Целую минуту ничего не происходило. Все мы просто сидели, прикипев к амбразурам. Каждый ожидал нападения и готов был стрелять в первую же тень, в любое непонятное шевеление ветвей или травы. Однако окрестный пейзаж казался по-прежнему пустынен, безмолвен и недвижим. Даже ветер стих. Негромкий рокот работающего на холостых оборотах мотора был единственным звуком, наполнявшим этот переполненный напряжением вакуум.
Точку во всем этом поставил голос Лешего, немного странноватый, лишившийся своей всегдашней уверенности голос.
— Эй! А ну, давайте все наверх! Тут кажется есть кое-что интересное, особенно для товарища Серебрянцева.
Уговаривать никого не пришлось, и наш боевой экипаж ринулся в десантные люки. Перед всеми остальными у меня имелось явное преимущество — а именно, свой персональный выход. Поэтому не удивительно, что первым рядом с Загребельным очутился именно полковник Ветров.
— Что тут у тебя… — начал было я, да так и замер с открытым ртом.
Увиденное просто лишило меня дара речи. Сейчас я мог лишь выпученными глазами глядеть на огромную надпись, которая пересекала три из четырех полос шоссе. Корявыми, глубоко процарапанными в асфальте буквами там было написано: «ЧЕЛОВЕК, ПРОЩАЙ».
Глава 13
С того самого момента, как колеса «302-го» перекатили через процарапанные в асфальте буквы, я не проронил ни слова. Все думал, прикидывал так да этак. Цирк-зоопарк, это что же получается? Выходит, на Землю занесло не только эту мерзкую разномастную нечисть, которая только и норовит выпустить нам потроха, но еще и нормальных разумных «ребят», разумных настолько, что они даже смогли осилить наш язык. С одной стороны я, конечно, порадовался такому соседству, но с другой… С другой подумалось, а соседство ли это? Хозяев леса случайно занесло к нам в гости или так пожелали ханхи? Если верен второй вариант, то получается что они нам никакие не соседи, а самые что ни на есть конкуренты, с которыми рано или поздно придется схлестнуться не на жизнь, а на смерть.
Во мне все же что-то противилось этой мысли. Да видать и не только во мне. Вся наша команда сразу прониклась доверием к этому существу, причем настолько, что даже не захотела вновь забираться внутрь «восьмидесятки». Вся она, в том числе и старик-ученый, теперь ехали на броне. Ну прямо как в старые добрые времена. Возможно, я должен был загнать всех внутрь… Да какой там возможно, как пить дать должен! Только вот жуть как не хотелось красть у людей их и без того хрупкую и зыбкую веру в добро.
Проведение словно решило испытать мою правоту. Зрелище, которое открылось после плавного изгиба шоссе, похоже, предназначалось именно для того, чтобы окончательно выяснить, что в этом мире главенствует добро или зло.
На мосту через Пахру и дальше, уже практически заглубившись в поселок, стояла длинная автомобильная колонна. Увидев машины, я ни мало удивился. Ведь не было их! Когда я тут проезжал в последний раз, колонны точно не было! Выходит, она пришла позже.
Присмотревшись, я понял: — Да, так оно и есть. Все грузовики, автобусы или легковушки были старых советских моделей. То есть никаких инжекторов, компьютеров и прочей электроники под капотом. Простенькие, сработанные с помощью лома, кувалды и какой-то матери, аппараты. Только они и выжили после невиданных по своей силе электромагнитных бурь, во время которых от статического электричества, растворенного в воздухе, светились телевизионные антенны, башенные краны и опоры ЛЭП. Только они и могли доставить сюда беженцев.
То, что колонну составляли именно беженцы, не было ни малейшего сомнения. Огромное количество всевозможных теперь уже практически разложившихся вещей валялось как на асфальте, так и в кюветах по обеим сторонам дороги. Небольшая, очень небольшая часть сумок и баулов догнивала на окрестных косогорах. Сами они туда попасть никак не могли, следовательно туда их оттащили люди. Только туда и смогли, только туда и успели прежде, чем…
— Всех перебили,— восклицание Лешего стало одновременно и окончанием моей мысли, и его собственным страшным вердиктом.
— Кто ж это их так?
— Стоят здесь уже давно! — прокричал мне Андрюха.— Тогда кентавров еще было немного. На такую большую колонну они бы напасть не решились.
Соглашаясь с приятелем, я кивнул и тут же назвал кандидатуры следующих наиболее вероятных убийц:
— Тогда значит призраки. Видать эти бедолаги залезли в ночь. Тут-то их и накрыли.
— А вариант с Хозяином леса ты не рассматриваешь?
Как выяснилось, подполковника ФСБ терзали те же невеселые мысли, что и меня. Не успел я ответить, как Леший подкинул в костер сомнений еще дров, да что там дров, словно бензином из канистры плеснул.
— Слыхал я, в этих лесах под Троицком не один караван сгинул.
Что я мог ответить? Ведь такая информация доходила и до меня. А тут еще и эта колонна…
— Поживем, увидим,— буркнул я и слегка добавил скорость. Сорок километров в час это все, что я мог позволить. При большей скорости БТР начинал раскачиваться, рыскать по дороге, становясь плохоуправляемым.
Увидеть нам довелось уже через несколько минут, когда «302-ой» поравнялся с когда-то шедшим в конце колонны «ЗиЛ-131». Армейская машина с высоким кунгом-будкой. Должно быть передвижная ремонтная мастерская или связь. Правильно, что ее поставили замыкающей. Бронетехники, способной прикрыть колонну с тыла, у переселенцев конечно же не было. Так что для этой работенки лучше всего подходил «131-ый». Многослойный кунг выдержит первый натиск хищников, а сквозь узкие словно бойницы окна можно вести огонь. Так что пока зверье подойдет, да вскроет…
Оказавшись борт о борт с грузовиком, я понял, что никто его не вскрывал. Весь кунг, вся водительская кабина были густо изрешечены пулевыми отверстиями. Дырки обнаружились как маленькие от «пятерки», так и толщиной в палец — четкая и ясная подпись двенадцатимиллиметрового пулемета.
— Твою мать! Вот это номер!
Я видел как на скулах у Лешего заходили желваки. Как свирепым испепеляющим огнем загорелись его глаза. Загребельного охватила ярость, и держал он себя в руках только благодаря неимоверному усилию воли.
В полном молчании мы медленно продвигались вдоль мертвой колоны. Практически все проплывавшие мимо автомобили несли на себе пулевые отметины. Некоторые стекла изнутри были измазаны во что-то темно-бурое, поросшее пятнами давно высохшей плесени. Я догадывался, что это такое, а потому старался не заглядывать внутрь истерзанных пулями салонов.
— Притормози! — попросил Загребельный, когда мы проезжали возле начисто сожженного «ЛАЗа».— Хочу осмотреться.
— Понимаю,— я как можно плавнее остановил машину.
— Сокол, Мурат, Клюев, за мной! — Леший первым спрыгнул на растрескавшийся асфальт.— «Хашим» оставьте полковнику.
Разумеется, я и так готовился прикрывать, только из автомата, стоя в люке. Теперь же получалось, что в мое распоряжение вновь перешла наша «карманная» артиллерия. А раз так, то и позиция для нее требовалась соответствующая. Руководствуясь именно этими соображениями, я вылез на броню и только тогда положил гранатомет на плечо.
С такого возвышения можно было беспрепятственно контролировать подступы к дороге как слева, так и справа. Наблюдая за окрестностями, я все же время от времени приглядывал и за Красногорцами, а то мало ли что… Вначале те изучали повреждения, которые получил автотранспорт в процессе перестрелки. Затем Леший отправил Мурата и Клюева проверить придорожную лесополосу. Сам же подполковник в сопровождении Соколовского направился в голову колонны. По пути они бегло осматривали то, что когда-то составляло скудный скарб переселенцев.
— Товарищ полковник, что случилось? Почему мы остановились? — голос Серебрянцева прозвучал у меня за спиной.
Я мельком глянул через плечо и вместо ответа приказал:
— Сядьте, Даниил Ипатиевич, а то если придется стрелять, выхлопом вас снесет.
— Неужели придется стрелять? — в голосе ученого прозвучало недоумение, но все же он быстро сделал шаг в сторону и присел за башней.
— Всяко может случиться,— я кивнул, тем самым благодаря ученого за понимание.
— И все-таки, почему остановились? — младший научный сотрудник вернулся к своему первому вопросу.
— Колонна очень странная,— мой взгляд уже в который раз пробежался по нестройной цепочке ржавых искореженных автомобилей.— Давно таких не видел.
— Колонна? — удивился Серебрянцев.— Да таких брошенных машин на всех дорогах полным-полно!
— Не таких, уважаемый Даниил Ипатиевич, совсем не таких,— я мрачно покачал головой.— Эта колонна пришла сюда уже после ухода ханхов. А ее здесь поджидали…
— Да-да, я вижу,— старик будто только теперь разглядел пулевые отметины на облезлых, взявшихся рыжими пятнами кузовах, паутинки трещин, которые расходились от ровненьких, аккуратных отверстий в грязных стеклах.
— Все это, можно сказать, аномалия,— я покосился в сторону лесополосы, проверяя как там дела у разведчиков, и только после этого принялся объяснять: — Наша цивилизация погибла очень быстро. Целые города за несколько часов. Все это я видел своими собственными глазами. Что же касается выживших… Выжившие это отнюдь не те, кто самый ловкий, изворотливый и приспособленный. Это скорее те, кто самый удачливый, те, кому всегда и везде везет.
Тут я подумал, что это истинная правда. Существует этакая порода чертовски удачливых людей. Им все сходит с рук, как мне, когда спер у коллег Загребельного десять тысяч вечно зеленых американских баксов. Удачливым уготовлена спокойная жизнь, когда вокруг бушует море перемен. Я, к примеру, один из немногих старших офицеров, сохранивших свое место, когда реформаторы с остервенением кромсали героическую Кантемировскую дивизию. Удачливые всегда оказываются в нужном месте, как и я в тот черный день. Скорее всего, если бы полковника Ветрова не вызвали в бункер к командующему то…
На этом месте я вдруг опомнился и вернулся к реальности. Выяснилось, что закончив со вступительной частью, я уже довольно долго молчу. Но не смотря на это, Серебрянцев меня не подгонял. Ученый молча ждал, а вместе с ним Лиза, Пашка и Сергей Блюмер. Что ж, пусть слушают. Им урок новейшей истории тоже не помешает.
— Так вот, это я все к тому, что бы вы уяснили. Вместе с цивилизацией погиб и преступный мир. Какой бы ты ни был суперкрутой криминальный авторитет, тебе конец, если конец твоему городу, району, округу или области. Уцелели в основном обычные, нормальные, простые люди. Они сплотились, объединенные общим стремлением выжить. Они ни за что и никогда не убивали друг друга. И это не только вопрос морали, это вопрос выживания. Как говорили на Украине «вмести и отца бить легче».
— Но тогда что же произошло здесь? — старик снял очки и стал с энтузиазмом протирать их грязным мятым носовым платком добытым из кармана куртки. Складывалось впечатление, будто он старался соскрести со стекол нарисованную на них картинку кровавого побоища.
— А вот в этом то и проблема,— кивнул я.— Тот, кто устроил весь этот беспредел, он бесспорно преступник, и собрал вокруг себя всякое отребье. Они очень опасны. Опасны по двум причинам. Во-первых, потому что легко и не задумываясь убивают себе подобных. Во-вторых, они также как и мы из породы удачливых.