Надо мной был уже не знакомый мальчик, а огромная сильная птица, готовая к полету. Оттолкнувшись от дерева, птица нырнула в пространство, и упругие взмахи крыльев плавно разгребли тугую темноту.
Мальчик поднимался вверх по наклонной линии и становился все меньше и меньше, пока не исчез.
- Кто ты?! - что было силы закричал я, потому что нас разделяло уже не несколько метров высоты, а бескрайнее небо, едва освещенное неяркими точками звезд.
И тогда из этой бездонной чаши, хранящей неумирающую бесконечность, протяжно и отдаленно, как эхо, донеслись какие-то неясные слова:
- Я... Я... Кар...
Икар?
И тут я вспомнил. "Поднялись в воздух Дедал и Икар, чтобы улететь на родину в Афины, с острова Крит, где их держал в плену царь Минос.
Дедал наказывал сыну, не приближайся к солнцу, его лучи растопят воск. Но, упоенный счастьем полета, Икар поднимался все выше, выше... Солнце растопило воск, рухнул Икар с высоты..."
"Однажды чуть не разбился", - прозвучали в ушах слова мальчика, и сердце застучало прерывисто и тревожно, как позывные.
Я сел в черную траву, вбирающую в себя ночную затаенность и прохладу, и неотрывно глядел в небо, надеясь различить маленькую движущуюся точку. Но ее не было видно.
Звезды в темноте высвечивались все ярче, и тишина вокруг теперь не казалась такой нерушимой. Неподалеку совсем не по времени закуковала кукушка и все куковала и куковала не уставая.
Много дней потом я приходил на знакомую полянку и искал лестницу, по которой мальчик поднимался вверх, на вершину сосны.
Но она исчезла вместе с мальчиком.
В конце лета я вместе со всеми уехал из лагеря, и больше уже никогда не случалось мне возвращаться в те края.