- Когда ты сегодня будешь дома? - спросила Лора.
- Не знаю. Я иду к Карлу. А ты - нет?
- Не знаю... - сказала Лора. - Я с ним слабо знакома. Да и вообще мне как-то не до того. А Шарлотта там будет?
- Должна быть, - сказала Полина.
- Тогда приеду. Ты ещё долго здесь?
- Нет, я уже все. Так вы на машине?
- Да.
- Отлично! Тогда не надо будет все это тащить, - и она выкопала откуда-то три здоровенных, очень тяжелых свертка, торт и бутылку шампанского. Все это было навьючено на Герца. Потом Полина сняла свой халат, и под ним обнаружился роскошный праздничный наряд, совершенно неуместный в окружающей обстановке. Девушка в нем сразу заметно похорошела. Они поднялись наверх - маляр со своей стремянкой уже успел исчезнуть, и ничего не напоминало о том, что он только что здесь работал, - погрузились в машину и опять поехали куда-то по улицам ночного города. Лора по-прежнему показывала дорогу, но Полина то и дело начинала спорить с ней: "Сейчас налево." - "Нет, направо, ты опять все перепутала". Лора обычно с ней соглашалась, но в результате Герцу то и дело приходилось разворачиваться, чтобы попасть в пропущенный поворот. Он плюнул на все правила и не обращал внимания ни на какой красный свет - тем более, что улицы были практически пусты, другие машины им почти не попадались.
Потом они поднимались на лифте, который застрял на полпути - к счастью, на этаже, и пришлось чуть ли не высаживать дверь, чтобы выбраться наружу - и попали на вечеринку в какой-то шикарной квартире, какую Герц совершенно не ожидал увидеть после всего, что ему попадалось в городе; здесь все было в коврах - ковры на стенах, и кажется, на них ещё было развешано старинное оружие; ковры на полу, в которых нога тонула по щиколотку; клубы табачного дыма, за которыми порой не было видно лиц людей; над ухом постоянно играла громкая музыка, да ещё и видео тут же было включено; чашечки кофе на передвижном столике, и из комнаты в комнату бегала огромная черная собака. Лора покинула Герца и ушла, кажется, на кухню, где, как Леонид понял, имела с кем-то ещё один сверхважный разговор. А он остался в комнате на диване в окружении нескольких людей разного возраста, но в основном молодежи. Его наверняка со всеми знакомили, но как всегда, имена мужчин он забыл через минуту после того, как услышал; другое дело - с девушками. Одну звали Изабеллой, другую Инной, и третью Леной. Впрочем, были и другие, но они либо находились в других комнатах, либо же Герц счел их не достойными его внимания. Он сидел на диване, курил, стряхивая пепел в приспособленную под пепельницу ракушку, пил кофе, одним глазом смотрел на видак, стоящий напротив него (в чем суть событий, он понимал слабо, при всем желании следить за действием - все происходило в джунглях; время от времени там появлялся кто-то полупрозрачный, с жуткими клыками и дурными наклонностями, и кидался на всех по очереди. "А, Антропофаг Псевдоголографичный!" - обрадовался Герц, словно встретив старого знакомого), другим - на сидящую около него Изабеллу, и вел разговор о политике с неким, весьма зрелых лет уже, мужчиной.
- Лично у меня не осталось никакой надежды, - говорил Герц. - Эту страну населяют слишком глупые люди. Они насквозь отравлены ядом лживой пропаганды, и не в состоянии понять, что хорошо, а что плохо. Потребуются десятилетия, чтобы научить их думать, но у нас нет этих десятилетий. Не позже чем через год экономика полностью развалится, и наступит бардак. Да что я говорю - она и сейчас уже совсем развалилась. Просто мы привыкли к трудностям! Мы жить не можем без трудностей! Нашему человеку чем труднее, тем лучше. И только поэтому нам кажется, что жить ещё можно, а на самом деле жить уже давно нельзя. Это не жизнь, а нелепое, бессмысленное медленное умирание и деградация. И что ни пытайся сделать, все будет только хуже. То есть существуют два-три пути, которые могут увести нас от края пропасти, но я не вижу, кто может повести страну по этим путям. И захочет ли она сама по ним идти? Все так привыкли жить на всем готовеньком. И самое главное - чиновники. У нас полстраны чиновников. И никакие революции не в силах ничего изменить, потому что во время любой революции ко власти приходят не самые лучшие, а самые худшие. А мирным путем исправить положение времени нет. И что самое плохое - все эти чиновники достаточно умны, чтобы оставить свою власть при себе и никому её не отдавать, но они слишком глупы, чтобы понять, что если продолжат свою политику, страна потонет в гражданских войнах и экономических катастрофах, и вряд ли им при этом будет хорошо. Так что положение совершенно безвыходное. Остается смотреть, как на нас наползает волна мрака и отчетливо осознавать, что невозможно сделать н и ч е г о, чтобы хотя бы задержать её на мгновение.
- Вы имеете в виду Заброшенные Кварталы?
- При чем здесь Заброшенные Кварталы? Слушайте, я не верю в эти сказочки. И вообще, если вы в них верите, как вы можете говорить про них ночью? Это, кажется, считается опасным?
- Ну, все не так просто. По крайней мере лично я о них ночью говорить не боюсь.
Но поговорить о Заброшенных Кварталах им не удалось. Сидевшей рядом с Герцем Изабелле, вдруг надоело смотреть видак, она толкнула Леонида и сказала:
- Ну, развели занудство. Адам, ты танцуешь?
- Танцую, только я не Адам, - ответил Герц, вставая.
- Как - не Адам? - возмутилась девушка. - Нечего тут дурака валять. Думаешь, Валентин не рассказывал, что ты любишь выдавать себя за другого?
- Очень может быть, но тем не менее я все-таки не Адам. Адам был лишь моим отдаленным предком.
- Да брось! Я помню, как тебя Валентин представлял. Он столько про тебя наговорил, что я бы поняла, что это ты, даже увидев тебя первый раз в жизни. Так что не пытайся отвертеться.
- Сейчас мы это выясним, - сказал Герц. - Где Валентин?
- Где-где? Ты что? Его же здесь не было.
- В таком случае, как он мог меня представить, если его не было?
- Ну ладно, хватит! Он же представил тебя нам всем ещё у Герасима, месяц назад! Вон, и Лена подтвердит.
Лена, стоявшая у стены, сказала:
- Конечно. Перестань дурью маяться. Как будто мы тебя в первый раз видим.
- You're crazy, - пробормотал Герц, но спорить ему надоело, и он отошел к проигрывателю и занялся музыкой. Он поставил свою любимую "Still Loving You", протянул руку Изабелле, она поднялась навстречу ему с дивана, он обнял её, и они начали медленно покачиваться в такт музыке. Леонид крепко прижал девушку к себе и видел её лицо прямо перед собой; её блузка вылезла из юбки, и, обнимая её, Герц чувствовал ладонью кожу её спины. Ему было очень хорошо, и он не обращал внимания ни на яркий свет, ни на бормочущий над ухом видак, из которого неслись какие-то вопли и монотонный, без тени выражения, гнусавый полупридушенный голос переводчика. Только музыку он, пожалуй, выбрал неудачно - песня была слишком тяжелая и чересчур эмоциональная, сейчас нужно было что-нибудь помягче и полиричнее.
- Ты сладкая, - говорил он. - Хочешь, я тебя съем? - и нагибался, делая вид, что хочет укусить девушку.
- Да ну тебя, Адам! - увертывалась она. - Перестань! Тебе что, делать нечего?
- Ну сколько раз говорить, что я не Адам? Мне это надоело. Ну не Адам я, не Адам!
- Но Валентин...
- Да я с ним даже не знаком! Забудь своего Валентина и своего Адама. Ты видела-то его всего раз в жизни, и уже сама забыла, как он выглядит. Я не Адам, меня зовут Леонид, и я только сегодня приехал из столицы.
- Ладно, перестань. Это уже не интересно.
- Неужели ты мне не веришь? - спросил Герц и поцеловал её - Изабелла не ожидала этого и не успела отвернуться. - Нет, в самом деле!
- Ах, ладно, - сдалась она. - Если тебе так больше нравится...
- Нет, ты все-таки не веришь мне. А почему? Ну что вы все вбили в голову, что я Адам! Вот если бы ты была Евой, я бы согласился. А так, сама понимаешь, никакого резона быть Адамом у меня нет.
Потом они целовались, сидя на широком подоконнике за занавеской, скрывавшей их от посторонних взоров. Или он не с Изабеллой целовался, а с Леной? Ведь он с ней тоже танцевал - с обеими девушками по очереди. А теперь он не мог вспомнить, с кем из них его отношения зашли так далеко. Когда они опять оказались среди общества, там откупоривали новую бутылку шампанского. Герцу протянули бокал.
- Благодарю, я, к сожалению, за рулем, - отказался он.
Он подумал: может, плюнуть на все, никуда больше не ездить и напиться? В этот момент он уже почти забыл про Лору, так давно она не появлялась, к тому же на нем висела, положив голову на его плечо и обняв за пояс, одна из девушек (кто - он потом не мог вспомнить, да вряд ли и понимал тогда), и если бы его попробовали уговаривать, неизвестно, как бы он действовал дальше. Но в действие вступил некий человек, которого Леонид раньше не видел. Возможно, тот находился до этого в другой комнате. У него была низкая плотная фигура, тяжелое лицо и массивная челюсть. Едва он, расталкивая всех, пролез вперед и заговорил, ссутулившись, выставив голову вперед, засунув руки в карманы брюк и качаясь, Герц понял, что тот находится в той последней степени опьянения, когда ещё держатся на ногах. Подойдя почти вплотную к Герцу, он завел речь:
- Ну, Адам, ты меня извини, но я не люблю такого. Мы, понимаешь, по честному-благородному, все, значит, в порядке, а ты тут зачем-то выпендриваешься, как будто тут самый умный. Никто тебя не заставляет, но не люблю я, когда ему наливают, а он говорит, что, мол, не будет пить. Как будто, значит, наше общество его не устраивает. Почему ты не хочешь с нами пить? Если ты с нами пить не хочешь, так зачем было приезжать? Не люблю я такого, ты понимаешь?
Герцу было не в первый раз выяснять отношения с пьяными, а ещё чаще он наблюдал такие выяснения отношений со стороны. Он сказал:
- По-моему, я лично тебя ничем не обидел. Если ты считаешь, что я не хочу с тобой пить, потому что ты мне не нравишься, то это твои трудности.
Возможно, он говорил слишком резко и непонятно, но причиной было его крайнее раздражение. Опять его называют Адамом, и ему уже надоело объяснять, что он - не Адам. Тем более, что его всегда раздражали такие выяснения отношений. Было в них что-то постыдное. И зачем вообще таких людей пускают в приличное общество?
Пьяный сказал:
- Не нравишься ты мне. И зачем ты только приехал? - и тут же неожиданно пошел вперед и сильно толкнул Герца. Тот еле удержался на ногах. Девушка, обнимавшая его, вскрикнула и отскочила. Пьяный продолжал наступать с заведенностью автомата, и Герц сжал кулаки, чтобы защищаться, но на драчуна повисло с двух сторон несколько людей, не пуская его и успокаивая: "Что ты пристал к человеку? Он тебе ничего не сделал". Но тот вырывался от них, и похоже, ещё больше взъярился. Неизвестно, чем бы кончилось дело, но Герц неожиданно увидел в дверях лицо Лоры, какое-то бледное и озабоченное, выглядящее совсем чужим на этом празднике.
- Поедем? - полувопросительно, полуповелительно сказала она, и Герц, разом перестав обращать внимание на все происходящее, протискался через толпу и вышел в коридор.
- Ну, кажется, все, - сказала Лора, когда они спускались по лестнице. - Еще в одно место, и я больше тебя эксплуатировать не буду. Как тебе здешнее общество?
- Общество ничего, - сказал Герц. - Только они меня за кого-то другого принимают.
- Я вообще-то здесь почти ни с кем не знакома. Просто мне надо было поговорить с Шарлоттой, а её только здесь можно было найти.
- Ну и как? Поговорила? Все нормально?