— Чего тебе, малой? — безнадёжно обратилась к двери старая Лукерья.
— Что?! Уже зовут?! — встрепенулась, как огонёк, Антошка. — Сейчас иду!
Она бросилась к бабушке и поцеловала её в щёку.
— Бабусь, может быть, придёшь?
И кинулась к двери.
— Вас просит к себе на минутку Пелагея. — деревянным голосом обманщика проговорил засланный казачок.
— Она сказала… — Лёнька запнулся и быстро оглядел невзрачный наряд не-весты, — что у неё такие бусы есть. И кофточка ненадёванная городская.
Антошка взвизгнула от счастья и полетела, как стрела. А Лёнька следом.
— Туда, пожалуйста! — едва угнался за нетерпеливой Димкиной невестой Косицын. Антошка вообще отличалась резвостью.
— Куда? — она завертела головой в тёмном коридоре.
— Сюда! — проговорила непонятно откуда взявшаяся Наташа и оба бывших ученика коварно толкнули бывшую учительницу прямо на доски в глухой угол.
— Вы что, ребята?! — растерянно пролепетала Антонина, падая в руки дяде Саше.
— Мама-ааа! — белугой заревела Катька.
ГЛАВА 29. Западня
Свадьба явно была на мази. Порядком пьяный женишок опять состыковался с Нинкой, к великому неудовольствию Маниловны. Последняя сидела за столом, подперев толстой ладонью свисающую щёку и голосила песню. Зато все гости веселились. Водка убывала очень быстро.
— Чего творят, петлюры! — Леший с тревогой наблюдал, как драгоценное го-рючее проливается сквозь призрачные глотки и поливает равнодушную к спирт-ному землю.
— Ась? — откликнулась осоловевшая Клавдия. — Не будет, Леший, у меня те-перь внучков.
— А что так? — удивился слышавший разговор Виктор.
— Такое дело, Клавка, — сказал ей Леший. — каки уж детки. Каюк теперича де-ревне. По-нашему — финал.
— Вот любите вы, старики, покаркать про конец света. — отозвался Кондаков.
— А то сыграл бы, Леший, на гармошке. Знаешь, что? Сыграй такую жалист-ливую песню. — попросила Маниловна и сморщилась вся, приготовясь петь про несчастную любовь.
Леший растянул мехи и раскатил быстрое стаккато, и Маниловна грянула неожиданно голосисто, как на девичьих посиделках:
Как у нас один свояк
Был дурак, дурак, дурак!
Он соплями умывался,
Да блинами утирался!
— Барыня ты моя, сударыня ты моя! — залихватски и хамовато подхватил деревенский гармонист.
Маниловна вошла в раж и продолжила частушки:
Как у нашего козла
Репа из носу росла!
А у нашего Ванюши
Поросли крапивой уши!
— Тень-тень — едрён пень! — согласился Леший.
— На столе стоит чернила, а в черниле два пера! — неожиданно вмешалась в дело Виолетта Егоровна. — Ты — налево, я — направо, больше нету ни хрена!
Мой милёнок, как телёнок,
Только разница одна:
Мой милёнок пьёт из кружки,
А телёнок из ведра! — не сдавалась бойкая Маниловна.
Любовь Захаровна Козлова охотно подхватила тему:
Мой милёнок, как ребёнок.
Я его в руках ношу!
Заверну его в бумажку
И в кармашек положу!
— Есть у рыбы чешуя! — раздался со стороны дороги скрипучий голос. — А у Сеньки ни…! Сенька по деревне скачет, два фига в кармане прячет!
К компании приближалась, раскорячившись в пляске, старая Лукерья. Она молодцевато ботала в землю старым валенком. И продолжила:
Жил в деревне какаду.
Раз ку-ку да два ку-ку!
Третий раз ещё кукнул
Да в навозе утонул!