Не стоит привлекать излишнее внимание и оповещать преследователей о месте нашего пребывания. Информация о том, что мы уже движемся к воротам, мигом добавит Морозову прыти. Все это конечно же так. Мои действия обоснованы, разумны и логичны, да только в глубине души я все чаще ловил себя на мысли, что медлю совсем по другой причине.
Я смотрел в лица прохожих, они смотрели на меня. Мы запоминали друг друга. Возможно сейчас наша последняя встреча. И все что останется после, это только лишь память. Она будет жить во мне и умрет вместе с последним проблеском сознания.
Погруженный в эти мысли я едва успел затормозить, когда под колеса «302-го» буквально кинулся человек. Офицерский бушлат, разгрузка, вещмешок, «Калашников», армейская кепка на голове. Еще до того как я разглядел его лицо, сидевший рядом Леший воскликнул:
— Петрович, холера его забери!
— Где эта сука? — сидевший на месте пулеметчика Фомин расслышал. — Сюда его, живо! — Фома хотя и возмущался, но в голосе его явно послышалось облегчение.
— Влезай на броню! — я выбрал самый быстрый способ подобрать нашего компаньона.
— Лады! — Петрович ловко, как человек привыкший это делать, вскарабкался наверх и пристроился рядом с башней. Рукой он схватился за искореженный КПВТ, а нога офицера юркнула в мой люк. Цирк-зоопарк, а он знает что делает! Видать катается на броне далеко не в первый раз.
— Еще пять минут и… — начал справедливый наезд Загребельный.
— Я десятого нашел! — перебил его Петрович.