Мое завещание читателям:
«Зверинец ещё не вернулся в город. Хочется верить, что задержался он немного, всего чуть-чуть, как заработная плата или новоселье»
Вчерашние веники позеленели и расправили ветки — городские карагачи потянулись в небо. Ночью, когда умолкала дорога, и потухали окна в домах, когда оседала на улицу последняя дневная пыль, и выхлопные газы цивилизации рассеивались во мгле, запоздавшие прохожие могли услышать хруст приподнимающейся земли. Это оживала трава. А рано утром яркие лужайки, словно улыбающиеся дети, вспыхивали и там, и тут. Жёлтые одуванчики мерцали в этом море зелени, как внучата огромного солнца, и радовались, неискушенные цветами, горожане такому бурному проявлению весны. Перепачканная свежими листьями детвора ликовала: девочки плели венки, а мальчишки носились повсюду наперегонки, играя в пятнашки. Детский садик перешёл на летнюю форму одежды.
Мирзоев исчез из города. Нашкодившие повсюду супруги продали в спешке квартиру и гараж, и сегодня занимаются бизнесом где-то в Тюмени, там очень много денег и благоприятная конъюнктура рынка. Генерал Вислоухов всё ещё мечтает привлечь их к ответственности за пособничество в людоедстве, но более в отчетах и на словах, нежели на самом деле. Потому что вторичная огласка этого страшного дела не нужна ни ему, ни городской администрации.
Останки бомжа похоронили на кладбище. Его голову обернули, спущенной с него же шкурой и засунули в полиэтиленовый мешок из-под сахара. Сверху накидали костей, запаяли, и…: «царствие ему небесное». Говорят, что поп отпевал его в часовне, но это факт не проверенный. Чтобы поп отпевал и не за деньги, такого не было со времён Рождества Христова, но и это тоже не следует принимать за чистую монету — богохульничание неудачника автора.
Дедушку Васю уволили с работы. Он уже не тренирует волейбольную команду и живёт на одну пенсию. Как часто бывает в таких случаях, человек в одночасье расстроился и слег. Трагедия с братом не могла не отразиться на его здоровье. Родственники узнали об этом поздно, газеты умолчали, кто именно стал жертвой преступления. Да, слышали, что в городе съели человека, и не одного, но не догадывались кто он. Не знала и внучка о смерти Тарантула, семейное горе её обошло стороной. Дома на эту тему не говорили…
Мусорные ящики от детского сада перевезли в соседний квартал. Случается, правда, что ленивые жильцы по привычке нет-нет, да и вытряхнут свои помойные вёдра на старое место — прямо на асфальт, но добросовестные дворники рано утром уберут за ними мусор и посетуют, что люди — свиньи. Очагами инфекции эти редкие отходы не становятся…
Корова стала знатной стахановкой и начала давать рекордные надои, а собака, покалеченная колесами автомобиля, окрепла и повторно освоилась в этом мире. Теперь она бесплатно катается на автобусах и на трамваях. Вместе с первыми пассажирами зайдёт рано утром в дверь где-нибудь на самой дальней окраине города и едет в другой его конец к железнодорожному вокзалу, путаясь в ногах у суетливых людей. Там она выпрыгивает на улицу и начинает свой дневной поход через весь город мимо теплотрассы, заглядывая в каждый мусорный ящик. Но есть у неё на маршруте голодные места — промышленные, где поживиться нечем. Тогда она — мудрая вновь на остановке, занырнёт в трамвайку и выглядывает осторожно из-под лавки, тяжёло глотая воздух. Язык у неё при этом дрожит, и пеною на полы ложатся липкие слюни.
Зверинец ещё не вернулся в город. Хочется верить, что задержался он немного, всего чуть-чуть, как заработная плата или новоселье.
Но радует построенный Тарантулом стадион. Искусство зодчего пережило творца… Надолго ли? — Не знаю… Хранители искусства — потомки, и при всей деградации нынешнего общества почему-то вериться в лучшее. А вдруг художественный камень переживёт разруху и варварство, неграмотность, ну хотя бы, на двадцать лет?.. Нет, по доброй воле ни один из сильных мира сего не раскроет свою мошну для реставрации, но периодически рождаются люди бескорыстные и одержимые, способные поддержать чужую жизнь после смерти ещё двадцать лет, и ещё?.. И живы замечательные творения духа… Случается и совсем невероятное… Так не должно быть, но есть — злодеи очищаются в чистилище творчества, и однажды бригады российских бомжей и преступников построят правовое государство, как это сделали английские каторжники, вывезенные в Австралию в далёком восемнадцатом веке…
— Так не бывает, — грохочете вы…
Но не вся история — ложь и фальсификация…
Соратники Мирзоева — «новые русские» открыли весенний сезон гонками на детских автомашинах. Газеты напечатали положение, утвердили призы и сметы, и праздник состоялся. Два десятка участников пробега — малыши дошкольного возраста вышли на старт на своих игрушечных «Мерседесах» и «Лимузинах». По выстрелу ракеты вся эта спортивная колонна стартовала и по резиновому полю наперегонки заколесила к финишу. Метров сто детворе предстояло крутить педали. Они надувались от напряжения, они обливались потом… Неожиданно на трассу выскочила долговязая девочка в ситцевом платье, догнала соискателей славы и стала, весело хохоча, подталкивать отстающие машины вперёд — то одну, то другую. На спине у неё был рюкзачок. Плюшевая панда выглядывала из него наружу и пела весёлую песню о сладком. Это была самая лучшая её игрушка и игра.
— Уйди, девочка, не мешай! — рупор судьи заглушил эту песню. — Не помогай отстающим, не вмешивайся в распределение мест.
Но она не услышала крика арбитра и продолжала толкать вперёд теперь уже две отстающие машины. Кто-то из родителей бросился на поле, чтобы увести её и отшлёпать, но она вовремя увидела бегущего к ней человека, быстренько обогнала всю эту торжественную колонну и финишировала первой.
Проигравшие оправдывались. Как и водится в таких случаях, они всю вину свалили на Таньку, не помешала бы, мол, она — обязательно бы выиграли.
— Судью на мыло!
Болельщики были возмущены. Они настояли на повторном пробеге. И снова Танюшка с песнями вынырнула невесть откуда, и уже никому не мешая, мчалась впереди всех, веселя и зрителей, и судей. Распределение мест осталось прежним, но важные карапузы, покидая своё навороченное железо, были явно сконфужены, они недоумевали, как это босоногая девчонка их возраста так легко обогнала могучую технику и рассмешила взрослых.
— Иди-ка, ты девочка отсюда, — золотозубый родитель нашёл её и выпроводил вон.
— Это мой дедушка строил, — растерянно оправдывалась она.
Барин согласился, похвалил её дедушку и купил ей мороженое.
— Кушай девочка, не бойся! Хорошо он строил, спора нет, но ты больше не приходи сюда — не надо…
Ворота стадиона закрылись перед ней. И стояла она на улице по ту сторону праздника с мороженным в руках, недоумевая, как ей быть. Так и мы в своей жизни по щедрости или по таланту добиваемся побед и успехов, но нас выпроваживают вон и не отмечают, стреноживают, чтобы не мешали мы двигаться другим, чтобы не затмили мы их славу и авторитет. Мы съедаем гостинцы и, униженные, становимся на место. Вот и побеждает в бегах не рысистая кровь, а та, в которую вложены деньги. Истинные же герои дня дисквалифицированы и забыты…
— Ты трусливая, Танька! Ты ни за что не сумеешь прийти туда, где съели бомжа. Там до сих пор валяются его рваные тряпки, и видна человеческая кровь, — так ей сказал герой автопробега Артём, и ватага непослушных мальчишек поспешила за вожаком на теплотрассу искать это страшное место.
Она шла за ними поодаль одна, растерянная и испуганная. Когда мальчишки исчезли в зарослях колючего бурьяна, Таня остановилась и хотела захныкать, но потом смирилась с тем, что она трусиха, присела на камень и стала ожидать когда герои вернуться. Дети, как впрочем, и многие взрослые очень бояться одиночества и стараются подражать друг другу во всём, жить в рамках традиций и правил. Сколько её не дразнили и не гнали, а тянулась Таня к ровесникам, к более сильным и смелым и уважала старших.
Ребята вернулись домой возбуждённые. Таню они не замечали, кто она такая, а между тем, девочка слушала их и переживала.
— А где у них была мясорубка, Артём? — спросил у него один из сорванцов.
— В гараж таскали, там два мужика зимовали, им хозяин есть ничего не давал… Вот они выследили ночью бомжа и убили. Если бы их не поймали, им этого мяса хватило бы на год. Человеческое мясо сытное и очень долго не протухает.
— А правда, что тот, кто однажды попробует человеческое мясо уже ничего другого в жизни не будет есть?
— Это правда… Но еще вкуснее человеческая кровь, тёплая и свежая. Она исцеляет от многих болезней… Всего один стакан такой крови, и целый год никакая хворь не берёт.
— Ну, тут ты врёшь! Я однажды ударился носом об стол и два часа подряд сглатывал кровь, а потом простудился и охрип… У меня воспалились миндалины.
— А вот и не вру! — Артем был готов повторно разбить возразившему нос, чтобы доказать свою правоту. — Ты пил неокрепшую детскую кровь, а надо пить кровь взрослого человека. Для чего же тогда её сдают в скорую помощь?.. Кровь бомжа особенно целительна, потому что он живет в естественных условиях — на морозе… Ты понял, чушок?
Сказано было убедительно, собеседник сник, а перепуганная Таня вечером пытала дедушку о жизни и о смерти.
— Ты, дедушка, говорил мне, что нельзя есть человеческое мясо, а мальчишки сказали, что оно полезно, что кровь сдают в скорую помощь, чтобы давать её потом больным вместо лекарства. Только она солёная и невкусная кровь, и я, дедушка, её пить ни за что не стану.
Дедушка Вася лежал в постели уже вторые сутки. В груди у него клокотало, тело горело огнём, температура не падала ни на градус — это был уже не тот человек, который мог, взмахнув рукою легко послать мяч над сеткой на поле соперника. Он пил нитроглицерин и с болью глядел на любимую внучку.
— Ты не слушай их, Таня! Врут они. Кровь у человека берут, чтобы переливать её из вены в вену, а не пить… Случается, что потеряет много крови больной в аварии, например, вот ему и вводят сюда иголку, — дедушка достал из-под одеяла, исколотую шприцами, руку и показал девочке место на её сгибе. — И переливают кровь… Разве ты не слышала об этом по телевизору?
Последний укол оказался для него неудачным — дедушка не вовремя выбросил ватку, закрывающую отверстие из-под иглы, и чёрный синяк на коже не заставил себя долго ждать. Трудно было ошибиться, демонстрируя это место.
— Слышала, — успокоилась Таня.
Но ненадолго. Детские разговоры на эту тему велись и множились. Искажались, теперь уже бомжа съели на месте и сырым, «шлёмками» пили его кровь, словно минеральную воду в профилактории. Закусывали орехами и чесноком. Теория оздоровления организма находила всё новых и новых поклонников. Со всего города, как на экскурсию, спешили любознательные мальцы на теплотрассу. Маленький Артем стал у них вожаком и гидом. Даже второклассников водил он — дошкольник показывать это священное место и брал с них мзду конфетами и гематогеном. Новый подрастающий бизнесмен пошёл по пути Мирзоева.
Тане платить было нечем. Однажды, рано утром, она решилась сама в одиночку найти дорогу туда, где съели человека. Тайно, чтобы не увидели её мальчишки, девочка зашла с другой стороны теплотрассы и пошла на их голоса, прячась от них и выслеживая. Артёму не надо было знать, что она нарушила границы его владений. Он был жестоким мальчиком. В детском саду любого малыша Артём мог оттолкнуть и ударить, воспитательницу называл он мымрой и требовал поделиться с ним гостинцами каждого ребёнка. Должников он всячески унижал и его приятели могли безнаказанно вымазать грязью слабого мальчишку или девочку… Таня боялась его.
Огромные вентиля были выше её ростом. Из-под них на землю сочилась сырая ржавчина. Протискиваясь между железными прутьями ограждения этой бойлерной площадки, девочка испачкала платье и расстроилась: вокруг было грязно и скользко. Она нырнула далее под трубы в заросли крапивы и бурьяна. Ломая сандалиями лопухи, Таня, того не ведая, шла к месту гибели человека тропою Вислоухова. Именно отсюда зимою он и Копченый увидели красное небо, как предостережение свыше, именно здесь под ногами у девочки раскисала в ржавчине последняя потерянная ими совесть.
Комары и мошки кусали лицо. Одна из них — ядовитая ударила в глаз. Девочка захлопала ресницами и стала пальчиками натирать его. Появился насморк. Таня зашмыгала носом, чихнула и торопливо закрыла ладошками рот. Мальчишки были где-то рядом, они могли услышать её и увидеть. Намокшие носочки давно уже скомкались под ногами и хлюпали. Было неловко идти. Девочка решила разуться, чтобы поправить их и отдохнуть. Она нашла освещённую солнцем лужайку около труб и присела спиною к бетонному столбику теплотрассы.
До чего же всё-таки он удивительный этот мир: интересный, нарядный — так и хочется окунуться с головою в море душистых соцветий и трав. Рядом колючий чертополох. Можно погладить его ворсистые лепесточки или дотронуться до сочного стебля, чтобы нечаянно уколоться шипами листьев. Но пузатый шмель уже собирает нектар — это его делянка. Потревоженный Таней, он отрывается от цветка и кружится над нею — ворчит.
Девочка знала, что если сидеть неподвижно, то сердитый шмель её не тронет, пожужжит немного и успокоится — улетит восвояси. Она подобрала коленки поближе к себе к подбородку и притаилась, закрывая руками лицо.
— Улетай полосатый шмель, улетай же скорее мохнатый…
Как в этот момент совершенно отчетливо раздались голоса мальчишек. По другую сторону опоры сидели Артём и его новый приятель долговязый школьник — надменный и гордый мальчишка, появившийся недавно у них во дворе. Таких больших пацанов Таня ещё не видела с Артёмом. Перепуганная девочка задрожала и зажмурилась и забыла про шмеля: не узнали бы они её, не обидели б.
— Мой папа построит дачу, как у господина Валиханова, и будет разводить бомжей на мясо, — Артем разговаривал на равных со старшим, он чувствовал себя хозяином здешних мест.
— Но они такие вонючие — бомжи, — возразил ему приятель.
— А ты как думал? Свиньи они тоже вонючие, если за ними не убирать.
— А кто за ними убирать будет? Ты?
— Нет, конечно. Папа наймет холопов. Есть такие сволочи, которые за стакан водки от зари и до зари готовы горбатить.
— Хорошо, когда много денег…
— А кто тебе не даёт, зарабатывай…
— Значит, врут взрослые что людей не едят?
— Конечно.
— И некому верить?
— А ты и не верь… О бизнесе тебе никогда и никто не расскажет правду. Это правило… Лучше прибедняться и врать, как мой папа, и прятать доходы в чулок, пока не разбогатеешь настолько, чтобы купить самого президента.
— И кошек едят и собак…
Говоривший задумался.
— Кушать-то хочется, — ответил ему Артём.
— Только сначала их нужно убивать и разделывать, и перекручивать на пельмени…
— Мой папа умеет. У него пистолет…
— А мой папа мент… Генерал Вислоухов.
— Значит, мы будем дружить, — обрадовался Артём, — потому что с ментами всегда надо жить дружно.
— Правильно говоришь, и делиться с ними тоже надо.
Артём достал из кармана гематоген и отломил половину приятелю.
— Кушай, мой друг, моя крыша!.. У меня ещё двое должников есть. Они бесплатно гуляли здесь. Играли в прятки… Нужно с них конфеты за это вытрясти. Половина твоя… Осилишь?..
— Нет проблем, — и «деловые люди» отправились к ручью, в котором оперативники зимою нашли спущенную с бомжа шкуру и его кости.
Шмель, наконец, успокоился. Он вернулся на репейник и сосредоточенно пил нектар — наслаждался, раскачивая, как качели, могучий стебель. Два мотылька, чуть касаясь травы, промчались мимо. Стрекотали кузнечики. Таня осторожно выглянула из своего убежища и увидела несколько старых ящиков и дощатый настил, нехитрую постель из лохмотьев, перепачканную чёрною краской. Это была запёкшаяся кровь Тарантула — её деда, которого она за короткий срок успела полюбить. Но девочка догадалась об этом позже, когда случайно задела головою мягкую металлическую обшивку теплотрассы. Оцинкованное железо дрогнуло, шаткие листы распахнулись и разошлись, и к её ногам упали знакомые дедушкины очки в роговой оправе. Она осторожно подняла их и провела горячими пальчиками по выпуклому стеклу. На холодной поверхности остался волнистый и влажный след. Растерянная девочка ещё больше отодвинула жесть и обнаружила тайник, в котором лежали кружка и ложка, старая записная книжка и несколько монет. Маленький Миша Панда — её новогодний подарок дедушке сидел одиноко, завёрнутый в полупрозрачный целлофановый мешочек, как в плащ-накидку…
— У тебя мишка старый цел? — припомнила Таня, тот уже далёкий зимний вечер. — Отдай мне его, если не жалко… На память. Я не выброшу его на помойку, как мальчишки, я его починю и заштопаю… И будет он со мною всегда — до конца моей жизни. До последнего дыхания… А когда я умру — он ещё возвратится к тебе, вот увидишь! И ты будешь вспоминать меня — старого скульптора…
Она собрала в охапку весь этот скарб и побежала с ним вон, скорее от этого гиблого места, но поскользнулась на склоне, опускаясь вниз, упала и ударилась о землю. И рассадила себе коленки. Дедушкины вещи вылетели у неё из рук и покатились в бурьян. Девочка растерялась, на мгновение она замерла и прислушиваясь к тому, что у неё шумело за спиной. Перепуганной ей показалось что это возвращаются Артём и его новый друг, что они поймают её — Таню и будут требовать с неё конфеты, толкать и бить… А потом отведут в милицию и отберут Мишу Панду, дедушкины очки и его записную книжку… Среди колючей травы, второпях, она искала упавшие вещи и прижимала их к груди — судорожно и тесно. Но что-нибудь всё равно вываливалось у неё из рук, и Таня нагибалась вновь и вновь, и плакала, оглядываясь в сторону приближающейся опасности.
— А вдруг они меня съедят?
Дома её не ругали — такой заплаканной и бледной девочка ещё никогда не возвращалась с прогулки. Таня рыдала навзрыд. Она целовала дедушкину руку и просила у него прощения за всё сразу, что произошло в её жизни за последние полгода: за украденную кость, за непослушание, что она огрызалась старшим и не слушалась их, и мешала им проводить соревнования на стадионе, ползала на четвереньках по свежей траве и, перепачканная зеленью, плела венки из одуванчиков, доставляя лишние хлопоты ближним.
— Я совсем не жалела маму!
Насилу ласками и поцелуями её успокоили — она уснула, но под утро во сне рассказывала в бреду, как Артём с милиционерами отбирают у неё конфеты и что они съедят её — Таню, как съели дедушку Олега…
А днём?..
А днём она молчит и уже не просится на улицу. Когда же, наконец, её выпроводят насилу за порог, девочка больше далеко не отходит от дома и едва увидит Артёма — прячется в подъезде и молча вытирает щёки возле маминой двери. И живёт она в страхе и неуверенности за своё будущее, за завтрашний день, потому что боится зла со стороны богатых и сильных, передающих сегодня по наследству и власть, и деньги, и рычаги подавления доброй воли…
30.06.2004.
Повесть мною неоднократно переписывалась и правилась. Возможно и в дальнейшем я ещё буду тешить это своё первое детище…