100716.fb2
Картуши слепо ощерились на вспыхнувший за их спиной свет. На ветке дерева стоял человек, а в руке его был огонь.
— Ух. — проронил толстый зверь. — Он с ножиком.
— Плохой это ножик. — отозвался другой.
Человек провёл клинком по своим рукам, по груди, по ногам. И стал светлым, как его оружие. Под сиянием едва угадывались его черты. Тогда он спрыгнул на утоптанную землю. И двинулся к картушам. Те попятились, поскольку уже знали, что это за ножик такой длинный.
— Чего встали?! — с рычанием ворвалась во двор Динара.
И наткнулась на белый свет. Медленно она стала обходить сияющего человека, пытаясь понять, что это такое. Картуши помалкивали. Тогда она начала приближаться.
— Динара! — позвал сияющий.
Волчица остановилась, взъерошив загривок.
— Кто это? — прорычала она. Но хвост против воли выдал страх. Он по-собачьи поджался под брюхо. От этого белого несло страшной угрозой. Динара чувствовала смерть.
— Динара, — снова позвал белый. — Уходи, Динара. И прекращай это. Возможно, тебя ещё удастся вылечить.
— Кто это?! — в истерике воскликнула волчица и ринулась вперёд.
Свет полоснул её по боку и шерсть мгновенно вспыхнула. Затрещало и завоняло палёным. Оборотень катался по земле, превращаясь то в человека, то обратно в волчицу. Картуши разбежались.
От невыносимой боли Динара почти ослепла. Она уже не билась, а только лежала на здоровом боку и судорожно дышала. Сияющий человек обошёл её и присел перед ней на корточки.
— Динара, это я, Лён. Ты не завершила превращение, в тебе ещё есть человеческое. Тебя ещё можно спасти.
Женщина пыталась что-то сказать, но не могла. И только смотрела на человека слезящимися глазами.
— Я не знаю, что мне с тобой делать. И не могу оставить тебя здесь. Соберись с силами и уходи обратно в Блошки. Завтра я найду тебя и решим, что делать.
— Старуха… — выдавила Динара сквозь стиснутые зубы.
— Я знаю. У неё ничего не получится. Не слушайся её больше.
Он встал и направился к сараю. Оборотни очень живучи. Им не страшно никакое оружие человека. Если Динара не умерла, то встанет и пойдёт. А вот этот смельчак в сарае зря рисковал собой ради пары куриц. И, кажется, дела его сейчас очень плохи.
Меч легко срезал замок с двери. И осветил внутренность деревянного строения, перья на полу и давящегося курицей картуша. Это Драный. В его боку теперь красовалась кровавая рана. Но это только разозлило его. А в углу лежал, прислонившись к стене, бледный человек. Рядом валялся дробовик. Он дико глянул на Лёна. Весь в крови, как и следовало ожидать.
Меч легко рассёк картуша. Он и не понял, как умер. Тушка его задымилась. Но вскоре и потухла. Мёртвый вурдалак не горит. Тогда Лён убрал оружие. Свет, хранящий его, иссяк.
— Володя, ты знаешь, что с тобой дальше будет?
— Да. Знаю. — он стучал зубами. — Кого они кусают, они оборотни потом делаются.
Лёна охватил ужас. Он как-то не подумал, что творят картуши за пределами Блошек. Вот почему нигде не вспыхивает свет. Все прячутся.
Раненый едва мог говорить, он почти терял сознание и не столько от боли, как от мысли о том, что будет с ним дальше.
— Володя, это можно вылечить. — сказал ему Лён. — Только надо потерпеть. Не давай себе воли, не превращайся в зверя. Я скоро приведу помощь.
Лён вышел. Везде тишина. Динара убралась. За дверью глухо плакали.
— Женщина, откройте! — позвал он с крыльца.
— Как же, жди, открою. — ответил голос сквозь рыдания. — Оборотень проклятый.
— Они ушли. — терпеливо объяснял Лён. — Мне нужно знать, что здесь произошло.
За дверью помолчали, потом стали отодвигаться какие-то ящики. Наконец, выглянуло бледное лицо.
— У меня муж в сарае. — сказала женщина.
Они сидели под неярким, слегка трепещущим светом лампы. Напряжение скакало. Окна избы заколочены толстыми досками. Дверь укреплена.
Мужчина бледен и мрачен, он то и дело посматривал на свою располосованную когтями руку. Лёну были знакомы эти синеватые царапины с ярко-розовыми краями. Он немало повидал их на Селембрис во время атаки вурдалаков. Раны больше не кровоточили и почти не болели. Но мужчина уже знал, что это значит. Наверно, он был последним, кто решился выйти на картушей с оружием. Теперь все поумнели: свет не включают, дверь не отпирают.
Первым картушам попался пенсионер Михеев из Матрёшина. Его на прошлой неделе обнаружили утром в канаве. Говорит, собаки покусали говорящие. Только всем было не до того, той ночью магазин ограбили и в сараях здорово пошуровали.
Приехала милиция из райцентра, пошарили и нашли следы босые. Решили, что бомжи шалили. Да ещё машину у одних брали. Похоже, отвезли барахло куда-то да так аккуратно поставили на место. А кур наверняка порвали собаки — так милиция сказала. Следы-то сплошь собачьи. Всё так, да только через день Михеев завыл, как пёс, и на супружницу давай бросаться. Зачем-де кур всех порезала! А она не резала. А он не унимается, несёт какую-то ахинею про инопланетян, про говорящих собак, про щупальца. Потом говорит: крови хочу. Она его скалкой по башке, да бежать к соседям.
Пока так говорили, он залез в сарай соседский да всех кур и передушил. Вызвали на другой день милицию, а он на них полез. Его скрутили да пятнадцать суток за хулиганство. Посадили в райцентре в обезьянник. Хорошо, что пусто там было.
Той же ночью ограбили ещё один магазин, уже в Никитино. Опять милиция на ногах. И снова босые ноги по всем местам. Снова машину угнали и бросили на дороге. И рядом следы, да не собачьи — волчьи! Тут прислушались, что матрёшинские старухи говорят. А они говорят: картуши это, как до войны! Только тогда они людей не кусали — только крали птицу.
Милиции эти картуши без разницы. Разбирайтесь, говорят сами со своими предрассудками. А сами давай организовывать засады у магазинов. Да вот беда — где ждут они, туда воры не лезут. Менты давай промеж себя говорить, что кто-то из своих крышует над бомжами. Люди тем временем стали на картушей засады делать. И покусали тогда кой-кого. Тут вспомнили про Михеича — он уж третий день сидит в кутузке один. Пришли к нему хоть накормить да выпустить — не до него теперь.
А дальше мало кто верил. Менты говорят, он их как увидел, так и озверел и дальше, как в кино, превратился в какую-то зверюгу. Не то волк, не то ещё что. Они и порадовались, что замок открыть не успели. Как успокоится, опять в человека превращается. А как увидит кого, так снова в волка. То плачет, то хохочет.
Потом снова ограбление. Милиция уж с ног сбилась. Тут ещё двое стали превращаться. Только к ним уже никто не полез их успокаивать — сразу в багры и повязали. И быстро сообразили, что к чему. Теперь хоть режь кого, на улицу ночью не выйдут.
— Что теперь с нами будет? — тоскливо спросила женщина.
— Сколько дней назад Михеева покусали?
— Дней шесть.
Значит, время есть, подумал Лён.
— Я ухожу. — сказал он.
— А со мной что? — встревожился Володя.
— Я вернусь завтра. Пока ничего не будет. Время есть.
Мужчина отогнул рукав рубашки. Раны почти зарубцевались, но сохраняли ярко-розовый цвет. Он ещё больше побледнел и посмотрел на Лёна помертвелыми от ужаса глазами.